Главная / Плинтус

— А сколько дивизий у папы римского? — внезапно прервал Сталин рассуждения Черчилля. «О, Папа! Сколько у него дивизий?» Уже целых две

Леонида Бершидского, в которой тот жаловался на попытки Владимира Путина изображать из себя юмориста, которые в последнее время якобы стали настолько безвкусными и несмешными, что быстро превращают страну в «государство-изгой». Честно говоря, я не уверен, что способен дать оценку сценическим качествам Путина, хотя, если судить по последнему опросу «Левада-центра», показавшему, что рейтинг российского президента составляет 63%, он явно не выглядит - по крайней мере, в глазах россиян - Дейном Куком (Dane Cook) мировой политики.

Я хотел бы поговорить о другом - о странной фиксации Бершидского на мнениях различных западных звезд. Возьмем, например, несколько отрывков из его колонки:

«Наступление на НКО, которое глава “Голоса” Григорий Мелконьянц назвал “политическим заказным убийством”, заставило поддерживающего Amnesty International основателя группы Dire Straits - стареющего рокера Марка Нопфлера (Mark Knopfler) - отменить намеченные концерты в Москве и Санкт-Петербурге.«Я всегда любил выступать в России и горячо люблю эту страну и ее народ. Надеюсь, что нынешний климат скоро сменится», - сообщил Нопфлер на своем сайте...

Но пока репрессивную политику Путина осуждают многочисленные знаменитости вроде Нопфлера и Мадонны, его собственные комические гастроли вряд ли помогут России улучшить собственную репутацию на мировой арене»

Если оглянуться на последние 20 лет и попытаться понять, как в западных столицах принимались наиболее значимые экономические и политические решения - решение воевать в Ираке, решения спасать крупные финансовые институты, решение продолжать войну с терроризмом, решение внедрять в Европе «экспансионистскую экономию», - одна из вещей, о которых даже не придет в голову спрашивать, это: «А что же думал о происходящем Марк Нопфлер?»

Западные знаменитости чуть не охрипли от крика, выступая против политики Джорджа Буша-младшего, но ничего не добились, потому что, как все понимают, у звезд нет политической власти. Они не способны оказывать значимое влияние на политиков и почти никогда не формируют общественное мнение. Если вы попробуете составить «список вещей, против которых выступали западные звезды и которые все равно произошли», это будет все равно, что составлять «список ошибок президентской кампании Ромни» - у вас просто получится «список всего».

Я уверен, что Марк Нопфлер - очень хороший и честный человек, который любит свою жену, заботится о своих детях и не обижает свою собаку (или кошку или кого он там держит дома). Но нужно понимать, что его мнение о Владимире Путине ни в коей мере не может сказаться на положении России в мировой системе и, уж тем более, оно само по себе не способно превратить Россию в «государство-изгой». Когда речь идет о политике - тем более о политике на международном уровне - знаменитости ничего не значат. Фактически, чтобы понять, насколько они ни при чем, достаточно слегка поинтересоваться новейшей историей на чуть более глубоком, чем поверхностный, уровне. Очень странно, что об этом приходится специально говорить, однако Бершидский - не первый и бесспорно не последний автор, готовый тратить кучу времени на то, чтобы писать о такой абсолютно неинтересной вещи, как мнения звезд. «[Впишите любую знаменитость] осуждает Путина!» - обычный заголовок для западной прессы примерно последних 13 лет, и он наверняка еще долго не утратит популярности.

Однако даже если бы знаменитости каким-то волшебным образом могли влиять на положение России в мировой системе, далеко не факт, что они влияли бы на него отрицательно. В конце концов, российские олигархи любят приглашать на свои частные вечеринки перворазрядных (да и второразрядных) голливудских звезд, и список актеров, музыкантов и шоуменов, с готовностью выступающих в России, - намного длиннее списка тех, кто не хочет этого делать. Не нужно этому удивляться, потому что в основе индустрии развлечений, в сущности, лежат деньги, а россияне их сейчас охотно тратят. Если человечество вдруг чудесным образом не изменится, знаменитостей, готовых слетать в Москву за пару миллионов долларов, всегда будет больше, чем тех, кто откажется от такого предложения.

