Что такое келья? Основное предназначение
Истории
Люди в черном. Как журналист неделю жила в келье мужского монастыря в Юровичах
Ольга Декснис
Вы когда-нибудь задумывались над тем, чтобы все бросить и уйти в монастырь? Кажется, что решиться на это практически невозможно. Дом, работа, друзья, путешествия… Но есть люди, которые однажды взяли и отказались от прежней жизни. Почему? Кто эти люди? Журналист Ольга Декснис прожила неделю в женской келье при мужском монастыре в Юровичах и узнала, что заставило белорусов облачиться в черное.
Рано утром у входа в монастырь меня встречает улыбчивый игумен Авксентий - настоятель храма, главный по монастырю. У него много забот: сейчас получает второе высшее образование, является председателем в Церковном суде, руководит приходом в Калинковичском храме, а также редактирует и обновляет сайт. К тому же, успевает давать поручения в монастыре и держать дисциплину.
Вот ваша келья - так называемая, женская, - отец Авксентий протягивает мне ключ от комнаты с высоким каменным резным потолком.
Деревня Юровичи в Калинковичском районе Гомельской области - кладезь историко-культурных ценностей. Она одна из самых лакомых кусочков на карте белорусского туризма. Каждый школьник знает, что здесь находится стоянка первобытного белорусского человека. Именно об этой холмистой местности Иван Мележ написал в романе «Люди на болоте». Здесь же невероятной красоты и сложной истории Храм иезуитов, датируемый 1710–1746 годами строительства. Сегодня он преобразован в Свято-Рождество-Богородичный мужской монастырь и Свято-Рождество-Богородичный храм. Давно хотела сюда попасть.
В комнате, которую мне выдели, - два окна, стол, стул, четыре свободные кровати для женщин-паломниц и трудниц (последние приезжают помочь храму на приусадебном участке, на стройке, на кухне и материально). Быстро располагаюсь на новом месте, бросаю чемодан и спешу за батюшкой.
Здесь у нас трапезная, - продолжает он экскурсию по монастырю. - Кушать вы будете в девять, в два и в семь вечера. Кстати, завтракать хотите? Вас к столу позовет звон колокола.
На кухне работают двое мужчин-трудников, живут тоже в монастыре. Их рабочий день начинается в 5.30 утра и не с чашечки кофе, а с обработки надоенного вчерашнего молока. Из него делают сыр, творог, сметану. Меню составляет главный бухгалтер, позже его утверждает настоятель. А еда напрямую зависит от пожертвований.
В нашем меню никогда нет мяса, - рассказывает Леонид , седовласый повар с длиной тонкой бородой. Увидев мой фотоаппарат, он отворачивается и поясняет: христианство запрещает фотографироваться. - Знаю, что в других монастырях кушать можно мясо тех, «кто не жует жуйки и у кого не раздвоены копыта». Свинины у нас категорически нет. Готовим в частности из молока, сметаны, творога, рыбы и овощей.
Леонид - бывший работник железнодорожной станции. В монастыре живет уже два года. Себя испытывал и в другом монастыре - в Одессе.
Чтобы попасть туда только на ночь, руководители украинского монастыря звонили в Юровичи и брали мою характеристику, - вспоминает Леонид. - А наутро мне задали вопрос: иду в послушники или возвращаюсь на родину? Послушник - это первая ступень, потом идет инок, а потом монах. И я не согласился - был не готов. А трудники им не нужны. У них 130 монахов, которые все успевают делать сами.
В коридоре слышим трижды звон небольшого колокола, мужчина в синем кухонном халате зазывает всех к столу.
Сегодня на завтрак овсянка на парном коровьем молоке, свежая клубника с огорода, чай, батон и сливовое варенье. Перед едой получаем от батюшки Павла благословение. Стоя у стола читаем «Отче Наш». Все садятся, молча едят и слушают полное собрание творений святителя Игнатия Брянчанинова - это специально адаптированное чтение для современных людей. Его зачитывает трудник Саша:
Глава 38. «Всякий, поступивший в монастырь и принявший на себя благое иго Христово, должен пребывать в нестяжательности, довольствуясь самонужнейшим и охраняясь от излишества в одежде, в келейных принадлежностях, в деньгах; Имуществом, богатством, сокровищем инока должен быть Господь наши, Иисус Христос; К нему должны быть постоянно устремлены взоры наши».
Саше всего 23 года, за плечами у него наркотики, а «благодаря» им - вторая группа инвалидности. Сегодня Саша горит желанием посвятить себя только Богу. Раз и навсегда. О себе разговаривает неохотно. Молится везде, где только можно: в коридоре, на улице и, конечно, в храме всем святым. Еще и поет. Здесь он на хорошем счету.
Когда заканчивается молитва, отец Павел звонит в маленький колокол и дает благословение на уход. Батюшка видит, что я не справляюсь с четкими временными рамками «строки молитвы - время завтрака», гладит меня по голове и с улыбкой успокаивает: «Кушайте, кушайте!» Позже это станет доброй шуткой.
Постриглась в монашки в 64 года
По документам монастырь мужской, но в нем лишь четыре монаха, среди них больше руководство. По негласной информации, в него неохотно идут новые служители Богу. Связано это с тем, что монастырь и храм уже около 100 лет находится в состоянии хронической стройки-реставрации, а точнее, неопределенности. Попросту - закрыт. Прихода практически нет. Сама видела, как туристы проезжают мимо храма и разворачиваются, увидев заколоченную дверь.
В храме живут две пожилые монахини: 80-летняя Лаврентия и 85-летняя Макария . Как шутит батюшка Авксентий, «достались нам в наследство» (с 1993 до 2005 года здесь был женский монастырь - прим. автора) и помогают в основном молитвой. А также с пенсии отдают по миллиону на еду.
Новые необычные имена женщины получили при постриге. Желая проникнуть в келью к монахиням, получаю от них длинную ситцевую юбку в цветочек и маленький крестик на ниточке.
Носи юбку обязательно в храм и в трапезную, - говорит матушка Лаврентия, а я киваю головой и соглашаюсь новому жизненному уставу.
А то твоя одежда совсем не к месту, - улыбается она и смотрит на мои обтягивающие серые джинсы.
Матушка Лаврентия пришла к Богу уже будучи пенсионеркой. Ранее была бухгалтером, дояркой, санитаркой. По законам православной церкви постриг может принять женщина до 40–45 лет. Возрастные рамки не случайны. Они должны принести пользу храму не только молитвой, но и помощью на подворье. Матушка сейчас работает в церковной лавке. Почему решила «уйти», уже и вспомнить не может.
Спустя два года после смерти мужа, я приехала посмотреть монастырь в Хойниках, там и осталась, - рассказывает матушка Лаврентия. - Знаете, до этого возраста у меня была потребительская вера: свечку поставить, помянуть кого-то, яйца покрасить, водички набрать.
А как ваши дети отнеслись к тому, что вы решили уйти в монастырь?
Их у меня было трое: две дочки и сын, - рассказывает матушка. - Одна не так давно погибла. Сначала они вроде бы с непониманием отнеслись, недоверием, нежеланием. Со временем привыкли. А сейчас и довольны. Каждый год на Радуницу с благословения настоятеля я приезжаю к ним повидаться. На кладбище хожу, там у меня похоронена мама, муж, дочь. Ко мне дети тоже иногда приезжают, но дорого это все. В прошлом году в гости заезжали сестры, одна из Литвы, вторая - из России. Жили здесь, понравилось им очень.
«Однажды мне приснилась Дева Мария»
85-летняя матушка Макария выходит за дверь и спешит в «Домовую комнату» - небольшой храм в самом монастыре. Я иду за ней, кричу громко (женщина плохо слышит): «Всего пару вопросов можно вам задать?»
У меня по времени сейчас чтение псалтыря! - отвечает она на мой неожиданный ор, разбавленный смачной акустикой высоких потолков.
Молитве в храме отведено основное время. Все записки, принесенные «за здравие» и «за упокой» и многое другое круглосуточно отчитывается монахами и монашками.
