Мировой язык будущего. Модификация общения: единый язык будущего для всего человечества Система глобального влияния


В статье рассматривается эволюция мирового порядка начиная с древности, основные факторы, принципы и идеи, лежащие в основе периодизации установления и смены этого порядка. Анализируется, как формировался, развивался и начал ослабевать мировой порядок, основанный на американской гегемонии; рассматриваются различные взгляды относительно ослабления лидерских позиций США; показано, каким образом глобализация стала более выгодной для развивающихся, а не развитых стран. В статье дается характеристика современного положения в международных отношениях как ситуации начала реконфигурации Мир-Системы, что должно означать наступление эпохи турбулентности и формирования новых коалиций. Это будет своего рода переходная эпоха к более устойчивому новому мировому порядку, установление которого будет непростым. Автор высказывает идеи относительно того, в каком направлении и как этот новый порядок будет формироваться, каковы могут быть его принципы и возможные механизмы установления, в частности развитие «экспертократии» на фоне упадка демократии.

Ключевые слова: мировой порядок, эволюция политического порядка, глобализация, суверенитет, турбулентность, новые коалиции, дипломатия, гегемония, ослабление США, сверхдержава, дипломатия доллара, санкции, Мир-Система, демократия, экспертократия.

The article studies the evolution of the world order starting to form from the ancient times as well as the main factors, principles, and ideas underlying the establishment and change of this order. The author analyzes the way the world order based on the American hegemony was formed, developed and how it has started to weaken; there are also con-sidered different approaches to the fact of weakening of the US leading positions and it is also shown how globalization has become more profitable for the developing and not developed countries. The author gives the main characteristics of the contemporary international affairs and denotes the situation as the starting reconfiguration of the World System which may bring the turbulent epoch of formation of new coalitions. This will be a certain transition period to a more stable world order whose establishment will be far from simple. The author argues about the directions and the ways this new world order can be formed, what will be its foundations and possible mechanisms of establishment, in particular, through the development of ‘expertocracy’ at the background of declining democracy.

Keywords: world order, evolution of political order, globalization, sovereignty, turbulence, new coalitions, diplomacy, hegemony, USA’s weakening, superpower, dollar diplomacy, sanctions, World System, democracy, expertocracy.

Понятие мирового порядка применительно к истории довольно аморфно. Когда вскоре после Первой мировой войны в связи с созданием Лиги Наций американский президент Вудро Вильсон использовал фразу «новый мировой порядок», надеясь, что удастся, наконец, создать систему международной безопасности и поддержания мира, политический порядок на Западе насчитывал уже не одну сотню лет. В отношении истории, разумеется, более точно говорить о международном порядке, поскольку европейский порядок далеко не сразу стал мировым. А до европейского зачатки международного порядка были в других регионах Мир-Системы (наиболее известным из которых является Pax Romana). Таким образом, как и в отношении глобализации, поиск истоков мирового порядка ведет глубоко в древность. Человечество прошло большой и драматический путь в плане выработки определенных международных правил и принципов сосуществования, который имеет смысл проанализировать с точки зрения того, как полученный опыт можно использовать для объяснения современного состояния и предвидения будущих транс-формаций. Очевидно, что развитие глобализации не может не завершиться тем или иным вариантом институционализации отношений во внешнеполитической сфере, хотя путь к этому сложен и противоречив.

Настоящая статья посвящена анализу мирового порядка в прошлом, настоящем и будущем, что полностью соответствует и ее структуре.

I. ПРЕДЫСТОРИЯ ФОРМИРОВАНИЯ МИРОВОГО ПОРЯДКА

Политика как особая сфера отношений, связанная с распределением власти (Смелзер 1994), возможно, существовала с момента верхнепалеолитической революции. Политическая сфера стала отделяться от остальных на уровне сложных обществ (Гринин 2011; Grinin 2009; 2012a). При этом внешняя политика, то есть отношения между самостоятельными сообществами, едва ли не древнее политики внутренней . Но очевидно, что отношения между государствами могли возникнуть только после того, как сложилась какая-то система ранних государств, а произошло это лишь в начале III тысячелетия до н. э. В конце III тысячелетия до н. э. появились уже первые крупные и организованные государства. С этого времени можно говорить о циклах политической гегемонии и о перманентной борьбе за лидерство (Frank, Gills 1993). Одна за другой сменяют друг друга ранние империи, период реальной гегемонии каждой из которых не превышает 100 лет: Аккадское царство Саргонидов (XXIV-XXII вв. до н. э.), государство III династии города Ура (XXII–XX вв. до н. э.), Старовавилонское царство (XIX–XVII вв. до н. э.). В те времена данный регион представлял собой наиболее передовую (и наиболее крупную) часть культурной ойкумены. Поэтому столкновения в его пределах вполне можно рассматривать как предтечу борьбы за мировой порядок. Наиболее известными эпизодами этой борьбы в центре Афроевразийской Мир-Системы были соперничество между Египтом Нового царства, Митанни, Ассирией и Хеттским царством (середина и вторая половина II тыс. до н. э.) , возвышение Новоассирийской империи (VIII–VII вв. до н. э.), образование коалиции против Ассирии (из Египта, Нововавилонского царства, мидийцев), а также разгром Ассирии и разрушение ее столицы Ниневии в конце VII в. до н. э. После этого на арену вышло сначала Мидийское царство (673–550 гг. до н. э.), а затем и Персидская империя Ахеменидов (550–331 гг. до н. э.). Эта первая мировая держава погибла в результате побед Александра Македонского, разделившаяся империя которого создала мир эллинистических империй, соперничавших между собой вплоть до завоевания их Римом. Борьба за гегемонию во многом способствовала развитию государственности и ее распространению, а также созданию государства нового типа (то есть развитых государств; см.: Гринин 2016).

Бурное формирование мировых империй в районе Ближнего и Среднего Востока, Европы и Китая к началу нашей эры на время прекращается, создав на дальних рубежах Афроевразийской Мир-Системы два наиболее крупных образования: Римскую империю, которая становится образцом Pax Romana, и китайские империи, переживающие периоды подъема и распада. Затем в первом тысячелетии нашей эры мы видим временный период крушения существующего порядка и медленное создание нового (уже скорее на идеологических основах) и в Европе, и на Среднем Востоке.

Появляющиеся крупные державы и цивилизации вступают в борьбу с кочевым миром. Именно кочевники оказываются способными к объединению обширных территорий. Возникают, говоря современным языком, нации-армии. Борьба оседлых и кочевых политий, таким образом, стала одним из важнейших процессов, вокруг которых строились контуры политической карты Мир-Системы (см. об этом: Grinin, Korotayev 2013; 2014b).

К концу Средних веков и началу Великих географических открытий (когда началась мощная экспансия глобализации) политическая картина формирующейся Мир-Системы претерпела многократные изменения, объединения и распады. К этому времени уже сформировались некоторые идеи и принципы, а также тренды и паттерны, которые играли в дальнейшем важную роль в формировании мирового политического порядка. Во-первых, нельзя не заметить длительных периодов колебания, связанных то с установлением определенного баланса сил, то с нарушением этого баланса, ведущего к серьезным изменениям. Эти колебания прослеживаются и далее вплоть до современности. Генри Киссинджер, самый известный американский дипломат ХХ в., считает понятие баланса сил исключительно важным и уделяет ему очень большое внимание (Киссинджер 1997). Во-вторых, можно выделить некоторые факторы, которые особенно влияли на изменение баланса. Выше мы отмечали технологический фактор. Важную роль начал играть также фактор идеологический. Длительное время борьба за гегемонию практически не имела идеологического характера, являясь лишь показателем успехов и величия того или иного правителя. С периода греко-персидских войн появляется идея противопоставления Азии и Европы, а также идеологической модели борьбы между культурным центром и варварской периферией (доктрина, нашедшая последовательное идеологическое выражение сначала в средневековом Китае, а затем в идеологии колониализма). Идеологическая борьба становится важной частью внешнеполитической деятельности уже в начале нашей эры , но особенно усиливается в результате противостояния ислама и христианства. Идеологический фактор, таким образом, включается в качестве постоянного и важного в процесс влияния на формирование международного порядка (см. ниже). Он и сегодня властно напоминает о себе, хотя и не является первичным источником конфликта в мире после холодной войны, как нередко трактуют идеи С. Хантингтона (1994; 2003). Среди политических идей нельзя не отметить проблематику легитимности политического порядка в государстве; проблемы легитимации в свою очередь тесно связаны с формированием внутренней и внешней политики. Институционализация идеологических противостояний в Новое время становится важной основой политического порядка.

Великие географические открытия обозначили новые векторы в процессе формирования мирового порядка. Во-первых, арена реально расширилась до глобальной. Во-вторых, началось формирование особого типа колониализма как источника производственных накоплений метрополии, что характеризовало мировую политику в течение последующих четырех с половиной веков. В-третьих, начинается формирование центра и периферии Мир-Системы, то есть модели, которая не утратила своего значения во внешней политике до сих пор.

II. ФОРМИРОВАНИЕ МИРОВОГО ПОРЯДКА

Международный порядок как некая система отношений и представлений о том, на каких принципах должны выстраиваться отношения между странами и в целом в мире , стал формироваться в XVI в., когда начали зарождаться дипломатические отношения и просматриваться контуры системы «великих держав» в Европе, а также система колониальных империй . Прообраз правовых принципов системы международных отношений наметился в результате Вестфальского мира 1648 г., завершившего опустошительную Тридцатилетнюю войну в Центральной Европе. Эти принципы развивались затем в течение более двух сотен лет (о Вестфальской системе см.: Parker 1997; Rayner 1964; Spruyt 2000). Особенно следует отметить принципы суверенитета и легитимности верховной власти, реализованные во внутренней политике, прежде всего в праве решения вопросов войны и мира (см.: Гринин 2008; 2009б). Принцип легитимности позднее выдвинулся на первый план в ходе Великой французской революции.

Тридцатилетняя война в значительной мере продолжала в общеевропейском масштабе традицию религиозных войн XVI в. Но в то же время она ввела во внешнюю политику два новых принципа, впоследствии широко использовавшихся: 1) поддержание международного баланса сил путем помощи более слабой коалиции против сильной; 2) приоритет национальных интересов перед иными (религиозными, идеологическими и т. п.). Оба этих принципа сформулировал и реализовывал кардинал Ришелье (Киссинджер 1997), который, несмотря на то, что Франция была католической державой, в итоге вступил в войну на стороне более слабой коалиции протестантских государств против угрожавшей мировой гегемонией империи Габсбургов (Дэвис 2005: 385–386). Именно в ослаблении Габсбургов, а также недопущении консолидации слабо интегрированных и разобщенных конфессионально германских государств Ришелье (как позже и Людовик XIV) видел национальный интерес Франции, позволявший ей эффективно влиять на общеевропейские дела. С учетом того, что сам Ришелье являлся католическим кардиналом, это был смелый шаг, который, однако, делал внешнюю политику еще более циничной, чем ранее. С этого времени мы наблюдаем тренд, когда формирование внешней политики европейских государств начинает строиться в русле определенных стратегем и принципов.

Об основных факторах, влияющих на формирование европейского/мирового порядка. Как уже было сказано, вопрос баланса сил в международной системе и его нарушения являются центральными для понимания и внешней политики тех или иных государств, и общей конфигурации европейских и мировых отношений. В частности, осознанная внешняя политика ряда государств (особенно Франции, а позже Англии) позволяла им путем целенаправленных действий формировать разнообразные военно-полити-ческие союзы, так или иначе выравнивая этот баланс в свою пользу . Зная это, лучше понимаешь логику формирования данных порой причудливых союзов в течение XVIII и XIX вв., а также постоянные переходы их участников из одного лагеря в другой.

Конечно, этому способствовала особенность европейской геополитики того периода: множество государств, отсутствие явного гегемона и система великих держав. А, например, в Китае геополитический расклад был связан с тем, что это государство (Срединная империя) неизбежно занимало в регионе центральное место по всем параметрам, что препятствовало развитию современной дипломатии и формированию представлений о внешней политике как о сложной системе более или менее равных держав. Основные идеи китайской политической мысли концентрировались на том, как защитить государство, натравить варваров на варваров, обеспечить успешность походов против кочевников и т. п. Неудивительно, что европейскую систему позднее оказалось возможным частично перенести на общемировой уровень, а китайскую – нет.

Баланс сил между державами мог меняться в связи с самыми разными явлениями, включая внутренние мятежи, пресечение династий и т. п. Среди долгосрочных процессов необходимо отметить неравномерность в росте населения, территории, богатства, промышленности, торговли . Но все это должно было конвертироваться в военную мощь. Пороховые и военные революции (Downing 1992) привели к формированию нового типа армий (Мак-Нил 2008), что также способствовало государственному строительству и формированию нового типа (зрелых) государств (см.: Гринин 2016; Grinin 2008). Совершенствование мореходства привело к торговой экспансии Голландии, а затем в результате военно-морских побед в XVII в. эту эстафету подхватила Англия, надолго став «владычицей морей». Результат развития военной техники мы видим в успехах шведской армии в XVII в. прусской и российской – в XVIII в. Но в рамках нашего исследования особенно важно отметить технологические инновации, конвертируемые в военное преимущество, поскольку значимость этого фактора со временем нарастала. Так, Крымская война (1853–1856 гг.) была выиграна Францией и Англией у России именно в результате технологического превосходства.

