Иконоборчество: история, причины, хроника, искусство периода иконоборчества. Иконописная мастерская "Божией матери". Заказать иконы. Византийская империя – иконоборческий период

Иконоборчество - религиозно-политическое движение в Византии в VIII - начале IX веков, направленное против почитания икон. Иконоборцы считали священные изображения идолами, а культ почитания икон - идолопоклонством, ссылаясь на ветхозаветные заповеди («не сотвори себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху… не поклоняйся им и не служи им» (Исх.20:4-5)).

В 730 году император Лев III Исавр запретил почитание икон. Результатом иконоборчества стало уничтожение тысяч икон, а также мозаик, фресок, статуй святых и расписных алтарей во многих храмах. Иконоборчество было официально признано на Иконоборческом соборе в 754 году при поддержке императора Константина V Копронима, сурово ополчившегося против иконопочитателей, особенно монахов. При поддержке императрицы Ирины, вдовы Льва IV Хазара, в 787 году состоялся Седьмой Вселенский собор, утвердивший догмат иконопочитания и отменивший решение предыдущего церковного собора, лишив его статуса «вселенского». Императоры, правившие после неё: Никифор? Геник и Михаил I Рангаве - придерживались иконопочитания. Однако сокрушительное поражение Михаила I в войне с болгарами в 813 году привело на престол Льва V Армянина, при котором было возобновлено иконоборчество и вновь были признаны решения собора 754 года.

В период регентства императрицы Феодоры Патриарх Иоанн VII был свергнут, и на его место возведен защитник иконопочитания, Мефодий. Под его председательством в 843 году состоялся церковный собор, утвердивший и одобривший все определения VII Вселенского собора и подвергший снова отлучению иконоборцев. Тогда же был установлен и впервые совершен (11 марта 843 года) чин провозглашения вечной памяти ревнителям православия и анафематствования еретикам, совершаемый в православной церкви и до нашего времени в Неделю Православия («Торжество Православия»).

Иоанн Златоуст пишет о распространении изображений Мелетия Антиохийского, а Феодорит Кирский сообщает о портретах Симеона Столпника, продаваемых в Риме.

Несмотря на такую поддержку изображения лиц и событий Священной и церковной истории в этот же период появляются первые возражения против употребления икон. Так Евсевий Кесарийский отрицательно высказывается про желание сестры императора иметь икону Христа. Это он объясняет не ветхозаветным запретом, а тем, что божественная природа неизобразима. Известны и активные иконоборческие действия в этот период: Епифаний Кипрский, увидев в церкви завесу с изображением человека, разорвал её и отдал на покрытие гроба нищего; в Испании на Эльвирском соборе (ок. 300 года) было принято постановление против стенной живописи в храмах.

К началу VI века иконоборческие позиции усилились из-за распространения в византийской империи монофизитов. Лидер монофизитов Севир Антиохийский отрицал не только иконы Христа, Богородицы, святых, но даже и изображение Святого Духа в виде голубя. О широте движения отрицания иконопочитания в этот период свидетельствуют сообщения, что Анастасий Синаит писал в защиту икон, а Симеон Столпник (младший) жаловался императору Юстиниану II на оскорбляющих «икон Сына Божия и Всесвятой Преславной Богородицы». Усиление иконоборчества пришлось на конец VI-VII века. В Марселе епископ Серен в 598 году уничтожил в церкви все иконы, которые на его взгляд суеверно почитались прихожанами. Папа Григорий Великий писал к нему об этом, хваля за ревность в борьбе с суевериями, но требовал чтобы иконы были восстановлены так как они служат простым людям вместо книги и просил разъяснить пастве истинный способ почитания икон.

Большое значение в росте иконоборчества сыграло появление ислама, враждебно относящегося к изображениям одушевлённого. В районах империи, граничащих с территориями арабских племён, издавна процветали христианские ереси монтанизм, маркионитство, павликианство. Для их адептов ислам оживил сомнения в законности икон. Византийские императоры, стремясь обеспечить мирное соседство с мусульманами, шли на уступки иконоборцам. Так император Филиппик перед своим свержением в 713 году собирался издать закон против почитания икон. Защитники иконопочитания называли таких императоров-иконоборцев «сарацински мудрствующими».

2.Причины иконоборчества

Иконоборцы основывали свои взгляды на одной из десяти заповедей, данных Богом Моисею: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им…» (Исх.20:4-5). Хотя живописные изображения Христа и святых были известны уже древней церкви, но единообразный канон отношения к иконам отсутствовал. При этом в народных массах иконы окружались суеверным поклонением:

В массах иконопочитание преломлялось иногда грубым и чувственным суеверием… Появился обычай брать иконы в восприемники детей, примешивать соскобленную с икон краску в евхаристическое вино, причастие класть на икону, чтобы получить его из рук святых и т.д… Иными словами, с иконопочитанием происходило то, что раньше происходило часто с культом святых и почитанием мощей. Возникнув на правильной христологической основе, как плод и раскрытие веры Церкви в Христа, - они слишком часто отрываются от этой основы, превращаются в нечто самодовлеющее, а следовательно, ниспадают обратно в язычество.

(Шмеман А. Исторический путь Православия)

Произошёл «рост магических несуразностей в почитании священных предметов, грубое фетишизирование иконы». Такое поведение и вызывало обвинения в язычестве и идолопоклонстве. Также академик В. Н. Лазарев отмечает, что для религиозного искусства в тот период уже была характерна излишняя чувствительность, которая для некоторых ставила под сомнение святость иконы. При этом, как отмечает историк Карташёв, просвещение в Византии к этому времени значительно понизилось, по сравнению с временами императора Юстиниана, и «тонкие проблемы догматики стали непосильны большинству богословских умов».

Исследователи разделяют политические причины иконоборчества на две группы:

Связанные с иудаизмом и исламом

Через иконоборчество византийские императоры хотели уничтожить одну из главных преград для сближения христиан с иудеями и мусульманами, которые отрицательно относились к иконам. Через это планировалось облегчить подчинение империи народов, исповедующих эти религии.

Борьба с властью церкви

К VIII веку политическая роль церкви в империи значительно усилилась, наблюдался значительный рост церковной собственности и монастырей. Духовенство начало активно участвовать в делах управления империей, так в 695 году министром финансов стал авва Феодот, а в 715 году диакон собора Святой Софии был назначен главнокомандующим войсками. По этой причине императоры-иконоборцы считали необходимым отвлечь людские силы и денежные средства от церкви и направить всё в государственную казну. Поэтому, как отмечает греческий историк Папарригопуло, «параллельно с религиозной реформой, осуждавшей иконы, запрещавшей мощи, уменьшившей число монастырей и вместе с тем не коснувшейся основных догматов христианской веры, производилась реформа социальная и политическая».

3.Репрессии

Уничтожение икон, мозаик и фресок

В период иконоборчества художественные произведения, посвященные христианской тематике, безжалостно уничтожались: иконы сжигались, украшавшие стены храмов мозаики и фрески сбивались. К наиболее известным фактам вандализма относится уничтожение убранства храма Богородицы во Влахернах, в котором проходил иконоборческий собор 754 года. Житие Стефана Нового, пострадавшего за иконопочитание, сообщает: «…иконы ввергались - одни в болото, другие - в море, третьи - в огонь, а иные были рассекаемы и, раздробляемы секирами. А те иконы, которые находились на церковных стенах, - одни сострагивались железом, другие замазываемы были краскою».

Преследование и казни иконопочитателей

Многих начальников и воинов по клевете, что они покланяются иконам, предал разным казням и жесточайшим мучениям. Он обязывал присягою всех в своем царстве не покланяться иконам и заставил даже Константина, лжеименного патриарха, взойти на амвон, и возвысив честные и животворящие древа клясться, что он не принадлежит к почитателям святых икон. Он убедил его из монахов перевенчаться, есть мясо и присутствовать за царским столом при песнях и плясках.

Преследование в первую очередь затронуло византийское монашество: Константин V объявил их звание неблагонадежным политически. Сторонники Константина публично гнали и поносили монахов, кидали в них камнями: «…многих монахов умертвил ударами бичей, и даже мечем, и бесчисленное множество ослепил; у некоторых обмазывали бороду спуском воска и масла, подпускал огонь и таким образом обжигал лица их и головы; иных после многих мучений отсылал в изгнание». От гонений пострадал Стефан Новый со своими учениками, их казни, по словам А. В. Карташёва, заставили сравнить времена Копронима с временем Диоклетиана. За сочувствие этим иконопочитателем 25 августа 766 года на ипподроме публично были подвергнуты осмеянию и наказанию 19 высокопоставленных лиц.

От гонений пострадал ряд константинопольских патриархов (Герман I, Никифор), епархиальные архиереи (например, святитель Евсхимон, умерший в изгнании), из богословов Иоанн Дамаскин был предан анафеме, братья Феофан и Феодор, отличавшиеся «необыкновенной ученостью» были подвергнуты бичеванию, а на их лицах вырезаны ямбические стихи, сочинённые императором Феофилом (за это братья получили прозвище Начертанные). При императоре Льве V был отправлен в ссылку и умер в изгании на одном из островов Эгейского моря известный византийский хронист Феофан, бывший непримиримым врагом иконоборцев.

Гонения и конфискация монастырской собственности вызвали массовую миграцию монашествующих в места, незатронутые императорской политикой. В период правления Льва III и Константина V только в Южную Италию переселилось около 50 000 монахов. Местами миграции также стали северные берега Чёрного моря и побережье Сирии и Палестины.

Преследование иконописцев

Борьба с распространением иконописных изображений затронула и их создателей. Наиболее известна история монаха-иконописца Лазаря, пострадавшего при императоре Феофиле:

…решил он принудить и монаха Лазаря (это был славный рисовальщик того времени). Однако монах оказался выше льстивых убеждений… многократно обрушивался с хулой на царя, и тот, видя такое, предал его таким пыткам, что плоть его истекала вместе с кровью и никто не чаял, что еще жив. Когда же услышал царь, что заключенный в тюрьму рисовальщик понемногу пришел в себя и, вновь занявшись своим искусством, изображает на дощечках лики святых, велел приложить к его ладоням раскаленные металлические пластинки. Огонь пожирал и источал его плоть, пока не упал он в изнеможении чуть ли не замертво.

Исследователи отмечают, что в период иконоборчества религиозное искусство физически не могло существовать. Страдавшие от репрессий иконописцы уходили в отдалённые монастыри (например, в Каппадокии) и там продолжали свою работу.

Византийское иконоборчество разделяется на два периода, границу между которыми составляет Седьмой Вселенский собор и, последовавшее за ним временное восстановление иконопочитания. Первый период, продолжавшийся около 50 лет, начинается во временя царствования императора Льва III и заканчивается регентством императрицы Ирины. Второй период, продолжавшийся около 30 лет, начинается в правление императора Льва V и заканчивается в регентство императрицы Феодоры. Всего в период относящийся к иконоборческому в империи правило 12 императоров из которых только 6 были активными иконоборцами (престол константинопольского патриарха за это время занимало 11 человек, 6 из них были иконоборцами). В таблице представлены императоры и константинопольские патриархи данного периода, жёлтым отмечены иконоборцы.

Преувеличенные формы иконопочитания к VIII веку навлекали на христиан упреки в идолопоклонстве, особенно со стороны мусульман, которые в это время не только энергично распространяли свою религию, отрицавшую любые формы иконопочитания, но и требовали от подвластных себе христиан прекращения поклонения иконам. Ставший в 717 году императором Лев III Исавр (уроженец Германикии на границе с Сирией, привыкший за годы своего губернаторства во Фригии к идеям иконоборчества и павликианства), стремился в ходе своих военных компаний не только подчинить империи территории, занятые арабами, но распространить среди мусульман и иудеев христианство. При этом он считал, что императору допустимо вмешиваться в вопросы церковной жизни, римскому папе Григорию II он писал: «Я император и священник», выражая этим свои идеи цезаропапизма.

В первые десять лет своего правления Лев не принимал энергичных действий в области церковной деятельности, известно лишь о его требовании в 723 году к евреям и секте монтанистов принять крещение. Лишь в 726 году по свидетельству Феофана:

…нечестивый царь Леон начал говорить о уничтожении святых и досточтимых икон. Узнав о сем Григорий, папа Римский, лишил его податей в Риме и прочей Италии и писал поучительное послание, что царю не должно вмешиваться в дела веры и изменять древние учения церкви, постановленные святыми отцами.