Расскажите свою историю, как вы пришли в монастырь?
Мне было 70 лет, ни мужа, ни детей, - говорит матушка и намекает, что на разговоры времени совсем нет. - Однажды мне приснилась Дева Мария и сказала: «Иди в келью». Так я по зову и пришла. Сразу в Хойникский монастырь, а потом нас перевели сюда. Всю жизнь я работала поваром. Но всегда нравилось монашество. Сразу поваром работала при храме, а потом ноги не выдержали нагрузку.
На приусадебном участке храмового комплекса кипит работа с утра до вечера. Молодой монах Серафим смотрит, как строители-волонтеры вставляют новые деревянные окна, также пожертвованные неназванным предпринимателем.
Серафим - сын священника, ему всего 27 лет. Постриг принял два года назад. Сейчас учится в православной академии.
Сюда приехал в отпуск, побыл месяц и понравилось, - рассказывает монах. - Уволился с работы - с электросетей. Родители были в шоке, именно поэтому я долго оттягивал решение. Но понял, что чем дальше, тем больше сомнений.
А чем отличается монах от священника?
Самое главное отличие - это невозможность иметь семью. Посмотрел на своих друзей-одногодок, которые успели и жениться, и развестись, и меня это пункт устроил.
А зачем монаху образование?
Странный вопрос. Но в целом, это нужно для прихожан. Вот приходит к тебе человек с вопросом: какой иконе молиться, как часто и что нужно делать. И ситуации у всех разные: у кого-то сын в тюрьме, у кого-то муж пьет, у кого-то дочь вышла не за того. И нужно дать совет: это важно - быть собеседником.
Позже в разговоре отец Авксентий тоже ответил мне на этот вопрос.
Образование необходимо, чтобы монахи не были распространителями мракобесия и здраво смотрели на жизнь, - пояснил он. - Просто незнание основ веры, в том числе и догматики, порождают зачастую всякие суеверия.
Утром служба, вечером еще и обязательный крестный ход
Каждый новый день в монастыре начинается в семь утра со службы, в пять - вечерняя молитва и крестный ход. Если служба - литургия, то она может затянуться более, чем на два часа.
За каждым монахом и трудником закреплен свой фронт работы: кто-то пилит дрова, кто-то отвечает за коров и курочек. Так, отец Павел - главный по ульям, 36-летний трудник Саша - главный по огороду.
Я же после завтрака иду пропалывать клубнику, в это время разговариваю с Сашей, который отказывается фотографироваться, но с радостью готов рассказать о себе.
Как вам здесь? - вырываю траву и веду диалог.
У меня заболела мама, последние месяцы вовсе не ходила, пришлось бросить работу в колхозе и за ней присматривать, - вспоминает Саша. - Группу ей не давали, жили только на ее пенсию. Уже, когда она была при смерти, пару месяцев было, когда мы пользовались льготами на лекарства. Через месяц после смерти мамы мой брат повесился. В итоге я впал в сильную депрессию и попал в больницу.
Саша рассказывает, что из-за тяжелых транквилизаторов ему было сложно вернуться к работе: выйдя из больницы, он стал бесчувственным и постоянно хотел спать.
Однажды дома у икон я услышал голос - церковное песнопение, - говорит он. - Пение бесконечно повторялось и я уже думал, что схожу с ума. Позвал соседку, говорю ей: «Прислушайтесь, слышите ли вы пение?». По ее совету я стал ходить в храм, прислуживать там, и эти песнопения прекратились. До сих пор не знаю, что это было. Позже попал в другой монастырь, но мне там не понравилось. А здесь я почувствовал себя как дома. И огород, и земля. И на душе легко от того, что я постоянно в храме. Сейчас хочу сделать все, чтобы стать монахом. Много читаю и учусь петь.
Это значит, вы никогда не создадите семью?
В миру - нет, здесь хочу отдать ее Богу.
Пока мы общались, подошел отец Павел - священник в третьем поколении. Его брат священник, и сестра в Риге в женском монастыре - игуменья. С пчелами «разговаривает» с малых лет, приучил отец.
Кстати, если на столе рыба, значит, это дело рук отца Павла - он заядлый рыбак, на Припять ездил. Батюшка отличается особой любовью к жизни. Уже позже заметила, что он может просто обнять пришедшего к нему человека, поговорить с ним, успокоить, поцеловать в голову, как маленького. Особенно смешно, когда он 85-летнюю матушку называет «молодежь». Любит играть с детьми, которые приходят на службу.
Хочешь посмотреть на пчелок? - отец Павел освобождает улей от пуховых подушек и зовет меня. - Не бойся, пока я здесь, они тебя не тронут, я прикрикнул им! Бери в руки, - беру и трясусь, сотни пчел в руке. - Смотри, вот это соты, мы покупаем их, а пчелы уже сами растягивают их и заполняют медом. Вот это матка - она главная. Если она улетит, вся большая ее семья погибнет. В день пчела может откладывать от 500 до 1,5 тысячи яиц, и уже через 19 дней родятся новые пчелы.
Спустя какое-то время Саша говорит, что пора мыть руки и двигаться к трапезной. Сегодня на обед гороховый суп на овощном бульоне, рис и рыбная котлета.
Трудник Саша снова зачитывает Поучения, во время которой пропал аппетит, хотелось просто исчезнуть.
Глава 42. «О хранении от знакомства с женским полом».
«Преподобные отцы, наши, святые иноки всех времен тщательно хранили себя от знакомства с женским полом. Вход женскому полу в древние монастыри был воспрещен… Соединение полов в существующем виде его естественно (падшему естеству). Девство выше естественно. Следовательно, желающий сохранить свое тело в девственности должен непременно держать его вдали от того тела, соединение с которым с которым требуется естеством».
После чтения молитвы настоятель уделяет время неформальной беседе.
Я хочу провести небольшой такой тест между нами, - интригует он. - Каждый ответьте мне, пожалуйста, на вопрос, но он немного с подвохом: где бы вы хотели встретить Иисуса в своей жизни - на свободе или в тюрьме?
В «зале» тишина, и я беру первый ответ в свои, что называется, руки.
Я бы хотела встретиться с ним в тюрьме, у меня было бы больше времени для « остановиться-подумать » и на общение с ним, - говорю.
Интересная мысль, - подхватывает мои размышления отец Авксентий. - На самом деле, мы все хотим свободы. Но чаще приходим к Иисусу именно тогда, когда в жизни настигает беда. Увы, именно в самые сложные минуты жизни мы больше всего к нему открыты. Но не нужно бояться испытаний, они и даны нам, чтобы мы смогли о многом задуматься.
«Симона, девочка моя»
Молоко, творог и сметана на столе монастыря - благодаря стараниям Валерия . Сам он родом из Украины, отслужил в советской армии, демобилизовался в Мозырь, женился. В монастыре живет уже четыре года.
Идем с ним на задний двор монастыря. Шлепаю по свежим лепешкам за главнокомандующим по хлеву, где живут три коровы и три маленьких теленка. Валерий заметно меняется, когда видит животных.
Ой, чудо ты мое маленькое, это вот она родила, - мужчина меняет тон и целует животное. - Ой ты моя красавица, как она позирует… Симона, девочка моя, давай вставать.
И корова, будто понимая слова, встает на ноги.
На мой стандартный вопрос «почему», отвечает откровенно:
Потому-что неудачник, не сложилось в мирской жизни, две семьи развалились, - вздыхает Валерий и устанавливает Симоне доильный аппарат. - От первого брака есть взрослый сын, от второго - тоже сын, ему девять лет.
12 лет я работал домоправителем в Москве у состоятельных людей. У них есть загородный дом. Там я зарабатывал около 800 долларов в месяц, тратил не более ста. Питание бесплатное, жилье предоставляется - у меня отдельный домик был. Я приезжал домой на две недели летом и на две недели зимой. Жене переводил деньги…
Ходим по хлеву, рассматриваем потомство.