Означает ли это, что путинское «комедиантство» заслуживает похвалы или что это хорошо, что он сумел разозлить несколько известных эстрадников? Разумеется, нет. Если кто-то хочет выступить против Путина или отменить концерт в России - милости просим. Единственное, что я пытаюсь доказать - что мнения таких людей, как Марк Нопфлер, просто не имеют значения. Если вы хотите что-то понять о вероятном будущем курсе России, вам стоит просто с ходу игнорировать любую статью, которая объясняет вам, почему именно позиция такой-то знаменитости обязательно станет последней соломинкой, которая сломает хребет Путину.

Свидетельством того, что Сталина вполне устроила договоренность с Черчиллем, могут служить необычные почести, которые он расточал британскому премьеру в дни его пребывания в советской столице. Сталин не только снова пригласил Черчилля на ужин в свою кремлевскую квартиру, но и вообще вел себя совершенно необычно. Помнится, какая была суета у нас в секретариате Молотова и особенно в английском посольстве на Софийской набережной (затем набережная Мориса Тореза), когда Сталин принял приглашение Черчилля с ним там поужинать. Это казалось невероятным. Ведь «отец народов» до того никогда не посещал иностранные посольства. Вячеслав Михайлович заранее послал меня туда со списком главных гостей, чтобы посольство заготовило пригласительные карточки. С нашей стороны на ужине помимо Сталина были Молотов, Вышинский, Литвинов и Каганович.

Молотов, захвативший с собой нас с Павловым, прибыл раньше других. Мы стояли за спиной Черчилля, приветствовавшего гостей. Почему-то Молотову вздумалось представить и меня. Называя мое имя, он приговаривал:

— Вы о нем еще не слышали? Ничего, скоро услышите...

Что он этим хотел сказать, я так никогда и не узнал. Возможно, меня собирались передвинуть с должности помощника наркома иностранных дел на какой-то более заметный пост или перевести на ответственную дипломатическую работу за рубежом, и он хотел обратить внимание присутствовавших высокопоставленных лиц на молодого, малоизвестного человека, но уже находящегося в окружении Сталина. Так или иначе, ничего подобного со мной не произошло, возможно, из-за докладной записки Берии Сталину, о чем речь пойдет ниже.

Перед тем как подали ужин, официанты разносили напитки, и шла оживленная беседа. Черчилль проталкивался в толпе, обмениваясь с гостями двумя-тремя фразами, и мы с переводчиком премьера Бир-зом следовали за ним. Павлов тем временем оставался рядом со Сталиным и Молотовым, которых окружали английские и американские дипломаты. Подойдя к наркому путей сообщения Кагановичу, премьер-министр поинтересовался, как ему удалось добиться эффективной работы транспортной системы России.

— Если машинист локомотива не выполняет своих обязанностей, я поступаю с ним вот так, — ответил Лазарь Моисеевич, проведя пальцем поперек горла и осклабившись.

Надо признать, в тяжелейший период войны, в условиях бомбежек, острой нехватки подвижного состава, недостатка топлива и квалифицированных кадров железнодорожный транспорт, хотя и со страшным напряжением, все же выдержал испытание. Но думаю, что железнодорожниками тогда владел не только страх, но и понимание своего долга перед фронтом и тылом.

Во время обеда послышались залпы орудий: Москва салютовала войскам Красной Армии, занявшим венгерский город Сегед. В дни пребывания Черчилля в Москве он неоднократно был свидетелем ликования москвичей, собиравшихся на Красной площади отметить очередную победу. Советские войска освободили Ригу, приближались к Восточной Пруссии. На Западе войска союзников, освободив Париж, двигались к Рейну. Все это создавало приподнятое настроение, сказавшееся и на атмосфере памятного ужина в британском посольстве.

Черчилль с вдохновением рассказывал Сталину о своей недавней поездке в Италию и о том, с каким энтузиазмом его приветствовал там народ.

Сталин охладил пыл премьера, заметив, что та же толпа совсем недавно славила Муссолини. Это не понравилось Черчиллю, и он перевел разговор на другую тему.

Черчилль принялся рассуждать о том, как важно сохранить сотрудничество трех держав в послевоенное время. Был ли он искренен? Думаю, вряд ли. Ведь именно он своей фултонской речью 1946 года, по сути дела, первым провозгласил начало «холодной войны». Но в 1944 году в обстановке, когда СССР нес главное бремя борьбы против гитлеровской Германии, важно было убедить Сталина в том, что его приняли в компанию западных демократий.

