Главная / Цветовые решения

Атлант расправил плечи про что. Самая мотивирующая книга на все времена: айн рэнд «атлант расправил плечи

Вопрос «Кто такой Джон Голт?» - ключевая фраза главной книги американской писательницы Айн Рэнд. Это антиутопический роман, написанный в 1957 году. Он называется «Атлант расправил плечи». Персонаж по имени Джон Голт незримо присутствует на протяжении всей книги, а физически появляется только в ее заключительной - третьей части.

Тайна Джона Голта

Первая глава романа начинается с диалога с вопросом «Кто такой Джон Голт?». Обстоятельства жизни этого персонажа становятся известны читателю по ходу сюжета. Джон - выходец из обычной семьи из Огайо, его отец работал автомехаником. Мальчик покинул дом своих родителей в двенадцать лет. В шестнадцать он самостоятельно поступил в колледж.

Эти факты биографии проясняются в последней - третьей - части романа «Атлант расправил плечи». Книга на протяжении долгого времени держит читателя в неведении, тем самым подогревая интерес к таинственной персоне. Как и подобает любому такому персонажу, Голт был выдающимся человеком. Больше всего его способности проявились в области философии и физики. Именно на них студент специализировался во время учебы в колледже.

Талантливый изобретатель

Джон Голт - самый яркий персонаж, которого придумала за свою писательскую карьеру Айн Рэнд. «Атлант расправил плечи» раскрывает лишь общие сведения о его жизни до начала сюжетной линии романа. После выпуска из колледжа он стал работать на заводе с характерным названием «Двадцатый век». Инженеру удалось изобрести совершенно новый двигатель, работавший на статическом электричестве. Это была революционная разработка, которая могла изменить экономику всего мира.

Затем последовал конфликт, который и стал основой книги «Атлант расправил плечи». Руководство завода попыталось усилить контроль над рабочими и фактически сделать изобретение Голта своей (коллективной) собственностью. Конструктор не стал мириться с давлением. Вскоре он объявил о своем уходе из компании.

Протест

Бунтовщик - вот самый простой ответ на вопрос «Кто такой Джон Голт?». Действительно, талантливый физик и философ отказался жить в той системе, которую ему навязывало американское общество. Защищая свое право на пользование собственным изобретением, он организовал небывалую по масштабу забастовку. К нему присоединились самые разные талантливые специалисты.

Голт быстро стал культовой фигурой в среде бизнесменов, конструкторов и промышленников. Это были инициативные и предприимчивые люди, не желавшие отдавать обществу и государству собственные разработки, компании и другую ценную собственность. Их бунт оказался направлен против социалистических и коммунистических (левых) ценностей, набиравших популярность в США по ходу развития сюжета. Эти люди - яркие индивидуалисты и противники всего коллективного.

Атлантида

В своей борьбе против государства и несправедливых законов Джон Голт пошел на самые кардинальные меры. Ему удалось убедить многих состоятельных капиталистов прекратить и уничтожить собственный бизнес. Колоссальный протест предпринимателей - главный фон остальных событий романа «Атлант расправил плечи». Цитаты хорошо передают смысл произведения, но еще лучше это делает первый черновой заголовок рукописи Айн Рэнд «Забастовка».

Отрицая общественные и государственные нормы, промышленники и магнаты под руководством своего лидера создают тайное общество и строят поселение в Колорадских горах (подальше от своих противников), которое они называют Атлантидой. На протяжении всей книги Джон Голт - важнейшая фигура произведения, хотя он не является персонажем, от лица которого идет повествование.

Дэгни Таггарт

Главная героиня «Атланта» - Дэгни Таггарт. Она работает вице-президентом нью-йоркской железнодорожной компании, во главе которой стоит ее родной брат Джеймс. Фирма приближается к банкротству. Ее главный актив (железная дорога) пришел в негодность, клиенты уходят, и каждый день приносит все новые убытки.

В этих незавидных обстоятельствах Дэгни впервые слышит вопрос: «Кто такой Джон Голт?» - но не обращает внимания на мифы о легендарном инженере-изобретателе. Как вице-президент компании, она пытается спасти семейное дело. На протяжении первой части книги она борется за строительство новой железной дороги. Воспользовавшись мифом об удачливом и талантливом Джоне Голте, Дэгни называет открывшийся путь «линией Голта». Новая дорога приносит прибыль, компания избегает банкротства и снова получает большие деньги.

Крах государства

Успехи Дэгни сводятся на нет, когда правительство начинает проводить реформы и пытается отказаться от рыночной экономики. Государство хочет создать контролируемое плановое хозяйство, которое могло бы жестко регулироваться из политического центра. Эта система напоминает систему СССР и других коммунистических стран.

Начинается притеснение бизнеса - важная сюжетная развилка, которую включила в свою книгу Айн Рэнд. «Атлант расправил плечи» все больше напоминает жанр антиутопии. Ситуация ухудшается еще сильнее, когда из-за экономического кризиса прекращается добыча нефти. Затем то же самое происходит с поставками угля. «Атлант расправил плечи» показывает, как опрометчивая власть из-за своих неверных решений может легко погрузить любую страну в глубочайший хаос.

Поиски убежища

Дэгни Таггарт замечает, как один за другим исчезают известные бизнесмены. Ища пропавших, она попадает в Атлантиду - убежище сторонников Джона Голта. Главным символом небольшого городка оказался огромный трехфутовый знак доллара, выплавленный из чистого золота. Вокруг него выстроено множество современных зданий, где и живут магнаты, предприниматели и ученые, которые сбежали от властей.

Попадание Дэгни в Атлантиду - важный сюжетный поворот романа «Атлант расправил плечи». Книга, наконец, сталкивает двух главных героев. Джон Голт объясняет Дэгни свои революционные взгляды. Его сообщество - это группа свободных людей, желающих трудиться для собственного блага. Экономика поселения представляет собой свободный рынок, где каждый предлагает покупателю то, что умеет производить. Джон Голт называет свой протест бунтом воли и разума против толпы и ее невежества.

Жители Атлантиды предлагают Дэгни остаться в укрытии и жить согласно местным законам. Главная героиня соглашается, однако вскоре передумывает, после того как узнает, что Джон Голт собирается взорвать ее железную дорогу (все скрывшиеся в Атлантиде предприниматели и изобретатели лишали общество своей собственности). Дэгни настаивает на своем. Голт соглашается вернуть ее в обычный мир в обмен на обещание никогда не раскрывать тайну колорадского убежища.

Речь Джона Голта

Дэгни возвращается в США. Она пытается спасти свою железную дорогу, однако этому мешает тотальная коррупция во власти. Тем временем из-за плохой экономической обстановки и возрастающей бедности в стране начинаются бунты населения. Грабежи и насилие стали повседневными событиями. Отчаявшиеся люди захватывают целые городские районы, разворовывают всю собственность и сеют вокруг анархию.