Что хочу сказать о храме? - садимся на скамейку, где чувствуется сильный запах животных. - Знаете, у нас вообще плохо с рекламой. А рекламы нет, потому что и главный храм закрыт много лет. Хотелось бы, чтобы сюда шли люди. И храм мог бы зарабатывать что-то. Делать свои творческие мастерские. А так, все своими силами - еда с огорода.
Разочарование
У входа в монастырь стоит деревянный дом. Он открыт для тех, кто потерял крышу над головой и готов помочь монастырю «руками».
26-летний Слава родом из России. Некогда с мамой бежали от скандалов, которые постоянно были в их семье, в синеокую. Занимается вокалом, поет в соседней деревне в народном хоре. Всегда вежлив. Здесь ответственный работник: от кухни и «сходить в магазин» - до сложных строительных работ. Вячеслав тут оказался единственным, кто открыто захотел поговорить:
Меня привело сюда разочарование, - он опускает глаза, поджимает губы и неловко отвечает. - Разочарование в любви. Наши отношения длились год, и как-то все не складывалось. От этого было очень больно. Вот я и пришел сюда по зову сердца. Живу при храме неделю через неделю. Все нравится. Но нужно еще время, чтобы прийти в себя и начать жить как раньше.
Если вы хотите помочь возрождению монастыря, это можно сделать разными способами: деньгами, рабочей силой, стройматериалами, вещами, продуктами.
Монастырь находится по адресу: Гомельская область, Калинковичский район, д. Юровичи, ул. Горная, 9.
Наместник - игумен Авксентий (Абражей Андрей Эдуардович).
Тел.: 8 02345 59292; +375 29 730-11-56 .
Реквизиты
СВЯТО-РОЖДЕСТВО-БОГОРОДИЧНЫЙ МУЖСКОЙ МОНАСТЫРЬ в д. Юровичи Калинковичского района Туровской епархии. УНН 400440204, Беларусь, 247722 д. Юровичи, Калинковичского района, Гомельской области, ул. Горная 9, р/с 3015660172019 ЦКО № 7 Дирекции ОАО «БЕЛИНВЕСТБАНК» по Гомельской обл. Код банка 151501739.
Карта Сбербанка России 4279 0800 1029 4062 действительна до 10/18 ANDREY ABRAZHEY.
Калинина Л., 7 кл.
МОУ «СОШ № 34 с УИП»
г.Саратов
Учитель: Стрекалова Н.В.
«Я знал одной лишь думы власть,
.......................
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв...»
(М.Ю. Лермонтов, «Мцыри». Литература. 7 класс, с. 126).
Произношение
Ке́лья
Лексическое значение
Ке́лья или ке́ллия (из ср.- греч. κελλίον , множ. -ία, κέλλα , от лат. сеllа - «комната, чулан»; древнерусский кели ɪ а ) - жилище монаха , обычно отдельная комната в монастыре .
Религиозное: отдельная комната или отдельное жилище монаха, монахини в монастыре
Переносное : небольшая комната одинокого человека
Этимология
От ср.-греч. κελλίον, мн. -ία, κέλλα, от cella «комната, чулан», связ. с celare « скрывать , утаивать » (восходит к праиндоевропейскому kel - « скрывать , прятать »)
По монастырским уставам большинству русских монастырей разрешалось строительство собственной кельи каждому монаху или монахине. Вследствие этого монахи из богатых семей обладали комфортабельными, просторными кельями. В русских монастырях келья, как правило, представляет собой комнатку на одного-двух монахов с минимальным внутренним убранством: столом, стулом, кроватью или жестким топчаном. Очень часто в монастырских кельях встречается полка для книг, а также индивидуальный иконостас, состоящий из бумажных иконочек. Монастырская традиция предполагает, что все время, которое монах не занят на послушаниях или монастырских службах, он проводит в своей келье за молитвой, рукоделием и чтением духовных книг. Согласно уставу монастыря, в братский корпус вообще, и в келью в частности, не рекомендуется заходить посторонним людям, а лицам противоположного пола - запрещено категорически (исключение делается разве что для родственников, и то только в самых крайних случаях.
Синонимы : Затвор, келейка, комната, скит
Антонимы: Нет
Гиперонимы : Комната, помещение; жильё, жилище
Однокоренные слова:
Келейный (прил.) - перен. тайный, секретный, совершаемый узким кругом лиц. Примеры: Келейное обсуждение. Решить дело келейно (нареч.).
В дальнейшем мы это слово встретим в 8 классе при изучении драмы А.С.Пушкина «Борис Годунов» и в 9 классе, читая роман Пушкина «Евгений Онегин».
1. У Пушкина слово «келья» в поэме «Евгений Онегин» употребляется в переносном значении и означает тесные пчелиные соты:
Гонимы вешними лучами,
С окрестных гор уже снега
................................
Пчела за данью полевой
Летит из кельи восковой.
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин». Гл. VII )
2. В драме Пушкина «Борис Годунов» часть действия происходит в келье Чудова монастыря:
Монах Пимен
Я видел здесь - вот в этой самой келье
(В ней жил тогда Кирилл многострадальный,
Муж праведный. Тогда уж и меня
Сподобил бог уразуметь ничтожность
Мирских сует), здесь видел я царя,
Усталого от гневных дум и казней.
Оставайся в келье своей - и келья всему тебя научит.
Преподобный Моисей Эфиопский, IV век
Моя душа умолкает в Твоём присутствии, о Господь мой,
дабы различить то, что Ты хочешь сказать моему сердцу.
Твои слова столь тихие, что услышать их можно только в безмолвии
.
Гвиго II (1173 - 1180), приор Великой Шартрёзы
Духовность картезианцев зиждется на принципе - «О, блаженное одиночество, о, единственное блаженство» («O vera solitudo, o sola beatitudo»). Иными словами, уединение - единственное счастье, которое следует искать во имя встречи с Богом. Преподобный Антоний Великий (251 - 356), раннехристианский подвижник, отец-пустынник, говорил, что келья для монаха нужна, как вода для рыбы. «Как рыбы умирают, если долго находятся на суше, так и монахи лишаются духовной связи с Богом, если они надолго покидают свою келью, проводя время с мирскими людьми. Посему как рыба рвется в море, так и мы должны спешить в келью, дабы, оставаясь вне оной, не забыть о внутреннем бдении ».
Архиепископ Джузеппе Мани (род. 1936) вспоминает о своем опыте пребывания в монастыре картезианцев, как об основополагающем в своей жизни. Пятнадцать дней, проведенных в обители Чертоза ди Серра Сан Бруно , позволили ему понять, что уединение - это вовсе не одиночество. Именно в молчании и уединении человек обнаруживает присутствие рядом с собой Бога. «Первые три дня пребывания в келье, признаюсь, были очень тяжелыми , - вспоминает Джузеппе Мани. - Но в какой-то момент я понял, что я не один в келье. Что со мной есть кто-то еще - Бог . И тогда келья превратилась для меня в небо ». «Сколько людей в наши дни живут в своих домах, чувствуют себя одинокими, страдают и все время кого-то ждут, - продолжает Джузеппе Мани. - Все боятся одиночества. Вот почему в их домах всегда работают радио и телевизоры. О, если бы только люди открыли для себя, что они не одиноки, их «камеры заточения» превратились бы в рай ».
В Уставе картезианского ордена записано: «Келья - это то святое место, где Бог и его слуга общаются на равных, разговаривают друг с другом как друзья. В келье душа внимает слову Господа, невеста соединяется со своим Женихом, небо встречается с землей, божественное - с человеческим ».
Кельи картезианской обители, расположенные по периметру большого клуатра, имеют гораздо более внушительные размеры по сравнению с кельями бенедиктинских и цистерцианских монастырей . Это связано с тем, что монахи-картезианцы проводят в своих жилищах практически все время, покидая их только три раза в день для участия в богослужении в церкви. Поэтому келья - это то место, где картезианец проводит большую часть своей жизни. Будучи изолированной от остального монастырского комплекса, она является воплощением идеи затворничества в затворничестве. Кроме общей стены, окружающей обитель, каждая келья и даже прилегающий к ней садик полностью отделены стенами от других келий и помещений.