По мере формирования массовых армий, а также полного перехода к индустриальному принципу производства исключительно важным фактором стала общая экономическая мощь государства и его обеспеченность ресурсами. Именно суммарное экономическое превосходство предопределило впоследствии победу коалиций над Германией в обеих мировых войнах. В современных условиях с появлением более точных экономических инструментов измерения сравнение экономической (и финансовой) силы дает возможность более оперативно фиксировать тенденции изменения баланса сил.

Наконец, хотя и нерегулярно, но довольно резко баланс сил мог нарушаться в результате смены идеологической парадигмы. И поскольку она также существенно меняла представления о легитимности власти и правомерности ее действий, это неизбежно вызывало обострение международных отношений и войны между идеологическими противниками. В XVI–XVII вв. мы видим результат этого нарушения в период Реформации, религиозных войн и затем в упорядочении разделения Европы на протестантскую и католическую. Новым идеологическим кризисом, подготовленным десятилетиями активной научно-общественной деятельности века Просвещения, стала Великая французская революция (в конце XVIII в.), подорвавшая святость монархии и аристократии. Итогом этого стала почти четвертьвековая череда бесконечных войн, коалиций, триумфа и падения Наполеоновской империи, упразднений и восстановлений монархий. Новый идеологический поворот начался уже после Первой мировой войны как результат глубокого кризиса мирового порядка, а после Второй мировой войны идеологический раздел (между социализмом и капитализмом) стал ведущей конструкцией нового мирового порядка.

Хотя этот факторный анализ установления и изменения мирового порядка явно неполон, тем не менее, даже опираясь на выявленные факторы, можно многое объяснить в причинах и результатах эволюции мирового порядка, а также попытаться применить этот анализ для прогнозирования контуров будущего мирового порядка.

От «Концерта великих держав» к однополярному миру. Cистема «великих держав» действовала с XVII в. до середины ХХ в. Естественно, что состав этих государств менялся, и каждая такая смена была связана с заметным изменением сложившегося порядка. В XVII в. на место в ряду таких держав периодически претендовала Швеция, но в результате Северной войны с Россией она утратила свое значение, а Россия, напротив, вошла в состав «великих держав». Различные европейские государства, особенно Франция, также активно пытались использовать для сохранения или изменения баланса сил Турцию, но полноценно в систему европейского мира она не вошла. В XVIII в. при Фридрихе II в этот «клуб» вошла Пруссия. После этого пул великих европейских держав почти на столетие стабилизировался (Франция, Англия, Пруссия, Австрия, Россия).

Текущие подвижки в балансе сил в Европе в XVIII в. происходили главным образом в связи с: а) удачными реформами государственного управления и реорганизацией армий (примерами чего являются Россия и Пруссия); б) ростом торговли и богатства; в) техноэкономическим подъемом (его продемонстрировала Англия в результате так называемой аграрной революции и завершающей фазы промышленной революции). В результате именно Англия во второй половине XVIII в. стала управлять балансом сил в Европе, объединяясь то с одним государством, то с другим, создавая и разрушая коалиции. В итоге это привело к исчезновению с карты Европы Польши, в полный упадок пришли прежние ведущие державы Испания и Португалия, эта же причина практически свела на нет роль Генуи и Венеции. А технологическое отставание Голландии, которая была лидером в XVII в. (Arrighi 1994), привело к серии ее поражений в войнах и утрате политической роли.

В этом столетии не было крупных идеологических переломов, но идея национального государства и национальных интересов все более укреплялась, хотя ей еще долго пришлось пробивать себе дорогу до всестороннего признания.

Существенной вехой на пути формирования принципов и форм контроля над международными отношениями стал Венский конгресс 1815 г. и возникший в результате его работы Священный союз монархов. Последние стремились сохранить в Европе статус-кво и совместно бороться с революциями. Этот новый идеологический поворот знаменовал возврат к принципу легитимности монаршей власти. Тогда же возникла концепция и достаточно эффективная система Европейского концерта (главным образом из перечисленных выше пяти великих держав), призванного поддерживать равновесие и баланс сил и не доводить проблемы до войн. Она предусматривала многостороннюю дипломатию и возможность регулярных международных конференций. Система просуществовала до Крымской войны 1853 г. (но в некоторых аспектах – и до 1914 г.). По мнению Киссинджера, этот Европейский концерт, который черпал свое вдохновение в принципах Вестфальского мира 1648 г. и был основан на идее равновесия сил, в известной мере является образцом для модели мирового порядка и сегодня (Киссинджер 1997; Kissinger 2014). Действительно, поскольку современный мир отходит от однополюсности, не исключено, что и будущая мировая система сформирует нечто вроде такого «концерта», например нескольких ведущих союзов государств (см. ниже).

В связи с ростом колониальной активности с первой половины XIX в. в сферу мировой политики вовлекаются азиатские страны (Китай, Япония, Сиам и др.), одновременно образуется множество новых государств в Латинской Америке. Таким образом, начинает формироваться буквально мировой порядок ; но главные события по-прежнему происходят в Европе.

Стремление к формированию обновленной легитимации власти являлось значимым фактором в европейской политике в течение 1815–1948 гг., порой идя вразрез с национальными интересами стран. Однако революционная волна 1848–1849 гг., индустриализация Европы и смена власти во Франции в итоге подорвали эту идеологию, заменив ее на более откровенную и циничную. Последняя была связана с политическим лавированием в поисках новых комбинаций союзов, которые позволили бы приобрести те или иные выгоды вне зависимости от идеологической близости режимов или их взаимной антипатии. Позднее такую политику в Германии времен Бисмарка окрестили Realpolitik . Эта деидеологизация в определенной степени объясняет череду различных союзов и коалиций между «великими державами» с 1870-х гг. до начала XX в., которые были, однако, не слишком устойчивыми. Главным инициатором таких союзов выступал немецкий канцлер О. Бисмарк, по общему признанию, непревзойденный мастер комбинаций и компромиссов.

В ходе Венского конгресса был создан Германский союз (вместо упраздненной Наполеоном Священной Римской империи германской нации). Хотя число немецких государств уменьшилось с трех сотен до четырех десятков, в целом Центральная Европа оставалась разобщенной. Но именно это считалось важнейшей составляющей баланса сил, а сохранение такого состояния Германии было важнейшей целью национальной политики Франции, Англии, а также всех остальных держав. Соперничество за влияние в этой части Германии определяло политику двух крупнейших немецких государств: Пруссии и Австрии.

Вот почему главным изменением в Европе в начале 1870-х гг. стало объединение Германии под властью Пруссии, произошедшее в результате нескольких победоносных для Пруссии войн (благодаря искусной политике Бисмарка и ошибкам Австрии и Франции). Это сразу же резко изменило баланс сил, так как в центре Европы образовалось государство, превосходившее по силе любую другую державу. Соответственно для Франции возникла острейшая необходимость найти себе союзника, поскольку после поражения во Франко-прусской войне 1870–1871 гг. Германия продолжала быть угрозой для этой страны, а французы мечтали о реванше. Бисмарк, в свою очередь, опасался войны для Германии на два фронта, поэтому стремился заручиться союзом с Россией. Но после его отставки (1890 г.) противоречия между Россией и Австро-Венгерской империей на Балканах привели к тому, что Россия и Франция заключили союз против Германии (1892 г.), а затем появился договор между Францией и Англией (Антанта, 1904 г.) . Военно-экономическое усиление Германии заставило Англию в соответствии со своей излюбленной стратегией присоединиться к менее мощной группировке, чтобы ослабить ведущую континентальную державу, какой стала объединенная Германия. Быстрое развитие промышленности европейских держав, взрыв технических инноваций, серьезные изменения в средствах войны – все это подталкивало соперников (особенно Германию) к тому, чтобы изменить баланс сил путем военной победы.

От баланса сил к однополюсности. Так сформировались военно-политические союзы, Европа оказалась разделенной на два противостоящих блока. Первая мировая война стала итогом этих процессов, политическая карта мира и расклад сил в нем принципиально изменились. С включением в состав ведущих игроков Японии и США политика стала уже подлинно общемировой, даже появился первый всемирный орган, пытавшийся влиять (правда, не всегда результативно) на формирование новых принципов международных отношений, – Лига Наций.

Но мировой порядок после Первой мировой войны установился лишь на очень короткое время. Радикальные изменения, произошедшие в это время, включая появление СССР, развитие новых систем вооружения, грандиозный экономический кризис, нежелание Германии признавать наложенные на нее ограничения и другие причины привели к новому обострению отношений и но- вой войне.

Порядок, который установился после Второй мировой войны, имел существенные отличия от предыдущих вариантов мирового порядка. Во-первых, теперь имелись только две сильнейшие державы (США и СССР), то есть мир стал двуполюсным, а затем и двублоковым (НАТО и Организация стран Варшавского договора). Во-вторых, он формировался по идеологическим основаниям. Подобные основания никогда прежде не лежали в основе мирового порядка. Также и создание устойчивых идеологических блоков произошло на мировой арене впервые. Не исключено, что именно идеологизация и обеспечила довольно длительное существование послевоенного мирового порядка.

Вообще говоря, в каком-то сложившемся и достаточно устойчивом виде мировой порядок, который так или иначе признавался и поддерживался ведущими силами, обычно держался максимум три-четыре десятилетия, а то и меньше. Система, существовавшая до Великой французской революции (1789 г.), действовала менее 30 лет. Она возникла после Семилетней войны (то есть после 1763 г.) и была уничтожена в 1790–1791 гг. Порядок, установившийся после Наполеоновских войн и Венского конгресса, был разрушен революциями 1848–1849 гг. и Крымской войной, то есть просуществовал менее тридцати пяти лет. Следующая система мирового порядка начала формироваться после образования Германской империи (1871 г.). Но она окончательно сложилась только в начале 1890-х гг. и была разрушена Первой мировой войной, просуществовав менее 20 лет. Версальский мир (1919 г.) был грубо нарушен Германией уже в 1935 г. Таким образом, мировой порядок после Второй мировой войны с 1945 по 1990 гг., державшийся 45 лет, стал своего рода рекордом.

III. СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ МИРОВОГО ПОРЯДКА И ЕГО ПРОБЛЕМЫ

Разворот к Pax Americana в конце ХХ в. Распад социалистического блока и Советского Союза в конце 1980-х – начале 1990-х гг. разрушил прежний мировой двублоковый порядок. Поскольку после краха СССР начал устанавливаться однополярный мир, то и представления о новом мировом порядке часто проецировались на убеждение в безраздельном господстве западных экономик, институтов и идей (см., например: Attali 1991), совершенствующих остальной мир. Более того, характеристики нового мирового порядка в ряде работ стали едва ли не синонимичны идее Pax Americana (см., например: Бжезинский 1998; Collins 2002: 118). Идеи Г. Киссинджера (Киссинджер 1997; 2002) о поиске новой системы равновесия сил были исключением, и это неудивительно. К тому времени США, в отличие от предшествующих мировых лидеров, сосредоточили в своих руках ключевые ресурсы лидерства: от технологических, финансовых и военных до научных и культурных. Это был первый (и, видимо, последний) случай в мировой истории.

Ниже сформулирован ряд характерных черт и методов современной американской внешней политики (подробнее см.: Гринин 2015).

1. Высокомерие сверхдержавы, злоупотребление силой в ущерб дипломатии, в том числе в отношении союзников. С 1945 г. США осуществили много войн и интервенций, но их частота существенно возросла в последние два десятилетия – с 1991 по 2011 г. (см., например: Хэрланд 2015; Ларисон 2015).

2. Использование так называемой «мягкой силы» (эвфемизм вмешательства во внутренние дела с помощью различных методов, действия через всякого рода НГО и НКО в координации с разведкой и спецорганами) для оказания влияния на правительства, законодателей, бизнес и пр. При необходимости – осуществление подрывной деятельности и переворотов, «цветных революций». Все более активное использование разведданных и электронной слежки для контроля над политиками стран-союзниц.

3. «Дипломатия доллара» через займы, помощь, влияние международных финансовых организаций, усилившаяся благодаря навязыванию определенных правил работы для национальных центральных банков.

4. Узкий прагматизм внешней политики, доходящий до того, что одни действия начинают противоречить другим, а главное – общим целям внешней политики и интересам страны, намерение добиться капитуляции противника и недостаточное стремление к компромиссам, которые могли бы обеспечить сотрудничество в будущем.

5. Идеология исключительности, навязывание собственных стандартов (в том числе в политическом и юридическом устройстве); чрезмерное влияние внутриполитической борьбы на внешнюю политику.