Президент страны пытается выправить положение. Он собирается выступить по телевидению, чтобы успокоить население. Однако в начале трансляции сигнал перехватывает хозяин Атлантиды. Последовавшая за этим речь Джона Голта - самый важный эпизод книги, который Айн Рэнд писала целых два года. Философ обличает власти и объясняет лживость их политики. Он объясняет важность человеческой разумности, творчества, гордости и независимости. Именно эти качества заставили самых успешных людей страны отказаться от сотрудничества с государством и уйти в подполье. Благодаря обращению по телевизору вся страна переосмысливает произошедшее с ней за последнее время. Своим выступлением Джон Голт приблизил концовку романа «Атлант расправил плечи». Цитаты из его речи перекочевали в западный политический лексикон и на страницы книг многих писателей:

«Отказ от признания реальности всегда приводит к гибельным последствиям».
«...где нет выбора, невозможно существование ценностей».
«Жажда власти - сорняк, который растет только на пустыре заброшенного разума».
«Когда один выигрывает, а другой проигрывает, это не сделка, а мошенничество».
«Нет более верного пути уничтожить человека, чем вынудить его изо дня в день работать как можно хуже. Это губит быстрее, чем пьянство, лень или воровство».

Развязка

После речи Джона Голта правительство начинает терять власть. Разъяренные люди возмущены разорительным экономическим курсом, они поджигают последние фабрики, разрушают заводы. В стране не хватает тюрем и охранников, для того чтобы содержать такое большое количество арестантов. Пытаясь удержаться на плаву, президент поручает силовым ведомствам найти Джона Голта. Вдохновителя революции выслеживают и ловят. Его заставляют прочитать по телевидению заготовленный текст, однако в последний момент Голт срывает выступление.

Власти, поняв, что уговорить философа невозможно, отправляют его в секретный бункер и начинают пытать. Соратникам Голта удается спасти своего лидера. В конце книги они улетают в убежище, а Дэгни решает присоединиться к протесту. Так завершается книга «Атлант расправил плечи». Главные герои видят разруху и тьму, в которую погрузилась страна. В последней сцене Джон Голт чертит над безлюдной землей знак доллара.

Дочитал. С третьей попытки. Длинная вышла история. В 5-6 лет.

2008 год . Купил где-то электронную текстовую версию. Не пошла. Ладно, думаю, «молод ишшо». Отложил.

В 2010 наткнулся на одну (одну!) главу в mp3. Ну думаю, ладно - возьмем измором. В машине прослушаю. Фигу. Остальных глав нигде не было. В магазинах типа озона тоже нет. Ни издательства не смог тогда найти, ничего. Да что ж такое, думаю. Ладно. Еще год прошел.

В 2011 или 2012 , точнее и не припомню, наткнулся на толстенное бумажное издание. Купил. Начал читать. Та же фигня, что и пару лет назад. Ну не идет. Ну скучно же.

В 2012 нашел фильм . Точнее экранизацию первой части романа. Смотреть легче. Хотя снято тоже не очень. Второй части не нашлось в хорошем переводе. Да и в комментариях подсказали, что вторая часть пострадала от смены актерского состава.

Наконец, неделю назад, случайно, нашел в аудио-формате полный вариант книги. Аудио спектакль. Залил на бронефон и пока водил старшего в школу слушай по одной-две главы. А тут еще дорога в Харьков и обратно: 10 часов в наушниках. Прочел. Послушал, точнее.

Только теперь понял, что было не так. Написана книга с литературной точки зрения не то чтобы плохо… Никак. Топорно. Характеры прямые как двери. Если мужчина и он хороший, то у него на груди табличка - «Хороший герой, 1 шт». Решения у него не то, что простые, а прямые. Тупо прямые. Без вариантов. смеется он громко. Терпит всех до упора и весь такой Атлант-Атлант. А вокруг него фурии с гарпиями, чтобы всем было понятно какой он хороший, раз плохие его так не ценят. А он же терпит их - значит хороший. Понятно? Если мужчина в романе плохой, то в конце он так и кричит прямо «Я плохой!», сходит с ума и убегает от этого. Плохой, но с тонкой душевной организацией, угу. Только что рычал «Убейте его!» и изменял законной супруге, а тут раз и плохо ему стало от осознания насколько он плохой. Бр-р-р-р. Аж пластиком пахнет от таких характеров.

Перебирать всех в романе смысла нет, но если пират - то благородный, женщина - волевая, но она все-таки слабая, а в момент перестрелки, вооруженные солдаты вместо того, чтобы валить человека, который разбивает окно и прыгает в комнату, чуть ли не хором спрашивают его «Как тебя зовут?!». А он такой: «Я - Робин Гуд!». А они такие: «Прости нас, Робин Гуд» и поголовно все застыли в оцепенении. Солдаты. С оружием. Болливуд, блин, какой-то. Паноптикум с попом в ванной.

А книга - дельная. Местами прямо таки… пробивает. Вопреки деревянной художественности слова. Но «пробивает» какой-то защитный слой циничности окружающего мира. Как будто смотришь на то, как дети в песочнице играют в магазин, а когда у кого-то не хватает на мороженное из песка, все равно «продают» ему порцию. И кажется, что мы все какие-то черствые. А вот они…

Не знаю, правильно ли сравнивать карикатурно правильных в своей правоте героев романа с детьми. Может это задумка автора. Может я злой стал. Или кроме бизнес-литературы я еще и художественную читаю и есть с чем сравнивать. Но… не слушайте меня. Лучше просто возьмите и прочтите. Я вас уже как мог предупредил и теперь вам не страшно будет. Хорошая книга. Или может так мне вовремя попалась. Не знаю.

Логика

В книге все черно-белое. Тут наши, за рекой - не наши. Сражаемся. Самоотрекаемся. Все как положено. Но в этом есть своя прелесть. Простота. Понятность. Логика. Нет - не логика построения сюжета (там ее нет - там прямолинейная как дверь шкафа сюжетная линия), а ЛОГИКА, выводы, последовательность, необратимость результатов которые автор вложили в голову всем хорошим героям. Логика, на которой построен старый мир. Логика, которой как инструментом, этот старый мир герои вскрывают как консервную банку. Логика, которая помогает нашим и губит не наших. Логика, как главный герой романа - это первый плюс из-за которого стоит прочесть Атланта.

Люди

Обычные люди, которые часто в романе выступают фоном, декорацией, перед которыми главные герои говорят заученные фразы. А потом декорация оживает. И люди стоят вдоль железной дороги. По своей воле. Помогая переменам. Выражая свою волю. Вызывая уважение. Люди, которым хочется пожать руку за то, что они встали и пошли отстаивать свою точку зрения. Вторая причина прочесть книгу - люди. Хорошие, простые, правильные люди. Мудро ненасильственные. Мудро.

Упорство

Упорство в том, что надо делать Дело. Порой упорство в романе оборачивается для героев их Криптонитом, но именно Упорство - то, чего сейчас, как мне кажется, не хватает нам всем. Мне.