Вся деятельность монаха разворачивается в пределах его кельи. В ней он молится, занимается ремесленной деятельностью, читает, размышляет, спит и ест. За исключением совместных трапез, проводимых по праздничным дням, монахи питаются исключительно в своих жилищах. Как правило, пищу принимают два раза в день - достаточно сытный обед и скромный ужин. А во время Великого монашеского поста, который продолжается с 14 сентября, праздника Воздвижения Креста Господня, до Пасхи, картезианцы ограничиваются только обедом. Братья-конверзы (светские братья, принимающие на себя только часть монашеских обетов и остающиеся по статусу мирянами), ответственные за раздачу еды, разносят обеды и ужины по кельям, передавая пищу через окошечки, расположенные рядом с входом в келью.
Это окошечко устроено таким образом, чтобы монах даже взглядом не мог встретиться с братом-конверзом. Ставни этого окошка не должны быть открыты одновременно с двух сторон, дабы никоим образом не нарушался сокровенный дух затворничества и уединения. Монах-затворник может в случае необходимости оставить в окошке записку с просьбой о том, в чем он нуждается, и эта просьба будет в ближайшее время удовлетворена. Эта идея окошка, через которое брат-конверз передает пищу монаху, восходит к истории святого Павла Отшельника (249 - 341), первого египетского пустынника, прожившего почти всю свою жизнь в полном одиночестве. Известно, что святого Павла кормил посланный Богом ворон, каждый день приносивший ему кусок хлеба.
Картезианская келья в действительности представляет собой маленький двухэтажный домик, где есть все необходимое. Внизу располагаются мастерская-лаборатория с токарным станком и разными инструментами, а также дровяной сарай, где хранятся дрова для печки.
Эти помещения выходят на крошечный огород, который обрабатывается каждым монахом по своему усмотрению, но всегда с большой заботой и кропотливостью.
На верхнем этаже находится особая комната, так называемая «Аве Мария», с образом Пресвятой Девы, к которой монах обращается с молитвой, каждый раз становясь на колени. Далее следует ещё одно помещение - самое настоящее сердце кельи. Эта комната предназначена для молитв, размышлений, чтения. В ней монах проводит большую часть времени. Здесь же затворник и спит. Покои обустроены простой кроватью, столиком для еды и для занятий, а также местом для чтения молитв - небольшой молельней - со скамеечкой для коленопреклонения. Дровяная печь используется для обогрева во время суровых холодов, и топится дровами, которые монах заготавливает для себя и хранит в дровяном сарае.
Окно комнаты, как правило, выходит на садик, и затворник может любоваться красотой природы, сидя за своим столом. «Вид из окна был единственной роскошью, какую допускали в свою жизнь даже самые строгие аскеты », - писал русский историк, художественный критик начала XX столетия Павел Муратов.
Чтение, изучение письменных источников, работа в огороде и на токарном станке - важные составляющие жизни монаха, которые позволяют избежать наихудшего врага одинокой жизни - праздности. Физический труд, необходимый для поддержания здоровья и физической формы, соответствующим образом чередуется с умственным трудом и духовными размышлениями.
По звону колокола, как по волшебству, каждый в своей келье, но при этом все вместе одновременно, затворники возносят свои молитвы к небесам. Потом, также в унисон, по звону колокола, созывающего к Заутрене, к Вечерне, открываются кельи, и их обитатели в полном молчании проходят клуатр, направляясь в церковь для совместной службы.
Иногда, с разрешения настоятеля, монах может посетить библиотеку или своего духовного отца. Однако все остальное время отшельник предпочитает пребывать в покое и тишине своей кельи, посвящая свою жизнь ожиданию встречи с Богом в блаженном одиночестве. Тот, у кого есть опыт внутреннего разговора с Всевышним, кто вкусил прекрасные плоды уединенной жизни, даже не испытывает стремления покидать свою келью. Для него келья - его крепость, его цитадель, в которой он не только чувствует себя в безопасности, но в которой он ощущает себя находящимся на полпути к Богу.
Жизнь монахов-затворников, их аскетический подвиг в молчании всегда вызывали неподдельный, нескрываемый интерес. Величие и очарование отшельничества порождало и порождает до сих пор во многих то, что один картезианец определил как «искушение необитаемым островом». Теолог, профессор Папского Григорианского университета в Риме Роберт Чаиб в своей книге «Предстояние перед Богом. Воплощенная духовность» рассказывает одну любопытную историю, которую можно было бы назвать притчей. Один молодой человек, заинтересовавшийся жизнью монахов-затворников, решил испытать себя в этой роли. Однако очень скоро он осознал, что его угнетает «оглушительное» молчание, в котором протекает жизнь затворников, состоящая из проходящего по четкому расписанию чередования песнопений, молитв и физического труда. Более всего его удивляло невозмутимое спокойствие, которое излучало лицо монаха даже в тот момент, когда, например, тот плел корзины. Было совершенно очевидно, что даже во время осуществления этой монотонной механической работы, монах возносит свои молитвы Богу. Молодой человек попросил аудиенции у настоятеля. Сидя перед аббатом, он поведал ему свои сомнения: «Я пришел к вам в монастырь в поисках мира и покоя. Мне хотелось понять секрет вашего лучезарного, радостного умиротворения. Но, признаюсь, несколько проведенных дней в стенах обители привели меня в полное замешательство. Ваша жизнь настолько проста и незатейлива. Буду с Вами откровенным и прошу прощения за мои слова, но такая жизнь мне кажется пустой и скучной. Объясните мне, что может быть интересного в этом молчании». Монах внимательно его выслушал. Потом, ничего не говоря, взял его за руку и подвел к колодцу, который находился рядом с кельей. Он бросил камень в колодец и спросил у молодого человека: «Посмотри вниз и скажи, что ты там видишь?» «Вижу буруны и рябь на поверхности воды», - откровенно ответил юноша. Через какое-то время монах снова его спросил: «А теперь что ты видишь?» «Вижу гладь воды и отражение своего лица», - недоуменно произнес тот. «Посмотри внимательнее. Что ты еще видишь?» - не отставал аскет. Молодой человек пристально посмотрел вниз и воскликнул, охваченный смущением и радостью от своего открытия: «Я вижу там отражение лика неба».
Анастасия Татарникова
По материалам, любезно предоставленным Роберто Сабатинелли.
Иллюстративный материал: www. cartusialover.wordpress.com
Глава 10. Иноческий быт
Бытовые подробности редко встречаются на страницах житий. Русские монахи умели уделять немного внимания этой стороне земной жизни. Все, что мы знаем о быте иноков, известно главным образом из описей монастырского имущества. Сохранившиеся предметы обихода и предметы монашеской одежды того времени являются бесценным дополнением к этой не очень подробной картине. Быт монахов определялся основными правилами общежительного монастыря: всем иметь все равное, простое и дешевое, нужное, а не излишнее, и ничего не называть своим.
Кельи
Удивительная простота в быту была свойственна всем русским преподобным. До наших дней сохранилась точная копия часовни святого Кирилла Белозерского, которую кирилловские монахи устроили в XVII веке вместо древней, истлевшей от времени, часовни преподобного. Н. К. Никольский не без оснований предполагал, что это строение первоначально было не часовней, а кельей основателя обители (поскольку Пахомий Логофет в Житии святого нигде не упомянул о часовне, но говорил о келье). Так что мы имеем возможность представить себе, как выглядели первые кельи монахов, осваивавших лесные пустыни. Они были так же просты, как пресловутая пареная репа, которую иноки употребляли в пищу. Келья преподобного Кирилла - это «обычная незатейливая северно-русская клеть (в Житии преподобного Адриана Монзенского его келья прямо названа клетью. - Е.Р. ). Из сосны, четырехстенная, рублено в замок из бревен, обтесанных как снаружи, так и внутри. Покрытие сделано из досок, скрепленных гвоздями со скалою на два ската. Небольшая низкая дверь с окном в виде малого отверстия ведет в помещение длиной 3 аршина 4 вершка и высотой до кровли 4 аршина. В южной стене прорублено небольшое «оконьцо», закрывающееся изнутри деревянной задвижкой. Потолка нет, пол сделан позже» (Никольский. Ч. 1. Вып. 1. С. 65 ). Таким образом, первые кельи были так малы, что в них едва помещался один человек, состояли они только из одной комнаты. Снаружи можно было расслышать, что говорили внутри.