— В будущем мире, ради которого наши солдаты проливают кровь на бесчисленных фронтах, — говорил британский премьер своим, рассчитанным на историю, высокопарным слогом, — наши три великие демократии продемонстрируют всему человечеству, что они как в военное, так и в мирное время останутся верны высоким принципам свободы, достоинства и счастья людей. Вот почему я придаю такое исключительное значение добрососедским отношениям между возрожденной Польшей и Советским Союзом. Из-за свободы и независимости Польши Британия вступила в эту войну. Англичане чувствуют моральную ответственность перед польским народом, его духовными ценностями. Важно и то, что Польша — католическая страна. Нельзя допустить, чтобы внутреннее развитие там осложнило наши отношения с Ватиканом...

— А сколько дивизий у папы римского? — внезапно прервал Сталин рассуждения Черчилля.

Британский премьер осекся. Он никак не ожидал такого вопроса. Ведь речь шла о моральном влиянии папы, причем не только в Польше, но и на всем земном шаре. А Сталин, еще раз подтвердив, что уважает только силу, вернул Черчилля на землю из заоблачных далей.

Затронули проблему Югославии. Сталин предупредил, что, по мнению Тито, хорваты и словены никогда не согласятся сотрудничать с королем Петром и его эмигрантским правительством, находящимся в Лондоне. Иден сказал, что король Петр весьма интеллигентен, а Черчилль добавил, что он очень молод и еще наберется опыта.

— А сколько ему лет? — спросил Сталин.

— Двадцать один, — ответил Иден.

— Двадцать один! — возбужденно воскликнул Сталин. — Петр Великий стал править Россией в семнадцать...

Наш вождь любил делать ссылки на царственных правителей Российской империи. Перед Потсдамской конференцией Гарриман, находившийся среди встречавших советскую делегацию на вокзале поверженной столицы «третьего рейха», спросил Сталина, приятно ли ему оказаться победителем в Берлине.

— Царь Александр до Парижа дошел, — невозмутимо ответствовал Сталин.

Была ли это шутка, или тут скрывался какой-то потаенный смысл? Вскоре после освобождения Франции руководитель французской компартии Морис Торез, приехав в Москву и встретившись со Сталиным, спросил его:

— Де Голль требует, чтобы участники Сопротивления сдали властям оружие. Как нам поступить?

— Прячьте оружие! — ответил «вождь народов». — Может случиться, что вы еще окажете нам поддержку...

Что имел в виду Сталин? Опасался ли он, что недавние западные союзники развяжут войну против Советского Союза? Или же сам мечтал двинуть Красную Армию к Атлантике?

Речь зашла о предстоящих в следующем году парламентских выборах в Англии. Сталин, желая польстить Черчиллю, сказал:

— У меня нет сомнений, что победят консерваторы.

То же самое он повторил и на Потсдамской конференции, прощаясь с Черчиллем перед его отъездом в Лондон. Когда премьер высказал неуверенность относительно того, вернется ли он в Цецилиенхоф или же его заменит Эттли, Сталин решительно заявил, что победитель не проигрывает и что избиратели поддержат Черчилля как военного лидера. Что это — неправильная оценка ситуации, недостаток информации или же просто желание сказать Черчиллю приятное?

Посещение Черчиллем Большого театра также было обставлено с небывалой помпой. Зал украшали британские и советские флаги. Оркестр исполнил английский гимн. Когда Черчилль появился в центральной «царской» ложе, зрители обрушили на него шквал аплодисментов и приветственных возгласов. И на этот раз Сталин нарушил свои правила и тоже приехал в театр, правда, минут на пять позже британского премьера. Он подошел к Черчиллю из глубины ложи, и публика, несомненно заранее подобранная, увидев двух лидеров, разразилась бурным восторгом. Через несколько мгновений Сталин отошел в тень, чтобы все аплодисменты достались одному премьеру. Овации продолжались. Черчилль, заметив этот учтивый жест, повернулся и стал манить Сталина к себе. Тот снова приблизился к барьеру ложи, что вызвало новый взрыв аплодисментов.

Свет стал гаснуть, зал заполнили чарующие звуки увертюры. Программа вечера состояла из двух отделений. В первом отделении показали первый акт балета «Жизель», во втором — выступление Ансамбля песни и пляски Красной Армии.