Упорство делать свое дело и идти выбранным путем. Как машина, которая просто работает. Как паровоз. Простой и понятный паровоз, который превращает мощность в скорость и совершает понятную Работу, чтобы доставить состав из пункта А в пункт В. Действие, которое необратимо наступает за осмыслением… За пониманием.

Если вы склонны много думать и мало делать - Атлант полон других героев. Попробуйте. Они заряжают. Необратимой последовательностью действий и результатов.

Работа

Сама идея честных деловых отношений. Отношений не «получи», а «заработай», мне кажется настолько выпукло прописана в романе, чтобы еще и еще раз царапнуть тех из нас, кто «ждет, что оно само». В романе, конечно, побеждают те, кто делают. Строят. Запускают. Зарабатывают. Это нужно напоминать.

Что-то умное в самом конце

Мне повезло. В те моменты, когда скорый поезд в романе несется через пустыню Колорадо со скоростью 100 миль в час, я ехал в столичном экспрессе, все с той же скоростью, которая прописана в романе как скорость жизни, скорость бизнеса и решений. Ощущения от прочитанного накладывались с ощущением путешествия. С ощущением того, что я сам сейчас делал свое Дело. Это помогло мне полюбить эту книгу.

Не скажу, что книга перевернула мой мир. Встречал и такие отзывы на роман «Атлант расправил плечи». Причем от людей мной лично уважаемых за результаты. Не скажу, что поставлю эту книгу на первое, второе или даже десятое место на своей полке «книг для бизнеса». Тоже нет.

Но что-то есть в этой книге. С ее простотой. С прозревающими вовремя плохими, от чего они тут же становились хорошими. С поездами и линией Джона Голта, про которого весь роман то и дело люди спрашивают друг друга. С простоватой фантастикой, всеми этими «силовыми полями» на фоне паровозов и кочегаров.

Почитайте, а еще лучше - прослушайте в хорошем качестве. Может быть и вам понравится. И вы тоже спросите себя - а кто такой для меня, Джон Голт?

Является четвёртым и последним романом Рэнд, а также самым длинным. Рэнд считала его своим главным произведением в литературной карьере.

Сюжет

Компания бизнесменов и политиков из Вашингтона, которая имеет политическую власть, пытается отрегулировать экономическую жизнь плановыми методами, но это лишь ухудшает ситуацию. Добыча нефти почти полностью прекращается, с поставками угля происходят серьёзные сбои и со временем его добыча также сворачивается. Дагни Таггерт замечает, что ряд известных предпринимателей и творческих людей закрыли своё дело и исчезли. Пытаясь выяснить, куда они пропали, она знакомится с философом и изобретателем по имени Джон Голт .

Книга 1. Часть 1. Непротиворечие (переводчик: Ю. Соколов).
Книга 2. Часть 2. Или-или (переводчик: В. Вебер).
Книга 3. Часть 3. А есть А (переводчик: Д. Вознякевич).

(наименования по изданию 2008 года )

Названия частей романа соответствуют трём законам формальной логики : 1 часть - «Непротиворечие» (англ. Non-Contradiction ), то есть закон непротиворечия , 2 часть - «Или - или» (англ. Either-Or ), то есть закон исключённого третьего , 3 часть - «А есть А» (англ. A Is A ), то есть закон тождества .

Объяснение названия

«Атланты» в романе Айн Рэнд приговорены держать на своих плечах главные движущие силы человечества - производство, созидание и творчество. По её мнению, именно благодаря «Атлантам», героям романа, возможно существование человечества. Их число не очень велико, но когда власть пытается присваивать себе достижения «Атлантов», обвиняет их в общественных проблемах и рушит выстроенную ими систему, «Атланты расправляют плечи» (перестают нести свою ношу и один за другим исчезают в неизвестности) и общество лишается всего, что обеспечивало его существование. Это приводит к гибели человечества, на которое обрушивается небесная кара (не имеющая ничего общего с божественным происхождением, как предполагают отрицательные персонажи романа).

Оценки

«Атлант расправил плечи» получил много негативных отзывов после публикации в 1957, но стал популярен в последующие десятилетия. По данным журналов The Economist и The New York Times продажи романа резко выросли в связи с экономическим кризисом, начавшимся в 2008 году .

Критика

Скептически настроенные критики считают, что книга плохо написана, скучна и является пропагандистским произведением, «которое из себя представляет своеобразное зеркальное отражение социалистического реализма в его худших образцах» , оправданием нерегулируемого капитализма и социал-дарвинизма .

Дополнительные факты

Одна из часто упоминаемых фраз:

Ключевой раздел романа - речь Джона Голта - автор писала 2 года.

Издания

Издание 1998 - перевод Д. В. Костыгина.
Издание 2006 - перевод Д. В. Костыгина. - 1504 с.
Издание 2008 - перевод Ю. Соколова, В. Вебера и Д. Вознякевич. - 1398 с.
Издание 2012 - перевод Ю. Соколова, В. Вебера и Д. Вознякевич. - 1122 с.

Экранизации

12 октября 2012 года было выпущено продолжение фильма, Атлант расправил плечи: Часть II («Atlas Shrugged: Part II»). Прокат этой франшизы начался довольно агрессивно - её запустили одновременно в 1012 залах по всем штатам, однако сборы оказались на уровне 1 млн долларов - тот же результат показала первая часть картины в апреле 2011 года, но всего в 300 кинотеатрах США.
Выход на экраны 3-й части «Атлант расправил плечи» («Atlas Shrugged: Part III») был назначен на лето 2014 года, но позже был перенесён. Осуществлён 12 сентября 2014 г.

В культуре

Напишите отзыв о статье "Атлант расправил плечи"

Примечания

Ссылки

//Gary North’s Specific Answers (англ.)
// Анализ экранизации романа на портале Terra America



Романы

Научно-популярные книги

Киносценарии

Эссе

Прочее

Философия

Биографии

Экранизации

Отрывок, характеризующий Атлант расправил плечи

Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.

6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l"on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n"avez qu"a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c"est un… qui n"oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu"il me disait l"autre jour: Kiril c"est un homme qui a de l"instruction, qui parle francais; c"est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c"est un homme. Et il s"y entend le… S"il demande quelque chose, qu"il me dise, il n"y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l"instruction et les gens comme il faut. C"est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l"affaire de l"autre jour si ce n"etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C"est bien, c"est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.

Текущая страница: 1 (всего у книги 101 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Айн Рэнд
Атлант расправил плечи

Editor"s choice –

выбор главного редактора

Есть совсем немного книг, которые способны коренным образом изменить взгляд на мир. Эта книга – одна из таких.

Алексей Ильин, генеральный директор издательства «Альпина Паблишерз»

Фрэнку О"Коннору

Издано по лицензии Curtis Brown Ltd и литературного агентства Synopsis

Все права защищены. Никакая часть электронного экземпляра этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

ЧАСТЬ I
Непротиворечие

ГЛАВА I. ТЕМА

– Кто такой Джон Голт?