Впоследствии кельи стали делать более просторными, обычно к ним пристраивали еще сени, в которых делали чулан и «предсение» - крытое крыльцо. Такие кельи описаны в житиях преподобных Александра Свирского, Мартирия Зеленецкого, Евфросина Псковского, Иринарха Соловецкого. В Соловецком монастыре в сенях келий по ночам обычно горел «служебный свешник» (фонарь). Для освещения монастыря и келий использовали ворванье - сало морских зверей.
Точное изображение монашеских келий представлено на миниатюре начала XVIII века, изображающей Нило-Сорский скит. Монастырь преподобного Нила стоял на болоте, поэтому, чтобы хоть как-то защититься от сырости, кельи здесь строили на высоком подклете. В верхней части стены делали волоковые окна (название происходит от слова «волочь», то есть речь идет об окнах, закрывавшихся деревянными задвижками). Они были небольшими, чтобы сохранить в келье тепло во время сильной стужи, и в то же время достаточными для того, чтобы в них просунуть голову и поговорить с пришедшим братом.
В XVI веке в кельях Кириллова монастыря «окончины» были «паюсными», по крайней мере большое количество таких окончин в 1601 году хранилось на складе в казенной палате.
Рядом с кельями обычно ставили дровяники - сараи, где хранились дрова. Топили кельи по-черному, дым выходил через окна. В 1621 году кирилловский иеромонах Ферапонт хотел поставить для себя белую келью с немецкой печью, но ему не разрешили (Никольский. Т. 1. Вып. 1. С. 39 ).
В кельях жили обычно по двое или по трое, в скитах - строго по одному. Первоначально кельи ставились на некотором расстоянии друг от друга. Создание единых келейных корпусов было довольно поздним явлением, в Кирилло-Белозерском монастыре, например, такие корпуса поставили только в XVII веке. В скитах кельи располагались на расстоянии брошенного камня, чтобы из окна кельи можно было видеть только одну келью и не слышать, кто как подвизается к Богу.
С ростом богатства обителей менялся и внешний вид келий, общежительный закон равенства постепенно приходил в забвение. В XVI веке у некоторых кирилловских старцев, постригшихся из богатых бояр и князей, были кельи из нескольких комнат и помещений для прислуги. У старца Ионы (Шереметева) в келье помещалось до десяти холопов, была даже своя поварня. По этому поводу царь Иоанн Грозный гневно восклицал в своем послании в монастырь: «Это ли путь спасения, если в монастыре боярин не сострижет боярства, а холоп не освободится от холопства?» «А в здешних монастырях до последнего времени держалось равенство между холопами, боярами и торговыми мужиками» (ПЛДР. 2-я пол. XVI в. М., 1986. С. 163 ).
Непременное стремление отличиться чем-нибудь от других людей является общим свойством человеческой натуры, и монахи не были исключением. Правда, возможностей для этого они имели немного. Некий изыск в одежде, келья повыше, чем соседняя, окно пошире или яблоня под окном - вот и весь выбор. Первые настоятели монастырей всегда решительно боролись с подобной оригинальностью. Когда преподобный Даниил стал, по общему выбору братии, архимандритом Переяславского монастыря, то первое, с чего он начал свою пастырскую деятельность, - перестроил все монашеские кельи на один лад. Братии он сказал: «Вы имеете весьма высокие кельи со всходами по лестницам, как властители и вельможи, а не так, как требует монастырский обычай. И вы, братия, переделайте их по смиренному монастырскому образу». Монахи были очень недовольны повелением игумена, но открыто прекословить не решились, только говорили между собой: «Сами на себя все это навлекли, хотели, чтобы он был нашим архимандритом, а не знали, что он наши обычаи разорит» (Смирнов. С. 40 ).
Преподобный Иосиф Волоцкий в своем уставе требовал от монахов, живших на служебных дворах, чтобы они имели такие же кельи, как и монахи в обители, и не устраивали больших окон или особых погребов. «А если у келий кто начнет яблони садити или вишни, или иной которой овощ, пусть соборные старцы ему запретят!» - беспокоился преподобный (ВМЧ. Сентябрь. Стб. 604 ). Монах не имел права даже ремонтировать свою келью без благословения настоятеля.
Когда монах постригался в обители, он получал келью со всем необходимым имуществом. Таково было древнее правило монастырей. Позднее распространился обычай давать вклад на келью. В таком случае монастырь строил монаху особую келью, но именно это и разрушало общежительный устав.
Келейное имущество также было простым, дешевым и необходимым, но при этом инок не должен был считать его своим. «Если хочешь в общем житии жить, - говорил преподобный Иосиф, - отрекись от всякой вещи и не имей власти даже над чашей» (ВМЧ. Сентябрь. Стб. 526 ). Пожалуй, только иконы и книги были личной собственностью монаха в киновии.
В восточном углу кельи всегда находились иконы и большой крест с Распятием. Перед ними стояли подсвечник, аналой; здесь монах совершал свое келейное молитвенное правило. Вдоль стены располагалось несколько лавок. Именно здесь, на лавке в красном углу, преподобный Мартирий Зеленецкий увидел однажды после молитвы сидевшую Пресвятую Богородицу.
Келейные помещения монахи использовали по-разному. Например, преподобный Мартирий в келье молился, читал, а спал в чулане. Соловецкий трудник Иоанн, наоборот, молился в чулане, а спал в келье. Местом отдыха служила обычно небольшая лежанка; преподобные, как правило, спали на простых рогозинах. Потом у иноков появились и подушки с наволочками, и «постельки».
Необходимыми предметами келейного быта были кумганец - медный рукомойник с носиком и крышкой, лохань и кувшин для воды. Рядом с ними, по обычаю, висело полотенце. Мыло также использовалось в монашеском обиходе, описи упоминают «косяки» простого и костромского мыла. В некоторых кельях имелись «боевые часы»: «с перечасьем и с гирями» или «струнные». Кроме лавок в кельях стояли еще кожаные стулья.
Никакой посуды и продуктов у монахов общежительных обителей не было, даже стол иметь возбранялось. Возмущаясь новыми порядками в Кирилло-Белозерском монастыре, царь Иоанн Грозный писал: «А у вас дали сперва Иосафу Умному оловянную посуду в келью, потом дали Серапиону Слуцкому, дали Ионе Ручкину, а Шереметеву - стол в келью, да и поварня своя» (ПЛДР. 2-я пол. XVI в. С. 153 ). «До сих пор в Кириллове лишней иголки с ниткой в келье не держали, а не только других вещей».
Особенно тяжким грехом для монаха считалось тайное хранение денег у себя в келье. За это преступление преподобный Евфросин Псковский обещал инокам самое суровое наказание: «Если найдут в келье у живущего ицока серебро или золото, да сожгут ему на главе его, если же после смерти, да не погребут того инока в монастыре, но вытащат вон и в яме засыпят и найденное вместе с ним положат и скажут: золото твое или серебро да будет тебе на погибель. И пусть не провожают и не поминают его» (Серебрянский. Кн. 4. С. 512 ). Однажды похожий случай произошел в монастыре преподобного Дионисия Глушицкого. Умер некий брат, и монахи нашли в его келье 10 ногат (ногата - древняя монета). Преподобный Дионисий повелел похоронить его вместе с деньгами, чтобы они свидетельствовали против него на Страшном суде. Братии с большим трудом удалось умолить игумена простить покойного (РГБ. Тр. № 603. Л. 33–33 об. ).