Во время антракта в небольшой гостиной, примыкающей к центральной ложе, был приготовлен легкий ужин: холодные закуски, икра, крабы, сациви, молочный поросенок, водка, коньяки и вина, сладости, фрукты, чай и кофе. За столом царила самая непринужденная атмосфера. Обменивались тостами, шутили, рассказывали забавные истории. Кто-то, говоря о «большой тройке», сравнил ее со Святой Троицей. Сталин подхватил шутку:

— Если так, то господин Черчилль, конечно же, Святой дух, он летает повсюду...

Закончив трапезу, Черчилль и Иден попросили проводить их в туалет помыть руки. Уже раздался третий звонок, предупреждавший зрителей о начале второго отделения, а высокие гости все не возвращались. Сталин забеспокоился и послал меня за ними. Когда мы вернулись, Иден, заметив вопрошающий взгляд Сталина, пояснил:

— У премьер-министра там возникли некоторые новые идеи касательно Польши. Мы заговорились и не услышали звонков...

Это объяснение всех рассмешило. В ложу вернулись в еще более веселом настроении.

Когда через некоторое время Сталин пригласил Черчилля и Идена в свою кремлевскую квартиру на ужин, то, приветствуя гостей в прихожей, указал на одну из дверей:

— Здесь ванная комната, где вы можете помыть руки, когда вам захочется обсудить важные политические проблемы...

При каждой встрече с Черчиллем Сталин не упускал случая выказать ему свое расположение. Возможно, он полагал, что лидер английских тори готов наконец строить отношения с Советским Союзом на основе взаимного доверия, готов относиться к нему, Сталину, как к равному. Немало заявлений и жестов, сделанных тогда Черчиллем, казалось, подтверждали такой вывод. Особенно размякал высокий британский гость после очередного обильного ужина в Кремле, когда оба лидера уединялись в небольшом, изящно обставленном и выдержанном в зеленых тонах кабинете, примыкавшем к Екатерининскому залу, где обычно происходили банкеты. За коньяком и кофе, дымя огромной бирманской сигарой, Черчилль не раз предавался самобичеванию, прося Сталина не таить зла за то, что Англия участвовала в интервенции против молодой Советской России.

— Кто старое помянет, тому глаз вон, — примирительно говорил Сталин.

— Но можете ли вы простить меня лично за организацию походов Антанты? — продолжал настаивать Черчилль.

— Не мне вас прощать, — великодушно ответствовал «вождь народов». — Пусть прощает вас Бог...

Утром 19 октября, когда Черчилль собирался отправляться в аэропорт, ему доставили две большие картонные коробки и личную записку Сталина. В них были упакованы вазы с тонким рисунком: на одной, предназначенной для супруги премьера, был изображен «рулевой в лодке», вторая называлась «Охотник с луком против медведя». Был ли здесь заложен какой-то тайный смысл? В письмах, которыми супруги Черчилль обменивались в дни московских переговоров, они называли Сталина «старым медведем». Но как мог об этом узнать хозяин Кремля?

В аэропорт для проводов Черчилля я выехал пораньше. Погода стояла прескверная. Внезапно похолодало, моросил дождик. Небольшой навес аэровокзала не мог вместить всех собравшихся. Меня поразило большое число военных и штатских из правительственной охраны. Но не прошло и пяти минут, как стало ясно, зачем такие меры предосторожности. У навеса остановилась вереница машин. Из первой и третьей выскочили офицеры в длинных шинелях. Один из них открыл дверцу второго автомобиля — и мы увидели Сталина. Он был в зеленоватом плаще с погонами и в маршальской фуражке. Из-под плаща виднелись брюки навыпуск с ярко-красными лампасами. Его появление в аэропорту явилось еще одним необычным "жестом гостеприимства, которое Сталин решил напоследок оказать Черчиллю.

Англичане еще не прибыли, и Сталин, отказавшись войти в помещение, ожидал, стоя под дождем. Наконец явился Черчилль со свитой. Одновременно с ним приехали Молотов и Гарриман.

Черчилль был приятно поражен, увидев Сталина. Оба лидера произнесли краткие речи, после чего британский премьер решил, в свою очередь, сделать любезный жест: пригласил Сталина и Молотова осмотреть кабину своего самолета. Она была прекрасно оборудована и благоустроена. Сталин не удержался от замечания, что теперь ему понятно, почему премьер-министр так любит летать по белу свету.