Уже темнело, и Эдди Уиллерс не мог различить лица этого типа. Бродяга произнес четыре слова просто, без выражения. Однако далекий отсвет заката, еще желтевшего в конце улицы, отражался в его глазах, и глаза эти смотрели на Эдди Уиллерса как бы и с насмешкой, и вместе с тем невозмутимо, словно вопрос был адресован снедавшему его беспричинному беспокойству.

– Почему ты спрашиваешь? – Эдди Уиллерс встревожился.

Бездельник стоял, прислонясь плечом к дверной раме, и в клинышке битого стекла за ним отражалась огненная желтизна неба.

– А почему тебя это волнует? – спросил он.

– Нисколько не волнует, – отрезал Эдди Уиллерс.

Он поспешно запустил руку в карман. Тип остановил его и попросил одолжить десять центов, а потом затеял беседу, словно бы пытаясь поскорее разделаться с настоящим мгновением и примериться к следующему. В последнее время на улицах столь часто попрошайничали, что выслушивать объяснения было незачем, и у него даже не мелькнуло ни малейшего желания вникать в причины финансовых трудностей этого бродяги.

– Держи, выпьешь кофе, – обратился Эдди к не имеющему лица силуэту.

– Благодарю вас, сэр, – ответил ему равнодушный голос, и лицо на мгновение появилось из темноты. Загорелую и обветренную физиономию изрезали морщины, свидетельствовавшие об усталости и полном цинизма безразличии; глаза выдавали незаурядный ум. И Эдди Уиллерс отправился дальше, гадая о том, почему в это время суток он всегда испытывает беспричинный ужас. Впрочем, нет, не ужас, подумал он, бояться ему нечего: просто чрезвычайно мрачное и неопределенное предчувствие, не имеющее ни источника, ни предмета. Он успел сжиться с этим чувством, однако не мог найти ему объяснения; и все же попрошайка произнес свои слова так, как если бы знал, что чувствует Эдди, как если бы знал, что он должен ощущать, более того, как если бы знал причину.

Эдди Уиллерс распрямил плечи в надежде привести себя в порядок. Пора прекратить это, а то уже мерещиться начинает. А всегда ли с ним так было? Сейчас ему тридцать два. Эдди попытался припомнить. Нет, не всегда; однако, когда это началось, он не сумел воспроизвести в памяти. Ощущение приходило к нему внезапно и случайно, но теперь приступы повторялись чаще, чем когда-либо. «Это все сумерки, – подумал он, – ненавижу сумерки».

Облака с вырисовавшимися на них башнями небоскребов обретали коричневый оттенок, превращаясь в подобие старинной живописи, поблекшего с веками шедевра. Длинные потеки грязи бежали из-под башенок по стенам, покрытым сажей, застывшей молнией протянулась на десять этажей трещина. Зазубренный предмет рассекал небо над крышами: одна сторона его была расцвечена закатом, с другой солнечная позолота давно осыпалась. Шпиль светился красным светом, подобным отражению огня: уже не пылающего, но догорающего, который слишком поздно гасить.

Нет, не было ничего тревожного в облике города, казавшегося совершенно обычным.

В узком пространстве между темными силуэтами двух зданий, словно в щели приоткрывшейся двери, Эдди Уиллерс увидел светящуюся в небе страничку гигантского календаря.

Этот календарь мэр Нью-Йорка воздвиг в прошлом году на крыше небоскреба, чтобы жители легко могли определить, какой сегодня день, так же легко, как и время на башне с часами. Белый прямоугольник парил над городом, сообщая текущую дату заполнявшим улицы людям. В ржавом свете заката прямоугольник сообщал: 2 сентября.

Эдди Уиллерс отвернулся. Этот календарь никогда не нравился ему, календарь раздражал Эдди, но почему, сказать он не мог. Чувство это примешивалось к снедавшей его тревоге; в них угадывалось нечто общее.

Ему вдруг припомнился осколок некой фразы, выражавшей то, на что намекал своим существованием календарь. Однако никак не удавалось отыскать эту фразу. Эдди шел, пытаясь все же наполнить смыслом то, что пока застряло в сознании пустым силуэтом. Очертания противились словам, но исчезать не желали. Он обернулся. Белый прямоугольник возвышался над крышей, оповещая с непререкаемой решительностью: 2 сентября.

Эдди Уиллерс перевел взгляд на улицу, на тележку с овощами, стоявшую у дома из красного кирпича. Он увидел груду яркой золотистой моркови и свежие перья зеленого лука. Чистая белая занавеска плескалась из открытого окна. Автобус аккуратно заворачивал за угол, повинуясь умелой руке. Уиллерс удивился вернувшемуся чувству уверенности и странному, необъяснимому желанию защитить этот мир от давящей пустоты неба.

Дойдя до Пятой авеню, он принялся рассматривать витрины магазинов. Ему ничего не было нужно, он ничего не хотел покупать; но ему нравились витрины с товарами, любыми товарами, сделанными людьми и предназначенными для людей. Видеть процветающую улицу всегда приятно; здесь было закрыто не более четверти магазинов, и пустовали только их темные витрины.

Не зная почему, он вспомнил дуб. Ничто здесь не напоминало это дерево, но он вспомнил летние дни, проведенные в поместье Таггертов. Большая часть его детства прошла в компании детей Таггертов, а теперь он работал в их корпорации, как его дед и отец работали у деда и отца Таггертов.

Огромный дуб высился на выходящем к Гудзону холме, расположенном в укромном уголке поместья. В возрасте семи лет Эдди Уиллерс любил приходить к этому дереву. Оно уже простояло здесь не одну сотню лет, и мальчику казалось, что так будет всегда. Корни дуба впивались в холм, как ухватившая землю пятерня, и Эдди казалось, что, даже если великан схватит дерево за верхушку, он все равно не сумеет вырвать его, но лишь пошатнет холм, а вместе с ним и всю землю, которая повиснет на корнях дерева словно шарик на веревочке. Он чувствовал себя в безопасности возле этого дуба: дерево не могло таить в себе угрозу, оно воплощало величайший, с точки зрения мальчика, символ силы.

Но однажды ночью в дуб ударила молния. Эдди увидел дерево на следующее утро. Дуб переломился пополам, и он заглянул внутрь ствола как в жерло черного тоннеля. Ствол оказался пустым; сердцевина давным-давно сгнила, внутри остался только мелкий серый прах, который уносило дыхание легкого ветерка. Жизнь ушла, а оставленная ею форма не могла существовать самостоятельно.

Позже он узнал, что детей надлежит защищать от потрясений: от соприкосновения со смертью, болью или страхом. Теперь это уже не могло ранить его; он испытал свою меру ужаса и отчаяния, заглядывая в черную дыру посреди ствола. Случившееся было подобно невероятному предательству – тем более страшному, что он не мог понять, в чем именно оно заключалось. И дело не в нем, не в его вере, он знал это; речь шла о чем-то совершенно другом. Он постоял немного, не проронив ни звука, а потом отправился назад, к дому. Ни тогда, ни после он никому не рассказывал об этом.