По правилу Пятого Вселенского собора монах не мог иметь ничего своего, но все передавал на владение монастырю. В общежительном монастыре строго запрещалось говорить: это твое, а это мое. Преподобный Корнилий Комельский считал, что монах не может иметь своего имущества не только в келье, но и за пределами обители: в городе, у своих друзей или родственников (ФИРИ. Т. 4. С. 685 ). По правилу Комельского монастыря, если в обитель приходил новый монах со своим имуществом, то ему назначался испытательный срок - один год, а имущество опечатывали в казне. Если через год инок покидал обитель, то имущество ему возвращали, если оставался, то оно уходило в монастырскую казну (Там же. С. 702 ).
Отказываясь от владения собственностью, монах исполнял один из главных иноческих обетов - обет нестяжания и тем отсекал от себя страсть сребролюбия и вещелюбия. Преподобный Нил Сорский говорил, что борьба с этими страстями нетрудна, надо только понять, что Господь сам печется о наших нуждах. Но если страсть сребролюбия укрепится в человеке, то ведет его прямо в погибель; она лишает монаха душевной чистоты и способности молиться. «Святое Писание говорит, что если человек побежден гордостью или сребролюбием, то бес уже не воюет с ним, потому что хватит этому человеку только одной этой страсти, чтобы погибнуть» (Предание и устав Нила Сорского. С. 47 ). Поэтому так внимательно следили игумены за келейным бытом монахов.
«Одежды и обущи»
Одежду и обувь монахи получали у игумена, казначея или эконома. По уставу преподобного Корнилия Комельского, инокам полагалось иметь две одежды: одну ветхую (будничную, рабочую), а другую хорошую (праздничную) и две пары обуви, а все лишнее надо было относить в казну. Монаху не разрешалось просить одежду у мирских людей или у иноков других монастырей. Некоторые монахи, писал преподобный Корнилий, желая иметь красивые и богатые ризы, не хотят идти за одеждой к казначею, а говорят: «Не буду у него просить, а то даст мне не то, что я хочу. Но лучше попрошу у своих знакомых». Преподобный Герасим Болдинский более снисходительно относился к таким желаниям: если монах не хотел получать одежду в монастыре, то ему выдавали два рубля в год на ее приобретение.
Набор одежды рядового монаха в Волоколамском монастыре включал в себя: две мантии (одну новую, другую ветхую), два клобука (новый и ветхий), две рясы, три свитки (одну новую, две ветхие), две пары сапог (новые и ветхие), одну пару чулок, две зимние и две летние скуфьи (камилавки), две шубы. Но монахи, настроенные на более подвижническую жизнь, могли отказаться от дополнительной - ветхой одежды и иметь только по одной новой одежде каждого вида. Сугубые подвижники, наоборот, имели только по одной ветхой мантии, рясе и т. д. Но все монахи, без исключения, получали по две или три свитки, так как эту одежду надо было чаще всего стирать. Казначей, выдававший одежду, вел строгий учет и контроль, чтобы ненароком не дать лишнего. Нельзя было иметь две ризы и просить третью. Чтобы получить новую одежду, монах должен был обязательно сдать старую. Если кто хотел иметь три шубы, то возвращал в казну одну из двух мантий или ряс и т. д.
Монашеская одежда, как правило, была простой и недорогой. Преподобный Евфросин Псковский так наставлял своих иноков: «Одежду имейте обыкновенную, сермяжную (сермяга - грубое некрашеное сукно. - Е.Р. ), а не из немецких сукон и шубы носите бараньи, без пуха».
Первые настоятели монастырей сами являли пример крайней нестяжательности своей братии. Преподобный Ферапонт Монзенский вместо сапог носил лапти, другие преподобные - «плесницы» (деревянные башмаки) или «калиги лычны» (башмаки из лыка, те же лапти).
До наших дней сохранились вещи преподобного Кирилла Белозерского. Для нас это не только величайшая святыня, но и редчайший материальный документ своего времени, потому что представить себе по описям и житиям внешний вид монашеской одежды или предметов обихода чрезвычайно сложно. Шуба преподобного Кирилла - не из пуха, а из черных овчин, сшита мехом внутрь, имеет прямой отложной воротник, а пуговицы сделаны из переплетенного кожаного шнура (Опись 1601 г. С. 271 ). Зимняя камилавка преподобного (ее обычно называют клобуком) связана из верблюжьей шерсти, а край обметан серой шерстяной нитью. Отправляясь в дальнюю дорогу из московского Симонова монастыря на Белоозеро, преподобный Кирилл, видимо, взял с собой калиту - кожаный кошель на поясе и деревянный ковш в походном футляре. Калита сшита из тонкой двухслойной кожи, при помощи двух переплетенных кожаных шнуров она прикреплялась к кожаному поясу (длина пояса - 168 см, ширина - около 4 см; пояс застегивался на деревянную пряжку). В калите имеется три отделения, прикрытых внешним клапаном, который прошит по контуру мелкими стежками из белых нитей. Клапан украшен виньеткой и изображением птицы и четырехлепесткового цветка (Опись 1601 г. С. 271 ). Ковш преподобного отличается удивительно изящной формой, когда-то он был покрыт красной краской. Походный футляр состоит из двух сужающихся кверху кусков толстой кожи, которые внизу образуют полукруг. Края футляра загнуты и прошиты полосой сыромятной кожи, ее свободный край служил ручкой (Там же. С. 271–272 ).
Богослужебные одежды преподобного - фелонь и стихарь - также чрезвычайно просты. Они сшиты из бледно-серого мухояра (бумажной ткани с примесью шерсти), подкладка фелони сделана из серого льна, а крест - из синей камки. Оплечье и нарукавники стихаря выполнены из голубого шелка со светло-зеленым орнаментом из стилизованных цветов. Даже для своего времени эти вещи были простыми и дешево стоили. Но для нас они много дороже тех, что расшиты золотом и драгоценными каменьями. Иногда кажется, что время пощадило их как вещественное свидетельство величайшего смирения души наших преподобных. Эти вещи имеют на себе печать той исторической подлинности, которая всегда так остро пронизывает душу. Они позволяют нам сквозь глубину веков увидеть наших святых как реальных людей, одетых в свои простые и многошвейные ризы.
Некоторые преподобные (Нил Сорский, Даниил Переяславский, Симон Воломский) по примеру древних подвижников носили власяницы. Власяница преподобного Нила сохранилась до наших дней.
Святые отцы называли эту одежду «тягчайшим (то есть самым тяжелым. - Е.Р. ) оружием в битве духовной». Монахов часто называют Христовым воинством. Объясняя символику монашеской одежды, святые отцы постоянно использовали военную терминологию: клобук - шлем спасения, параман - броня правды. Как в любом войске, так и в монашеском есть тяжело- и легковооруженные воины. Власяница считалась оружием воина, выступавшего на битву с самым грозным врагом. Не случайно, даже по внешнему своему виду, власяница напоминает кольчугу, только связана она не из металлических звеньев, а из колючей шерсти (например, верблюжьей). Одевали власяницу прямо на голое тело, под свитку, для удручения и смирения своей плоти.
Другим орудием смирения были вериги. Некоторые монахи, постоянно носившие вериги, имели прозвище верижников. Но обычно этот подвиг совершали втайне. В Спасо-Прилуцком монастыре в Врлогде и сейчас хранятся древние вериги преподобных Димитрия Прилуцкого и Игнатия Вологодского, а в храме села Усть-Кубенское (под Вологдой) находятся двое вериг, принадлежавших, по преданию, преподобному Александру Куштскому. В Кирилло-Белозерском монастыре также сохранились вериги конца XIV - начала XV века, которые монастырское предание приписывало самому преподобному Кириллу. Они состоят из двух крестов с изображением Голгофы. При помощи восемнадцати металлических пластин эти кресты закреплялись на груди и на спине. На металлической цепи подвешивался еще один большой кованый крест, состоявший из двух металлических пластин (размер креста 26,5x18,3x0,9 см). Кроме того, в этот комплект входили еще металлический пояс с пряжкой и кольцо, которое надевалось на шею; оно состояло из четырех металлических сегментов (Опись 1601 г. С. 272 ). В XIX веке в Тверском музее хранились вериги, происходившие из неизвестного тверского монастыря. Они представляли собой обруч, который надевался на пояс, железными цепями к обручу прикреплялись два креста (Жизневский. С. 139 ). Весили вериги 13 фунтов (то есть около 5 кг 850 г). Можно себе представить, чего стоили земные поклоны, которые монах совершал в таком облачении.