Бесспорно, все эти практики имели место и ранее, но в последние двадцать лет они стали нагляднее и откровеннее, а их обоснование – намного слабее. События 11 сентября 2001 г. развеяли представление о том, что США недосягаемы для противника и могут наносить удары, не опасаясь возмездия. Этот момент стал поворотным пунктом в политике Соединенных Штатов, многие черты и методы их внешней и внутренней политики становятся гипертрофированными. США отказываются от собственных принципов свободы, начинают слежку за населением, а также за лидерами и населением других стран. Они окончательно теряют уважение к нормам международного права и принципу государственного суверенитета (Хэрланд 2015).

Глобализация и кризис однополярного мира. Как уже было сказано, международный баланс сил весьма существенно зависит от неравномерности экономического и технологического развития стран мира. За последние три-четыре десятилетия в этом плане именно глобализация постоянно и значительно влияла на изменение мирового порядка. Она способствовала разрушению установившегося послевоенного порядка и установлению полной гегемонии США. Но впоследствии вполне закономерно начались изменения баланса экономических сил в мире в пользу развивающихся стран. Одной из главных причин, послуживших этому, стала так называемая деиндустриализация, то есть переход значительной части промышленности, экономики и технологии из развитых в развивающиеся страны . В результате ослаб экономический рост в западных странах и возросла роль остального мира (развивающихся стран). То есть в целом, хотя это и звучит для многих непривычно, к настоящему моменту глобализация оказалась полезна развивающимся странам даже более, чем развитым.

В результате к началу глобального экономического кризиса 2008 г. представления о новом мировом порядке с западной гегемонией вошли в явное противоречие с реальными процессами. Ведь за эти менее чем двадцать лет (с 1991 г.) на фоне ослабления Европы и продолжающейся стагнации Японии выросли экономические гиганты в Азии (Китай и Индия), а также появилась целая когорта быстро развивающихся стран (от Мексики до Малайзии и Эфиопии). Они продолжают расти (хотя и не без трудностей) и займут лидирующие позиции в мире в не столь отдаленном бу-дущем.

Таким образом, именно глобализация, которую Америка активно навязывала миру и в которой видят источник трудностей развивающихся государств, сделала данную тенденцию ослабления богатых стран и усиления бедных неизбежной. В этом заключается логика истории, которую, правда, все еще до конца не поняли: развитие глобализации с некоторого момента оказалось несовместимым с устоявшейся моделью американской и западной гегемонии (см.: Гринин 2013; 2015; Grinin, Korotayev 2014a; 2015).

Закат лидерства США и Запада. Возможен ли возврат? Экономические кризисы начала XXI в. сделали процесс ослабления лидерских возможностей США достаточно явным. Однако о неизбежном закате американского могущества стали говорить еще с 1970–1980-х гг. (Kennedy 1987). С 1990-х гг. количество прогнозов относительно неизбежного ослабления американской гегемонии и одновременно грядущего выхода Азии на лидирующие позиции стало увеличиваться (см., например: Arrighi 1994; 2007; Франк 2002; Тодд 2004; Валлерстайн 2001; Капхен 2004; Buchanan 2002; Mandelbaum 2005; Мир после кризиса 2009; NIC 2012; см. также: Гринин 2009а; Grinin, Korotayev 2010a; 2010b; 2015; Пантин, Лапкин 2006; 2014). Сначала такие прогнозы воспринимались скептически. Однако по мере нарастания негативных явлений в Америке и успехов азиатских стран идея о закате США представлялась все более обоснованной, вызывая в зависимости от предпочтений торжество или тревогу. С 2008 г. появляется все больше статей (причем некоторые вышли еще до начала глобального кризиса), в той или иной мере утверждавших мысль, что американское могущество сокращается, США перестают быть абсолютным гегемоном, однополярный мир трансформируется и т. п. (см., например: Милн 2008; Закария 2008; Haass 2008; Le Monde 2008). Многие из статей носили весьма выразительные заголовки, например: «Иллюзорность американского могущества» (Гринуэй 2008); «Конец американской эпохи?» (Кеннеди 2009); «Падение Америки создает опасные возможности для ее врагов» (Tisdall 2008); «Величие Америки рухнуло и раскололось на куски» (Грей 2008); «“Американский век” на закате» (Reid 2008). Такого рода статьи постоянно появлялись и появляются (см., например: Бреммер 2015; Клэр 2015; Уитни 2015). Похоже, гегемонии США, которая длилась более шестидесяти лет, приходит конец. Рано или поздно Соединенные Штаты Америки не смогут более быть лидером Мир-Системы в привычном для нас смысле, в результате чего геополитический ландшафт мира серьезно изменится (см. ниже). Роль США и Запада сократится, а развивающихся стран (особенно крупных) – возрастет.

В 2008 г. Фарид Закария, известный политолог и редактор Newsweek International, писал, что у США есть два варианта. Они могут укрепить формирующийся миропорядок, сотрудничая с новыми «великими державами», поступившись частью своего могущества и привилегий, и согласиться с тем, что завтрашний мир будет отличаться разноголосицей и многообразием точек зрения. Или же они могут пассивно наблюдать за тем, как «взлет других» порождает рост национализма и раздробленности, который постепенно разорвет в клочья тот миропорядок, который США строили последние 60 лет (Закария 2008; 2009). Но он ошибался. США, едва восстановившись после кризиса, избрали третий вариант – подорвать мощь соперников и тем самым остаться на прежних позициях единственной сверхдержавы. Эти усилия США в последние несколько лет особенно увеличивают турбулентность в мире. При этом цена, которую мир заплатит за их амбиции, Соединенные Штаты, по всей видимости, не волнует. И хотя все чаще раздаются призывы, что США следует более трезво взглянуть на истинную цену якобы добрых намерений, оторванных от реальности (Хейвел 2015), американцы их не слышат.

Все это значит, что новый мировой порядок установится со значительными трудностями. Однако рано или поздно он установится, и это уже будет не американский мир. Но вопрос о том, не может ли «закат» США в конечном счете обернуться их новым «восходом», конечно, остается открытым и дискуссионным, тем более что очень многие американцы не хотят мириться с таким положением вещей. К тому же некоторая стабилизация американской экономики и активизация в традициях гегемонии внешней политики поддерживает надежды тех, кто верит, что американский век будет длиться долго. Многие надеются на некое технологическое или иное чудо, которое возродит американскую мощь, либо на способность США сдержать соперников. Разного рода возможности поддержать лидерство Соединенных Штатов отмечают многие (см., например: Милн 2008; Кеннеди 2009; Бреммер 2015; Тройо 2015). Насколько эти суждения обоснованы, мы рассмотрим ниже.

Необходимость нового порядка, проблемы переходного периода к нему и баланса сил. Бремя единственной сверхдержавы оказывается непосильным. Ей приходится считаться с тем, что ее воля сталкивается не просто с желаниями других наций, но уже с региональными, а то и мировыми интересами. Невозможно все время уверять, что интересы США – это интересы мира, немыслимо неопределенно долго нести бремя сверхдержавы, вмешиваясь во все (Бьюкенен 2015). Неудивительно, что даже поддержание претензий на это становится непосильной задачей, а реакция на недостаток сил – все более нервной.

В то же время надежды некоторых политологов и экономистов на скорый и обвальный крах США беспочвенны: такое сокращение, скорее всего, будет происходить постепенно, по мере того как объективные обстоятельства, включая рост периферийных стран, будут этому способствовать. Как говорит знаток «великих держав» П. Кеннеди, этот уход будет долгим (Кеннеди 2009; см. также: NIC 2008; Закария 2009 ). Кроме того, надо учитывать, что мир в целом пока еще заинтересован в сохранении американского лидерства (см., например: Барбер 2014; Закария 2009).

Действительно, ослабление лидерских функций США несет множество проблем. Обычно предполагается, что место США как лидера займет ЕС, Китай или кто-то еще (от Индии до России; но чаще всего речь идет о Китае). Тем не менее это глубокое заблуждение, дело вовсе не обойдется простой сменой лидера. Поэтому крайне необходимо активно исследовать весь спектр вытекающих из этого процесса последствий.

Наши предположения о принципах нового мирового порядка опираются на следующие выводы. Во-первых, на смену США не может прийти новый гегемон, который бы обладал таким же набором лидерских преимуществ, каким сегодня обладают Соединенные Штаты. А следовательно, потеря США статуса лидера приведет к коренному изменению всей структуры мирового экономического и политического порядка. И поэтому (а также и по многим другим причинам) утрата США роли лидера будет означать глубокую, весьма трудную и кризисную трансформацию самой Мир-Системы, даже ближайшие последствия которой во многом неясны (подробнее об этом см.: Grinin 2009; 2011; 2012a; 2012b; Grinin, Korotayev 2010b; 2011; 2015).

Во-вторых, ослабление лидерских возможностей Соединенных Штатов неизбежно и будет проявляться все заметнее при сохранении у США целого ряда преимуществ перед другими конкурентами в борьбе за лидерство (Бреммер 2015; Бирлинг 2015; Зaкария 2009). В-третьих, мир в определенной мере заинтересован в «мягком» лидерстве США, но никак не в диктаторе, задача которого – любыми методами подорвать мощь соперников. В-четвертых, для перехода к новому состоянию мира придется на ощупь искать и формировать принципы и условия, создавать прецеденты и нужные комбинации. Следовательно, это будет трудный и долгий поиск. В-пятых, путь к новому мировому порядку связан с временным усилением турбулентности и конфликтности, нестабильности, борьбы различных версий нового порядка, то есть с наличием определенного мирового «беспорядка».

Таким образом, сегодня все отчетливее просматриваются тенденции к тому, что новый мировой порядок будет иным, миром без гегемона, хотя он и будет включать в себя те или иные центры силы и влияния, среди которых, возможно, важнейшим будут оставаться США. Но они могут претендовать только на звание «первого среди равных», а не на роль сверхдержавы и гегемона (NIC 2008; Закария 2009). Соответственно вырисовываются два сценария «ухода» США: 1) осмысленный и наиболее выгодный для них в долго-срочной перспективе путь строительства нового мирового порядка с максимальным сохранением своего влияния, но не диктата; 2) ожесточенная борьба США за сохранение статус-кво, включая всевозможные действия по подрыву и ослаблению соперников. Это будет неизбежно создавать постоянную напряженность и конфликтность. Пока создается впечатление, что США избирают второй путь (хотя очередной экономический кризис может заставить их свернуть на первый, правда, много времени и возможностей уже будет утрачено). Но даже при движении по второму пути США вынуждены будут все активнее искать союзников, формировать новые глобальные союзы (см. ниже). Так или иначе, именно борьба вокруг гегемонии США и позиция Америки в отношении крупных и быстрорастущих стран будет составлять главную интригу современных глобальных противоречий .

Почему усиление «беспорядка» в известной мере если не неизбежно, то более вероятно, чем «мягкий» переход? Прежде всего потому, что движение к новому состоянию требует мудрости и компромиссов со стороны всех, особенно США. Однако мудрость всегда являлась дефицитным качеством в среде политических элит. Но есть и более глубокие причины. Радикальное изменение баланса экономических сил в мире, о котором мы говорили выше, создает объективные условия для пересмотра мирового порядка. Однако оно вовсе не влечет за собой автоматическое изменение и военно-поли-тического баланса. Для этого, образно говоря, требуется «подтягивание» политической составляющей мирового развития (политической глобализации) к экономической. Очевидно, что вторая значительно опередила первую. И дальнейшее развитие без такого «подтягивания» будет затруднительным. Такое неизбежное сокращение разрыва между экономической и политической глобализацией мы назвали в свое время реконфигурацией Мир-Системы (см.: Гринин 2012; Grinin, Korotayev 2012).

Основные векторы этой реконфигурации − ослабление прежнего центра Мир-Системы (США и Запада), одновременное усиление позиций ряда периферийных стран и в целом – увеличение роли в мировой экономике и политике развивающихся стран. Проявляться процесс реконфигурации в разных странах и регионах может по-разному, часто непредсказуемо. При этом надо иметь в виду, что такое «подтягивание» политической составляющей глобализации к экономической происходит рывками и означает более или менее сильные политические и геополитические кризисы в тех или иных регионах мира. Мы рассматриваем кризисы и потрясения на Ближнем Востоке начиная с 2010 г., а также кризис на Украине именно как такие «реконфигуративные» кризисы, которые одновременно становятся и геополитическими, требующими изменения мирового порядка (Гринин и др. 2016). При этом становится все более вероятным возникновение серьезных и внезапных кризисов также в других регионах. Внезапность их может быть сродни землетрясениям. И, продолжая геологические сравнения, стоит заметить, что подобно тому как тектонические сдвиги происходят по линии наиболее пластичных участков земной коры на границах тектонических плит, такого же рода «реконфигурационные» кризисы также возникают в регионах и обществах, наименее устойчивых и лежащих на стыках геополитических «плит». И Ближний Восток, и Украина относятся к таким регионам . Поэтому можно предположить, что особенно сильные изменения будут происходить в периферийных странах, которые, образно говоря, лежат именно на таких «стыках».