Эдди Уиллерс покачал головой, когда скрежет ржавого механизма, переключавшего огни в светофоре, остановил его на краю тротуара. Он был рассержен на себя самого. Сегодня у него не было никаких причин вспоминать про этот дуб. Давняя история ничего более не значила для него, кроме легкого прикосновения печали, но где-то внутри капельки боли, торопливо скользившие словно по оконному стеклу, оставляли за собой след в виде вопросительного знака.

Он не хотел, чтобы с детскими воспоминаниями было связано нечто печальное; он любил все, связанное со своим детством: каждый из прежних дней был заполнен спокойным и ослепительным солнечным светом. Ему казалось, что несколько лучей этого света еще достигают настоящего: впрочем, скорее, не лучей, а дальних огоньков, иногда своими отблесками озарявших его работу, одинокую квартиру, тихое и размеренное шествие дней.

Эдди припомнил один из летних дней, когда ему было десять лет. Тогда на лесной прогалине любимая подруга детства рассказывала ему о том, что они будут делать, когда вырастут. Ее слова ослепляли сильнее, чем солнце. Он внимал ей с восхищением и удивлением и, когда она спросила, чем бы он хотел заниматься, ответил без промедления:

– Что же именно? – спросила она.

Он ответил:

– Не знаю. Мы должны это узнать. Но не только то, о чем ты говорила – про свой бизнес, про то, как заработать на жизнь. Ну, вроде того, чтобы победить в сражении, спасти людей из огня или подняться на вершину горы.

– Зачем? – спросила она, и он ответил:

– В прошлое воскресенье священник говорил, что мы всегда должны искать в себе лучшее. А что, по-твоему, может быть в нас лучшим?

– Не знаю.

– Мы должны это узнать.

Она не ответила – потому что глядела вдаль, вдоль железнодорожной колеи.

Эдди Уиллерс улыбнулся. Он произнес эти слова – «чем-нибудь правильным» – 22 года назад, и с тех пор они оставались для него аксиомой. Прочие вопросы тускнели в его памяти: он был слишком занят, чтобы задаваться ими. Однако он считал бесспорным, что делать надлежит то, что считаешь правильным; он так и не сумел понять, почему люди могут поступать иначе, хотя знал, что именно так они и делают. Все казалось ему одновременно и простым, и непостижимым: простым в том смысле, что все должно быть правильным, и непостижимым потому, что так не получалось. Думая об этом, он и подошел к огромному зданию «Таггерт Трансконтинентал» .

Оно было самым высоким и горделивым на всей улице. Глядя на него, Эдди Уиллерс всегда улыбался. В длинных рядах окон – ни одного разбитого, в отличие от соседних домов. Контуры здания, вздымаясь вверх, врезались в небо. Казалось, здание возвышалось над годами, неподвластное времени. «Оно будет всегда здесь стоять», – думал Эдди Уиллерс.

Всякий раз, входя в корпорацию «Таггерт» , он ощущал облегчение и чувствовал себя в безопасности. Здесь властвовали компетентность и порядок. Полированный мрамор пола сверкал. Матовые прямоугольные плафоны ламп излучали приятный ровный свет. По ту сторону стеклянных панелей сидели за пишущими машинками девушки, чьи барабанящие по клавишам пальцы создавали в зале гул идущего поезда. И подобно ответному эху, время от времени по стенам здания пробегал слабый трепет, поднимавшийся снизу, из тоннелей огромного вокзала, откуда поезда отправлялись через континент и где они заканчивали свой обратный путь, как было из поколения в поколение. «От океана до океана» – так звучал гордый лозунг «Таггерт Трансконтинентал », куда более блистательный и священный, чем любая из библейских заповедей! «От океана до океана, и вовеки веков», – подумал Эдди Уиллерс, переосмысливая эти слова на пути по безупречным коридорам к кабинету Джеймса Таггерта, президента «Таггерт Трансконтинентал» .

Джеймс Таггерт сидел за столом. Он казался человеком, уже приближающимся к пятидесяти годам; создавалось впечатление, что, миновав период молодости, он вступил в зрелый возраст прямо из юности. У него был небольшой капризный рот, высокий лысеющий лоб, который облепляли жидкие волоски. В его осанке была какая-то вялость и расслабленность, противоречащая контурам высокого стройного тела, элегантность которого требовала уверенности аристократа, а преобразилась в неуклюжесть деревенщины. У него было мягкое бледное лицо и блеклые затуманенные глаза, взгляд которых неторопливо блуждал вокруг, переходя с предмета на предмет, не останавливаясь на них. Он выглядел уставшим и болезненным. Ему было тридцать девять лет.

Он с раздражением оглянулся на звук открывшейся двери.

– Не отрывай, не отрывай, не отрывай меня, – сказал Джеймс Таггерт.

Эдди Уиллерс направился прямо к столу.

– Это важно, Джим, – сказал он, не повышая голоса.

– Ну, ладно, ладно, что там у тебя?

Эдди Уиллерс посмотрел на карту, висевшую на стене кабинета. Под стеклом краски ее казались блеклыми; интересно знать, сколько президентов компании «Таггерт» сидели под ней и сколько лет. Железные дороги «Таггерт Трансконтинентал» – сеть красных линий, покрывавшая бесцветную плоть страны от Нью-Йорка до Сан-Франциско, напоминала систему кровеносных сосудов. Некогда в главную артерию впрыснули кровь, и от избытка она стала разбегаться по всей стране, разветвляясь на случайные ручейки. Одна из красных дорожек «Таггерт Трансконтинентал» , линия Рио-Норте, проложила себе путь от Шайенна в Вайоминге, до Эль-Пасо в Техасе. Недавно добавилась новая ветка, и красная полоса устремилась на юг за Эль-Пасо, но Эдди Уиллерс поспешно отвернулся, когда глаза его коснулись этой точки.

Посмотрев на Джеймса Таггерта, он сказал: «Неприятности на линии Рио-Норте. Новое крушение».

Взгляд Таггерта опустился вниз, на край стола.

– Аварии на железных дорогах случаются каждый день. Стоило ли беспокоить меня по таким пустякам?

– Ты знаешь, о чем я говорю, Джим. Рио-Норте разваливается на глазах. Ветка обветшала. Вся линия.

– Мы построим новые пути.

Эдди Уиллерс продолжил, словно не слыша ответа:

– Линия обречена, нет смысла пускать по ней поезда. Люди отказываются ездить в них.

– На мой взгляд, во всей стране не найдется ни одной железной дороги, несколько веток которой не работали бы в убыток. Мы здесь не единственные. В таком состоянии находится государство – временно, как я полагаю.

Эдди не проронил ни слова. Просто посмотрел . Таггерту никогда не нравилась привычка Эдди Уиллерса глядеть людям прямо в глаза. Большие голубые глаза на открытом лице Эдди вопросительно смотрели из-под светлой челки – ничем не примечательный облик, если не считать искреннего внимания и нескрываемого недоумения.