Еще раз Сталин продемонстрировал стремление сохранить доверительные отношения с Черчиллем в конце декабря 1944 года. В это время английские и американские войска попали в очень тяжелое положение в Арденнах. Немцы крупными силами контратаковали, отбросив союзников на Запад. Создалась опасность прорыва фронта и разгрома частей, которыми командовал генерал Эйзенхауэр. Черчилль взывал о помощи. Он направил в Москву главного маршала авиации Теддера, с тем чтобы тот обрисовал советским руководителям отчаянное положение, в котором оказались союзники, и выяснил, не может ли Красная Армия начать зимнее наступление раньше, чем намечалось. «На Западе идут тяжелые бои, — сообщал Черчилль Сталину. — Можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление в районе Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января?.. Я считаю дело срочным».

Советское командование еще не закончило все необходимые приготовления. Погода стояла крайне неблагоприятная. Передвижка наступления на более ранний срок могла вызвать дополнительные трудности и потери. Но Сталин решил продемонстрировать союзникам «добрую волю», а заодно напомнить им, что, когда Красная Армия была в трудном положении летом 1942 года, Англия и США не поспешили ей на помощь. «Учитывая положение наших союзников на Западном фронте, — телеграфировал он британскому премьеру, — Ставка Верховного главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января. Можете не сомневаться, что мы сделаем все, что только возможно сделать, для того чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам».

Обещание это было выполнено. 12—15 января Красная Армия широким фронтом протяженностью в 700 километров двинулась на Запад. К 1 февраля в направлении главного удара советские войска прошли 500 километров, освободили Варшаву и вышли на реку Одер, то есть на новую границу Германии. К 4 февраля — дню открытия Ялтинской конференции — советские войска находились в 60 километрах от Берлина. Союзников отделяли от него 500 километров.

На первом же пленарном заседании в Ливадии Черчилль поблагодарил Сталина за готовность помочь Эйзенхауэру и сообщил, что положение в Арденнах выправилось. Но дальнейший ход обсуждения важнейших проблем на Ялтинской конференции показал, что надежды Сталина на «взаимопонимание» с английским лидером оказались тщетны. По вопросу о репарациях с Германии, по польской проблеме, по проекту Устава ООН возникали споры и конфронтации. Сталину было гораздо легче иметь дело с Рузвельтом, чем с упрямым лидером консерваторов.

Уже накануне разгрома Германии ситуация омрачилась закулисными переговорами англичан и американцев в Берне с эмиссаром Гиммлера генералом СС Вольфом.

По этому поводу, как уже сказано выше, произошло резкое столкновение в переписке между Сталиным и Рузвельтом. Но в Кремле считали, что в действительности все это дело затеяли англичане и что Черчилль не случайно отмалчивается.

На Потсдамской конференции Сталин почувствовал, что президент Трумэн, враждебное отношение которого к Советскому Союзу не составляло секрета, нашел в Черчилле верного единомышленника. Особенно тревожила Сталина предпринятая в Потсдаме попытка шантажировать Москву атомной бомбой. На эту угрозу Сталин ответил усилением давления на восточноевропейские страны, что, в свою очередь, вызвало ответную резкую реакцию западных держав. Речь Черчилля в Фултоне, которой аплодировал Трумэн, показала, что надежды Сталина на «сотрудничество» с Черчиллем были иллюзией.

Смертный приговор Литвинову

Поначалу меня удивило, что по мидовскому реестру китайская провинция Синьцзян выделена в особую единицу и ее курирует замнаркома Деканозов. Однако вскоре узнал, что эта провинция фактически управляется Москвой. В том, что так сложилось, важную роль сыграл советский генконсул в Урумчи Апресян (Апресов). Он установил дружеские отношения с правителем Синьцзяна «дубанем» Шэнь Шицаем, добившись того, что тот превратил эту китайскую провинцию в советский район. Приезжая со всей семьей на лечение и отдых в СССР, Шэнь Шицай неоднократно встречался с «вождем народов». Однажды «дубань» попросил принять его в члены ВКП(б).

И «дубань» действительно считал себя советским человеком, был дисциплинированным членом партии, беспрекословно выполнял указания Москвы, передал в распоряжение Кремля природные ресурсы своего богатого края. Сделка держалась тогда в строжайшей тайне.