К самому тяжелому виду вериг относились, пожалуй, металлические шляпы, которые некоторые святые носили на голове. В Житии преподобного Антония Дымского сказано, что святой таким образом изнурял свою плоть. Шляпа, по преданию принадлежавшая святому Антонию, хранилась вплоть до XIX века в его монастыре. Широкие поля шляпы были прибиты к тулье толстыми гвоздями, а весила она больше трех килограммов.
Но особым видом монашеской аскезы, заменявшим любые вериги, было почти полное презрение ко всяким потребам своего тела. Жил в монастыре преподобного Евфросина Псковского его друг и сподвижник - старец Серапион. Был он великим тружеником, первым выходил на самые тяжелые послушания и последним возвращался. Он знал наизусть Псалтырь и всегда пел во время работы псалмы. Но более всего он любил уединенную молитву и ни одной минуты своей жизни не тратил даром. Когда в обитель Евфросина приходили богомольцы с милостыней для монахов, то посетителей приглашали в общую трапезную. Здесь после трапезы преподобный Евфросин обыкновенно беседовал на душеполезные темы с гостями и братией. Но старец Серапион во время бесед всегда уходил в свою убогую келью и там затворялся. Келья его была темной и тесной, и он никогда не прибирал в ней. Старец Серапион не умывал своего лица, мыл только руки. А одежду он носил такую ветхую и грязную, «усыпанную вшами», что никто из монахов не пожелал ее взять после смерти старца. Тогда одежду вынесли и положили у входа в монастырь для нищих, но нищие и странники не прикоснулись к ней. Его воздержание в пище было выше человеческой меры. Когда монахи хотели облечь его в погребальные ризы, то увидели, что тело Серапиона представляет собой буквально «кости, соединенные жилами и кожей» (ПДПИ. Т. 173. С 70–71 ).
Такая крайняя аскеза больше напоминает рассказы древних патериков и житий египетских и палестинских подвижников. В русских житиях немного таких историй. Соблюдение меры было все-таки более характерно для монашеского быта русских обителей. В описи 1601 года Кирилло-Белозерского монастыря перечислено «всякое старческое платье», хранившееся в казенной палате; эта опись дает нам возможность узнать, какую одежду носили монахи в то время. В большом количестве упоминаются «белые брацкие сапоги», которые, видимо, были самой ходовой монашеской обувью. Зимой, как правило, носили шубы из овчины, их «пушили» (покрывали) «ирешными кошами» (ирха - шкура, обработанная под замшу). Упоминаются также шубы из мерлушки (ягненка), куницы и оленьих шкур. Зимние скуфьи делали из куницы, мерлушки и пыжика. Кроме скуфей монахи носили зимой треухи (лисьи, куньи, из мерлушки) и щапки (упоминается суконная шапка, изнутри подбитая куницей), а осенью и весной - черные шляпы. В холода в дорогу обычно брали с собой рукавицы из волчьей шерсти или из росомахи, а дома по большей части пользовались рукавицами из мерлушки; если было не очень холодно, то носили простые кожаные рукавицы. В набор монашеской одежды входили еще «порты» (штаны) и чулки: вязаные медвежьи и «валенные».
Одежду стирали либо сами монахи, либо наемные люди. Самая древняя башня Кирилло-Белозерского монастыря с XVI века именуется Свиточной, так как в ней жили «детеныши», которые стирали свитки на братию. В Волоцком монастыре при жизни преподобного Иосифа иноки сами стирали свои свитки на реке и сушили их здесь же, развешивая на кустах и деревьях. И такая была чистота нравов тогда, восклицает автор Жития, что свитки висели несколько дней и никто их не брал.
О бане
Бани практически не упоминаются в житиях русских святых. Преподобный Евфросин Псковский, ссылаясь в своем уставе на авторитет египетских подвижников - Антония Великого, Пахомия Великого, святого Аммония, - запрещал инокам мыться в бане. Кроме «великой болезни или нужды» инок, по мысли Евфросина, не должен был обнажать своего тела. В качестве самого убедительного аргумента против бани святой Евфросин приводил в своем уставе эпизод из жизни палестинского святого - Феодосия Великого. В монастыре святого долгое время не было никакого источника, и братия все время страдала от нехватки воды. Тогда преподобный повелел всем поститься дольше обычного и сугубо молиться о даровании воды. И однажды с горы забил источник чистой и вкусной воды. Радости братии не было конца. Но прошло время, и монахи стали просить игумена создать им баню около «Богодарованного источника». Святой Феодосий снизошел к немощи монахов и повелел построить баню. Но после того, как монахи помылись в ней, источник иссяк. И как ни молился преподобный, вода в нем не появлялась. Тогда он повелел разрушить баню, и источник забил вновь (Серебрянский. Кн. 4. С. 521 ).
Но не все святые отцы были настроены столь категорично против бани. Из устава Студийского монастыря в Константинополе известно, что монахи этой обители не более раза в два месяца посещали баню (только Великим постом мыться в бане не разрешалось). Инок приходил к игумену и брал благословение на баню, игумен выдавал ему особую «печать», которую тот отдавал баннику. У обители, видимо, существовал договор с определенной баней, по которому монастырь из своей казны оплачивал стоимость мыла за всю братию и мирских людей, работавших в монастыре, так что сами монахи, придя в баню, уже ничего не платили. В монастыре были даже особые «мовные ворота», через которые иноки, видимо, выходили в город для этих целей. Очевидно, что в Студийском монастыре, находившемся в столице империи, были совсем другие подходы к быту и гигиене, чем в египетских и палестинских обителях. Поэтому у русских монахов, весьма почитавших Студийский устав, все-таки оставалась «каноническая» возможность пользоваться баней. Упоминание о бане есть в Житии преподобного Антония Сийского. Некий брат Карион, находясь на монастырской службе на реке Сие, часто ходил в баню «старости ради и недуга своего». Однажды к нему явились два незнакомца с прутьями и, нанося ему раны, сказали: «Да не будет у тебя обычая часто ходить в баню» (РНБ. Соф. № 230. Л. 304 об. - 305 ). Как видим, в Житии осуждается не само пользование баней, а лишь ее частое посещение. Бани, если они были, устраивали за стенами обители. Так, на Соловках была устроена братская баня на канале, ведущем в Святое озеро. Но с какого времени она там существовала, неизвестно.
Вперёд>>
Святки продолжаются. А госдумовские новогодние каникулы закончились. Народ возвращается к жизни, а мы возвращаемся к трудам на Леушинском подворье. Рабочие-труженики вернулись из Великого Новгорода.
Митрополит Варсонофий поставил перед нами задачу в кратчайшие сроки подготовить Леушинское подворье к открытию Леушинского монастыря. Дел много. Не знаешь, за что взяться сначала. Но что самое главное на этом этапе? Монастыря не бывает без монахинь, а монахинь - без монашеских келий. Вот мы и бросили все усилия на ремонт келий.
Сколько келий - и соответственно - насельниц было на Леушинском подворье?
Тут невозможно невозможно обойтись без исторических разысканий. Пришлось порыться в архивах.
В РГИА удалось обнаружить «Список сестер, проживающих при подворье Леушинского Иоанно-Предтеченского монастыря в С.-Петербурге за 1910 год», по которому здесь проживало 2 мантийных монахини, 6 «указных послушниц» и 33 «проживающих на испытании». Всего 41 насельница.