– Что тебе нужно? – отрезал Таггерт.

– Хочу сказать тебе то, что должен, ведь рано или поздно ты все равно узнаешь правду.

– То, что у нас новая авария?

– То, что мы не можем бросить Рио-Норте на произвол судьбы.

Джеймс Таггерт редко поднимал голову; глядя на людей, он просто поднимал тяжелые веки и смотрел вверх исподлобья.

– А кто собирается закрывать линию Рио-Норте? – спросил он. – Об этом никто и не думал. Жаль, что ты так говоришь. Очень жаль.

– Но вот уже полгода мы нарушаем расписание. У нас не проходит и рейса без какой-нибудь поломки, большой или малой. Мы теряем всех грузоотправителей, одного за другим. Сколько мы еще продержимся?

– Ты – пессимист, Эдди. Тебе не хватает веры. А это подтачивает дух фирмы.

– Ты хочешь сказать, что в отношении линии Рио-Норте ничего предприниматься не будет?

– Я не говорил этого. Как только мы проложим новую колею…

– Джим, новой колеи не будет. – Брови Таггерта неторопливо поползли вверх. – Я только что вернулся из конторы «Ассошиэйтед Стил» . Я разговаривал с Орреном Бойлем.

– И что он сказал?

– Говорил полтора часа, но так и не дал мне прямого и ясного ответа.

– Зачем ты его побеспокоил? По-моему, первая партия рельсов должна поступить только в следующем месяце.

– Она должна была прийти три месяца назад.

– Непредвиденные обстоятельства. Абсолютно не зависящие от Оррена.

– А первый срок поставки был назначен еще на полгода раньше. Джим, мы ждем эти рельсы от «Ассошиэйтед Стил» уже тринадцать месяцев.

– И чего ты от меня хочешь? Я не могу вмешиваться в дела Оррена Бойля.

– Я хочу, чтобы ты понял: ждать больше нельзя.

– И что же сказала моя сестрица?

– Она вернется только завтра.

– Ну и что, по-твоему, мне надо делать?

– Решать тебе.

Немного помедлив, Эдди невозмутимо произнес:

– Хорошо, Джим. Я не стану упоминать об этой компании.

– Оррен – мой друг. – Таггерт не услышал ответа. – И мне обидна твоя позиция. Оррен Бойль поставит нам эти рельсы при первой возможности. И пока он не может этого сделать, никто не вправе обвинять нас.

– Джим! О чем ты говоришь? Разве ты не понимаешь, что линия Рио-Норте рассыпается вне зависимости от того, обвиняют нас в этом или нет?

– Нас непременно начнут обвинять, даже без «Феникс-Дуранго» . – Он заметил, как напряглось лицо Эдди. – Никто еще не жаловался на линию Рио-Норте, пока на сцене не появилась компания «Феникс-Дуранго» .

– «Феникс-Дуранго» работает просто прекрасно.

– Представь себе, такая мелюзга, как «Феникс-Дуранго» , конкурирует с «Таггерт Трансконтинентал» ! Всего-то десять лет назад эта компания была сельской веткой.

– Теперь им принадлежат почти все грузовые перевозки Аризоны, Нью-Мексико и Колорадо. – Таггерт не ответил. – Джим, мы не можем терять Колорадо. Это наша последняя надежда. И не только наша. Если мы не соберемся, то уступим «Феникс-Дуранго» всех крупных грузоотправителей штата. Мы и так потеряли нефтяные месторождения Уайэтта.

– Не понимаю, почему все вокруг только и говорят, что о нефтяных месторождениях Уайэтта.

– Потому что Эллис Уайэтт – чудо…

– К черту Эллиса Уайэтта!

«А нет ли у этих нефтяных месторождений, – вдруг пришло в голову Эдди, – чего-то общего с кровеносными сосудами, нарисованными на карте? И не случайно ли когда-то красный ручей «Таггерт Трансконтинентал» пересек всю страну, совершив невозможное?» Ему представились скважины, выбрасывающие нефтяные потоки, черными реками разливающися по континенту едва ли не быстрее, чем поезда «Феникс-Дуранго» . Это месторождение занимало скалистый пятачок в горах Колорадо и уже давно считалось выработанным и заброшенным. Отец Эллиса Уайэтта умел выжимать из задыхавшихся скважин скромный доход до конца своих дней. А теперь словно бы кто-то впрыснул адреналин в самое сердце горы, и оно забилось по-новому, гоняя черную кровь. Конечно же, кровь, подумал Эдди Уиллерс, ибо кровь питает, животворит, и это сделала нефть «Уайэтт Ойл» . Она дала пустынным склонам новую жизнь, дала району, ничем прежде не отмеченному ни на одной карте, новые города, новые электростанции, новые фабрики. «Новые фабрики в то самое время, когда доходы от перевозок продукции всех знаменитых прежде предприятий год за годом постепенно сокращались; богатые новые месторождения, в то время, когда один за другим останавливались насосы скважин известных месторождений; новый промышленный штат там, где всякий рассчитывал обнаружить разве что несколько коров и засаженный свеклой огород. Это сделал один человек, причем всего за восемь лет», – размышлял Эдди Уиллерс, вспоминая невероятные истории, которые ему приходилось читать в школьных учебниках и которым он не слишком доверял, – рассказы о людях, живших в период становления этой страны. Ему хотелось бы познакомиться с Эллисом Уайэттом. Об этом человеке часто говорили, но встречались с ним немногие, поскольку он редко приезжал в Нью-Йорк. Будто ему тридцать три года, и он обладает буйным нравом. Он обнаружил какой-то способ возрождать истощенные нефтяные месторождения, чем и занимался по сию пору.

– Эллис Уайэтт – жадный ублюдок, не интересующийся ничем, кроме денег, – промолвил Джеймс Таггерт. – На мой взгляд, в жизни есть занятия поважнее, чем делать деньги.

– О чем ты, Джим? Какое это имеет отношение к…

– К тому же он дважды подвел нас. Мы много лет весьма исправно обслуживали нефтяные месторождения Уайэтта. При самом старике Уайэтте мы отправляли состав цистерн раз в неделю.

– Сейчас не те времена, Джим. «Феникс-Дуранго» отправляет оттуда два состава цистерн ежедневно, и ходят они по расписанию.

– Если бы он позволил нам угнаться за ним…

– Он не может тратить время понапрасну.

– Чего же он ожидает? Чтобы мы отказались от всех прочих отправителей, принесли в жертву интересы всей страны и предоставили ему все наши поезда?

– С какой стати? Он ничего не ждет. Просто работает с «Феникс-Дуранго» .