В этот же год произошло сильное извержение вулкана к северо-западу от Крита и среди Цикладских островов образовался новый остров, это было воспринято Львом как знак Божьего гнева за идолопоклонство и он начал компанию против иконопочитания. Первым решительным действием стало снятие иконы Христа с ворот Халкопратии. В результате этого произошли столкновения горожан с солдатами: «убили некоторых из царских людей, которые снимали икону Господа с медных ворот великой церкви; и многие за ревность к благочестию были казнены усечением членов, плетьми, изгнаниями и лишениями имений, особенно люди знаменитые и родом, и просвещением». Иконы начали удалять с видных наружных мест, в церквях их поднимали повыше, чтобы народ не лобызал и не кланялся им. При этом из собора Святой Софии в период правления Льва Исавра иконы не удалялись.

Эти действия императора вызвали раздражение среди иконопочитателей (иконодулов, иконолатров, идололатров - иконопоклонников, идолопоклонников, как их называли противники), к которым принадлежали, главным образом, духовенство и особенно монахи, массы простого народа и женщины всех классов общества, при уничтожении икон происходили схватки и побоища. Население Греции (Эллады) и Цикладских островов, провозгласив нового императора, подняло восстание, окончившееся полным поражением и победой Льва III. Немало жителей внутренних частей империи бежали на окраины государства; значительная часть итальянских владений Византии вместе с Равенной перешли под власть Лангобардов.

Константинопольский патриарх Герман начал обличать Льва в ереси. Лев приглашал его на заседание Тайного совета (Silentium), но патриарх на вопрос об иконопочитании отвечал, что не согласен вводить что-нибудь новое в делах веры без вселенского собора.

17 января 729 года Император пригласил патриарха на заседание верховного совета и вновь поднял вопрос об иконопочитании. Герман возражал против политики иконоборчества, но, не находя поддержки среди императорского окружения, сложил с себя патриаршую власть:

…Леон собрал совет против святых и досточтимых икон в трибунале 19 советников, на который призвал и святейшего патриарха Германа, надеясь убедить его подписаться против святых икон. Но мужественный слуга Христов не только не поддался ненавистному злонамерению его, но, утверждая слово истины, отказался от епископства, сложил с себя омофор и произнес поучительные слова: «если я Иона, то бросьте меня в море. Без вселенского собора не могу изменить веры, государь».

Перед этим Герман писал римскому папе о своём сопротивлении императору и отправил в Рим ряд константинопольских святынь, которые в настоящее время хранятся в личной папской капелле Сан-Лоренцо рядом с базиликой Сан-Джованни ин Латерано.

Вместо Германа константинопольским патриархом стал иконоборец Анастасий, который подписал эдикт против почитания икон. Этот эдикт стал первым иконоборческим документом, изданным не только от имени императора, но и от церкви.

На западе о политике Льва стало известно от западных купцов, очевидцев снятия образа Христа с ворот Халкопратии. Папа Григорий II писал императору: «Прибыв на родину, они рассказали… о твоих ребяческих поступках. Тогда всюду стали бросать твои портреты на землю, попирать их ногами и уродовать твое лицо». Папа в 727 году собрал в Риме Собор, подтвердивший законность иконопочитания. Отношения Византии с Западом значительно ухудшились. После захвата Равенны лонгобардами византийские наместники увеличили налоги в Южной Италии, против чего выступил папа Григорий II. В ответ на послание патриарха Анастасия папа отверг эпитет «брата и сослужителя», который прилагал к нему патриарх, обличил его в ереси и под угрозой анафемы потребовал его покаяния и возврата к православию. После смерти Григория II его преемник Григорий III занимал такую же твёрдую позицию, он собрал в Риме Собор из 93 епископов, который постановил: «Впредь кто изымет, уничтожит или обесчестит и поругает иконы… да будет отлучен от церкви».

На Востоке самым сильным противником иконоборчества в эту эпоху был знаменитый богослов Иоанн Дамаскин, написавший в 726-730 годы «Три защитительных слова против порицающих святые иконы». В его сочинении впервые определены различия между «служением», подобающем только Богу, и «поклонением», оказываемому тварным вещам, в том числе и иконам.

Несмотря на такую сильную оппозицию, Лев, опираясь на войско и придворную аристократию, составлявших главный оплот партии иконоборцев (икономахов, иконокластов, иконокаустов - сокрушителей, сожигателей икон, как их называли противники), а также находивший себе поддержку и в некоторой части духовенства, до конца царствования поддерживал иконоборчество. При этом, как отмечает историк Ф. И. Успенский, в синоднике, составленном после восстановления иконопочитания, за период царствования Льва указано лишь 40 имён то есть в первое время иконоборцы занимали выжидательную позицию.

Сын и преемник Льва III Константин V Копроним (по церковно-славянски: тезоименитый гною, навозу, калу), прозвище данное императору иконопочитателями) с ещё большей энергией выступил против иконопочитания, несмотря на трудную борьбу (в начале царствования) с православной партией, выставившей против него нового императора, его зятя Артавазда, который в течение почти двух с половиной лет (741-743) владел Константинополем. В этот период даже патриарх-иконоборец Анастасий признал иконы и всенародно объявил Константина еретиком.

Желая более определенно провести иконоборческие идеи, и подготовив к этому умы путем «народных собраний» Константин в 754 году созвал во дворце Иерии, на азиатском берегу Босфора, между Халкидоном и Хрисополем (Скутари) большой собор, получивший в последствии название иконоборческий, на котором было 348 епископов, но ни одного представителя Рима, Александрии, Антиохии и Иерусалима. Собор, объявивший себя «Седьмым вселенским», постановил:

Кто старается изобразить на память на иконах бездушными и безгласными вещественными красками лики святых, не приносящие никакой пользы, потому что это глупая затея и изобретение дьявольского коварства, вместо того, чтобы добродетели их, о которых повествуется в писаниях, изображать в самих себе, как бы некоторые одушевлённые образы их, и таким образом возбуждать в себе ревность быть подобными им, как говорили божественные отцы наши, да будет ему анафема.

При этом собор не высказался против почитания святых и мощей, а напротив объявил анафему всем «не просит молитв у них, как у имеющих дерзновение, согласно церковному преданию, ходатайствовать о мире». Орос собора был торжественно провозглашён 27 августа на константинопольском ипподроме, Константина V называли 13-м апостолом и провозглашали анафему защитникам икон: Герману Константинопольскому, Иоанну Дамаскину и Георгию Кипрскому.

После собора Константин начал претворять в жизнь его решения: массово стали уничтожатся иконы, мозаики, иллюминированные рукописи (из некоторых вырезались листы, некоторые сжигались). Вместо прежних иконописных изображений стены храмов украшались арабесками и виньетками из птиц и растений. Хотя собор и не отверг почитание мощей, император был их противником. Так в Халкидоне, по его указанию, был закрыт чтимый храм святой Евфимии, её мощи были выброшены в море, а само здание обращено в арсенал. Этот период получил название «Константиново гонение» и ознаменован многочисленными казнями иконопочитателей.

Под влиянием покровительства Константина сирийцам и армянам, придерживавшихся павликианства, в европейской части империи усилился восточный элемент (вообще влиятельный при иконоборческих императорах). После 761 года Константин не только стал подвергать открытому гонению и мучениям отдельных представителей монашества (например, преподобномученика Стефана Нового), но преследовал, по-видимому, и самый институт монашества. Благодаря этому, усиливалась эмиграция греческого монашества, бежавшего, главным образом, в южную Италию и на северные берега Черного моря. Несмотря на усиление оппозиции (в которой встречались уже и высокопоставленные светские лица), иконоборчество держалось не только до смерти Константина, но и в царствование его сына, более умеренного иконоборца Льва IV Хазара (775-780).

После смерти Льва IV, за малолетством его сына, императора Константина VI, регентом стала его супруга императрица Ирина, сторонница иконопочитания. Укрепившись у власти она начала подготовку к проведению Вселенского собора для решения вопроса о почитании икон. В 784 году константинопольский патриарх Павел удалился в монастырь святого Флора, принял схиму и объявил о своём отречении от патриаршества. После этого, по предложению Ирины, константинопольским патриархом был избран Тарасий, императорский секретарь (асикрит).

Первая попытка открыть заседание собора, на который собрались представители всех христианских церквей, в том числе и легаты папы римского, была предпринята 7 августа 786 года. Собор был открыт в храме Святых Апостолов, но когда начали зачитывать святые писания в него ворвались вооружённые воины, сторонники иконоборцев, и угрозами заставили прекратить заседание. После этого Ирина под благовидным предлогом переместила столичное войско в провинции и отпустила ветеранов на родину, а затем собрала новое войско, поставив над ними преданных себе военачальников.

24 сентября 787 года в Никее открылся Седьмой вселенский собор, в работе которого, по различным оценкам, приняли участие 350-368 иерархов, но число подписавших его Деяние составило 308 человек. Собор начал свою работу с принятия решения в отношении епископов-иконоборцев, многих из которых разрешили допустить к участию в работе Собора, приняв их публичное раскаяние. И лишь на четвёртом заседании - по предложению папских легатов, в храм, где заседал Собор, была принесена икона. На соборе были отвергнуты постановления иконоборческого собора 754 года, преданы анафеме иконоборцы и установлен догмат о иконопочитании:

…подобно изображению честного и животворящего Креста, полагати во святых Божиих церквах, на священных сосудах и одеждах, на стенах и на досках, в домах и на путях честные и святые иконы, написанные красками и из дробных камений и из другого способного к тому вещества устрояемые, якоже иконы Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, и непорочныя Владычицы нашея святыя Богородицы, такожде и честных ангелов, и всех святых и преподобных мужей. …и чествовати их лобызанием и почитательным поклонением, не истинным, по вере нашей, Богопоклонением, еже подобает единому Божескому естеству, но почитанием по тому образу, якоже изображению честного и животворящего Креста и святому Евангелию и прочим святыням фимиамом и поставлением свечей честь воздается, яковый и у древних благочестный обычай был. Ибо честь, воздаваемая образу, преходит к первообразному, и покланяющийся иконе поклоняется существу изображенного на ней.

(Догмат о иконопочитании Трехсот шестидесяти седми святых отец Седьмого Вселенского Собора)

После собора императрица приказала изготовить и поместить над воротами Халкопратии образ Иисуса Христа взамен уничтоженного 60 лет назад при императоре Льве III Исавре. К образу была сделана надпись: «[образ], который некогда низверг повелитель Лев, вновь установила здесь Ирина».

Восстановленное на Седьмом Вселенском соборе иконопочитание сохранялось в империи в период правления Константина VI и Ирины. Занявший в 802 году престол император Никифор I также придерживался иконопочитания и при этом терпимо относился к иконоборцами и павликианам, что вызывало недовольство православной партии и особенно монахов. Только лишь в короткое царствование императора Михаила I (811-813 годы), находившегося под сильным влиянием духовенства, иконоборцы (и павликиане) стали подвергаться гонениям. В 813 году Михаил был низвергнут солдатами. Недовольные поражением в войне с болгарами солдаты, всё еще разделявшие идеи иконоборчества, ворвались к гробнице Константина Копронима и вскрыли её со словами «Восстань и помоги гибнущему государству!». Михаила заставили отречься от престола и уйти в монастырь, на его место возвели энергичного и популярного полководца Льва V Армянина (813-820 годы). Этот восточный по происхождению император снова стал на сторону иконоборчества.

Лев V после своего восшествия на престол поручил тогда еще простому монаху Иоанну Грамматику (будущий патриарх Иоанн VII) сделать подборку библейских и святоотеческих текстов против почитания икон. В декабре 814 года состоялся диспут иконопочитателей (возглавляли патриарх Никифор и Феодор Студит) и иконоборцев (Иоанн Грамматик, Антоний Силлейский). Резонансом дискуссии стала забрасывание солдатами образа Христа на медных воротах дворца (Халкопратия) и 6 января 815 года император Лев, идя к причастию, впервые не поклонился образу и велел его снять под предлогом защиты от осквернения. Реакцией на это стали письма Феодора Студита римскому папе и ночной поместный собор 70-ти епископов, проведённый патриархом Никифором, а также написанное им «Защитительное слово ко Вселенской церкви относительно нового раздора по поводу честных икон».

Император потребовал от патриарха отчёта о церковном имуществе, принял на него ряд жалоб и потребовал его явки на суд перед несколькими епископами и клириками. Никифор, не желая находиться перед судом простых епископов, отказался и 20 марта 815 года сложил с себя сан и удалился в монастырь. Новым константинопольским патриархом был избран иконоборец Феодот, родственник Константина Копронима, начальник лейбгвардии и, согласно Георгию Монаху, был совершенно необразован и «безгласней рыб». В 815 году императором в храме Святой Софии был созван собор (2-й иконоборческий), отменивший постановления Седьмого Вселенского собора и восстановивший определения собора 754 года, но не признавший за ним статус вселенского. Также собор 815 года уже не называет иконы идолами и разрешает помещать их в храмах на высоких местах в качестве назидания для неграмотных, но без возможности возжигания перед ними свечей и лампад. На соборе опозиционные иконоборцам иерархи были анафематствованы и отправлены в ссылки. После собора 815 года в империи возобновилось уничтожение икон, преследование монахов и их эмиграция на Восток и в Италию.