В том же архиве храниться еще один список сестер уже за 1914 г. Подворье уже называется «Петроградским». По этому списку здесь проживало 6 мантийных монахинь, 26 «указных послушниц» и 24 «испытуемых послушниц». Всего 46 насельниц. Этот список ценен тем, что в нем указаны послушания каждой насельницы. Больше половины сестер исполняли послушание певчих. По этому факту видно, какое большое значение придавала церковному пению на подворье настоятельница обители игуменья Таисия.
Оба списка поражают количеством проживавших сестер. Сейчас такими цифрами могут похвастаться только очень больше монастыри: Дивеево, Шамордино, Пюхтицы.
Этот факт меня как удивил, так и озадачил. Удивил тем, что в центре Санкт-Петербурга уже тогда по сути существовал целый монастырь. А озадачило тем, где же они располагались? На подворье не так уж много места. Видимо, сестры жили довольно плотно - по несколько человек в келье.
Сама игумения Таисия писала, что подворье «состояло из каменного 3-х этажного дома, выходящего во двор пристройкою флигеля с правой стороны, в том числе, и Церковь в 3-м этаже, а внизу со входа Часовня, во втором этаже помещаются кельи». В настоящее время на втором этаже имеется шесть келий, три из них выходят окнами на улицу Некрасова (историческое название - Бассейная), а три - внутрь подворского дворика. Четыре кельи были восстановлены раньше. В одной из них мы обустроили и открыли Мемориальную келью-кабинет св.Иоанна Кронштадтского. В двух живут сестры Иоанно-Таисиинского сестричества. Еще одна келья зарезервирована как гостевая. Т.о., на втором этаже храмового корпуса остаются еще две кельи, которые мы сейчас и восстанавливаем. Буквально в эти праздничные дни - в канун праздника св.Иоанна Кронштадтского - закончили их восстановление.
Что мы знаем о монашеской келье? Уже от самого слова «келья» веет чем-то таинственным и загадочным. Жизнь людей, отрекшихся от мира, всегда всегда вызывала интерес общества. Вот и у нас на подворье посетители спрашивают, как живут наши сестры, чем занимаются, смотрят ли телевизор? Многим интересно заглянуть в келью.
Давайте духовно заглянем в жилище монахини, и попытаемся понять, что же такое монашеская келья? В классическом понимании это отдельная жилая комната в монастыре, собственно и греческое слово κελλίον, происходящее от латинского сеllа, означает ни что иное как «комната».
Но келья не просто комната, это целый мир монашеской жизни: мир тишины и покоя, которая на монашеском языке называется исихией. Отцы монашества учат любить свою келью, стремиться в нее, не покидать ее. Преп.Антоний Египетский говорил: "Как рыбы, оставаясь долго на суше, умирают, так и монахи, находясь долго вне кельи или пребывая с мирскими людьми, теряют любовь к безмолвию".
Келья для монаха/монахини - это не «комната отдыха», а прежде всего Дом Молитвы, "лаборатория непрестанной молитвы", место духовных трудов и послушаний: здесь ежедневно вычитываются келейные молитвы, совершается четочное правило Иисусовой молитвы, совершается духовное чтения. В наше время, конечно, не обойтись без «интернет-правила». В своей келье насельницы могут исполнять рукодельные послушания. В общем, келья - средоточие жизни монахини, поэтому авва Моисей и сказал: "Келья твоя всему тебя научит".
Понимание того, что такое келья, будет не полным, если не вспомнить об одном важном моменте. Посетители в келью инокини допускаются лишь по благословению игумении, причем пребывание женщин в кельях мужских монастырей, а мужчин, соответственно, в женских категорически запрещено.
Не скрою, восстанавливать монашеские кельи белому батюшке не просто. Сам никогда в них не жил. Бывал пару раз у знакомых монахов. Первой в памяти встает келья старца Иоанна Крестьянкина в Псково-Печерском монастыре.
Возникает много технических, дизайнерских, да и духовных вопросов. Какой должна быть келья монахини? Какие подобрать обои? Какие выбрать цвета? Какие повесить светильники? Какую поставить мебель? Дизайнера по монашеским кельям в природе еще не существует (хотя, кто его знает?!) Все приходится решать самому, конечно, в совете с сестрами.
В итоге я составил такую характеристику идеальной (леушинской) кельи:
1. Келья должна быть простой и уютной, ведь здесь постоянно будут постоянно жить. Для кого-то она на многие годы, а может и навсегда, станет родным домом.
2. Келья должна быть не броской, скромной, не отвлекающей внимания, помогающей внутренней сосредоточенности, ведь совершается молитва, богообщение.
3. В келье должно присутствовать только самое необходимое, без излишеств, чтобы не обременять жизнь лишними вещами.
4. Считаю, что келья должна быть немного старинной, чтобы в ней быть вне вне времени сего.
5. В то же время келья не должна быть убогой, все таки наш монастырь хотя и леушинской, но при этом находится в центре Санкт-Петербурга. Келья должна быть достойна этого города.
6. Одним словом, келья должна быть такой,чтобы пребывание в ней приносило насельнице духовную пользу, чтобы она стремилась в нее возвращаться.
7. Необходим святой угол, место для земных поклонов.
Кажется, ничего не забыл (может "специалисты" что-нибудь подскажут или дополнят).
Но как известно, построить теорию легче, чем воплощать ее на практике. Я отнесся к этому делу как к художественному творчеству. Подбирал светильники под старину, ручки и дверную фурнитуру. Особая проблема была подобрать обои, которые во многом определяют лицо кельи. Пришлось обойти не один обойный магазин. Как во всяком творчестве были и черновики. В одной келье я полностью заменил уже наклеенные обои на новые. Моей помощницей была замечательная мастерица обойных дел Светлана, которую я нашел через музей Достоевского. Она там клеила обои во время последнего ремонта.
Считаю своей заслугой то, что удалось сохранить исторические двери леушинского монастыря. Был выбор: демонтировать или ремонтировать, сделать новые или сохранить старые. Второй вариант требовал реставрации, которая оказалась значительно дороже изготовления новых дверей. Но все старое леушинское для нас представляет историческую и духовную ценность. Ведь эти двери открывала сама игумения Таисия, ими пользовались леушинские сестры, а двери гостевой кельи отворял Иоанн Кронштадтский. Для этого пришлось двери демонтировал вместе коробкой, доставить на производство, где их практически полностью разбирали, выравнивали, протезировали, сняли несколько слоев краски. Когда их через месяц привезли назад, трудно было узнать. Если не знать, можно принять за новые. Но мы то знаем, что это те самые - наши леушинские. Открываем их с трепетом и памятью о тех, кто здесь подвизался до нас.
Также удалось спасти все окна на втором этаже, выходящие на Бассейную, а это 7 окон. С ними проделали ту же процедуру, что и с дверями. Если буду проходить по Бассейной (Некрасова) мимо Леушинского подворья, посмотрите на красивые на 2-м этаже, знайте, что они подлинные, настоящие, еще те. (Окна во двор сделали новые - стеклопакеты).
У нас не было особого дня открытия новых келий, но ощущение праздника не покидает, когда заглядываешь в них. Они еще пустые, в них нет мебели (это еще один творческий вопрос, который надо решать).
Кельи ждут своих насельниц. Кстати, в связи с этим встает вопрос, сколько насельниц может быть в одной келье? В разных монастырях разный опыт. В современных греческих женских монастырях, в частности в известной обители Ормилия, монахини живут только по одной. Но у нас есть своя леушинская традиция. Игумения Таисия в составленном ею "Уставе Леушинской обители" определила следующее: сестры "по внешнему порядку живут в общих кельях, т.е. не по одной, как пустынники, а по две или по три, по усмотрению настоятельницы (только непременно старшая с младшими для руководства, а не равные по возрасту и преуспеянию)". Поэтому кельи на подворье рассчитаны на двух насельниц. У них все еще впереди...