– По-моему, он – беспринципный, неразборчивый в средствах негодяй. Я вижу в нем безответственного, явно переоцененного выскочку. – Подобная вспышка эмоций в безжизненном голосе Джеймса Таггерта казалась даже неестественной. – И я совсем не уверен, что его нефтяные разработки представляют собой такое уж благо. На мой взгляд, он вывел из равновесия экономику целой страны. Никто не ожидал, что Колорадо сделается промышленным штатом. Разве можно быть в чем-то уверенным или планировать наперед, если все так быстро меняется?

– Великий боже, Джим! Он…

– Да знаю я, знаю: он делает деньги. Но только мне кажется, что не этим надлежит измерять пользу человека для общества. A что касается его нефти, он приполз бы к нам и ждал своей очереди вместе с другими отправителями, не требуя при этом ничего свыше своей честной доли перевозок, если бы не «Феникс – Дуранго» .

Что-то давит на грудь и виски, подумал Эдди Уиллерс, наверно, из-за усилий, которые он прилагал, дабы сдержаться. Он решил выяснить все раз и навсегда; и необходимость этого была настолько остра, что просто не могла остаться за пределами понимания Таггерта, если только он, Эдди, сумеет убедительно изложить факты. Потому-то он так и старался, но снова явно терпел неудачу, как и в большинстве их споров: всегда казалось, что они говорили о разных вещах.

– Джим, да о чем ты? Какая разница, будут нас обвинять или нет, если дорога все равно разваливается?

На лице Таггерта появилась едва заметная холодная усмешка.

– Как это мило, Эдди, – сказал он. – Как меня трогает твоя преданность «Таггерт Трансконтинентал» . Смотри, если не поостережешься, то неминуемо превратишься в самого безропотного крепостного или раба.

– Я уже стал им, Джим.

– Но позволь мне тогда спросить, имеешь ли ты право обсуждать со мной подобные вопросы?

– Не имею.

– А почему бы тебе не вспомнить, что подобные вопросы решаются у нас на уровне начальников отделов? Почему бы тебе не обратиться к коллегам, решающим такие задачи? Или не выплакаться на плече моей драгоценной сестрицы?

– Вот что, Джим, я знаю, что моя должность не дает мне права обсуждать с тобой эти вопросы. Но я не понимаю, что происходит. Я не знаю, что тебе говорят твои штатные советники и почему они не в состоянии должным образом держать тебя в курсе, поэтому я попытался сделать это сам.

– Я ценю нашу детскую дружбу, Эдди, но неужели ты считаешь, что она позволяет тебе являться в мой кабинет без вызова, по собственному желанию? У тебя есть определенный статус, но не забывай, что президент «Таггерт Трансконтинентал » пока еще я.

Итак, попытка не удалась. Эдди Уиллерс привычно, даже как-то равнодушно посмотрел на него и спросил:

– Так, значит, ты не собираешься делать что-либо для спасения Рио-Норте?

– Я этого не говорил. Я этого совсем не говорил. – Таггерт уставился на карту, на красную полоску к югу от Эль-Пасо. – Как только заработают рудники Сан-Себастьян и начнет окупаться наша мексиканская ветка…

– Давай не будем об этом, Джим.

Таггерт резко повернулся, удивленный неожиданно жестким тоном Эдди:

– В чем дело?

– Ты знаешь. Твоя сестра сказала…

– К черту мою сестру! – воскликнул Джеймс Таггерт.

Эдди Уиллерс не шевельнулся. И не ответил. Он стоял и смотрел прямо перед собой, не видя никого в этом кабинете, не замечая более Джеймса Таггерта.

Спустя мгновение он поклонился и вышел.

Сотрудники «Таггерт Трансконтинентал» уже выключали лампы, собираясь отправляться по домам после завершения рабочего дня. Только Поп Харпер, старший клерк, еще сидел за столом, вертя рычажки полуразобранной пишущей машинки. По общему мнению сотрудников компании, Поп Харпер родился в этом уголке кабинета, за этим самым столом, и не намеревается покидать его. Он был главным клерком еще у отца Джеймса Таггерта.

Поп Харпер поднял глаза от машинки и посмотрел на Эдди Уиллерса, вышедшего из кабинета президента. Мудрый и неторопливый взгляд будто намекал, что ему известно: визит Эдди в эту часть здания означал неприятности на одной из веток, равно как и то, что визит этот оказался бесплодным. Но Попу Харперу все вышеперечисленное было совершенно безразлично. То же самое циничное безразличие Эдди Уиллерс видел и в глазах бродяги на уличном перекрестке.

– А скажи-ка, Эдди, где сейчас можно купить шерстяное белье? – спросил Поп. – Обыскал весь город, но нигде не нашел.

– Не знаю, – произнес Эдди, останавливаясь. – Но почему вы меня об этом спрашиваете?

– А я у всех спрашиваю. Может, хоть кто-то скажет.

Эдди настороженно посмотрел на седую шевелюру и на морщинистое равнодушное лицо Харпера.

– Холодно в этой лавочке, – проговорил Поп Харпер. – А зимой будет еще холоднее.

– Что вы делаете? – спросил Эдди, указывая на детали пишущей машинки.

– Проклятая штуковина снова сломалась. Посылать в ремонт бесполезно, в прошлый раз провозились три месяца. Вот я и решил починить ее сам. Ненадолго, конечно…

Рука его легла на клавиши.

– Пора тебе на свалку, старина. Твои дни сочтены.

Эдди вздрогнул. Именно эту фразу он пытался вспомнить: «Твои дни сочтены» . Однако он забыл, в связи с чем.

– Бесполезно, Эдди, – произнес Поп Харпер.

– Что бесполезно?

– Все. Все, что угодно.

– О чем ты, Поп?

– Я не собираюсь подавать заявку на приобретение новой пишущей машинки. Новые штампуют из жести. И когда сдохнут старые, придет конец машинописным текстам. Сегодня в подземке была авария, тормоза не сработали. Ступай-ка ты домой, Эдди, включи радио и послушай хорошую музыку. А о делах забудь, парень. Беда твоя в том, что у тебя никогда не было хобби. У меня дома кто-то опять украл с лестницы все лампочки. И грудь болит. Сегодня утром не смог купить капель от кашля: аптека у нас на углу разорилась на прошлой неделе. И железнодорожная компания «Техас-Вестерн» разорилась в прошлом месяце. Вчера закрыли на ремонт мост Квинсборо. O чем это я? И вообще, кто такой Джон Голт?

* * *

Она сидела в поезде возле окна, откинув голову назад и положив одну ногу на пустое сиденье напротив. Скорость движения заставляла подрагивать оконную раму, за которой висела темная пустота, и лишь фонари время от времени прочерчивали по стеклу яркие полоски.

Изящество ее ног и элегантность туфель на высоком каблуке казались неуместными в пыльном вагоне поезда и странным образом не гармонировали с ее обликом. Мешковатое, некогда дорогое пальто из верблюжьей шерсти, укутывало стройное тело. Воротник пальто был поднят к отогнутым вниз полям шляпки. Каре каштановых волос почти касалось плеч. Лицо казалось составленным из ломаных линий, с четко очерченным чувственным ртом. Ее губы были плотно сжаты. Она сидела, сунув руки в карманы, и в ее позе было что-то неестественное, словно она была недовольна своей неподвижностью, и что-то неженственное, будто она не чувствовала собственного тела.