Преемник Льва, Михаил II Косноязычный (Аморейский) проводил своеобразную политику терпимости относительно иконопочитателей: он дал амнистию всем, потерпевшим за иконопочитание (в том числе патриарху Никифору и Феодору Студиту). Михаил издал постановление: "…мы и настаиваем: глубокое молчание да будет об иконах. И потому пусть никто не смеет поднимать речь об иконах (в ту или другую сторону), но да будет совершенно устранен и удален и собор Константина (754 г.), и Тарасия (787 г.), и ныне бывший при Льве (815 г.) по этим вопросам".

Несмотря на такую политику терпимости, император поставил патриархом известного иконоборца Антония, епископа Силлейского. Историк Карташёв пишет, что Михаил, по его собственному признанию, «как солдат, всю жизнь не поклонялся ни одной иконе».

Иконоборческие настроения Михаила видны в его послании, направленном на Запад к Людовику Благочестивому: «Прежде всего они изгнали из церквей святой крест и вместо него повесили иконы и пред ними лампады. Пред ними они воскуряют ладан и вообще оказывают им такое же уважение, как и кресту, на котором распят Христос. Они поют пред ними псалмы, поклоняются им и ожидают именно от икон себе помощи». Однако факты о преследовании иконопочитателей в период правления Михаила отсутствуют, но косвенным подтверждением притеснений может служить восстание самозванца Фомы, поднятое, вероятно, во имя православия. Из известных лиц гонениям был подвергнут только пресвитер Мефодий, будущий константинопольский патриарх. Постановление Михаила II оставалось в силе, а при его преемнике, императоре Феофиле (829-842), который, однако, снова стал энергично преследовать иконопочитателей.

"И замыслил тиран изничтожить всех, кто рисовал божественные лики, и вот те, кто предпочли жизнь, должны были плюнуть на икону, словно на какую рухлядь, сбросить на пол святое изображение, топтать его ногами и таким образом обрести спасение." (Продолжатель Феофана. «Жизнеописания византийских царей»)

По мнению ряда исследователей, царствование Феофила было самым суровым временем второго периода иконоборчества. Против иконопочитателей в 832 году был издан жестокий указ, исполнение которого взял на себя патриарх Иоанн Грамматик, прозванный в народе Леканомантом (волшебником): монастыри закрывались, монахи подвергались преследованиям и тюремному заключению. При этом ряд историков отмечает, что к суровым наказаниям император прибегал лишь в исключительных случаях.

Для второго периода иконоборчества характерно проявление участия в защите иконопочитания предстоятелей восточных православных церквей. Известно послание в защиту икон за подписями трёх восточных патриархов XI века - Христофора Александрийского, Иова Антиохийского и Василия Иерусалимского. В целом, как отмечает Ф. И. Успенский, во время второго периода иконоборчества «…интерес к иконоборческим идеям начал повсеместно ослабевать. Движение было идейно исчерпанным».

После смерти императора Феофила регентом за малолетством императора Михаила III стала его жена Феодоры, воспитанная в традиции иконопочитания. Она при поддержке других лиц из числа сановников (между ними был и Мануил, дядя императрицы, действовавший вероятно, из политических соображений) и духовенства приняла решение о восстановлении иконопочитания в империи. Был свергнут патриарх-иконоборец Иоанн VII Грамматик и на его место возведен защитник иконопочитания Мефодий, подвергшийся преследованию при Феофиле.

На Константинопольском соборе 843 года был зачитан и одобрен томос текст которого не сохранился, но из других источников известно, что он провозглашал необходимость восстановления почитания икон, подтверждал законность постановлений семи вселенских соборов и анафематствовал иконоборчество. Также собор вернул из ссылок всех ранее осуждённых за почитание икон, епископы-иконоборцы были изгнаны с кафедр, на которые возвратились архиереи, пострадавшие при Феофиле. По просьбе Феодоры анафеме не был подвергнут её супруг Феофил.

После церковного собора, осудившего иконоборцев и восстановившего иконопочитание в империи, Феодора устроила церковное торжество, которое пришлось на первое воскресенье Великого поста, бывшее в 843 году 11 марта (по другим данным - 19 февраля). В воспоминание об этом событии, значимом для христианского мира, и в память блаженной Феодоры ежегодно в первое воскресенье Великого поста Православная церковь торжественно празднует восстановление иконопочитания, именуемое «Торжество Православия».

После Константинопольского собора в империи начался период реакции, начались преследования людей, отрицающих иконопочитание. В Константинополь были торжественно перенесены останки знаменитых исповедников православия Феодора Студита и патриарха Никифора, пострадавших за свою веру и умерших в изгнании. На встречу останков вышла Феодора с сыном и весь двор, неся в руках свечи. Пешком они шли вслед за мощами до церкви Двенадцати апостолов. Была осквернена могила императора Константина V, без всякого уважения к императорскому сану его останки были выброшены на улицу, а из мраморного саркофага, распилив на тонкие плитки, сделали облицовку для одной из комнат императорского дворца. В знак победы иконопочитания на монетах и печатях после 843 года вновь появляется изображение Христа.

Диль сообщает, что императрица Феодора мечтала о славе истребления еретиков, и по её приказанию павликианам было предложено на выбор: обращение в православие или смерть. После отказа павликиан изменить религиозные убеждения в местность Малой Азии, населённую ими, были направлены с карательными экспедициями три военачальника: Аргир, Судал и Дука. От рук императорских инквизиторов под пытками погибло около ста тысяч человек: «одних павликиан распяли на кресте, других обрекли мечу, третьих - морской пучине. Около десяти мириадов составляло число загубленных, их имущество было отправлено и доставлено в царскую казну».

Ф.И. Успенский отмечает, что период реакции характеризуется не только восстановлением почитания икон и вообще церковной реакцией, но и также отменой многих других нововведений, которые рассматривались как результат иконоборческой системы правления. Так многие законы, изданные императорами-иконоборцами, были признаны в X веке негодными и отменены.

Иконоборцы уничтожили значительный пласт изобразительного искусства Византии предыдущих веков. Образы заменялись неизобразительным искусством на растительно-зооморфную тематику. Так, евангельский цикл во Влахернской церкви был уничтожен и заменен цветами, деревьям и птицам. Современники говорили, что он «превращен в овощной склад и птичник». В Святой Софии роскошные мозаики были заменены простыми крестами. Единственными мозаиками, пережившими период иконобочества, являются мозаики базилики Святого Димитрия в Салониках.

Основной тематикой изображений стали пасторали. Император Феофил украшал здания подобными орнаментально-буколическими изображениями в большом количестве. «Увлечение буколикой приобретало весьма специфические, романтическо-чувственные формы, явно связанные с общей реформационной программой иконоборчества». Феофил строил павильоны-храмы, которые носили названия типа Жемчужный триклиний, Опочивальня гармонии, Храм любви, Храм дружбы и прочие.

Произошел подъём и

светской живописи, которая возвратила себе традиции прежней римской имперской тематики: портреты императоров, сцены охоты и цирковых представлений, спортивной борьбы, скачек - поскольку запрет на изображение человеческих образов касался только сакральной тематики. Известно, что император Константин V приказал на стенах одного из храмов заменить композиции со сценами шести Вселенских соборов на изображение своего любимого возницы. В декоративных приемах заметно точное соблюдение иллюзорной перспективы, других достижений эллинистической языческой культуры.

Результатом иконоборчества стало исчезновение в восточной церкви скульптурных изображений святых или сцен Священной истории. После восстановления иконопочитания церковное искусство не вернулось к таким формам священных изображения, ряд исследователей видят в этом частичную победу иконоборцев над неумеренными иконопочитателями.

Главные памятники этого периода не сохранились, поскольку их планомерно уничтожили победившие иконопочитатели, покрывая мозаикой и фресками аскетичетические работы иконоборцев (например, мозаика апсиды храма Святой Софии в Салониках). Тем не менее, некоторое представление о них дают следующие работы:

Мозаики в мечети Омара в Иерусалиме (692 год), выполнены приглашенными из Константинополя мастерами

Мозаики во внутреннем дворике мечети Омейядов в Дамаске (711 год).

К искусству периода завершения иконоборчества относятся миниатюры Хлудовской псалтыри, в которых исследователи видят потенциал развития следующего стилевого периода.

с. 53 ¦ В столь трансцендентном, как византийское, мировоззрении появление иконоборчества было ничем не отвратимым фактом 1 . Рано или поздно должна была возобладать мысль о невозможности изобразить божество в материальной форме. Уже в эпоху раннего христианства иконоборческие течения получили широкое распространение как на Востоке, в широких народных массах, так и на Западе, в кругах высшего духовенства. В Малой Азии эти иконоборческие течения никогда не исчезали, продолжая держаться в общинах монтанистов и новициан, а также в многочисленной секте павликиан. Все усиливавшийся культ иконопочитания, сопровождавшийся у народа грубым фетишизмом и примитивными суевериями, не мог не вызвать оппозиции и в чисто греческих кругах. К тому же искусство VI–VII веков было еще достаточно сенсуалистичным, чтобы породить сомнение относительно возможности дать в скульптуре и живописи адекватное изображение божества. Никейские ангелы, константинопольский мозаический фрагмент и ранние энкаустические иконы освещают как раз то направление столичного искусства, которое в глазах иконоборцев являлось особенно опасным. Несмотря на всю изысканную духовность выражения, лица никейских ангелов дышат такой чувственностью, что невольно ставилась под знак вопроса святость иконы. В этих условиях зарождение мощного иконоборческого движения было лишь вопросом времени. Оно должно было начаться, как только нашло себе место стечение нескольких благоприятных для этого причин.

1 Об иконоборчестве см.: J. Guevara. Dissertatio historico-dogmatica de sacrarum imaginum cultu religioso quatuor epochis complectens dogma etc. Fulginiae 1789; Кондаков, 101–133; K. Schwarzlose. Der Bilderstreit. Gotha 1890; Б. М. Мелиоранский. Георгий Киприянин и Иоанн Иерусалимлянин, два малоизвестных борца за православие в VIII веке. С.-Петербург 1901 (= Записки Историко-филологического факультета имп. С.-Петербургского университета, LIX); L. Bréhier. La querelle des images. Paris 1904; Millet. L"art byzantin, 187–189; Б. Мелиоранский. Философская сторона иконоборчества. - Вопросы философии и психологии, 1907 март - апрель, 149–170; Dalton, 13–16; Кондаков. Иконография Богоматери, II, 3–6, 12; J. von Vegh. Die Bilderstürmer. Strassburg 1915; Wulff, 362–364; Strzygowski. Ursprung der christlichen Kirchenkunst, 25, 120–123, 174; Glück, 32–42; Dalton. East Christian Art, 15–16; Diehl, 360–390; Wulff, Alpatoff, 43–46; Ebersolt, 16–25; Gerstinger, 3–4, 26–28; N. Jorga. Le “nouvel hellénisme” et l’iconoclasme. - L’Acropole, 1926, 5–12; Г. Острогорский. Соединение вопроса о св. иконах с христологической догматикой в сочинениях православных апологетов раннего периода иконоборчества. - SK, I 1927, 35–48; Его же. Гносеологические основы византийского спора о святых иконах. - Ibid., II 1928, 47–51; Id. Studien zur Geschichte des byzantinischen Bilderstreits. Breslau 1929; Id. Les débuts de la querelle des images. - Mélanges Ch. Diehl, I. Paris 1930, 235–255; E. Martin. A History of the Iconoclastic Controversy. London 1930; R. Byron, D. Talbot Rice. The Birth of Western Painting. London 1930, 25–72; G. Ladner. Der Bilderstreit und die Kunst-Lehren der byzantinischen und abendländischen Theologie. - ZKircheng, I 1931, 1–23; G. Marçais. La question des images dans l’art musulman. - Byzantion, VII 1932, 161–183; G. Ostrogorsky. Rom und Bуzanz im Kämpfe um die Bilderverehrung. - SK, VI 1933, 73–87; Grabar. L’empereur dans l’art byzantin, 166–172; G. Ladner. Origin and Significance of the Byzantine Iconoclastic Controversy. - MedSt, 1940, 127–149; Б. Горянов. Иконоборческое движение в Византии. - Исторический журнaл, 1941 2, 68–78; Е. Mâle. Rome et ses vieilles églises. Paris 1942, 98–132; S. Der Nersessian. Image Worship in Armenia and Its Opponents. - Armenian Quarterly, 1946, 67–81; A. Florovsky. Origen, Eusebius and the Iconoclastic Controversy. - Church History, 1950, 77 ff.; L. Grondijs. Images de saints d’après la théologie byzantine du VIII е siècle. - Actes du VI е Congrès international d’études byzantines, II. Paris 1951, 145–170; H. von Campenhausen. Die Bilderfrage als theologisches Problem der alten Kirche. - ZThKirch, 1952, 33 ff.; A. Visser. Nikephoros und der Bilderstreit. s’Gravenhage 1952; G. Ladner. The Concept of the Image in the Greek Fathers and the Byzantine Iconoclastic Controversy. - DOP, 7 1953, 1–34; P. Alexander. The Iconoclastic Council of St. Sophia (815) and Its Definition (Horos). - Ibid., 35–66; F. Dvornik. The Patriarch Photius and Iconoclasm. - Ibid., 69–97; M. Anastos. The Ethical Theory of Images formulated by the Iconoclasts in 754 and 815. - Ibid., 8 1954, 153–160; Id. The Argument for Iconoclasm as presented by the Iconoclastic Council of 754. - Late Classical and Mediaeval Studies in Honor of A. M. Friend, Jr. Princeton 1955, 177–189; P. Alexander. An Ascetic Sect of Iconoclasts in Seventh Century Armenia. - Ibid., 151–160; Felicetti-Liebenfels, 33–42; Grabar. Iconoclasme; P. Alexander. The Patriarch Nicephorus of Constantinople: Ecclesiastical Policy and Image Worship in the Byzantine Empire. New York 1958; Е. Э. Липшиц. Очерки истории византийского общества и культуры. VIII - первая половина IX века. Москва-Ленинград 1961.