Предшествующий формированию нового мирового порядка период «подтягивания» политической составляющей неизбежно втянет мир на определенное время (одно-два десятилетия) в турбулентную эпоху кризисов и усиления напряженности. Но экономическое развитие мира в этот период будет относительно слабым (Grinin 2009; Гринин 2012; Grinin, Korotayev 2012; 2014a; 2015), становясь амбивалентным фактором, не только дополнительно усиливающим напряженность, но и склоняющим страны к сотрудничеству.

IV. ПОЧЕМУ И КАК МИРОВОЙ ПОРЯДОК ДОЛЖЕН ИЗМЕНИТЬСЯ

Почему мировой порядок должен измениться? Сначала рассмотрим причины и направление вероятного изменения баланса сил. Необходимо четко различать два аспекта проблемы. Первый – объективные причины и тенденции, которые делают процесс изменения неизбежным. Второй – конкретный ход событий, предугадать который крайне сложно (здесь возможны временные и существенные победы США). И все же изменить ход событий радикально для США возможно только в случае, если они смогут вновь увеличить свою долю в мировом ВВП и других показателях, что пока представляется почти невероятным. Напротив, мы полагаем, что тенденция (пусть с колебаниями) более быстрого экономического роста развивающихся стран по сравнению с развитыми будет доминировать в ближайшие два десятилетия, что может необратимо повлиять на изменение мирового порядка. Чтобы лучше аргументировать данные идеи, рассмотрим в динамике, как трансформируются основные преимущества, позволяющие сегодня поддерживать гегемонию Запада, а именно: финансовое, технологическое и экономическое превосходство .

Финансовое преобладание – одно из самых главных преимуществ Запада, используемое в том числе и для обрушения экономики соперников. По объему оборота капиталов, мощи финансовых и банковских корпораций, стоимости активов и т. п. западные страны превосходят остальные государства едва ли не в той же степени, в какой ранее превосходили их в промышленном развитии. Также исключительно важным преимуществом западных стран являются свободно конвертируемые валюты. По мнению П. Кругмана (2013), странам с такими валютами можно не заботиться об объеме эмиссии и долгов. Действительно, в какой-то степени рост экономики Запада с 2008 г. в основном обеспечили именно финансовые технологии.

Преимущества западной валютно-финансовой системы являются важной частью современного мирового порядка (см., например: Сорос 2009). В какой-то мере в последние два-три десятилетия возникло новое разделение труда в мире: финансовая деятельность сосредоточилась в США и западных странах, а промышленное производство (в том числе и в обрабатывающих отраслях) в большей степени перешло в развивающиеся страны. Но разрыв в финансовой сфере будет сокращаться и потому, что рост экономик развивающихся стран требует соответствующей финансовой базы, и потому, что рано или поздно значимость валют и финансовых центров этих государств возрастет. Сегодня западные экономики находятся между Сциллой слабого экономического роста с низкими ставками и Харибдой сверхзадолженности, которая может грозить государственным дефолтом. Это своего рода ловушка, выход из которой неочевиден. Все это, особенно в связи с новыми финансовыми кризисами (которые неизбежны и могут обрушить надувшиеся «пузыри» акций и облигаций), в конечном итоге приведет к тому, что система международных расчетов, основанная на долларе, начнет трансформироваться, и это будет хорошей возможностью для изменения мировой валютной системы в целом. А с этим, естественно, уменьшится и превосходство Запада.

Технологическое превосходство. При сохраняющемся превосходстве Запада уровень его технологического отрыва все же уменьшается и будет уменьшаться за счет следующих тенденций. Во многих крупных корпорациях и научных лабораториях работает большое число ученых и технических специалистов из развивающихся стран (которые, соответственно, становятся носителями инновационной информации и технологии). Многих специалистов приглашают развивающиеся страны, другие сами охотно ищут такие вакансии, поскольку на Западе вакансий недостаточно. Такие государства, как Китай, стали активно приобретать целые корпорации с их технологиями. КНР и другие продвинутые развивающиеся страны несут технологии в менее развитые общества. ТНК вынуждены переносить все больше технологий в развивающиеся страны и частично поощрять в этих странах передовые научные исследования. И чем больше развивающиеся страны продвинутся в культурно-научном отношении, чем больше там будет квалифицированных научно-технических кадров, тем активнее пойдет процесс переноса в них части исследований (где издержки на персонал существенно меньше). Произойдет нечто похожее на перенос промышленных предприятий.

На формирование нового баланса значительно влияет технологическая составляющая, прорыв к инновационной экономике. Мы уже высказывали свои предположения, что новая мощная технологическая волна начнется в 2030–2040-е гг. (см.: Гринин А. Л., Гринин Л. Е. 2015). И от того, кто возглавит («оседлает») новый технологический уклад, во многом зависят контуры нового мирового порядка, тем более если эти инновации конвертируются и в военное превосходство. Разумеется, США имеют шансы удержать свое лидерство в мире. Но вполне вероятно, что прорыв к новым технологиям произойдет на стыке первого и третьего миров, в каких-либо ТНК, принадлежащих одновременно и метрополии, и периферийным странам (что, кстати, будет вполне логично для глобального мира).

Однако даже в случае нового технологического рывка на Западе этим обществам с ограниченными трудовыми ресурсами и населением, которое все более отвыкает от работы на промышленных предприятиях, будет сложно развернуть какие-либо новые инновационные массовые производства только в собственных государствах. И тогда либо начнется новый виток деиндустриализации, когда оставшаяся индустрия будет сворачиваться и переводиться за рубеж (что опять-таки усилит развивающиеся страны), либо часть инновационных производств начнет разворачиваться в развивающихся странах. То есть даже если технологический отрыв Запада произойдет вновь, он не будет столь значительным и фатальным, как случалось ранее.

Экономическое превосходство Запада в настоящий момент выражается в более высоком уровне организации и производительности труда, доходов на душу населения, общей трудовой и деловой культуры. Однако этот разрыв все же постепенно сокращается, поскольку производительность труда в развивающихся странах растет существенно быстрее, чем в развитых. Мы полагаем, что такая тенденция будет продолжаться еще достаточно долгое время. Дело в том, что в первых огромный рост производительности идет за счет притока сельского населения в промышленность и строительство, постепенной механизации сельского хозяйства. А в западных странах основные рабочие места создаются в сфере услуг, где рост производительности труда не слишком велик. При этом часть сферы квалифицированных услуг (программирование, менеджмент, бухгалтерия и т. п.) уходит в развивающиеся страны через информационные каналы (особого рода аутсорсинг, когда услуги оказываются людьми на удалении). В результате в западных странах у очень значительной части населения уровень доходов относительно низкий (ведь работа не слишком квалицированная), он не увеличивается или растет медленно, что приводит к постепенному размыванию среднего класса. Последний ранее был основой стабильности общества в развитых странах. Теперь же разрыв в доходах в обществе увеличивается (что достаточно опасно), а в развивающихся странах постепенно уменьшается, так как средний класс растет.

Резко повысить производительность в сфере услуг (например, за счет ее роботизации) если и возможно, то в отдаленном будущем. Но в целом даже такие прорывы не смогли бы переломить ситуацию с сокращением разрыва между развивающимися и развитыми странами. Уже сам по себе огромный растущий рынок развивающихся стран при неизбежных колебаниях, откатах и кризисах обеспечит тренд на экономический рост, рост производительности и благосостояния их населения, хотя на это потребуется несколько десяти-летий.

Соответственно экономическая структура Мир-Системы начнет перестраиваться, роль нынешнего ядра – уменьшаться.

Преимущества развивающихся стран. Третий мир начал движение к развитию, и его уже не остановить. С учетом его громадного населения это движение не может не быть грандиозным. Незападный мир составляет 6/7 всего населения нашей планеты и, что особенно важно, еще большую часть молодого населения (там живет примерно 7/8 молодежи мира). Развивающиеся экономики все заметнее настраиваются на рост, а население – на повышение своего образовательного, культурного, экономического уровня. При этом множество стран, в которых проживает примерно четверть населения планеты, пока мало затронуты стремлением к росту и улучшениям. Однако большинство из них рано или поздно осознают его необходимость. А в странах, которые уже начали свой подъем, до половины жителей придерживаются архаичного образа жизни. Иными словами, основная часть населения развивающихся стран фактически еще не включилась в подъем, в активное стремление к росту, заработку, повышению квалификации. То есть резервы роста здесь огромные.

Такое включение будет более массовым уже на уровне поколения, которое сейчас молодо, при этом разрыв в численности молодежи между первым и третьим миром будет увеличиваться. Волна за волной будут подниматься развивающиеся страны. Многие из них уже сегодня превосходят по населению Германию и приближаются к Японии, а другие, такие как Бангладеш (166,3 млн), Индонезия (253,6 млн), Нигерия (177,3 млн), превосходят Японию, составляя от половины или трех четвертей населения США (318 млн). Не говоря уже об Индии с ее 1,3 млрд человек – больше, чем во всех развитых странах, вместе взятых. И население это будет заметными темпами расти далее.

Также следует иметь в виду, что рождаемость в этих странах сокращается, где-то быстрее, а где-то медленнее. Следовательно, с одной стороны, какое-то время за счет подрастающих детей численность молодежи и трудовых ресурсов будет увеличиваться, но далее количество детей сократится, то есть иждивенцев станет меньше, а работающих больше (тем более что женщины, имеющие меньше детей, смогут также работать). Это создает так называемый демографический дивиденд. Развитые страны (и Китай) его уже истратили, зато во многих развивающихся странах будет наиболее благоприятное соотношение работающих и иждивенцев. А пожилых людей окажется не очень много . Это будет способствовать росту подушевого дохода. Таким образом, демографический аспект делает во многом неизбежным «подтягивание» развивающихся экономик к развитым, а в валовом отношении – к тому, что доля развивающихся стран станет существенно большей, чем развитых. На этом фоне проблемы обеспечения пожилых и престарелых людей на Западе будут только возрастать (см.: Гринин, Коротаев 2015).

А в долгосрочном плане в условиях глобализации и все более тесного взаимодействия экономик, роста значимости ТНК и финансовых потоков в целом, именно объемы производства и совокупная экономическая и демографическая мощь стран будут все заметнее определять баланс сил в мире и их влияние на формирующийся мировой порядок. Взгляды западного бизнеса (прежде всего ТНК) в условиях численно стагнирующего и стареющего населения собственных стран будут неизбежно обращены на растущие рынки и увеличивающееся количество потребителей в развивающихся странах. Будет продолжаться перенос разных форм экономической деятельности в эти страны. Вместе с активизацией экономических и финансовых стратегий развивающихся государств это сделает неизбежным изменение баланса сил и правил мирового порядка. Не следует забывать и о том, что среди населения развитых стран растет доля выходцев или потомков выходцев из развивающихся стран. К этому времени их будет очень много, а их влияние на общую культурную ситуацию в Европе и США, на политику и связь со странами исхода возрастет . И это может стать дополнительным крупным козырем развивающихся стран (наряду с культурными, технологическими и валютными вливаниями из развитых стран).

Переходный период и противоречивые тенденции. Такой период всегда содержит в себе множество противоречивых тенденций. Так, например, в условиях глобализации тенденция к сокращению суверенных прерогатив, многие из которых отчуждаются добровольно (например, при вступлении в различные наднациональные объединения, мировые соглашения и т. п.), объективна (Гринин 2005; 2008). Однако в настоящий момент наблюдается некоторый пересмотр отношения к суверенным полномочиям, поскольку целый ряд стран начал активно отстаивать свой суверенитет в связи с угрозой внутренней нестабильности, идущей от США. Но эта борьба за сохранение вроде бы старых институтов на самом деле означает борьбу уже за новый мировой порядок. Рассмотрим противоречия переходного периода на примере ТНК.

Создание новых транснациональных союзов. ТНК и метрополии. Сегодняшняя стратегия США, направленная на сохранение гегемонии, связана с созданием нескольких глобальных объединений, где Соединенные Штаты надеются доминировать и выгодно использовать ресурсы входящих в них государств себе на пользу. Это Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство между США и Евросоюзом (TTIP); Транстихоокеанское партнерство (TPP); договор по торговле услугами (Trade in Services Agreement, TISA). Переговоры по последнему ведутся в обстановке секретности. В октябре 2015 г. было объявлено о подписании Транстихоокеанского партнерства. Но это соглашение еще требуется ратифицировать. В отношении двух остальных пока много споров по условиям и есть сомнения в том, что их подписание вообще состоится. Тем не менее при поиске компромиссов рано или поздно они могут быть подписаны, объединив в этом случае страны, производящие от 1/2 до 2/3 мирового ВВП (соответственно по паритету покупательной способности или по номиналу). В этом случае США получат определенную, хотя и не слишком большую, выгоду. Однако мы согласны с выводами некоторых обозревателей (см., например: Hedges 2015), что эти соглашения более выгодны скорее ТНК США, чем американской экономике в целом. Американская экономика, напротив, может быть ослаблена расширением импорта и дальнейшим выводом производств из страны. Так что больше всего выиграют от этих партнерств, вероятно, такие быстрорастущие страны, как Вьетнам или Малайзия. Возможно также, что прав С. Глазьев (2015: ч. 2), говоря об ошибочности навязчивого стремления США к формированию Тихоокеанской и Трансатлантической зон преференциальной торговли и сотрудничества без участия стран БРИКС. Он считает, что США совершают ту же ошибку, что и предыдущий мировой лидер – Великобритания, которая в пору Великой депрессии стремилась защитить от американских товаров свою колониальную империю протекционистскими мерами.