Сталин высоко ценил деятельность генконсула Апресяна в Синьцзяне, осыпал его почестями, хвалил за то, что тот сумел привить в широких массах этой провинции «любовь» к Советскому Союзу. Позднее мне рассказал Микоян, что, когда наши отношения с гоминьдановским Китаем изменились и Синьцзян пришлось вернуть Чунцину, Сталин заметил в узком кругу: «Апресян слишком много знает». То был сигнал: заслуженный генконсул стал опальным. Его участь была решена. Но на сей раз «хозяин» хотел избежать излишнего шума. Он решил тихо убрать Апресяна. Дальше события развивались по отработанной схеме.

Приехав из Урумчи в очередной отпуск, Апресян отправился отдыхать в Абхазию. Там, на горной дороге, произошла автомобильная катастрофа, и Апресян погиб. Ни у кого из окружения «вождя» не было сомнения, что катастрофа подстроена самим Сталиным. Они ведь слышали приговор: «Слишком много знает!..»

В первые годы войны Деканозов несколько раз ездил к «дубаню» в Урумчи, где уже находился новый советский генконсул Бакулин, типичный аппаратный работник. Отношения при нем с Шэнь Шицаем стали ухудшаться, и поездки заместителя наркома ничего не могли изменить.

Вскоре Чан Кайши по-своему расправился с «дубанем», приказав обезглавить его, и окончательно вернул Синьцзян Китаю.

Впоследствии у меня было несколько доверительных бесед с Анастасом Ивановичем Микояном. Они происходили как бы случайно, когда я приходил к нему по какому-нибудь конкретному делу. После того как интересовавший меня вопрос был решен, он обычно предлагал мне задержаться, посидеть, вспомнить старое. Заказывал чай с сушками. Мы располагались в креслах друг против друга, и он начинал рассказывать какую-либо захватывающую историю, связанную со Сталиным. Когда Микоян в 60-е годы занимал пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, его секретарь меня предупреждал, что у Анастаса Ивановича для меня имеется не более пяти минут. Поэтому я старался укладываться в отведенное мне время и тут же собирался ретироваться. А когда Анастас Иванович задерживал меня, я ссылался на предупреждение его секретаря. А он с хитрой улыбкой говорил:

— Ничего там не случится, могут и подождать, — как бы подчеркивая этим, что хорошо понимает церемониальность своего поста.

Когда я в конце концов выходил из кабинета, на меня зверем смотрели собравшиеся в приемной посетители.

Беседа, о которой хочу здесь рассказать, была особенно длинной и предельно откровенной. Это произошло в 1972 году, когда Микояна освободили от председательского поста, но оставили членом Президиума Верховного Совета СССР. В это время журнал «США — экономика, политика, идеология», где я был главным редактором, готовил к опубликованию статью с воспоминаниями Микояна о его командировке в Соединенные Штаты в середине 30-х годов. Я пришел к Анастасу Ивановичу обсудить некоторые уточнения, предлагавшиеся редакцией. Когда со статьей было покончено, Микоян по обыкновению предложил посидеть, «поговорить о прошлом». На этот раз он поделился воспоминаниями о Литвинове и Чичерине.

— Литвинов, — начал свой рассказ Микоян, — был умным и тонким дипломатом, и Сталин к нему хорошо относился, правда, до определенного времени. Зато Молотов терпеть не мог Литвинова, ревновал, когда того хвалил Сталин, и, собственно, добился того, что Литвинова в конце 30-х годов убрали, хотя он мог еще принести много пользы стране, партии. Не любил Молотов и Чичерина. Именно он убедил Сталина убрать Чичерина. Да и самого Сталина Чичерин не устраивал. Жаль, что опыт и знания этого человека не были полностью использованы. Он мог бы остаться хотя бы заместителем наркома или консультантом при Наркоминделе. Вместо этого Чичерин в одиночестве сидел на даче на Клязьме, играл на рояле и преждевременно умер от меланхолии и бездеятельности. Но все-таки умер своей смертью. Литвинова же постигла худшая участь...

Владимир Путин, которого и так, как президента, охраняет ФСО, создал еще одну силовую охранительную структуру личного подчинения, на этот раз всенационального масштаба, - Национальную гвардию. И правильно, самое время - закрываются больницы, исчезают лекарства, сокращаются производства, растет безработица. От всех бед один ответ. Силовой.