К VIII веку такая именно ситуация возникла на византийской почве. На престоле сидели уроженцы Армении и Сирии, чье восточное происхождение предрасполагало их к иконоборчеству. Монашество - главный оплот иконопочитателей - сложилось в грозную силу для светской власти, которая принуждена была выступить на борьбу с центробежными тенденциями монастырского землевладения во имя защиты своих кровных экономических интересов. Влияние тяготевшего к чисто орнаментальному искусству ислама, в связи с его военными победами, становилось все более сильным, захватывая в первую очередь восточные области, и без того склонные к иконоборчеству. Показательно, что между 695 и 700 годами халиф Абд ал-Малик начал чеканить золотые дирхемы, на которых подражавшие византийским и сасанидским образцам фигурные изображения, обязательные для более древних монет, были заменены прославлявшими религию Мухаммеда надписями, а в 723 году халиф Йазид II приказал удалить иконы из находящихся в его владениях христианских храмов 2 . В результате всех этих причин в Византии стало расти и шириться иконоборческое движение, истоки которого восходят еще к эпохе императора Филиппика Вардана (711–713). Уроженец Армении, он был убежденным монофелитом. Поэтому он приказал уничтожить во дворце изображение VI вселенского собора, на котором монофелитство было осуждено как ересь. На своде расположенных против дворца ворот Милиона (Miliarium aureum) были представлены, по его же распоряжению, первые пять вселенских соборов, его собственный портрет и портрет осужденного как еретика патриарха Сергия 3 . Когда, после восшествия на престол, Филиппик послал папе Константину I свое монофелитское исповедание веры и свой портрет, то папа в пику императору-еретику отдал распоряжение изобразить шесть вселенских соборов в церкви св. Петра 4 . Так впервые наметилось расхождение между папским престолом и императором-еретиком, которое в дальнейшем, с победой в Византии иконоборческой партии, привело к полному разрыву между западной и восточной церквами.

2 Grabar. Iconoclasme, 67–72, 105–112.

3 Mansi, ХII 1901, 187–188, 193.

4 Liber Pontificalis, ed. L. Duchesne. Paris 1886, I.

Эта иконоборческая вспышка при императоре Филиппике Вардане была изолированным эпизодом. Но с восшествием на престол Льва III Иcавра (717–741) иконоборческая партия обрела решительного и смелого вожака, который в 730 году издал эдикт против иконопочитателей, официально запрещавший поклонение иконам. Началась беспощадная борьба, затянувшаяся более чем на столетие и достигшая особого ожесточения при Льве и его сыне Константине V с. 53
с. 54 ¦ (741–775). Монастыри закрывались, их превращали в казармы, бани и другие общественные учреждения. Выселяемых монахов подвергали преследованиям, поклонение иконам и реликвиям находилось под строжайшим запретом. На созванном в 754 году соборе идейная программа иконоборцев получила ряд четких формулировок, что ни в какой мере не ослабило оппозиции иконопочитателей, которая была весьма сильной на протяжении всей эпохи иконоборчества и которая привела к восстановлению иконопочитания императрицей Ириной в 787 году. Однако победа иконопочитателей оказалась недолгой. С восшествием на престол Льва V Армянина (813–820) иконоборческая партия вновь одержала верх. Но сила и ожесточение борьбы явно пошли на убыль, и к 843 году партия иконопочитателей одержала окончательную победу.

В течение всей конфронтации на стороне иконоборцев были двор, высшее духовенство и набранное на Востоке войско, а на стороне иконопочитателей - монастыри, близко связанное с монашеством духовенство и народ. Враждовавшие партии не могли найти общего языка, так как они отправлялись от совершенно различных гносеологических предпосылок. Из-за отсутствия понятия творческой фантазии и непризнания за искусством самостоятельного значения спор никогда не выходил за пределы обсуждения чисто теологических проблем, причем аргументация неизменно носила характер схоластической казуистики. Однако многое говорит за то, что в основе деятельности иконоборцев лежали благородные намерения. Они хотели очистить культ от грубого фанатизма, хотели сохранить за божеством его возвышенную духовность. Изображение божества казалось им профанацией лучших религиозных чувств. Изображая Христа, говорили они, мы изображаем лишь его человеческую природу, так как его божественная природа неописуема, а не в силах изобразить его божественную природу, мы расщепляем тем самым единство его личности. Идя по этому пути, иконоборцы развили тончайшую сеть аргументации, опровержение которой было нелегким делом для другой стороны.

Нет сомнения, что партия иконоборцев имела единый центр, где вырабатывалась ее сложнейшая идеология, никогда не сделавшаяся доступной простому народу. Это была чисто придворная партия, доктринерски настроенная, насквозь пропитанная интеллектуализмом. Нельзя было приучить народ, уже более двух столетий поклонявшийся иконам, верить в такого бога, которого никто не мог изобразить. Поклоняться этому богу и верить в него могли лишь интеллектуалистически настроенные верхи, а не широкие народные массы. Вот почему иконоборческое движение кончилось крахом. Как ни было оно глубоко связано с сущностью восточного христианства, в конечном итоге оно затрагивало одну из его основных твердынь, на которой покоилась вся греческая религиозность. Победа иконоборцев была бы победой Востока. Тем самым Византия отстояла свою независимость. Однако иконоборчество далеко не бесследно прошло для ее развития. Во имя идей чистейшей духовности иконоборцы ускорили победу спиритуалистического искусства на византийской почве. Несмотря на краткую классицистическую реакцию в лице возрожденного эллинизма ранней Македонской династии, с середины X века окончательно наметился процесс сформирования того нового искусства, которое легло в основание стиля XI–ХII веков и которое представляет наиболее закономерную форму выражения византийской религиозности. Появление этого спиритуалистического искусства сделалось возможным лишь после эпохи иконоборчества, когда впервые было выдвинуто требование такого искусства. Сами иконоборцы были еще не в силах его создать. Поэтому они отказались от религиозного изобразительного искусства, заменив его орнаментально-декоративным. Но кто знает, вступили бы они на этот искусственный путь, если бы уже в свое время могли созерцать такие возвышенные образы, какие создавали в XI веке художники, работавшие в Киеве, на Хиосе и в Дафни.

Ближайшим следствием иконоборчества был решительный разрыв между придворным и народным искусством. С VIII века иконоборческий двор особенно резко противопоставлял свое доктринерское искусство народному искусству. Он противопоставлял его не только в плоскости стиля, но и в плоскости тематики. В то время как народ продолжал поклоняться иконам многочисленных святых, двор культивировал неизобразительное искусство, в основе которого лежали орнаментально-декоративные либо отвлеченные символические формы, например крест. Фрески и мозаики с фигурными композициями, равно как и иконы, подвергались безжалостному уничтожению. «Иконы Христа, Богоматери и святых были преданы пламени и разрушению; если же находились [в церквах] изображения деревьев, либо птиц, либо бессловесных животных, или же таких сатанинских сцен как бега лошадей, охота, театральные представления и игры на ипподроме, то эти изображения с почетом сохранялись и даже обновлялись» 5 . По приказанию Константина V во Влахернской церкви был уничтожен евангельский цикл, чтобы уступить место «деревьям, цветам, различным птицам и другим животным, окруженным побегами плюща, среди которых копошились журавли, вороны и павлины». Тем самым храм был как бы превращен в «овощной склад и птичник» 6 . Примерно такими же мотивами украшал стены церквей император Феофил, заменявший мозаики религиозного содержания пейзажами с животными и птицами 7 . Это аниконическое искусство было еще во многом связано с теми буколическими декорациями, к которым уже в IV веке прибегали христиане для украшения своих храмов и многие из которых должны были сохраниться вплоть до иконоборческой эпохи.

5 Vita S. Stephani junioris. - PG, 100, col. 1113.

6 Ibid., col. 1120.

7 Theophanus Continuatus. Chron., III, 10. - PG, 109, col. 113.

Если в области религиозного искусства иконоборческий двор не признавал антропоморфических с. 54
с. 55 ¦ образов, то в светском искусстве он их всячески насаждал. Эти образы призваны были прославлять императоров и их военные подвиги. С их помощью императоры-иконоборцы, большинство которых было выдающимися полководцами, стремились укрепить свою власть как абсолютную по отношению к церкви. И действовали они на этом пути весьма последовательно и целеустремленно. Так, на монетах императоров-иконоборцев образ Христа уступает место изображению самого василевса, либо его сына, либо его отца 8 . За четыре года до издания эдикта о запрете иконопочитания Лев III заменяет образ Христа над бронзовыми вратами императорского дворца (Халка) изображением креста с сопроводительной надписью: «Император не может допустить образ Христа без голоса, без дыхания, и Святое Писание со своей стороны возражает против изображений Христа в его [одной] человеческой природе; вот почему Лев и [его сын] «новый» Константин начертали над вратами дворца трижды счастливый знак креста, славы всех правоверных» 9 . Такие действия иконоборцев-императоров заставили константинопольского патриарха Никифора сравнить Константина V с Навуходоносором: подобно последнему и он заставлял поклоняться своим портретам, а образ Христа на монетах заменил собственными изображениями 10 .

8 Grabar. Iconoclasme, 118 et suiv.

9 Ibid., 130, 133–135. См.: С. Mango. The Brazen House. København 1959, 118–119, 122–125, 170–174. К. Манго дает несколько иное чтение надписи (не «император», а «господин») и связывает последнюю не со Львом III, а со Львом V.

10 Niceph. Antirrheticus, I, 27. - PG, 100, col. 276.

Светское искусство иконоборцев немало позаимствовало от исламского Востока, где орнамент достиг пышного расцвета при дворе халифов Дамаска и Багдада, обставивших свои дворцы со сказочной роскошью. В первой половине IX века влияние Багдада распространилось не только на декоративные формы, но и на архитектуру, о чем свидетельствовали постройки императора Феофила, возведенные на территории Большого дворца. Во внутренних садах Феофил разместил целый ряд павильонов, наделив их прихотливыми названиями: «Жемчужный триклиний», «Зал любви», «Почивальня гармонии». На стенах были представлены различные животные, собирающие фрукты люди, деревья, гирлянды, оружие 11 . Тематика этих светских росписей была во многом навеяна арабскими образцами 12 .

11 Grabar. Iconoclasme, 145, 171.

12 См.: O. Grabar. Islamic Art and Byzantium. - DOP, 18 1964, 67–88.

Параллельное существование религиозного искусства без человеческой фигуры и фигурного светского искусства являлось, конечно, весьма противоречивой ситуацией, которую склонные к точным словесным определениям византийцы должны были как-то осмыслить. В этом отношении особенно интересно одно место из III книги против еретиков (Antirrheticus) партриарха Никифора, написанной между 817 и 828 годами 13 . Здесь настойчиво проводится та мысль, что икона сама по себе свята и что она предназначена напоминать об архетипе. Другое дело предметы церковной обстановки с изображениями различных животных и птиц: парапеты и колонки алтарных преград, двери, завесы и другие вещи. Эти изображения даются в церквах не для того, чтобы их почитали и чтобы им поклонялись, а ради «украшения и красоты». И если их все-таки чтят, то только по той причине, что это священные предметы. Полемизируя далее с иконоборцами, Никифор со злорадством утверждает, будто они не возражают против поклонения в церквах образам осла, собаки или свиньи и в то же время радуются, когда вместе с храмом гибнет от пожара икона Христа. Такое отнесение декоративного элемента к сфере эстетического, а антропоморфического религиозного образа - к узко церковной сфере было, конечно, глубоко надуманным. У патриарха Фотия это противоречие оказывается уже снятым, поскольку эстетическое наслаждение и религиозная эмоция не противопоставляются друг другу, а сливаются в нерасторжимое единство. с. 55
¦

13 Niceph. Antirrheticus, III, 45. - PG, 100, col. 464–465. См.: Grabar. Iconoclasme, 117–179; Id. “L’esthétisme” d’un théologien humaniste byzantin du IX e siècle. - Mélanges Mgr. Andrien. Strasbourg 1957, 189–199.