Сказанное дает нам возможность продолжить тему роли ТНК в непреднамеренном ослаблении Запада и усилении развивающихся стран (происходящем помимо воли ТНК, просто потому, что они ищут наибольшую эффективность). По сути, в настоящее время ТНК нельзя уже рассматривать как принадлежащие только Западу. Во многом они являются частью экономики незападных стран. Происходит определенный «отрыв» этих гигантских корпораций от метрополии, в которой им тесно, и вопреки своей воле они все больше «льют воду на мельницу» развивающихся стран. Точно так же английские технологии и капиталы «оплодотворили» в XIX в. подъем США, Индии, Канады, Австралии, а сама Англия перестала быть мировым лидером.

Да, США и европейские страны по-прежнему могут юридически воздействовать на ТНК в определенных отношениях (особенно в плане подключения к санкциям, соблюдения определенных правил, запретов на импорт технологий; подтасовывания статистики, использования рейтингов в политических целях, сотрудничества с разведкой). Но в подавляющем большинстве случаев они действуют свободно под влиянием тех импульсов, которые идут из разных секторов, рынков и движений. В связи с этим представляется, что с некоторого времени (в частности, с начала деиндустриализации и так называемой финансовой революции, то есть с 1980-х гг.) интересы ТНК и стран-метрополий постепенно расходятся. Как известно, корпорации имеют собственные цели (Гэлбрейт 1976), часто отличные от общенациональных. Полагаем, что чем активнее будут расти незападные экономики и создаваться глобальные экономические объединения развитых стран с развивающимися, тем заметнее будет расхождение между интересами ТНК и экономик их стран-метрополий. Другими словами, представляется, что ТНК будут все активнее уходить на рынки развивающихся стран, если экономические возможности последних будут сулить им бóльшие прибыли. Тем более если топ-менеджмент таких корпораций будут во все большей степени составлять неамериканцы и неевропейцы.

Эпоха новых коалиций и контуры нового мирового порядка. Переход к новому порядку – это всегда поиск новых комбинаций. Неудивительно, что процесс «подтягивания» политической составляющей также вызвал усиление стремления к поиску новых союзов и партнерств, часто непривычных, нелогичных и неустойчивых (что не отменяет, разумеется, стремления сохранить старые объединения). Это движение, как мы видели, захватило даже США, хотя ранее они считали себя самодостаточными. Этот процесс активного создания различных союзов, комбинаций стран и их объединений мы назвали эпохой новых коалиций (см.: Гринин 2009б; 2012); он и станет основанием для формирования нового мирового порядка. Процессы формирования новых комбинаций и поиска новых оснований пойдут более активно после того, как острая фаза борьбы за сохранение гегемонии США в прежнем виде покажет неизбежность и разумность смены курса для этой страны (что уже прослеживается в заявлениях некоторых кандидатов в президенты).

Возможно, наиболее ярким примером процесса создания новых коалиций является БРИКС, которая появилась первоначально как фантазия экономиста, а затем обрела черты реального союза. При этом участие в данном неофициальном союзе открывает возможность присоединения к другим союзам, таким как ШОС или ЕврАзЭС. Это показывает, что страны будут участвовать в значительно большем количестве различных блоков, союзов и партнерств, чем сегодня, причем при активизации привлечения в союзы новых членов комбинации могут быть самыми разнообразными. В то же время в результате на какое-то время подвижность партнерств в рамках Мир-Системы усилится, возникающие союзы и коалиции порой могут представляться химерическими или эфемерными, что способно дополнительно усилить общую турбулентность.

По мере осознания того, что начинает формироваться новый мировой порядок, усилится конкурентная борьба за то, кто станет направлять процесс его формирования в мире и отдельных регионах. И тем силам, которые будут претендовать на лидерство, придется действовать под лозунгами более справедливого мирового и регионального устройства, для чего, естественно, необходимы союзники и блокировки. Поэтому неизбежно начнется перегруппировка сил на мировой и региональных аренах. В этом случае характер отстаивания национальных интересов, формы конфликтов постепенно начнут приобретать иной вид. Мы надеемся, что после определенного периода «игры без правил» мировая арена все же начнет рассматриваться как общее поле интересов, на котором надо устанавливать и поддерживать приемлемые и выгодные для всех правила игры. А это значит, что в самой концепции внешней политики постепенно, но очень неравномерно в ее практическом осуществлении откровенное преследование эгоистических интересов государств станет занимать меньше места, чем сегодня . Сказанное звучит утопично. Тем более что за последние несколько лет эгоистические подходы и двойные стандарты в политике как будто даже усилились. Однако, возможно, это свидетельствует о том, что мир находится на пути поиска принципов нового устройства. Вероятно, для этого потребуется пережить какие-то катаклизмы (вроде нового экономического кризиса), поскольку именно в кризисные моменты ситуация меняется более активно.

В процессе поиска наиболее устойчивых, выгодных и адекватных организационных решений постепенно некоторые из новых наднациональных союзов и объединений могут превратиться из временных в постоянные, тем самым начнется выработка эффективных институциональных форм нового миропорядка. В этом же процессе начнут вырабатываться некоторые новые нормы мирового права и новые общие принципы мирового порядка. А страны, продолжающие в грубой форме отстаивать национальный эгоистический интерес, в конечном счете проиграют.

V. ИЗМЕНЕНИЯ, НЕОБХОДИМЫЕ ДЛЯ ФОРМИРОВАНИЯ НОВОГО ПОРЯДКА

Итак, турбулентная эпоха должна в идеале привести к формированию нового баланса сил, к выработке основных принципов нового мирового порядка. Рассмотрим некоторые из этих принципов, но основе которых, возможно, он будет выстроен.

1. Система глобального влияния

Глобализация как объект регулирования и учета интересов. Мы думаем, что именно глобализация, как бы к ней ни относились, станет экономической основой для продвижения в формировании нового мирового порядка. Но для более устойчивого порядка необходим некий консенсус и опора на принципы компромисса, такие, как: «в одной лодке», «друзья – соперники», «не использовать недопустимых средств» и т. п. То есть в условиях неизбежного соперничества и попыток «перетянуть одеяло на себя» необходимость поддержки какого-то приемлемого устойчивого положения должна рассматриваться в качестве императива.

Поэтому мы полагаем, что хотя бы некоторые процессы глобализации должны быть оформлены в виде писаных или неписаных правил. Потребуется определенное упорядочение международной финансовой и экономической деятельности (в этом будет заинтересовано большинство стран, осознавших тяжелые последствия экономических кризисов). Здесь, разумеется, откроется большой простор для попыток усилить позиции определенных стран и блоков. Поскольку в процессе глобализации роль ТНК очень велика, каким-то формальным образом должны быть определены и позиции этих корпораций. В целом нам представляется, что, с одной стороны, должна усилиться ответственность корпораций за их публичные действия. Так, сегодня заявление крупнейшего рейтингового агентства может обрушить валюту, а то и экономику даже большой страны. Эти возможности должны быть ограничены соответствующей ответственностью (и уже ограничиваются, например правилами ЕС). Но с другой стороны, ТНК могут получить некоторые дополнительные привилегии и права. Какие, пока неясно, но понятно, что вокруг этого будет вестись довольно длительная и напряженная борьба. Еще одним серьезнейшим пунктом станет вопрос о мировой валюте, от решения которого зависит очень многое. Но, по-видимому, здесь движение будет двусторонним. С одной стороны, сохранятся и усилятся попытки развивающихся стран продвигать свои валюты и пытаться усилить их роль на международном финансовом рынке и пр., а с другой – грядущие мощные финансовые потрясения неизбежно приведут к хотя бы частичному пересмотру роли доллара в мире.

Усиление роли наднациональных союзов. О мировых регулирующих органах. Представляются вероятными следующие тренды: а) рост значения наднациональных организаций, представляющих интересы своих членов на мировой арене; б) некоторое упоря-дочение процесса трансформации национального суверенитета (в чем-то он сократится, в чем-то – усилится), так что национальное государство останется ведущим субъектом международного процесса, но уже будет вынуждено сосуществовать с другими субъектами – наднациональными и транснациональными; в) возникновение смешанного характера «концерта» мировых игроков в виде государств, их различных союзов, а возможно, и каких-то отдельных корпораций или организаций (подобно тому, как в средневековых парламентах и органах были представлены сразу и территории, и корпорации, и города, и знатные люди и т. п.).

Если такого рода наднациональные союзы получат определенные возможности влиять на ситуацию в мире, а тем более формальное право голоса на международных форумах, то это, с одной стороны, усилит стремление вступать в них, с другой – более тесно сплотит их членов изнутри.

Разумеется, встает вопрос о каких-либо новых мировых институтах, которые бы позволяли претворять новые принципы в жизнь. Хотя старые мировые органы вряд ли смогут играть соответствующую роль, в то же время они едва ли будут демонтированы. Скорее новые институты будут создаваться параллельно старым.

Новый мировой «концерт»? Итак, с одной стороны, система участников международной арены начнет постепенно трансформироваться, причем в сторону наднациональных акторов, с другой – разумеется, в ближайшие десятилетия трудно рассчитывать, что удастся создать систему, в которой могли бы эффективно участвовать все. Именно поэтому сокращение национального представительства за счет наднациональных объединений могло бы стать эффективным путем. Но в любом случае основную роль стали бы играть наиболее крупные наднациональные объединения и государства (последние могли бы быть представлены и самостоятельно, и от имени объединений).

Если новый порядок не будет ни однополюсным, ни двуполюсным, то соответственно, скорее всего, он будет представлять собой некий коллектив крупнейших игроков (стран и союзов). Что-то вроде G-x, то есть объединения трех – пяти – семи или более крупнейших держав и блоков, которые смогут каким-то образом обеспечивать и гарантировать новый порядок. Это могут быть, например, США вкупе с Тихоокеанским партнерством или каким-нибудь блоком, ЕС, Китаем, Индией, Россией. Либо последние три страны будут представлены также объединением БРИКС. Итоговый расклад сил может быть самым разным. То есть возникнет некий новый мировой «концерт» государств и надгосударственных союзов. Разумеется, всякого рода конфликты и коллизии всегда будут иметь место, но все же наиболее крупным игрокам договориться будет проще. А чтобы порядок держался, тренд должен идти в сторону институционализации этого «концерта» (возможно, с учетом опыта ООН, но более эффективно оформленного, что-то вроде права вето с несколькими уровнями участия и разными правами).

2. О принципах нового мирового порядка

Новый мировой порядок потребует достаточно устойчивого баланса сил и интересов, новых моделей наднационального управления и координации мировых процессов, новых принципов, способствующих уменьшению противостояния и стимулирующих сотрудничество. Сформулируем их краткий перечень.

1) Плюрализм политических режимов , то есть признание: а) правомерности и легитимности всех режимов; б) идеи, что любой режим (включая и демократический) имеет свои плюсы и минусы; в) ценности плюрализма режимов (подобно плюрализму религий).

2) Отказ от насильственного навязывания институтов (в том числе и насаждения демократии).

Меня напрягает необходимость изучать язык на котором говорят всего 7 миллионов человек. Переезжать туда, где русский государственный, не хочу. Бороться за языковые права русскоязычного уже меньшинства - тем более. Есть одна альтернатива - объяснить человечеству, что единый международный язык это хорошо. Но как? И какой именно язык?

Я – за эсперанто.

Но у него масса проблем. Хотя есть и перспективы.