Росгвардия (таково официальное сокращение ведомства, потому как Нацгвардия, видимо, звучит совсем как из Третьего Рейха) начала действовать не дожидаясь принятия соответствующего закона и уже отработала в Подмосковье сценарий разгона мирных демонстраций.
Стрелять по людям гвардейцы могут не только без закона, но и, естественно, без предупреждения. Граждан протестующих разрешается также бить дубинками, разгонять водометами и давить бронетехникой.

Главнокомандующим Национальной гвардии назначен давний защитник Владимира Путина, бывший глава Службы безопасности президента Виктор Золотов. Подчиняется, тем не менее, Национальная гвардия непосредственно Путину.

«О! Папа! И сколько у него дивизий?»*

Уже целых две.

На самом деле, Владимир Путин все правильно делает, плотно защищаясь от врага, (правда, объявлен им Запад, но охрана выставлена против собственного горячо любимого народа) - за все пятнадцать лет моей жизни в Москве, которые пришлись на его правление, мне посчастливилось ни разу не встретить кортеж президента.

Барака Обаму в лимузине на расстоянии двух метров от себя я впервые увидела через месяц после приезда в Вашингтон. Было это на Memorial Day, день памяти всех погибших на войнах, на Арлингтонском кладбище, где проходит главная памятная церемония. Я выходила из метро, выход расположен на тротуаре, и в этот момент проезжал кортеж президента США. Нужно ли говорить, что никаких ограждений выставлено не было. Обама вертел головой по сторонам и широко улыбался. Люди приветствовали его тем же. Кто-то и не обратил внимания и шел дальше.

Совсем недавно я снова встретила кортеж Обамы. Шла по улице в центре города, вдруг возле Willard Hotel перекрывают движение - закрыт перекресток 14-ой и F St NW и отрезок F St от 15-ой до 14-ой, возле входа в отель. Улицы все узкие, по две полосы в каждую сторону. На тротуарах столпились люди. В основном потому, что им надо пройти, но дорога закрыта. Полицейские очень вежливо просят подождать и оставаться на тротуарах. К прохожим обращаются folks, то есть примерно так «ребят, здесь пока нельзя пройти». Через пять минут кортеж начинает выезжать. Через секунды после того, как он уехал, улицы открывают. Прохожие идут дальше по своим делам. Движение продолжается.

А еще в Вашингтоне есть милое развлечение, особенно для россиян, - можно подойти к Белому Дому со стороны Президентского парка, прислониться к ограде и увидеть Овальный кабинет и сад Мишель Обамы, который она разбила на лужайке перед резиденцией.

Но возвращаясь к охране - Секретная служба США обязана охранять и главных кандидатов в президенты США.

Кандидат в президенты может и отказаться от государственной охраны, как в 2012 году сделал республиканец Рон Пол, заявив, что он рядовой гражданин и налогоплательщики не должны платить за его охрану, которая стоит около $50 тысяч в день, и что он сам должен оплачивать свою охрану.

А вот нынешний кандидат от Демократов социалист Берни Сандерс поступил вполне капиталистически и попросил предоставить ему охрану за счет налогоплательщиков. После консультаций Департамента национальный безопасности и комитета Конгресса Берни получил в начале февраля бодигардов из Секретной службы.

Хиллари Клинтон охрана полагается пожизненно еще с тех пор, как она была первой леди, но что удивительно, так это то, что Дональд Трамп, который гордится тем, что сам оплачивает свою кампанию и независим ни от кого, запросил себе охрану за государственный счет еще осенью.

За то, чтобы Трампа охраняла Секретная служба, агитировал публично даже Тед Круз (еще когда они были друзьями). Случилось это после того, как в Твиттере с аккаунта @ElChap0Guzman (Эль Чапо - мексиканский наркобарон, сбежавший летом из тюрьмы якобы по туннелю, хотя по общему мнению, его выпустили через парадную дверь коррумпированные мексиканские власти, о чем так же публично заявлял Трамп) в адрес The Дональда поступила угроза следующего содержания: «Продолжишь нас доставать и я заставлю тебя съесть свои слова, ты, вшивый белый ***». Трамп обратился в ФБР и получил охрану. Инцидентов с мексиканскими наркобаронами замечено с тех пор не было, но совсем недавно агент, приставленный к The Дональду, повалил на землю фотографа журнала Time на встрече Трампа с избирателями.