Несмотря на такую поддержку изображения лиц и событий Священной и церковной истории, в этот же период появляются первые возражения против употребления икон. Так, Евсевий Кесарийский отрицательно высказывается про желание сестры императора иметь икону Христа. Это он объясняет не ветхозаветным запретом, а тем, что божественная природа неизобразима. Известны и активные иконоборческие действия в этот период: Епифаний Кипрский , увидев в церкви завесу с изображением человека, разорвал её и отдал на покрытие гроба нищего; в Испании на Эльвирском соборе (начало IV века) было принято постановление против стенной живописи в храмах :

Большое значение в росте иконоборчества сыграло появление ислама , враждебно относящегося к изображениям одушевлённого . В районах империи, граничащих с территориями арабских племён, издавна процветали христианские ереси - монтанизм , маркионитство , павликианство . Для их адептов ислам оживил сомнения в законности икон. Византийские императоры , стремясь обеспечить мирное соседство с мусульманами, шли на уступки иконоборцам. Так, император Филиппик , перед своим свержением в 713 году , собирался издать закон против почитания икон. Защитники иконопочитания называли таких императоров-иконоборцев «сарацински мудрствующими ».

Причины иконоборчества

Богословские

Иконоборцы основывали свои взгляды на одной из десяти заповедей , данных Богом Моисею : «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им…» (Исх. ). Хотя живописные изображения Христа и святых были известны уже древней церкви, но единообразный канон отношения к иконам отсутствовал. При этом в народных массах иконы окружались суеверным поклонением:

Произошёл «рост магических несуразностей в почитании священных предметов, грубое фетишизирование иконы ». Такое поведение и вызывало обвинения в язычестве и идолопоклонстве . Ещё до начала иконоборчества Анастасий Синаит (VII век) писал: «Многие думают, что крещение достаточно чтится тем, кто, войдя в церковь, перецелует все иконы, не обращая внимания на литургию и богослужение ».

Политические

Исследователи разделяют политические причины иконоборчества на две группы:

Связанные с иудаизмом и исламом Через иконоборчество византийские императоры хотели уничтожить одну из главных преград для сближения христиан с иудеями и мусульманами , которые отрицательно относились к иконам. Через это планировалось облегчить подчинение империи народов, исповедующих эти религии. Борьба с властью церкви К VIII веку политическая роль церкви в империи значительно усилилась, наблюдался значительный рост церковной собственности и монастырей. Духовенство начало активно участвовать в делах управления империей, так, в 695 году министром финансов стал авва Феодот, а в 715 году диакон собора Святой Софии был назначен главнокомандующим войсками. По этой причине императоры-иконоборцы считали необходимым отвлечь людские силы и денежные средства от церкви и направить их в государственную казну. Поэтому, как отмечает греческий историк Папарригопуло, «параллельно с религиозной реформой, осуждавшей иконы, запрещавшей мощи, уменьшившей число монастырей и вместе с тем не коснувшейся основных догматов христианской веры, производилась реформа социальная и политическая ».

Репрессии

Уничтожение икон, мозаик и фресок

В период иконоборчества художественные произведения, посвящённые христианской тематике, безжалостно уничтожались: иконы сжигались, украшавшие стены храмов мозаики и фрески сбивались. К наиболее известным фактам вандализма относится уничтожение убранства храма Богородицы во Влахернах , в котором проходил иконоборческий собор 754 года . Житие Стефана Нового, пострадавшего за иконопочитание, сообщает: «…иконы ввергались - одни в болото, другие - в море, третьи - в огонь, а иные были рассекаемы и, раздробляемы секирами. А те иконы, которые находились на церковных стенах, - одни сострагивались железом, другие замазываемы были краскою ».

Преследование и казни иконопочитателей

Многих начальников и воинов по клевете, что они покланяются иконам, предал разным казням и жесточайшим мучениям. Он обязывал присягою всех в своём царстве не покланяться иконам и заставил даже Константина, лжеименного патриарха, взойти на амвон, и возвысив честные и животворящие древа клясться, что он не принадлежит к почитателям святых икон. Он убедил его из монахов перевенчаться, есть мясо и присутствовать за царским столом при песнях и плясках.

Преследование в первую очередь затронуло византийское монашество : Константин V объявил их звание неблагонадёжным политически. Сторонники Константина публично гнали и поносили монахов, кидали в них камнями: «…многих монахов умертвил ударами бичей , и даже мечем , и бесчисленное множество ослепил; у некоторых обмазывали бороду спуском воска и масла, подпускал огонь и таким образом обжигал лица их и головы; иных после многих мучений отсылал в изгнание ». От гонений пострадал Стефан Новый со своими учениками, их казни, по словам А. В. Карташёва, заставили сравнить времена Копронима с временем Диоклетиана . За сочувствие этим иконопочитателям 25 августа 766 года на ипподроме публично были подвергнуты осмеянию и наказанию 19 высокопоставленных лиц. Ряд из пострадавших от гонений монахов были позднее канонизированы (например, Иоанн Психаит , преподобномученик Андрей Критский и другие).

От гонений пострадал ряд константинопольских патриархов (Герман I , Никифор), епархиальные архиереи (например, святитель Евсхимон , умерший в изгнании, Василий Парийский), из богословов Иоанн Дамаскин был предан анафеме , братья Феофан и Феодор, отличавшиеся «необыкновенной учёностью », были подвергнуты бичеванию, а на их лицах вырезаны ямбические стихи, сочинённые императором Феофилом (за это братья получили прозвище Начертанные ). При императоре Льве V был отправлен в ссылку и умер в изгнании на одном из островов Эгейского моря известный византийский хронист Феофан , бывший непримиримым врагом иконоборцев.

Преследование иконописцев

Борьба с распространением иконописных изображений затронула и их создателей. Наиболее известна история монаха-иконописца Лазаря , пострадавшего при императоре Феофиле :

Исследователи отмечают, что в период иконоборчества религиозное искусство физически не могло существовать. Страдавшие от репрессий иконописцы уходили в отдалённые монастыри (например, в Каппадокии) и там продолжали свою работу.

Хроника иконоборчества

Император	Годы правления	Константинопольский патриарх	Годы патриаршества
Лев III Исавр	717-741	Герман I	715-730
		Анастасий	730-754
Константин V Копроним	741-775
		Константин II	754-766
		Никита I	766-780
Лев IV Хазар	775-780
Константин VI Слепой	780-797	Павел IV	780-784
		Тарасий	784-806
Ирина	797-802
Никифор I	802-811
		Никифор	806-815
Ставракий	811
Михаил I Рангаве	811-813
Лев V Армянин	813-820
		Феодот I	815-821
Михаил II Травл	820-829
		Антоний I	821-837
Феофил	829-842
		Иоанн VII Грамматик	837-843
Феодора (регент при Михаиле III)	842-856
		Мефодий I	843-847

Византийское иконоборчество разделяется на два периода, границу между которыми составляет Седьмой Вселенский собор и последовавшее за ним временное восстановление иконопочитания. Первый период, продолжавшийся около 50 лет, начинается во времена царствования императора Льва III и заканчивается регентством императрицы Ирины . Второй период, продолжавшийся около 30 лет, начинается в правление императора Льва V и заканчивается в регентство императрицы Феодоры . Всего в период относящийся к иконоборческому в империи правило 12 императоров из которых только 6 были активными иконоборцами (престол константинопольского патриарха за это время занимало 11 человек, 6 из них были иконоборцами). В таблице представлены императоры и константинопольские патриархи данного периода, жёлтым отмечены иконоборцы.

1-й период иконоборчества (730-787)

Преувеличенные формы иконопочитания к VIII веку навлекали на христиан упрёки в идолопоклонстве , особенно со стороны мусульман , которые в это время не только энергично распространяли свою религию, отрицавшую любые формы иконопочитания, но и требовали от подвластных себе христиан прекращения поклонения иконам. Ставший в 717 году императором Лев III Исавр (уроженец Германикии на границе с Сирией , привыкший за годы своего губернаторства во Фригии к идеям иконоборчества и павликианства), стремился в ходе своих военных компаний не только подчинить империи территории, занятые арабами, но распространить среди мусульман и иудеев христианство. При этом он считал, что императору допустимо вмешиваться в вопросы церковной жизни, римскому папе Григорию II он писал: «Я император и священник » , выражая этим свои идеи цезаропапизма .

В первые десять лет своего правления Лев не предпринимал энергичных действий в области церковной деятельности, известно лишь о его требовании в 723 году к евреям и секте монтанистов принять крещение . Лишь в 726 году , по свидетельству Феофана :

В этот же год произошло сильное извержение вулкана к северо-западу от Крита и среди Цикладских островов образовался новый остров - это было воспринято Львом как знак Божьего гнева за идолопоклонство и он начал кампанию против иконопочитания. Первым решительным действием стало снятие иконы Христа с ворот Халкопратии. В результате этого произошли столкновения горожан с солдатами: «убили некоторых из царских людей, которые снимали икону Господа с медных ворот великой церкви; и многие за ревность к благочестию были казнены усечением членов, плетьми, изгнаниями и лишениями имений, особенно люди знаменитые и родом, и просвещением ». Иконы начали удалять с видных наружных мест, в церквях их поднимали повыше, чтобы народ не лобызал и не кланялся им. При этом из Собора Святой Софии в период правления Льва Исавра иконы не удалялись.

Эти действия императора вызвали раздражение среди иконопочитателей (иконодулов, иконолатров, идололатров - иконопоклонников, идолопоклонников, как их называли противники), к которым принадлежали, главным образом, духовенство и особенно монахи , массы простого народа и женщины всех классов общества, при уничтожении икон происходили схватки и побоища. Население Греции (Эллады) и Цикладских островов , провозгласив нового императора, подняло восстание, окончившееся полным поражением и победой Льва III. Немало жителей внутренних частей империи бежали на окраины государства; значительная часть итальянских владений Византии вместе с Равенной перешли под власть лангобардов .

Константинопольский патриарх Герман начал обличать Льва в ереси . Лев приглашал его на заседание Тайного совета (Silentium), но патриарх на вопрос об иконопочитании отвечал, что не согласен вводить что-нибудь новое в делах веры без вселенского собора . 17 января 729 года Император пригласил патриарха на заседание верховного совета и вновь поднял вопрос об иконопочитании. Герман возражал против иконоборчества, но, не находя поддержки среди императорского окружения, сложил с себя патриаршую власть :

Перед этим Герман писал римскому папе о своём сопротивлении императору и отправил в Рим ряд константинопольских святынь, которые в настоящее время хранятся в личной папской капелле Сан-Лоренцо рядом с базиликой Сан-Джованни ин Латерано .

Вместо Германа константинопольским патриархом стал иконоборец Анастасий , который подписал эдикт против почитания икон. Этот эдикт стал первым иконоборческим документом, изданным не только от имени императора, но и от церкви.

На западе о политике Льва стало известно от западных купцов, очевидцев снятия образа Христа с ворот Халкопратии. Папа Григорий II писал императору: «Прибыв на родину, они рассказали… о твоих ребяческих поступках. Тогда всюду стали бросать твои портреты на землю, попирать их ногами и уродовать твоё лицо ». Папа в 727 году собрал в Риме Собор, подтвердивший законность иконопочитания. Отношения Византии с Западом значительно ухудшились. После захвата Равенны лангобардами византийские наместники увеличили налоги в Южной Италии, против чего выступил папа Григорий II. В ответ на послание патриарха Анастасия папа отверг эпитет «брата и сослужителя », который прилагал к нему патриарх, обличил его в ереси и под угрозой анафемы потребовал его покаяния и возврата к православию. После смерти Григория II его преемник Григорий III занимал такую же твёрдую позицию. Он собрал в Риме Собор из 93 епископов, который постановил: «Впредь кто изымет, уничтожит или обесчестит и поругает иконы… да будет отлучён от церкви ».

На Востоке самым сильным противником иконоборчества в эту эпоху был знаменитый богослов Иоанн Дамаскин , написавший в -730 годы «Три защитительных слова против порицающих святые иконы». В его сочинении впервые определены различия между «служением », подобающем только Богу , и «поклонением », оказываемом тварным вещам, в том числе и иконам.