«В эсперанто-сообществе особенно популярна идея о введении эсперанто в качестве вспомогательного языка Европейского союза]. Сторонники такого решения полагают, что это сделает межъязыковое общение в Европе более эффективным и равноправным, одновременно решив проблему европейской идентификации. С предложениями о более серьёзном рассмотрении эсперанто на европейском уровне выступали некоторые европейские политики и целые партии, в частности, представители Транснациональной радикальной партии]. Кроме того, есть примеры использования эсперанто в европейской политике (например, эсперанто-версии издания «Ле монд дипломатик» и информационного бюллетеня «Conspectus rerum latinus» во время председательствования в ЕС Финляндии]). В выборах на европейском уровне участвует небольшая политическая партия «Европа - Демократия - Эсперанто», набравшая 41 тысячу голосов на выборах в Европарламентв 2009 году.
Эсперанто пользуется поддержкой ряда влиятельных международных организаций. Особое место среди них занимает ЮНЕСКО, принявшее в 1954 году так называемую резолюцию Монтевидео, в которой высказала поддержку эсперанто, цели которого совпадают с целями этой организации, а страны - члены ООН призвали к введению преподавания эсперанто в средних и высших учебных заведениях . Резолюцию в поддержку эсперанто ЮНЕСКО приняла также в 1985]. В августе 2009 Президент Бразилии Луис Инасиу Лула да Силва в своём письме высказал поддержку эсперанто и надежду на то, что со временем он будет принят мировым сообществом как удобное средство общения, не предоставляющее привилегий кому-либо из его участников». ©(Вика)

Перспективы мне видятся и в том, что своим внимание эсперанто не обошла религия.

«На эсперанто переведены все основные священные книги. На эсперанто вещает Радио Ватикана, с 1910 года активно действует Международное католическое объединение эсперантистов, а с 1990 года документом Norme per la celebrazione della Messa in esperanto Святой Престол официально разрешил использовать эсперанто во время богослужений - единственный из плановых (искусственных) языков. 14 августа 1991 года Папа Римский Иоанн Павел II впервые обратился к более чем миллиону юных слушателей на эсперанто. В 1993 году он послал своё апостольское благословение 78-му Всемирному конгрессу эсперанто. С 1994 года папа римский, поздравляя католиков всего мира с Пасхой и Рождеством, среди прочих языков обращался к пастве и на эсперанто. Его преемник Бенедикт XVI продолжил эту традицию. Существует международная организация православных эсперантистов - Kristana ortodoksa rondo esperantista (KORE).
Аятолла Хомейни призвал мусульман изучать эсперанто и хвалил за его использование в качестве среды для лучшего взаимопонимания между народами различных религий. После того как он предложил заменить английский язык на эсперанто в качестве международного лингва-франка, эсперанто стал использоваться в семинарии Кума, религиозного центра Ирана. Вскоре после этого был опубликован перевод Корана на эсперанто. В 1981 году использование эсперанто в Иране стало менее популярным, когда стало очевидно, что последователи Бахаи тоже проявляют интерес к эсперанто и публикуют литературу на нём].
Зародившаяся в Иране вера Бахаи призывает к использованию вспомогательного международного языка. Некоторые последователи Бахаи считают, что эсперанто обладает большим потенциалом для этой роли]. Лидия Заменгоф, младшая дочь создателя эсперанто, являлась последовательницей веры Бахаи и перевела на эсперанто важнейшие сочинения Баха-Уллы и Абдул-Баха].
Основным из тезисов японского религиозного течения оомото-кё является лозунг «Unu Dio, Unu Mondo, Unu Interlingvo» («Единый Бог, Единый Мир, Единый язык общения»). Создатель эсперанто Людвиг Заменгоф в оомото считается святым-ками]. Язык эсперанто ввёл как официальный в оомото сосоздатель оного Онисабуро Дэгути. Вон-буддизм - новое направление буддизма, возникшее в Южной Корее, активно использует эсперанто], участвует в международных сессиях эсперанто, основные священные тексты вон-буддизма переведены на эсперанто. Также активно используют эсперанто христианское спиритуалистическое движение «Лига доброй воли» и ряд других.» ©(Вика).

А что Вы думаете о едином мировом языке?

Подлинная история русских. XX век Вдовин Александр Иванович

Развенчание академика Марра и утверждение русского языка на роль «мирового языка социализма»

В 1950 году Сталин принял личное участие в дискуссии по проблемам языкознания. К этому времени учение Н.Я. Марра, провозглашенное «единственно правильным», обнаруживало несостоятельность своих основ. Явно утрачивало актуальность предложение о форсировании работы по созданию искусственного мирового языка. Время выявило особую роль русского языка в процессе перехода к будущему мировому языку в пределах СССР. Об этом, в частности, говорилось в написанной ранее, но только что опубликованной статье И.В. Сталина «Ленинизм и национальный вопрос». После ее публикации последовательная смена мировых языков изображалась Д.И. Заславским в «Правде» следующим образом. Латынь была языком античного мира и раннего средневековья. Французский язык был языком господствующего класса феодальной эпохи. Английский язык стал мировым языком эпохи капитализма. Заглядывая в будущее, «мы видим русский язык как мировой язык социализма»; его распространение обогащает национальные литературы, «не посягая на их самостоятельность». К 1950 году выявилось также, что марризм оскорбляет национальные чувства китайцев. Был известен целый ряд случаев, когда китайские студенты и стажеры, обучавшиеся в СССР, отказывались изучать языковедение по Марру.

Согласно учению Н.Я. Марра, выделялось четыре стадии развития языков. Первая (низшая), на которой пребывал китайский и ряд африканских языков; вторая, на которой находились угро- финские, турецкие и монгольские языки; третья - яфетические (кавказские) и хамитские языки; четвертая (высшая) - семитские и индоевропейские (арабский, еврейский, индийский, греческий, латинский) языки. Получалось, что китайский язык связан лишь с начальным этапом развития языков, а грузинский по развитию стоял ниже еврейского. Последнее не могло не задевать национальных чувств грузин.

Среди советских языковедов представления о стадиальности развития языка не разделяли крупные ученые В.В. Виноградов, A.A. Реформатский и др. С позиций «единственно правильной» теории языка, это были языковеды, которые продолжали «отжившие свой век традиции дореволюционной либерально-буржуазной лингвистики». Ситуация в языкознании была обрисована в письме Сталину, направленному языковедом, академиком АН Грузинской ССР A.C. Чикобавой в марте 1950 года.

Личные беседы Сталина с приглашенным в Москву Чикобавой укрепили его в необходимости пересмотреть господствующую в стране языковедческую теорию. Маленков беседовал по этим вопросам с академиком В.В. Виноградовым. По предложению Сталина Чикобава подготовил статью по проблемам языкознания для «Правды». 9 мая 1950 года она была опубликовала «в порядке обсуждения». В ней говорилось о необходимости пересмотра общелингвистических построений Марра, без которого «невозможна разработка системы советской лингвистики». Марристов это требование поразило. Некоторые считали его выходкой сошедшего с ума языковеда. Марристы опровергали Чикобаву до 20 июня 1950 года, пока в «Правде» не появилась статья Сталина «Относительно марксизма в языкознании». 11 и 28 июля последовало ее продолжение. Позднее эта работа издавалась отдельной брошюрой «Марксизм и вопросы языкознания».

В сталинских статьях решительно отвергались утверждения о том, что краеугольные положения теории Н.Я. Марра («язык есть надстройка над базисом», «классовый характер языка», «стадиальность развития языка») являются марксистскими. С опубликованием трудов Сталина о языкознании Марр потерял своих открытых сторонников и стал восприниматься как ученый, который хотел быть марксистом, но не сумел стать им. «Он был всего лишь упростителем и вульгаризатором марксизма, вроде «пролеткультовцев» или «рапповцев»».

Освобождение советского языкознания от пут марризма не обошлось без курьеза. В.В. Виноградов, готовивший предварительные материалы для сталинских статей о языкознании, с ужасом прочитал в «Правде» от 11 июля, что происхождение русского языка объяснено у Сталина ошибочно. Вместо того, чтобы сказать, что русский язык произошел из курско-московского диалекта, написано: из курско-орловского (по аналогии с курско-орловской дугой). Виноградов позвонил Поскребышеву, сказал об ошибке. Тот ответил: «Раз товарищ Сталин написал про курско-орловский диалект, значит, из него теперь и будет происходить русский язык».

Существенным для теории и практики была интерпретация статей Сталина. Русский язык представал теперь языком, который «будет безусловно одним из наиболее богатых и выдающихся зональных языков, мощных средств межнационального общения и сыграет большую роль в создании будущего единого мирового языка, в создании его основного словарного фонда и грамматического строя». Одновременно возводился в абсолют сталинский тезис о необходимости всемерного усиления государства в СССР. Марксистская традиция исходила из обратного - отмирания государства по мере продвижения к коммунизму.

Из книги Тень и реальность автора Свами Сухотра

Из книги Наброски, альбомные записи автора Гоголь Николай Васильевич

<МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ СЛОВАРЯ РУССКОГО ЯЗЫКА.> Материалы для объяснительного словаря русского языка печатаются по автографам (ЛБ), которые состоят из: 1) чернового наброска предисловия к первому выпуску словаря на двух отдельных листках (шифр М. 3213 № 25) и 2) тетрадки, в которую

Из книги Мудрость Востока и Запада. Психология равновесия автора Гьяцо Тензин

Бедность языка эмоций Далай-лама (через переводчика): Что касается чувства гордости, то обычно под ним понимается ощущение собственной значимости. В этом вы можете видеть эволюционное назначение: без Уверенности в своих силах, ощущения своей значимости и чувства

Из книги Инки. Быт. Культура. Религия автора Боден Луи

Из книги Этруски [Предсказатели будущего (litres)] автора Блок Реймон

Глава 3 Загадка этрусского языка Вопрос об этрусском языке представляет собой проблему, которая, несмотря на многочисленные попытки решить ее, по-прежнему озадачивает ученых. На протяжении столетий величайшие авторитеты в лингвистике и сравнительной филологии

Из книги Литературные манифесты: От символизма до «Октября» автора Автор неизвестен

Декларация заумного языка 1. Мысль и речь не успевают за переживанием вдохновенного, поэтому художник волен выражаться не только общим языком (понятия), но и личным (творец индивидуален), и языком, не имеющим определенного значения (не застывшим), заумным. Общий язык

Из книги ЛЮДИ СОВЕТСКОЙ ТЮРЬМЫ автора Бойков Михаил Матвеевич

7. Без языка Целый день он топчется в камере, заложив, по тюремной привычке, руки за спину, молчит и угрюмо смотрит в пол. Никогда ни с кем не разговаривает. По внешности такой же, как и остальные заключенные: оборванный, худой, с изможденным лицом, на котором преобладают

Из книги Великая Яса Чингис-хана автора Кучер Павел Алексеевич

Восстановленный по правилам современного русского языка текст "Великой Ясы" с комментариями: 1. Трусу, лгуну, прелюбодею, содомиту, вору, предателю без различия возраста и знатности - смерть; (Главный принцип солидарного общества. Очень похож на главный закон империи

Из книги Супербомба для супердержавы. Тайны создания термоядерного оружия автора Губарев Владимир Степанович

Боль на кончике языка Вечером в кино у генерал-лейтенанта Виноградова острая боль пронзила язык. Начальник полигона особого значения ей не придал. Тем более что боль пропала, когда он вышел на свежий воздух. Однако ночью боль нарастала, заснуть генерал уже не мог. Утром он

Из книги О чем рассказали «говорящие» обезьяны [Способны ли высшие животные оперировать символами?] автора Зорина Зоя Александровна

Начало общения с обезьяной при помощи языка жестов. Первые шаги Итак, в 1966 году в доме Гарднеров появилась 10-месячная самка шимпанзе. Это был пойманный в Африке дикий детеныш, и первоначально его предполагали использовать в космических исследованиях. Гарднерам не

Из книги Расставание с мифами. Разговоры со знаменитыми современниками автора Бузинов Виктор Михайлович

Сравнение бонобо и обыкновенных шимпанзе и роль раннего начала освоения языка По мере того как Канзи в свои 11/2-21/2 года начал демонстрировать спонтанное овладение языковыми навыками и продолжал их развивать, возникли два очевидных вопроса. Во-первых, действительно ли

Из книги Дальневосточные соседи автора Овчинников Всеволод Владимирович

§ 4. Системное представление действительности и функция языка 1. Конфигурационные структуры системного уровня. Многие важнейшие структуры системного уровня носят неявный характер. Поэтому обнаружить и эксплицировать их удается лишь путем анализа языковых значений и

Из книги Как я был телевизионным камикадзе автора Кравченко Леонид Петрович

§ 6. Неизбежность возникновения человеческого языка 1. Назначение человеческого языка. По сравнению с человеческим языком естественная система коммуникации у шимпанзе, сама по себе вполне развитая, чрезвычайно бедна. Голландский этолог Я. ван Хоофф насчитал около 60

Из книги автора

Год русского языка – А кто еще повлиял на Вас как исследователя русской литературы?– Знаменитые ленинградские, петербургские филологи – Дмитрий Евгеньевич Максимов (у него я был стажером в аспирантуре филфака Ленинградского университета в конце шестидесятых), он

Из книги автора

Коварство языка жестов Любой иностранец мечтает пожить несколько дней в японской семье, дабы познакомиться с особенностями местного быта. Однако за время служебной командировки или туристической поездки это практически невозможно. Японцы редко зовут гостей к себе

Из книги автора

Глава 23 Экономисты и политики не нашли общего языка В начале 1991 года все острее обсуждались проблемы экономической реформы в стране. Крупные ученые-экономисты разбились на два лагеря – радикалы и либералы. Радикалы ратовали за проведение радикальных реформ. Наиболее

Бекасов Иван

РАМ им. Гнесиных

1. Введение

Интерлингвисты Запада, например, Леон Боллак , Э. Л. Торндайк и др. предназначают язык, который они называют то вспомогательным международным (интернациональным), то мировым, то общим, всеобщим (универсальным), прежде всего для дельцов и туристов : корреспондировать со всем миром и таким образом получать новости без посредства переводчика и циркулировать по всему миру и понимать всех без необходимости в переводчике .