Она сидела и слушала музыку. Это была симфония победы. Звуки взмывали ввысь, они повествовали о восхождении и были его воплощением, сутью и формой движения вверх. Эта музыка олицетворяла собой те поступки и мысли человека, смыслом которых было восхождение. Это был взрыв звука, вырвавшегося из укрытия и хлынувшего во все стороны. Восторг обретения свободы соединялся с напряженным стремлением к цели. Звук преодолевал пространство, не оставляя в нем ничего, кроме счастья несдерживаемого порыва. Лишь слабое эхо шептало о былом заточении звуков, но эта музыка жила радостным удивлением перед открытием: нет ни уродства, ни боли, нет и никогда не было. Звучала песнь Великого Высвобождения.

Всего на несколько мгновений, пока длится музыка, можно отдаться ей полностью – все забыть и разрешить себе погрузиться в ощущения: давай, отпускай тормоза – вот оно.

Где-то на краю сознания, за музыкой, стучали колеса поезда. Они выбивали ровный ритм, подчеркивая каждый четвертый удар, словно выражая тем самым осознанную цель. Она могла расслабиться, потому что слышала стук колес. Она внимала симфонии, думая: вот почему должны вращаться колеса, вот куда они несут нас.

Она никогда прежде не слышала эту симфонию, но знала, что ее написал Ричард Халлей. Она узнала и эту бурную силу, и необычайную напряженность звучания. Она узнала его стиль: это была чистая и сложная мелодия – в то время, когда никто более не писал мелодий… Она сидела, глядя в потолок вагона, но не видела его, потому что забыла, где находится. Она не знала, слышит ли полный симфонический оркестр или только тему; быть может, оркестровка звучала только в ее голове.

Ей казалось, что предварительные отзвуки этой темы можно уловить во всех произведениях Ричарда Халлея, созданных за долгие годы его исканий, вплоть до того дня, когда на него вдруг обрушилось бремя славы, которое и погубило его. «Это, – подумала она, прислушиваясь к симфонии, – и было целью его борьбы». Она вспомнила полунамеки его музыки, предвещавшие вот эти фразы, обрывки мелодий, начинавших эту тему, но не претворявшихся в нее; когда Ричард Халлей писал это, он… Она села прямо. Так когда же Ричард Халлей написал эту музыку?

И в то же мгновение поняла, где находится, и впервые заметила, откуда исходит звук.

В нескольких шагах от нее, в конце вагона, молодой светловолосый кондуктор регулировал настройку кондиционера, насвистывая тему симфонии. Она поняла, что свистит он уже давно и именно это она и слышала.

Не веря самой себе, она некоторое время прислушивалась, прежде чем решилась спросить:

– Пожалуйста, скажи мне, что ты высвистываешь?

Юноша повернулся к ней. Встретив его прямой взгляд, она увидела открытую энергичную улыбку, словно бы он обменивался взглядом с другом. Ей понравилось его лицо: напряженные и твердые линии не имели ничего общего с расслабленными мышцами, отрицающими всякое соответствие форме, которые она так привыкла видеть на лицах людей.

– Концерт Халлея, – ответил он с улыбкой.

– Который?

Позволив мгновению затянуться, она, наконец, произнесла неторопливо и весьма осторожно.

– Ричард Халлей написал только четыре концерта.

Улыбка на лице юноши исчезла. Его словно рывком вернули к реальности, как ее саму несколько мгновений назад. Словно бы щелкнул затвор, и перед ней осталось лицо, не имеющее выражения, безразличное и пустое.

Год издания книги: 1957

Роман Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» является одним из наиболее известных произведений писательницы. Работу над этим произведение писательница с русскими корнями вела не один год. Одну из ключевых речей в книге она писала два года. Согласно опросов американцев в 1991 году этот роман оказалось на втором месте после « » среди книг которые изменили жизнь человека. Произведение переведено на многие языки мира и даже экранизировано в 2011 году, но не очень удачно.

Сюжет романа «Атлант расправил плечи» кратко

В книге Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» читать можно о событиях, разворачивающихся в США. В следствии тотальной коррупции и монополизации рынков бизнес и производство падают. Исправить это пытается вице-президент железнодорожной компании Дагни Таггерт. Одним из выходов из катастрофического положения компании она видит тотальную реконструкцию и открытие новых перспективных направлений. Союзником она выбирает стального магната Хэнка Реардена, который изобрел новый металл способный значительно продлить жизнь железнодорожных путей. Но на своем пути развития они постоянно сталкиваются с сопротивление государственных чиновников и лоббистов из Вашингтона.

Одной из сопротивляющихся сторон является брат Дагни – Джеймс Таггерт, который является президентом их компании. Он уверен, что как в опираться необходимо на нужные связи. Они способны принести гораздо большие прибыли, чем вложения в производство. В ходе всей книги главным героям приходится сражаться с попыткой воссоздать в США плановую экономику. Она убивает промышленность страны, но некто не хочет принимать мер и нести ответственности. В результате наиболее одаренные промышленники, инженеры и ученные просто бросают все и исчезают в неизвестном направлении. Как оказывается позже они бегут в Атлантиду, которая затерялась в одной из отдаленных долин. Здесь они живут по экономическим законам, что позволяет развивать производство и проявляться талантам. Руководит Атлантидой Джон Голт. Вскоре о этой долине становится известно всем гражданам США. Это вызывает волну возмущений и президент, дабы не потерять власть, решается на похищение и шантаж Голта. Но соратники освобождают его и Голт с ними планирует вернуться в мир.

Что касается по книге Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» отзывов, то они противоречивы и главным их различиями являются восприятие книги. Часть читателей книга впечатлила настолько что они готовы причислить ее к произведениям изменившую их жизнь. В то же время немало и тех, кто индивидуализм и эгоизм, приведенные в книге, считают главными бедами человечества. Результатом этого принятия либо непринятия идей книги стали и отзывы. Что же касается литературной составляющей книги «Атлант расправил плечи» Айн Рэнд, то здесь все значительно проще. Образы главных героев получились емкими, хотя и слишком уж нереальными. Они черно-белые без оттенков и в этом произведение это особенно ярко бросается в глаза. Сюжет достаточно динамичный и увлекательный, что позволяет прочитать книгу даже тем, кто не в восторге от приведенных в ней идей. В результате можно сказать, что книге Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» читать обязательно стоит все несмотря на ее объем. Ведь даже если вы не примите идеи писательницы, эта книга является лучшим образцом идеи разумного эгоизма.

Книга «Атлант расправил плечи» на сайте Топ книг

Роман Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» читать становится все популярнее. Это позволило произведению занять высокое место в нашем . При этом интерес к роману достаточно стабилен. Поэтому вполне вероятно, что эту книгу Айн Рэнд мы еще не раз увидим среди нашего сайта.