Несмотря на такую сильную оппозицию, Лев, опираясь на войско и придворную аристократию , составлявших главный оплот партии иконоборцев (икономахов, иконокластов, иконокаустов - сокрушителей, сожигателей икон, как их называли противники), а также находивший себе поддержку и в некоторой части духовенства, до конца царствования поддерживал иконоборчество. При этом, как отмечает историк Ф. И. Успенский , в синодике, составленном после восстановления иконопочитания, за период царствования Льва указано лишь 40 имён, то есть в первое время иконоборцы занимали выжидательную позицию.

Константин V и Иконоборческий собор

Желая более определённо провести иконоборческие идеи, и подготовив к этому умы путём «народных собраний » Константин в 754 году созвал во дворце Иерии, на азиатском берегу Босфора , между Халкидоном и Хрисополем (Скутари) большой собор, получивший впоследствии название иконоборческий , на котором было 348 епископов , но ни одного представителя Рима , Александрии , Антиохии и Иерусалима . Собор, объявивший себя «Седьмым вселенским », постановил :

При этом собор не высказался против почитания святых и мощей , а напротив, объявил анафему всем, кто «не просит молитв у них, как у имеющих дерзновение, согласно церковному преданию, ходатайствовать о мире ». Орос собора был торжественно провозглашён 27 августа на константинопольском ипподроме , Константина V называли 13-м апостолом и провозглашали анафему защитникам икон: Герману Константинопольскому, Иоанну Дамаскину и Георгию Кипрскому.

После собора Константин начал претворять в жизнь его решения: массово стали уничтожаться иконы, мозаики, иллюминированные рукописи (из некоторых вырезались листы, некоторые сжигались). Вместо прежних иконописных изображений стены храмов украшались арабесками и виньетками из птиц и растений. Хотя собор и не отверг почитание мощей, император был их противником. Так, в Халкидоне, по его указанию, был закрыт чтимый храм святой Евфимии , её мощи были выброшены в море, а само здание обращено в арсенал . Этот период получил название «Константиново гонение » и ознаменован многочисленными казнями иконопочитателей.

Под влиянием покровительства Константина сирийцам и армянам , придерживавшихся павликианства , в европейской части империи усилился восточный элемент (вообще влиятельный при иконоборческих императорах). После 761 года Константин не только стал подвергать открытому гонению и мучениям отдельных представителей монашества (например, преподобномученика Стефана Нового ), но преследовал, по-видимому, и самый институт монашества. Благодаря этому, усиливалась эмиграция греческого монашества, бежавшего, главным образом, в южную Италию и на северные берега Чёрного моря. Несмотря на усиление оппозиции (в которой встречались уже и высокопоставленные светские лица), иконоборчество держалось не только до смерти Константина, но и в царствование его сына, более умеренного иконоборца Льва IV Хазара (775-780).

Седьмой Вселенский собор

После смерти Льва IV, за малолетством его сына, императора Константина VI , регентом стала его супруга императрица Ирина , сторонница иконопочитания. Укрепившись у власти, она начала подготовку к проведению Вселенского собора для решения вопроса о почитании икон. В 784 году константинопольский патриарх Павел удалился в монастырь святого Флора, принял схиму и объявил о своём отречении от патриаршества. После этого, по предложению Ирины, константинопольским патриархом был избран Тарасий , императорский секретарь (асикрит).

Первая попытка открыть заседание собора, на который собрались представители всех христианских церквей, в том числе и легаты папы римского, была предпринята 7 августа 786 года . Собор был открыт в храме Святых Апостолов , но, когда начали зачитывать святые писания, в него ворвались вооружённые воины, сторонники иконоборцев, и угрозами заставили прекратить заседание. После этого Ирина под благовидным предлогом переместила столичное войско в провинции и отпустила ветеранов на родину, а затем собрала новое войско, поставив над ними преданных себе военачальников.

После собора императрица приказала изготовить и поместить над воротами Халкопратии образ Иисуса Христа взамен уничтоженного 60 лет назад при императоре Льве III Исавре . К образу была сделана надпись: «[образ], который некогда низверг повелитель Лев, вновь установила здесь Ирина ».

2-й период иконоборчества (814-842)

«Иконоборческий собор 815 года» . Миниатюра из псалтыри Феодоры, 1066 год

Восстановленное на Седьмом Вселенском соборе иконопочитание сохранялось в империи в период правления Константина VI и Ирины. Занявший в 802 году престол император Никифор I также придерживался иконопочитания и при этом терпимо относился к иконоборцам и павликианам, что вызывало недовольство православной партии и особенно монахов. Только лишь в короткое царствование императора Михаила I (811-813 годы), находившегося под сильным влиянием духовенства, иконоборцы (и павликиане) стали подвергаться гонениям. В 813 году Михаил был низвергнут солдатами. Недовольные поражением в войне с болгарами солдаты, всё ещё разделявшие идеи иконоборчества, ворвались к гробнице Константина Копронима и вскрыли её со словами «Восстань и помоги гибнущему государству! ». Михаила заставили отречься от престола и уйти в монастырь, на его место возвели энергичного и популярного полководца Льва V Армянина (813-820 годы). Этот восточный по происхождению император снова стал на сторону иконоборчества.

Иоанн Грамматик под ливанским кедром с торчащими дыбом волосами с кошельком и дьяволом

Лев V после своего восшествия на престол поручил тогда ещё простому монаху Иоанну Грамматику (будущий патриарх Иоанн VII) сделать подборку библейских и святоотеческих текстов против почитания икон. В декабре 814 года состоялся диспут иконопочитателей (которых возглавляли патриарх Никифор и Феодор Студит) и иконоборцев (Иоанн Грамматик, Антоний Силлейский). Резонансом дискуссии стало забрасывание солдатами образа Христа на медных воротах дворца (Халкопратия) и 6 января 815 года император Лев, идя к причастию , впервые не поклонился образу и велел его снять под предлогом защиты от осквернения. Реакцией на это стали письма Феодора Студита римскому папе и ночной поместный собор 70-ти епископов, проведённый патриархом Никифором , а также написанное им «».

Император потребовал от патриарха отчёта о церковном имуществе, принял на него ряд жалоб и потребовал его явки на суд перед несколькими епископами и клириками. Никифор, не желая находиться перед судом простых епископов, отказался и 20 марта 815 года сложил с себя сан и удалился в монастырь. Новым константинопольским патриархом был избран иконоборец Феодот , родственник Константина Копронима, начальник лейбгвардии, который, согласно Георгию Монаху , был совершенно необразован и «безгласней рыб ». В 815 году императором в храме Святой Софии был созван собор (2-й иконоборческий ), отменивший постановления Седьмого Вселенского собора и восстановивший определения собора 754 года, но не признавший за ним статус вселенского. Также собор 815 года уже не называет иконы идолами и разрешает помещать их в храмах на высоких местах в качестве назидания для неграмотных, но без возможности возжигания перед ними свечей и лампад. На соборе оппозиционные иконоборцам иерархи были анафематствованы и отправлены в ссылки. После собора 815 года в империи возобновилось уничтожение икон, преследование монахов и их эмиграция на Восток и в Италию.

…мы и настаиваем: глубокое молчание да будет об иконах. И потому пусть никто не смеет поднимать речь об иконах (в ту или другую сторону), но да будет совершенно устранён и удалён и собор Константина (754 г.), и Тарасия (787 г.), и ныне бывший при Льве (815 г.) по этим вопросам.

Несмотря на такую политику терпимости, император поставил патриархом известного иконоборца Антония , епископа Силлейского. Историк Карташёв пишет, что Михаил, по его собственному признанию, «как солдат, всю жизнь не поклонялся ни одной иконе ». Иконоборческие настроения Михаила видны в его послании, направленном на Запад к Людовику Благочестивому : «Прежде всего они изгнали из церквей святой крест и вместо него повесили иконы и пред ними лампады. Пред ними они воскуряют ладан и вообще оказывают им такое же уважение, как и кресту, на котором распят Христос. Они поют пред ними псалмы, поклоняются им и ожидают именно от икон себе помощи ». Однако факты о преследовании иконопочитателей в период правления Михаила отсутствуют, но косвенным подтверждением притеснений может служить восстание самозванца Фомы, поднятое, вероятно, во имя православия. Из известных лиц гонениям был подвергнут только пресвитер Мефодий , будущий константинопольский патриарх. Постановление Михаила II оставалось в силе и при его преемнике, императоре Феофиле (829-842), который, однако, снова стал энергично преследовать иконопочитателей.

По мнению ряда исследователей, царствование Феофила было самым суровым временем второго периода иконоборчества. Против иконопочитателей в 832 году был издан жестокий указ, исполнение которого взял на себя патриарх Иоанн Грамматик, прозванный в народе Леканомантом (волшебником): монастыри закрывались, монахи подвергались преследованиям и тюремному заключению. При этом ряд историков отмечает, что к суровым наказаниям император прибегал лишь в исключительных случаях.

Для второго периода иконоборчества характерно проявление участия в защите иконопочитания предстоятелей восточных православных церквей. Известно послание в защиту икон за подписями трёх восточных патриархов IX века - Христофора Александрийского, Иова Антиохийского и Василия Иерусалимского. В целом, как отмечает Ф. И. Успенский , во время второго периода иконоборчества «…интерес к иконоборческим идеям начал повсеместно ослабевать. Движение было идейно исчерпанным ».

«Торжество Православия»

После смерти императора Феофила регентом за малолетством императора Михаила III стала его мать Феодора , воспитанная в традиции иконопочитания. Она при поддержке других лиц из числа сановников (между ними был и Мануил, дядя императрицы, действовавший, вероятно, из политических соображений ) и духовенства приняла решение о восстановлении иконопочитания в империи. Был свергнут патриарх-иконоборец Иоанн VII Грамматик и на его место возведён защитник иконопочитания Мефодий , подвергавшийся преследованию при Феофиле.

Период реакции

После Константинопольского собора в империи начался период реакции , начались преследования людей, отрицающих иконопочитание. В Константинополь были торжественно перенесены останки знаменитых исповедников православия Феодора Студита и патриарха Никифора , пострадавших за свою веру и умерших в изгнании. На встречу останков вышли Феодора с сыном и весь двор, неся в руках свечи. Пешком они шли вслед за мощами до церкви Двенадцати апостолов . Была осквернена могила императора Константина V , без всякого уважения к императорскому сану его останки были выброшены на улицу, а из мраморного саркофага , распилив на тонкие плитки, сделали облицовку для одной из комнат императорского дворца. В знак победы иконопочитания на монетах и печатях после 843 года вновь появляется изображение Христа.

Ангел тащит грешника-иконоборца за волосы

Ф. И. Успенский отмечает, что период реакции характеризуется не только восстановлением почитания икон и вообще церковной реакцией, но и также отменой многих других нововведений, которые рассматривались как результат иконоборческой системы правления. Так, многие законы, изданные императорами-иконоборцами, были признаны в X веке негодными и отменены.

Искусство периода иконоборчества

Иконоборцы уничтожили значительный пласт изобразительного искусства Византии предыдущих веков. Образы заменялись неизобразительным искусством на растительно-зооморфную тематику, особое распространение получила аниконическая декорация . Так, евангельский цикл во Влахернской церкви был уничтожен и заменён цветами, деревьями и птицами. Современники говорили, что он «превращён в овощной склад и птичник ». В Святой Софии роскошные мозаики были заменены простыми крестами . Единственными мозаиками, пережившими период иконоборчества, являются мозаики базилики Святого Димитрия в Салониках .

Основной тематикой изображений стали пасторали . Император Феофил украшал здания подобными орнаментально-буколическими изображениями в большом количестве. «Увлечение буколикой приобретало весьма специфические, романтическо-чувственные формы, явно связанные с общей реформационной программой иконоборчества ». Феофил строил павильоны-храмы, которые носили названия Жемчужный триклиний , Опочивальня гармонии , Храм любви , Храм дружбы и прочие.

Произошёл подъём и светской живописи, которая возвратила себе традиции прежней римской имперской тематики: портреты императоров, сцены охоты и цирковых представлений, спортивной борьбы, скачек - поскольку запрет на изображение человеческих образов касался только сакральной тематики. Известно, что император Константин V приказал на стенах одного из храмов заменить композиции со сценами шести Вселенских соборов на изображение своего любимого возницы. В декоративных приёмах заметно точное соблюдение иллюзорной перспективы, других достижений эллинистической языческой культуры.

Мечеть Омейядов

Результатом иконоборчества стало исчезновение в восточной церкви скульптурных изображений святых или сцен Священной истории. После восстановления иконопочитания церковное искусство не вернулось к таким формам священных изображений; ряд исследователей видят в этом частичную победу иконоборцев над неумеренными иконопочитателями.