Корни идеи единого международного средства общения , как и почти всех идей в науке, уходят в античную древность. Греческий философ Платон , живший более 23 веков назад, говорил, что боги облагодетельствовали бы человечество, даровав ему общий язык. Но долго ли человечеству жить в такой надежде? Не может ли человек сам изобрести понятный всем язык, поначалу хотя бы письменный?

Ренэ Декарт (1596-1650) подтверждал принципиальную возможность создания разумного языка, в котором нуждаются все люди: Я считаю, что такой язык возможен... Но не надейтесь когда-либо узреть его, это предполагает великие перемены в порядке вещей, и надо, чтобы весь мир стал раем...

Проблема языка всемирной цивилизации отражена в работах таких великих деятелей, как Ян А. Коменский , Исаак Ньютон , Вольтер , Шарль Луи Монтескье , Дм. И. Менделеев и др.

Во второй половине XIX в . идея создания всеобщего языка начала завоевывать умы известных филологов и лингвистов. Первым из авторитетных представителей филологии, кто публично признал эту идею был Макс Мюллер (1823-1900) - виднейший английский филолог: Изобретение искусственного языка не заключает в себе ничего невозможного для людей, привыкших говорить на естественном языке... Такой искусственный язык может быть гораздо правильнее, чем любой из естественных языков человечества .

Активным участником общественного движения за международный язык был один из крупнейших лингвистов России и Польши - Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ (1845-1929): Если не человек существует для языка, а язык для человека, если человек имеет не только право, но и обязанность совершенствовать все свои орудия, то очевидно, что этому совершенствованию должно подлежать и столь важное и неизбежное орудие, каким является именно язык .

Вопрос об официальном международном-межгосударственном языке рассматривался в Лиге наций в 1922 г. Секретариат Лиги подготовил и III Ассамблея Лиги одобрила резолюцию под названием "Эсперанто как международный вспомогательный язык ". С 1924 г. (Гаага) происходят международные конгрессы лингвистов. Проблема вспомогательного международного языка была поднята на II таком конгрессе (Женева, 1931) .

Поддержал идею искусственного международного языка и А. М. Пешковский : Что касается искусственного языка как языка вспомогательного, я полагаю, что принятие какого-нибудь языка этого рода всем человечеством для международных отношений вполне возможно и в высшей степени желательно .

Количество проектов вспомогательного международного языка уже в 30-х годах исчислялось сотнями (300 и даже более)... Среди бесчисленных претендентов на роль международного языка проект д-ра Л. Л. Заменгофа занимает особое положение. Поэтому на нем следует остановиться особо.

2. Эсперанто – универсальный язык будущего.

Создатель Эсперанто Людовик Лазарь Маркович Заменгоф родился 15 декабря 1859 г . на западной окраине России - в городке Белостоке , ныне входящем в состав Польши. Еще в детстве на него произвело гнетущее впечатление то, что люди разных национальностей (Белосток населяли русские, евреи, белорусы, поляки) говорят на своих языках: это обособляет, отчуждает их друг от друга.

Владея несколькими языками, Заменгоф сконструировал свой язык для международного общения, руководствуясь чисто интуитивными соображениями и оказался бесспорно способным лингвистом . Но еще больше изобретательности проявил он в пропаганде своего проекта: разослал его прежде всего в редакции газет разных стран, в научные общества. Свой труд "Международный язык " Заменгоф выпустил под псевдонимом "доктор Эсперанто " ("надеющийся "). Псевдоним и стал названием языка.

В эсперанто новые словоформы образуются путём добавления к корневым словам различных приставок, суффиксов и окончаний. Например, "komputi" - "вычислять", "komputado" - "вычисление", "komputilo" - "компьютер", "komputileto" - "карманный или наладонный компьютер" (маленький компьютер вообще) "komputila" - "компьютерный", "komputejo" - "вычислительный центр", "komputiko" - "наука о компьютерах" (computer science) . Алфавит эсперанто - фонетический, то есть каждая буква всегда читается одинаково, независимо от позиции в слове. Грамматика состоит из 16 правил, исключений нет вовсе . Язык был составлен так, чтобы сделать обучение ему максимально лёгким, а его структуру - логичной и понятной носителю любого естественного языка. Предполагалось, что эсперанто можно изучить "шутя". Заменгоф предельно упростил грамматику, чтобы ее можно было освоить за полчаса, а весь язык - за несколько дней. На свой язык д-р Эсперанто-Заменгоф смотрел не на как на простое средство общения разноязычных людей, а как на панацею от всех общественных бед .

Однако и этому языку не суждено было стать всемирным.

3. Проекты языка будущего (нач. XIX в. – сер. XX в.)

В 1817 г . появились первые эскизы очень своеобразного проекта общепонятного языка - музыкального языка Сольресоль . Его автор - француз Жан Франсуа Сюдр (Sudre, 1787 - 1862 ), родом из Альби - составил все слова, помимо семи односложных, из различных комбинаций семи музыкальных нот: в нем 49 двусложных слов, 336 трехсложных, 2268 четырехсложных и 9072 пятисложных. Например, "я" произносится как доре; "ты, вы" - доми; "мой" - редо; доредо - "время", дореми - "день", дорефа - "неделя", доресоль - "месяц", сольляси - "поднимать", силясоль - "опускать"; "я люблю" - доре миляси. Слова Сольресоля могут: 1) писаться буквами, 2) первыми семью арабскими цифрами или 3) нотами, 4) произноситься или петься, 5) исполняться на любом музыкальном инструменте, имеющем гамму, 6) сигнализироваться флажками, 7) воспроизводиться семью цветами радуги - в общем имеют семь различных форм выражения.

Волапюк - создан в 1879 г . И. М. Шлейером , Литцельштеттен близ г. Констанца (Германия); Волапюк вошел в мир под девизом "богатства" -богатства передаваемых звуков и грамматических форм. Существительные имели 2 числа и 4 падежа, глаголы - 6 времен, 4 наклонения, 2 вида и 2 залога, причем во всех этих формах глаголы спрягались по лицам и числам. Ряд форм вообще не имел аналога в основных европейских языках: так, существительные могли изменяться по степеням, инфинитивы - по лицам, числам и падежам, причастия - по лицам и пр. Если к этому добавить, что специальными показателями различались части речи, а также отдельные понятийные классы (например, названия животных, болезней, стран и т.п.), то волапюк предстанет в качестве сложнейшего из всех искусственных языков. Активное использование языка продолжалось примерно до 1893 г . , когда, констатировав неуспех волапюка, его академия приступает к выработке нового искусственного языка (идиом-неутраля ); последний волапюкский журнал прекращается в 1910 г .

Существовали и другие, не менее интересные проекты искусственных языков:

· идиом-неутраль (1893-1898),

· латино-сине-флексионе ,

· болак (1899),

· идо (реформированный эсперанто, 1907- 1908, основные отличия идо от эсперанто : отсутствие букв с надстрочными знаками; окончание множ. числа существительных - i; отсутствие винительного падежа; три окончания для неопределенной формы глаголов -ir, -ar, -or; изменение местоимений на латинские; изменение множества слов для большей "интернациональности"; наличие новых суффиксов, и др),

· окциденталь (1921-1922),

· новиаль (1928),

· интерлингва (1951)

4. Прогнозы теорий языка будущего.

4.1. Теория ковчега.

По мнению авторов этой теории, ценностью языка не является ни его словарная мощность, ни фонетическая особенность, поскольку естественный язык имеет общую закономерность своего развития. Ценность представляют два крайних типа языка – грамматический и изолирующий.

Понять, как произойдет отказ человечества от языкового плюрализма легко на примере теории Ковчега . Представьте себе, что планета Земля под угрозой уничтожения и требуется эвакуировать часть населения планеты в убежище – подземный город, поселение на другой планете, огромный космический корабль.

Чтобы уменьшить почву для конфликтов между людьми, потребуется уменьшить число пользовательских, рабочих языков Ковчега до минимума – в пределе до одного. Одной из задач по обеспечению надежности Ковчега, спокойствия его населения, является уменьшение способов смыслообразования у слов , чтобы уменьшить у пользователей языка речевые воспоминания действительности вне Ковчега. С этой точки зрения, наиболее привлекателен в качестве пользовательского языка – китайский язык как представитель языка изолирующего типа.

Выбор пользовательского языка обитателей Ковчега (в общем случае – человечества будущего) можно провести методом сравнения и предпочтения. Так английский окажется предпочтительнее русского, а китайский – английского. Таким образом, английский язык оказывается языком промежуточного предпочтения, а значит непригодным.

Русский же язык не может быть рабочим языком населения Ковчега, поскольку, будучи естественным языком человеческого мышления, способен послужить расширению действительности у обитателей Ковчега. Наоборот, английский – намного привлекательнее.

Русский язык всегда будет напоминать человеку, засунутому в Ковчег или Матрицу, что существует противоречие между языком и миром: язык описывает мир, гораздо больший, чем этот. Поэтому Нео – англоязычен, русский же сразу бы усек, что его засунули в Матрицу – и от этого он, как один из вариантов, загрустил бы, стал спиваться. Пробуждение же его активности в Ковчеге опасно, поэтому русский язык нежелателен для жителей Ковчега. Сохранять другие языки нет смысла, поскольку теоретически они могут спровоцировать разъединение, противостояние и конфликты. Таким образом, в будущем останутся два языка – инварианты русского и китайского языков. Все остальные языки будут забыты.

Профессор Женевского Университета и специалист по языковой экономике Франсуа Грин опубликовал подробный отчёт, в котором он анализирует языковую политику Евросоюза.

В своей работе Грин ставит вопрос, каким должен быть оптимальный выбор рабочих языков в Евросоюзе. В результате расширения Евросоюза до 25 стран, количество официальных языков возросло с 11 до 20, и далее до 21 из-за принятия ирландского языка (но не каталанского).

Франсуа Грин в связи с этим считает эсперанто – более эффективным и справедливым вариантом. Швейцарский экономист предлагает сравнение между тремя возможными сценариями : английский в качестве единственного языка, триязычие английский-немецкий-французский и выбор эсперанто в качестве рабочего языка в органах Союза . Первый вариант ещё более увеличит отчисления англосаксонским странам. Второй вариант - триязычие - имеет стоимость, схожую с первым, но с большей степенью равноправия. Однако в исследовании указывается, что этот вариант хромает из-за «некоторой нестабильности» и всё равно требует огромных затрат. Третий вариант, - эсперанто в качестве единственного рабочего языка - оказывается, с большим отрывом, самым дешевым и равноправным. Экономия достигается двумя путями. С одной стороны, простота эсперанто позволит меньше тратить на преподавание иностранных языков – хотя исследование предполагает изучение второго иностранного языка в школах всех государств Евросоюза, включая Соединённое Королевство. С другой стороны, благодаря тому, что эсперанто – ничей язык, товары и услуги, связанные с его преподаванием, могут производиться в любой стране и потребляться всеми другими.

Профессор Грин анализируя возможности реализации этого третьего варианта, приходит к выводу, что он «нереализуем в краткосрочной перспективе », но возможна его реализация на протяжении одного поколения. «85% населения 25 стран объединённой Европы имеют прямой и очевидный интерес в этом, вне зависимости от культурных и политических рисков, которые несёт языковая гегемония », - утверждает он.

4.3. Будущее русского языка

Что же ожидает русский язык в ближайшие десятилетия грядущего века? Ставя перед собой такую ограниченную задачу, мы вправе надеяться на более вероятные предположения, к тому же языкознание еще не накопило достаточных данных для долговременного прогноза языковых изменений.

1) Сближение общелитературного языка с языком науки

Русский язык (как, впрочем, и другие развитые языки) твердо и бесповоротно стал на путь сближения с языком науки, и эта тенденция, по всей видимости, усилится в будущем: акселерация, антибиотики, биотоки, геронтология, гидропоника, голограмма, датчик, запрограммировать, канцерогенный, компьютер и тысячи других, еще недавно неведомых нам. Но дело даже не в количестве. На наших глазах происходит их качественное преобразование - метафорическое переосмысление . Мало кого смутят сейчас такие выражения: душевная травма, моральный вакуум, вирус стяжательства, синдром неуверенности, инфляция совести и т.п.