Кстати, Секретная служба США, численность которой составляет 6200 агентов, пожаловалась на острую нехватку людей в связи с очень активной предвыборной кампанией. Во сколько обойдется охрана кандидатов предвыборной кампании-2016 года пока неизвестно, но в 2012 году услуги Секретной службы стоили американским налогоплательщикам $113,4 млн.

*отозвался о Папе Римском Иосиф Сталин в разговоре с министром иностранных дел Франции в 1935 году

Владимир Путин, которого и так, как президента, охраняет ФСО, создал еще одну силовую охранительную структуру личного подчинения, на этот раз всенационального масштаба - Национальную гвардию. И правильно, самое время - закрываются больницы, исчезают лекарства, сокращаются производства, растет безработица. От всех бед один ответ. Силовой.

Росгвардия (таково официальное сокращение ведомства, потому как Нацгвардия, видимо, звучит совсем как из Третьего Рейха) начала действовать не дожидаясь принятия соответствующего закона и уже отработала в Подмосковье сценарий разгона мирных демонстраций. Стрелять по людям гвардейцы могут не только без закона, но и, естественно, без предупреждения. Граждан протестующих разрешается также бить дубинками, разгонять водометами и давить бронетехникой.

Главнокомандующим Национальной гвардии назначен давний защитник Владимира Путина, бывший глава Службы безопасности президента Виктор Золотов. Подчиняется тем не менее Национальная гвардия непосредственно Путину.

"О! Папа! И сколько у него дивизий?"*

Уже целых две.

На самом деле, Владимир Путин все правильно делает, плотно защищаясь от врага (правда, объявлен им Запад, но охрана выставлена против собственного горячо любимого народа), - за все пятнадцать лет моей жизни в Москве, которые пришлись на его правление, мне посчастливилось ни разу не встретить кортеж президента.

Совсем недавно я снова встретила кортеж Обамы. Шла по улице в центре города, вдруг возле Willard Hotel перекрывают движение - закрыт перекресток 14-й и F St NW и отрезок F St от 15-й до 14-й, возле входа в отель. Улицы все узкие, по две полосы в каждую сторону. На тротуарах столпились люди. В основном потому, что им надо пройти, но дорога закрыта. Полицейские очень вежливо просят подождать и оставаться на тротуарах. К прохожим обращаются folks, то есть примерно так "ребят, здесь пока нельзя пройти". Через пять минут кортеж начинает выезжать. Через секунды после того, как он уехал, улицы открывают. Прохожие идут дальше по своим делам. Движение продолжается.

А еще в Вашингтоне есть милое развлечение, особенно для россиян - можно подойти к Белому Дому со стороны Президентского парка, прислониться к ограде и увидеть Овальный кабинет и сад Мишель Обамы, который она разбила на лужайке перед резиденцией.

Но возвращаясь к охране - Секретная служба США обязана охранять и главных кандидатов в президенты США.

А вот нынешний кандидат от Демократов социалист Берни Сандерс поступил вполне капиталистически и попросил предоставить ему охрану за счет налогоплательщиков. После консультаций Департамента национальной безопасности и комитета Конгресса Берни получил в начале февраля бодигардов из Секретной службы.

За то, чтобы Трампа охраняла Секретная служба, агитировал публично даже Тед Круз (еще когда они были друзьями). Случилось это после того, как в "Твиттере" с аккаунта @ElChap0Guzman (Эль Чапо - мексиканский наркобарон, сбежавший летом из тюрьмы якобы по туннелю, хотя по общему мнению, его выпустили через парадную дверь коррумпированные мексиканские власти, о чем так же публично заявлял Трамп) в адрес The Дональда поступила угроза следующего содержания: "Продолжишь нас доставать, и я заставлю тебя съесть свои слова, ты, вшивый белый ***". Трамп обратился в ФБР и получил охрану. Инцидентов с мексиканскими наркобаронами замечено с тех пор не было, но совсем недавно агент, приставленный к The Дональду, повалил на землю фотографа журнала Time на встрече Трампа с избирателями.

Кстати, Секретная служба США, численность которой составляет 6200 агентов, пожаловалась на острую нехватку людей в связи с очень активной предвыборной кампанией. Во сколько обойдется охрана кандидатов предвыборной кампании 2016 года, пока неизвестно, но в 2012 году услуги Секретной службы стоили американским налогоплательщикам $113,4 млн.

*отозвался о Папе Римском Иосиф Сталин в разговоре с министром иностранных дел Франции в 1935 году