Главные памятники этого периода не сохранились, поскольку их планомерно уничтожили победившие иконопочитатели, покрывая мозаикой и фресками аскетические работы иконоборцев (например, мозаика апсиды храма Святой Софии в Салониках). Тем не менее, некоторое представление о них дают следующие работы:

• мозаики в мечети Омара в Иерусалиме (692 год), выполнены приглашёнными из Константинополя мастерами
• мозаики во внутреннем дворике мечети Омейядов в Дамаске (711 год).

К искусству периода завершения иконоборчества относятся миниатюры Хлудовской псалтыри , в которых исследователи видят потенциал развития следующего стилевого периода.

Источники и историография

Главными первоисточниками по истории иконоборчества служат:

• «Хронография » Феофана Исповедника (охватывает период до 813 года). Сочинение Феофана, современника иконоборческого движения, посвящает иконоборчеству гораздо больше места, чем прочие византийские хронисты;
• Продолжатель Феофана. «Жизнеописания византийских царей » (полностью охватывает второй период иконоборчества);
• «Летописец патриарха Никифора » (охватывает период до 829 года);
• «Хроника » Георгия Амартола (охватывает период до 842 года) и его «Защитительное слово ко Вселенской церкви относительно нового раздора по поводу честных икон » (изложена краткая история первого периода иконоборчества);
• История Византийской империи Иосифа Генезия .

Данные о церковной позиции в отношении иконоборчества содержатся в:

• актах Седьмого Вселенского собора (записаны секретарём собора, будущим патриархом Никифором);
• церковных анналах Барония (написаны в 1588-1607 годы);
• житиях святых (особо выделяются жития патриархов Германа I и Тарасия, а также Иоанна Дамаскина, братьев Феодора и Феофана Начертанных и Стефана Нового).

Общее изложение истории иконоборчества имеется в трудах Лебо (англ. ), Гиббона , Финлея , Гфрёрера (англ. ), Герцберга (англ. ) и Шлоссера . Однако эти работы уже в конце XIX века считались устаревшими. Из работ российских историков выделяются многочисленные труды по Византии академика В. Г. Васильевского , работа Ф. И. Успенского «Константинопольский собор 842 года и утверждение православия », а также описание иконоборческого периода в его сочинении «История Византийской империи », монография А. В. Карташёва «Вселенские соборы » и «История Византийской империи » А. А. Васильева . История иконоборчества также изложена Ш. Дилем в его трудах по истории Византии. История иконоборчества, особенно период патриаршества Никифора, описаны в сочинениях американского византиниста Пола Александера.

При недостаточной разработанности истории иконоборчества, как относительно происхождения этого движения, так и относительно его характера и значения, существуют значительные разногласия: одни историки видят в нём широкое прогрессивное движение, целую социальную, политическую и религиозную революцию, опиравшуюся на античные эллинские начала, сохранившиеся на востоке империи, откуда шла реформа и были родом императоры иконоборцы (Лев III, Константин V, Лев IV, Лев V, Феофил). Другие исследователи, не отрицая значения восточных элементов в иконоборчестве, склонны видеть, наоборот, в восстановлении православия победу европейских, более культурных элементов. Вопрос об отношении иконоборчества к исламу и к различным христианским ересям того времени также мало изучен.

См. также

	Иконоборчество в Викисловаре
	Иконоборчество на Викискладе

• Иконоборческое восстание в Нидерландах в августе 1566 год

Примечания

1. Иконоборчество // Большая Советская Энциклопедия . - М .: Советская энциклопедия, 1969 - 1978.
2. Карташёв А. В. Вселенские соборы. - Клин, 2004. - С. 574.
3. Карташёв А. В. Указ. соч. - С. 575.
4. Карташёв А. В. Указ. соч. - С. 576.
5. Карташёв А. В. Указ. соч. - С. 577.
6. Имеется в виду существующий в исламе запрет на изображение человека.
7. Шмеман А. Д. Исторический путь Православия. - М .: Паломник, 1993. - С. 248-249. - 387 с.
8. Колпакова Г. С. Введение // Искусство Византии. Ранний и средний периоды. - СПб. : Азбука-классика, 2005. - С. 258. - 528 с. - ISBN 5-352-00485-6
9. Александр Шмеман . Глава 5. Византия // Исторический путь Православия . - М .: Паломник, 1993. - 387 с. .
10. Лазарев В. Н. Возникновение иконоборчества // "История византийской живописи . - М .: Искусство, 1986.
11. Карташёв А. В. Указ. соч. - С. 578.
12. Васильев А. А. Глава 5, раздел 4. Религиозные противоречия первого периода иконоборчества // История Византийской империи . - Т. 1.
13. Карташёв А. В. Указ. соч. - С. 579.
14. Попова Ольга. Эпоха иконоборчества 730-843 гг. // Византийские иконы VI-XV веков .
15. Хронография Феофана, год 6263 / 763 (772)
16. Карташёв А. В. Указ. соч. - С. 601.
17. Хронография Феофана, год 6257 / 757 (766)
18. Перевод, статьи, комментарии Я. Н. Любарского. Книга III. Феофил // Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей . - СПб. : Наука, 1992. - 352 с. - ISBN 5-02-28022-4
19. Андреев И. Д. Герман и Тарасий, патриархи Константинопольские: их жизнь и деятельность в связи с историей иконоборческой смуты. - Сергиев Посад: Наука, 1907. - С. 78.
20. Хронография Феофана , год 6215 / 715 (724)
21. Gregorii II Epistola XIII ad Leonern Isaurum Imperatorem (PL, t. LXXXIX, col. 521: «imperator sum et sacerdos»)
22. Хронография Феофана , год 6217 / 717 (726)
23. Хронография Феофана , год 6218 / 718 (726)
24. Хронография Феофана , год 6218 / 718 (727)
25. Хронография Феофана , год 6221 / 721 (729)
26. The Holy Staircase (History and Devotion). - Rome, 2000. - С. 5.
27. Фотография алтаря капеллы с константинопольскими святынями
28. Цит. // Карташёв А. В. Указ. соч. - С. 584-585.
29. Карташёв А. В. Указ. соч. - С. 588.
30. Иоанн Дамаскин. Первое защитительное слово против порицающих святые иконы. IV
31. Успенский Ф. И. История Византийской империи VI-IX веков. - М ., 1996. - С. 573.
32. По вопросу возникновения прозвища есть две точки зрения: упоминание Феофаном , что император обмарался в крещальной купели, и сообщение историков, что Константин, любивший лошадей, не брезговал их навозом и уверял своих близких, что это и приятно, и полезно для здоровья (См.: Карташёв А. В. Указ. соч. - С. 590. )
33. В. Г. Васильевский // Журнал Министерства народного просвещения. 1877, июнь. С. 286-287, 310.
34. Хронография Феофана , год 6245 / 745 (754)
35. Постановление иконоборческого собора 754 года
36. Преподобномученик и исповедник Стефан Новый
37. Хронография Феофана , год 6276 / 776 (784)
38. Хронография Феофана , год 6277 / 777 (784)
39. Карташёв А. В. Указ. соч. - С. 619.
40. Карташёв А. В. Указ. соч. - С. 624.
41. Догмат о иконопочитании Трёхсот шестидесяти седми святых отец Седьмого Вселенского Собора
42. Надпись построена на игре слов Λέων - «лев», хищный зверь и Ειρήνη - «мир, спокойствие»
43. Карташёв А. В. Указ. соч. - С. 654.
44. Карташёв А. В. Указ. соч. - С. 646-647.
45. Карташёв А. В. Указ. соч. - С. 647.
46. Поснов М. Э. История Христианской Церкви (до разделения Церквей - 1054 г.) . - М .: Высшая школа, 2005. - 648 с. -

Иконоборчество и иконопочитание в Византии

Истоки иконопочитания у православных христиан восходят к первым векам нашей эры. Археологи находят изображения в христианских катакомбах, относящиеся еще к апостольскому времени. Однако следует сказать, что христианские изображения периода гонений носили, по преимуществу, аллегорический характер. Появление икон в нашем понимании следует отнести к IV – V вв., когда, по замечанию Е. Смирнова, их почитание «вошло во всеобщее употребление в Христианской Церкви». Согласно православному учению, почитая священные изображения, мы воздаем честь не им самим, а лицам, изображенным на них. Однако, начиная с VII в., все больший размах стали набирать суеверия, связанные с почитанием священных изображений. «Простой народ, вследствие недостаточности религиозного образования, по большей части придавал внешности и обрядности в религии главное значение. Смотря на иконы и молясь перед ними, люди необразованные забывали возноситься умом и сердцем от видимого к невидимому и даже мало-помалу усвоили убеждение, что лица, изображенные на иконах, неотделимы от икон. Отсюда легко развилось поклонение собственно иконам, а не лицам изображаемым, – развилось суеверие, граничащее с идолопоклонством». В результате, подобные суеверия стали одной из предпосылок появления другой крайности, развившейся из естественной попытки противостать вышеупомянутым злоупотреблениям, - ереси иконоборчества.

Вообще, рассматривая причины появления иконоборчества, указывают на следующие факторы: 1) влияние ислама и иудаизма; 2) забота императоров о процветании Византийской империи; 3) суеверия в отношении к вещественным святыням и т.д. Однако «самой главной причиной сему было ошибочное понимание в иконоборцах истинной религиозности. Там, где действовала потребность религиозная, подозревали гнездо суеверия и, под предлогом его уничтожения, подавляли существенные проявления истинной веры».

Благодаря вмешательству государственной власти иконоборчество не просто распространялось как еретическое учение, но также подверглись преследованиям почитатели священных изображений. Первым императором-иконоборцем был Лев III Исавр (717-741).

В 726 г. императором был издан эдикт против почитания икон. Однако на защиту иконопочитания стали патриарх Константинопольский Герман, а также прп. Иоанн Дамаскин, доказывавший, что запрет Декалога на изображения лишен для Церкви актуальности в связи с фактом боговоплощения. На Западе ревнителем иконопочитания являлся папа Григорий II, написавший Льву Исавру в защиту икон письмо.

В 733 г. отказавшийся выполнять императорский эдикт 730 г. о вынесении из храмов всех икон патриарх Герман был низложен. Его приемником стал во всем послушный императору Анастасий.

После смерти Льва III вместо законного наследника, сына умершего монарха, Константина Копронима императором стал его зять, стратиг опсикийского войска Артавасд, при котором иконопочитание вновь приняло открытую форму. Однако в 743 г. Артавасд был свержен, и власть перешла в руки Константина, «самого сурового из императоров-иконноборцев».

Желая покончить с иконопочитанием как ересью, император созвал в 754 г. «Вселенский» собор, на котором присутствовало 338 епископов, но не было, ни одного патриарха. Собор осудил иконопочитание как идолопоклонство и предал анафеме всех его защитников и, в первую очередь, прп. Иоанна Дамаскина.

В 775 г. императором стал сын Копронима Лев Хазар, «воспитанный в духе иконоборческом». Однако на слабовольного Льва имела большое влияние супруга Ирина, тайная иконопочитательница, благодаря чему гонения утихли, а епископские кафедры стали занимать тайные сторонники почитания икон.

После смерти Льва Хазара в 780 г. по причине малолетства наследника, Константина Багрянородного, полнота власти сосредоточилась в руках Ирины. Иконопочитание вновь стало открытым, и патриарху-иконоборцу Павлу пришлось оставить кафедру, уступив ее свт. Тарасию.

В это время как светской, так и духовной властью осознавалась необходимость созыва нового Вселенского собора, который и был открыт в 786 г. в Константинополе. Однако на нем большинство епископов было противниками иконопочитания. Поэтому собор был перенесен на 787 год в Никею, когда иконоборческие солдаты были уволены. В соборе приняло участие 367 отцов. Теперь епископы-иконборцы были в меньшинстве. Патриарх Тарасий пообещал им сохранение сана в случае покаяния, на что те согласились. Иконоборчество было анафематствовано и утверждено почитание икон. Однако на этом борьба с иконоборчеством не закончилась.

После собора партия иконоборцев все еще была сильна, многие епископы, отрекшиеся от ереси ради сохранения сана, снова стали открытыми иконоборцами, и с воцарением Льва Армянина (813-820) начались новые гонения. Защитниками православия в данный период выступили константинопольский патриарх Никифор и преп. Феодор Студит, отвергавшие призывы императора примириться с иконоборческой партией. Лев сместил и сослал Никифора, поставив вместо него иконоборца Феодота Касситера. Был созван собор, провозгласивший законность собора 754 г. Однако лишь незначительное число монахов признало его, а большинство, «под руководством Феодора Студита, не хотело знать ни нового патриарха, ни собора, ни его предложений».

Приемник Льва Михаил Косноязычный (820-829) вернул Никифора из ссылки, однако, боясь иконоборческой партии, разрешил лишь домашнее иконопочитание.