2) Адаптация заимствованной лексики

Достаточно много высказывается опасения о непомерном засорении русского языка иностранными словами: "новый раунд массированной кампании ", "моральная капитуляция ", "конструктивный диалог двух систем ". Отомрут ли исконно русские слова? Нет, конечно. Даже если в результате конкуренции побеждает интернациональное слово, исконно русское приобретает особое стилистическое звучание. (Ср.: "архитектор " и "зодчий "). Язык не подчиняется ни высокомерному поучительству, ни произвольному администрированию.

3) Словарный запас языка: потеря скорости роста.

В изданных у нас словарях новых слов содержится примерно 20 000 неологизмов. Получается, что за каждый год наш язык приобретает более тысячи новых слов . Однако наряду с приобретениями неизбежны и потери , переход слов в пассивный запас и даже полное отмирание . Не все сейчас помнят, чему равны в современной системе единиц измерения фунт (400 г), пуд (16 кг), аршин (71 см), вершок (4,4 см), сажень (2,13 м). А горожане нередко уже путают деверя с шуриным , а золовку со свояченицей .

4) Сохранится синтетический тип русского языка

Современный русский язык принадлежит к языкам синтетического типа. Конечно, было бы неверным отрицать развитие аналитизма в отдельных звеньях грамматического строя современного русского языка. Это в особенности касается составных числительных. Редкий оратор рискнет сейчас произнести пятизначное число в каком-либо падеже, кроме именительного. Но говорить о преобразовании самого типа нашего языка в ближайшие десятилетия совершенно необоснованно.

5) Повышение внутренней организованности языка

Наиболее характерным для языка будущего станет повышение его внутренней организованности, системности. Постепенно отомрут непродуктивные формы в грамматике , избыточные варианты произношения , значительно уменьшится количество тех исключений из общих правил , которые не связаны с каким-либо особым смыслом или стилистической функцией. Развитие языка уже давно идет по пути унификации однотипных явлений . И как бы ни хотелось сохранить приятные на слух формы глаголов машет, брызжет, плещет и т.п., они, увы, обречены и в будущем заменяться менее приятными для современного восприятия, но зато более рациональными формами махает, брызгает, плескает и т.п. Многие скажут: это порча языка. Ничуть. Это развитие по продуктивной модели.

4.4. Язык будущего – пиктограммы.

Рассмотрев немалое количество искусственных языков, мы все же пришли к неутешительному выводу, что они так и не прижились, как не приживется, скорее всего, и английский язык в качестве интернационального. Почему? Должно быть, потому, что язык, понятный всем, как и любой естественный язык складывается "сам собой ". Выбор языка может иметь объективные причины: латынь была языком католических месс. В результате ее знали монахи по всей Европе, а ведь именно монахи в темные века занимались наукой… Но все это получилось органично и без внешнего давления. Никто не пытался специально "насадить" латынь в качестве международного языка.

Американский ученый Саймон Гаррод выдвинул предположение, что язык будущего сложится стихийно, однако не будет похожим ни на один национальный язык, поскольку будет… языком картинок . Он провел эксперименты, которые доказывают, справедливость пословицы: лучше один раз увидеть, что сто раз услышать . Он обнаружил, что два человека, ведущие беседу без слов с помощью картинок, очень быстро находят "общий язык". Со временем, их рисунки становятся все проще. А к концу разговора они вырабатывают свои символы, понятные только им. Профессор Гаррод выступил с докладом на научном фестивале при Лестерском университете, где заявил, что "язык картинок полностью соответствует всем особенностям коммуникации между людьми ". По его мнению, именно этим объясняется большая популярность среди пользователей мобильных телефонов услуга передачи графических сообщений.

Эмоции:

:-) = = улыбка

;-) = = хитрая улыбка

:-7 = кривая улыбка

:-(= = огорчение, печаль

:-? = = не знаю, как реагировать

За последние десятилетия эта тенденция все чаще дает себя знать. В коробки с приборами вкладывают инструкции вместе со схемами и чертежами. А чертежи не имеют национальности… В Голливуде, да и у нас рисуют мультики, которые смотрят дети со всего света. Нужно ли знать английский, чтобы подсесть к телевизору на "Тома и Джерри "?

Интересно, что теперь все чаще и чаще сам текст воспринимают как картинку. Вспомните хотя бы наши любимые "смайлики ": ну разве что-нибудь типа - это текст?

Так что возможно, м-р Гаррод и прав. Одно маленькое "но": восточные языки тоже начинались с рисунков. Однако столетия эволюции – и налицо сложная система иероглифов. Все-таки естественный язык – вещь тонкая, слова неоднозначны и могут иметь множество оттенков… На языке картинок будет достаточно сложно передавать падежи и наклонения. Впрочем, это семечки, а вот как передать нюансы настроения, где место намекам? Где место литературе?

Так что, похоже, новый язык если и возникнет, то будет носить чисто технический характер. Хотя, строго говоря, в отдаленном будущем он может развиться и до такой степени, что станет родной стихией и для поэта. Тогда, если Саймон Гаррод прав, то будущее планеты – за иероглифами.

Эта теория подтверждается еще и тем фактом, что общение в Интернете становится все более популярным. К услугам пользователя открываются виртуальные библиотеки, магазины, церкви и брачные агентства. С помощью Интернета люди заключают контракты, ведут деловую и интимную переписку, находят клубы единомышленников. Не выходя из дома, можно общаться с людьми со всего света. И не всегда возможно подобрать нужное слово на языке-посреднике, а часто его и нет совсем. Плюс к этому, общение часто происходит в режиме реального времени, что накладывает свои особенности:

1. печатный текст становится похож на текст озвученный. Мы пишем как говорим. Печатный текст приобретает вид транскрипции: Прива. Я зеся (тута), ща комп тестю. Сори. Убег.

2. стремление к экономии речевых усилий. Фразы становятся более короткими, отрывочными, сегментированными. Появляется много сокращений, Например: БЧС – Большой человеческий сенкс . И еще множество сокращений: МЧ, 4 U , OK , ББ, Чмоки , и др.

3. При этом появляется огромное количество смайликов, выражающих не просто эмоции, а действия человека, ситуации. Такими смайликами можно составить целые предложения, не боясь быть непонятым. Например, появившаяся недавно функция автоподстановки Zlango в ICQ… А если еще прибавить всевозможные аватары, иконки, картинки, повсеместно используемые в сети, то уже можно смело говорить о зарождении нового (и возможно будущего) языка человечества – языка пиктограмм.

Что представляла собой речь апостолов, когда на них сошел Святой Дух и они заговорили «языками»? Были ли это многие иностранные языки или некий общий праязык, который, по Библии, утратили строители вавилонской башни? Какие знания (или предположения) есть у лингвистической науке о едином праязыке? Мнение Якова Георгиевича ТЕСТЕЛЬЦА, профессора Института лингвистики РГГУ. Сошествие Святого Духа. Маэста, алтарь сиенского кафедрального собора, оборотная сторона, Дуччо ди Буонинсенья, 1308-1311гг.

— Рассказ из второй главы «Деяний Апостолов» традиционно сопоставляется с рассказом одиннадцатой главы книги Бытия о строительстве вавилонской башни, в результате которой Бог сделал так, чтобы люди заговорили на разных языках и «один не понимал речи другого». Исследователи предполагают, что под башней имелось в виду храмовое здание типа огромного зиккурата, посвященного вавилонскому богу Мардуку.

Смысл противопоставления ясен: Дух побеждает последствия древней языческой горды-ни, преодолевает чуждость и разделение: люди, говорящие на разных языках, вновь чу-десным образом понимают друг друга.

Список, который приводит автор «Деяний», включает народы, говорившие на языках нескольких семей. Например, парфяне и мидийцы говорили на диалектах древнеперсидского языка, относящегося к индоевропейской семье - той самой, к другим ветвям которой относились латинский и греческий. Жители Месопотамии, иудеи и арабы говорили на семитских языках; язык египтян, предок коптского, был отдаленно родственен семитским и представлял собой особую ветвь афразийской макросемьи. Эламиты говорили на эламском языке, родственные связи которого до сих пор не выяснены.

Профессиональные лингвисты вовсе не рассматривают языковое разнообразие как бедствие или наказание, - точно так же как биологам было бы странно жаловаться на разно-образие видов. Наоборот, лингвисты торопятся, пока еще возможно, изучить и описать исчезающие языки. Языки, хотя они живут гораздо дольше людей, тоже умирают, и эпоха глобализации сопровождается их массовым исчезновением. Из приблизительно 5000 языков, на которых говорит сейчас население Земли, по неутешительным прогнозам, через 50 лет останется не больше половины. Подавляющее большинство языков мира - это языки небольших народов, бесписьменные, они не обладают высоким престижем и используются только в быту. Люди, говорящие на этих языках, обычно не ценят их и даже рассматривают как помеху в получении образования и в карьере. Однако исчезновение любого языка, даже такого, на котором говорит всего несколько сотен человек, - катастрофа, такая же, как исчезновение любого вида животных или растений, занесенных в «Красную книгу».

Каждый человеческий язык, неважно, говорит ли на нем миллиард человек или всего не-сколько десятков, - это поразительно сложная и эффективно функционирующая система, содержащая уникальную информацию о мышлении и культуре того народа, который на нем говорит. И даже в самых, казалось бы, хорошо изученных языках до сих пор обнаруживаются загадки и неразрешенные проблемы, ставящие в тупик исследователей.

Вопреки распространенному предрассудку, не существует никаких «примитивных» языков - бесписьменные языки австралийских аборигенов, африканских пигмеев или индейцев амазонской сельвы так же бесконечно сложны и интересны, как и языки народов, создавших великую письменную культуру. Язык, на котором люди перестали общаться, утрачивается навсегда - от него остается только то немногое, что успевают зафиксировать языковеды: словарь, очерк фонетики и грамматики, записанные тексты. О том, что такое языковое разнообразие и как оно изучается, можно узнать, например, из замечательной популярной книги чл.-корр. РАН Владимира Плунгяна «Почему языки такие разные?» (2-ое издание в 2001 г.).

Разнообразие языков Земли - одна из величайших мировых загадок, и у лингвистов нет общепринятого объяснения, отчего оно вообще возникло. Могло быть так, что все люди на протяжении всей истории человечества говорили бы на одном языке, - по крайней мере в том, что касается основной лексики, фонетики и грамматики, и в таком случае мы считали бы, что все его основные характеристики генетически запрограммированы. Согласно мнению наиболее известного современного лингвиста, американца Ноама Хомского, основы структуры человеческого языка действительно заложены генетически. (С популярным изложением этой теории можно ознакомиться по книге американского лингвиста Марка Бейкера «Атомы языка», изданной по-русски в 2003 г.)

Важнейший факт состоит в том, что по каким-то не вполне понятным причинам все языки со временем очень медленно, но неуклонно изменяются, и поэтому люди, первона-чально говорившие на одном языке - славяне, германцы, тюрки, полинезийцы… - утратив возможность постоянного контакта друг с другом в результате переселений, постепенно накапливают языковые различия, и в конце концов их языки становятся взаимно непонятными.

В некоторых местах Земли наблюдается уникальное языковое разнообразие, когда в каж-дой деревне говорят на своем диалекте или языке. Например, в небольшом Дагестане говорят фактически на 50 языках, что невероятно много даже по сравнению с другими частями многоязычного Кавказа, а на острове Новая Гвинея - на 800 языках.

Языковое разнообразие, вероятно, появилось вскоре после возникновения языка. Нет еди-ного мнения специалистов по поводу того, когда возник человеческий язык, но это произошло явно не позже так называемой верхнепалеолитической революции около 50 000 лет назад, когда, по мнению многих антропологов, одновременно с несколькими технологическими прорывами окончательно устанавливаются так называемые культурные универсалии - изобразительное искусство, музыка, религия, погребальные практики, фольклор, юмор, игры, кулинария.

Существовал ли первоначально единый язык? Специалисты по дальнему родству склоняются к идее моноцентризма, то есть к тому, что по крайней мере большинство известных языков восходят к одному языку-предку, - хотя доказать эту гипотезу при современном уровне сравнительно-исторического языкознания невозможно. Однако этот общий язык-предок не обязательно совпадал с первым языком человечества, так как мог возникнуть значительно позже, если от остальных языков не сохранилось потомков. Сравнительно-историческое языкознания сейчас может реконструировать элементы исторически не засвидетельствованных языков, отстоящих от нас на 4-6 тыс. лет (праиндоевропейский, прасемитский, прауральский и др.). Возможна, хотя и более гипотетична реконструкция праязыков так называемых макросемей, отстоящих от нас на 10-15 тыс. лет. Однако эти хронологические уровни очень далеки от уровня языка-предка всех существующих языков - реконструировать язык на глубине 20, 30 или 40 тысяч лет лингвисты пока не могут, поэтому моноцентризм остается всего лишь гипотезой.

Наука не занимается чудесами, она предпочитает иметь дело с повторяющимися и воспроизводимыми явлениями. Поэтому не у лингвистов надо искать ответ на вопрос, что именно произошло в тот день в Иерусалиме, - например, получили ли апостолы дар мно-гоязычия или, наоборот, их слушатели - дар понимания чужого языка?