С воцарением Феофила (829-842) гонения возобновились с новой силой. Однако Феофил был последним императором-иконоборцем. После его смерти к власти пришла его жена-иконопочитательница Феодора. Патриарха-иконоборец Иоанн Грамматик был низложен, вместо него был поставлен св. Мефодий, который созвал собор, окончательно восстановивший иконопочитание, а 19 февраля 842 г., в первое воскресенье Великого поста состоялся торжественный крестный ход с иконами по улицам города. Этот день и сегодня празднуется Церковью, как день торжества православия, то есть победы над всеми ересями.

Таким образом, иконоборчество, возникнув из оправданного противодействия развившимся суевериям, переросло в настоящую ересь. Покровительствуемые светской властью иконоборцы сделались гонителями и злейшими врагами православных. Однако ни усилия светской власти, ни неистовство самих еретиков не смогли сломить православных, твердо отвергнувших ересь и разбойничьи соборы, пытавшиеся ее навязать.

В результате на VII Вселенском соборе 787 г. иконоборчество было осуждено, и хотя до окончательной победы над ересью было еще далеко (торжество православия, как мы видели наступило более, чем полстолетия спустя – в 842 г. при императрице Феодоре), тем не менее, было четко сформулировано православное учение о почитании вещественной святыни, уходящем корнями в первые века христианства.

21. Падение Византии. Эпоха Палеологов (1261 – 1451)

В то время как империя Палеологов в политическом и экономическом отношении переживала критические времена, уступая шаг за шагом перед османскими турками, уменьшаясь постепенно в размерах и будучи, наконец, ограничена Константинополем с его ближайшими окрестностями и Мореей, казалось бы, для какой-либо культурной работы не могло быть ни места, ни времени, ни подходящих условий. Однако, в действительности гибнущее государство XIV и XV веков и, по преимуществу, Константинополь являлись центром живой и высокой культуры, умственной и художественной. Как в былые лучшие времена империи, константинопольские школы процветали, и молодые люди приезжали туда учиться не только из далеких греческих областей, - таких, как Спарта и Трапезунд, но даже из Италии, где в эти века творилась великая работа Возрождения. Оживление заметно и в поэзии, как в высокой, так и в народной. Наконец, это литературное возрождение сопровождалось и возрождением художественным, оставившим нам памятники высокой ценности. Помимо Константинополя, Мистра-Спарта отличалась высоким уровнем культурной жизни. Четырнадцатое столетие было также Золотым Веком для искусства и литературы в Фессалонике (Салонике).

Одним словом, в минуты политической и экономической гибели эллинизм как бы собирал все свои силы, чтобы показать живучесть вечной культурной классической идеи и этим самым создать надежду на будущее эллинское возрождение XIX века.

Михаил VIII Палеолог писал в пользу унии, был автором канонов главнейшим мученикам, оставил нам любопытную, найденную среди рукописных сокровищ Московской синодальной библиотеки “автобиографию” и основал в Константинополе грамматическую школу. Любителем наук и искусств и покровителем ученых и художников был Андроник II Старший. Некоторые ученые предполагают при нем и под его покровительством создание художественной среды, определенной художественной школы, откуда вышли такие замечательные памятники искусства, как мозаики монастыря Хоры (теперь мечеть Кахриэ-джами) в Константинополе. Особенно выдавался своим образованием и литературным талантом Мануил II. Будучи тонким богословом, знатоком классического языка, искусным диалектиком и прекрасным стилистом, он оставил нам богатое, не вполне еще изданное литературное наследие в виде, например, трактата об исхождении Св. Духа, апологии против ислама, ряда речей на различные случаи жизни, изящного, написанного в Париже в несколько шутливом тоне “Изображения весны на королевском тканом занавесе,” и, наконец, большого количества интересных писем к различным выдающимся деятелям эпохи, написанных императором частью во время его вынужденного пребывания при османском дворе, а также во время заграничной поездки в Западную Европу.

Но самое первое место среди императоров, известных в истории византийской литературы, занимает соперник Иоанна V, Иоанн VI Кантакузен, закончивший после вынужденного отречения свои дни монахом под именем Иоасафа и посвятивший это время своего удаления от мира научным занятиям и литературной деятельности.

Эпоха Палеологов дала группу интересных и выдающихся историков, из которых большинство задавалось целью описать трагические события этой эпохи, освещая их иногда с определенных точек зрения. Переселившийся в Константинополь из Никеи после изгнания латинян Пахимер (1242-1310), будучи образованным человеком, достиг высокого положения в государстве.

В начале XIV века Никифор Каллист Ксанфопул составил компилятивную “Церковную историю.” Его первоначальный план, возможно, заключался в том, чтобы довести изложение до своего времени, однако он остановился на 911 годе. Полностью, однако, существует только та часть его сочинения, в которой излагаются события от Рождества Христова до начала VII века. Он написал также некоторое количество церковных поэм, эпиграмм и несколько других сочинений.

В XIV веке жил один из величайших ученых и писателей последних двух веков существования Византии Никифор Григора, известный по истории исихастского движения. По разнообразию и объему знаний, остроумию, искусству в диалектике и по твердости характера он превосходил всех византийцев времени Палеологов и может быть сопоставлен с лучшими представителями западного Возрождения.

Афинянин по происхождению, Лаоник Халкокондил, или Халкокандил, иначе, в сокращенной форме Халкондил, поставил в центре своего труда, как известно, не Константинополь и не двор Палеологов, а молодое и сильное османское государство. Он написал “Историю” в десяти книгах, излагающую события с 1298 по 1463 гг., или, если точнее, до начала 1464 г. В ней он дал не историю династии Палеологов, а историю османов и их государей.

Эпоха Палеологов, выставив целый ряд историков, почти не дала хронистов. В XIV веке был только один, некто Ефрем, написавший стихотворную хронику (около 10 000 стихов), охватывающую время от Юлия Цезаря до восстановления империи Михаилом Палеологом в 1261 году. С исторической точки зрения она практически бесполезна.

религ. и политическое движение, отвергавшее святость религ. изображений и иконопочитание. Хотя эпизоды или кампании И. имели место в разные исторические периоды и в разных странах, прототипическим И. как с т. зр. масштаба и продолжительности, так и по глубине аргументации, разрабатываемой его сторонниками и противниками в защиту своих позиций, считаются иконоборческие споры в Византии в VIII-IX вв. И. следует отличать от аниконизма - культа, не использующего изображений божества в качестве доминирующего или центрального культового символа, место к-рого занимает либо аниконическое изображение, либо священная пустота.

Историческая ситуация

И. было введено в Византии в качестве гос. доктрины имп. Львом III Исавром (717-741) как часть крупномасштабных реформ гос-ва, экономики и права. Два главных источника, свидетельствующие о событиях 1-го периода И., «Краткая история» К-польского патриарха свт. Никифора I (806-815) и «Хронография» прп. Феофана Исповедника , не сообщают практически ничего о причинах возникновения И. и его начале. Свт. Никифор упоминает о вулканических извержениях на 2 островах Эгейского м., к-рые, по его словам, были восприняты императором как знак Божественного гнева и т. о. побудили его к изменению политики (Niceph. Const. Brev. hist. P. 128-129). Прп. Феофан пишет в «Летописи» под 724/5 г.: «...в этом году нечестивый царь Лев начал говорить об уничтожении святых и честных икон» (Theoph. Chron. P. 404). Однако еще до открытого введения И. свт. Герман I , патриарх К-польский (715-730), в посланиях, цитируемых на Вселенском VII Соборе , обвинял митр. Иоанна Синадского и еп. Константина Наколийского (оба из Фригии), а также еп. Фому Клавдиопольского в иконоборческих взглядах, последнего особо - в истреблении икон, что свидетельствует о местном иконоборческом движении в М. Азии еще до начала офиц. И.

Первым и одним из главных проявлений И. стало снятие иконы Христа, помещавшейся над Халкийскими воротами Большого дворца в К-поле, и замена ее изображением Креста со стихотворной надписью. Это событие может быть датировано правлением имп. Льва III (см.: Баранов. 2004; в то же время нек-рые ученые подвергли сомнению историчность этого эпизода, см.: Auz é py. 1990). В 730 г. для формального утверждения И. император созвал силенций, собрание высших светских и церковных сановников, к-рое еще со времени правления имп. св. Юстиниана I (527-565) занималось обсуждением случаев предательства и преступлений против императора, а также вопросов церковного устройства. Это косвенно свидетельствует о том, что император не считал вопрос об иконопочитании догматическим, но относил его к области религ. практики. Свт. Герман счел действия императора вмешательством в вопросы вероучения и отказался утвердить имп. указ, требуя созыва Вселенского Собора, после чего был вынужден отказаться от Патриаршества и удалиться в родовое имение Платанион, где и прожил остаток жизни.

Сын имп. Льва III, имп. Константин V , взошел на трон в 741 г. и продолжил политику отца. После года правления он был вынужден бежать из столицы из-за восстания Артавазда , но в нояб. 743 г. ему удалось вернуть трон. В 754 г. он созвал Собор из 388 епископов в Иерии (см. ст. Иерийский Собор), чтобы получить офиц. соборное одобрение И., и в качестве подготовки к Собору написал неск. богословских сочинений, озаглавленных «Вопрошания», фрагменты к-рых дошли до нас в составе «Опровержений против нечестивого Мамоны» свт. Никифора, написанного более полувека спустя. Собор претендовал на то, чтобы называться «седьмым вселенским», хотя ни один из вост. патриархов или папских легатов на нем не присутствовал. На заседаниях Собора председательствовал еп. Феодосий Эфесский, поскольку Анастасий , ставший патриархом К-польским (22 янв. 730 - янв. 754) после свт. Германа, умер еще до начала Собора, а новый патриарх, Константин II (754-766), был избран только на его последнем заседании.

После Cобора борьба против икон и монашества продолжилась с новой силой, начались массовые преследования иконопочитателей (Gero. 1977. P. 111-142). Прмч. Стефан Новый , к-рый пользовался большим авторитетом среди иконопочитателей, был предан мучениям и казнен в 765 г., в 766 г. по приказу императора было устроено глумление над монахами на к-польском ипподроме, а в 768 г. было закрыто неск. важных столичных мон-рей. Масштаб гонений в провинциях зависел от ревности местных правителей. Прп. Феофан сообщает об особой жестокости Михаила Лаханодракона, правителя фемы Фракисий на западе М. Азии, собравшего монахов и предложившего им на выбор немедленное вступление в брак или ослепление и ссылку. Гонения утихли лишь после смерти имп. Константина V, во время правления его сына имп. Льва IV (775-780), когда заключенные и ссыльные иконопочитатели получили свободу и возможность вернуться домой.

Вдова имп. Льва IV, имп. св. Ирина , стала регентом при сыне, десятилетнем имп. Константине VI . Будучи убежденной иконопочитательницей, она приложила все усилия, чтобы отменить решения Собора в Иерии, для чего попыталась созвать Вселенский Собор в 786 г. Ее первая попытка не увенчалась успехом из-за возмущений при открытии Cобора, происшедших в войсках, в массе своей настроенных проиконоборчески (Kaegi. 1966). После того как св. Ирина приказала войскам удалиться из К-поля, ей удалось 24 сент. 787 г. созвать в Никее VII Вселенский Cобор. На Соборе председательствовал патриарх К-польский Тарасий (784-806), избранный вместо престарелого патриарха Павла IV (780-784), отрекшегося от престола и удалившегося в мон-рь. VII Вселенский Cобор полностью восстановил иконопочитание и провозгласил иконы имеющими равное достоинство с Крестом и Евангелием. На 6-й сессии Собора было зачитано и последовательно опровергнуто определение иконоборческого Иерийского Собора.

И. возобновилось при имп. Льве V Армянине , к-рому импонировало длительное и успешное правление императоров-иконоборцев. Император созвал комиссию, поставив перед ее членами задачу подобрать отеческие свидетельства в пользу И.; свт. Никифор отказался сотрудничать с комиссией и был насильственно смещен. После Пасхи 815 г. был созван иконоборческий Собор, заседания к-рого проходили в храме Св. Софии. Собор провозгласил истинность учения иконоборческого Собора в Иерии, и преследование иконопочитателей возобновилось, хотя и с неск. меньшей силой, чем после Собора в Иерии. Мечте имп. Льва V о длительном правлении не суждено было сбыться - он был убит в 820 г. (см.: Afinogenov. 2001). Его убийца и преемник имп. Михаил II Травл (820-829) приостановил гонения, но не принял никаких принципиальных решений для прекращения конфликта.

Последняя вспышка И. в Византии относится ко времени правления имп. Феофила (829-842), к-рый под влиянием патриарха К-польского Иоанна VII Грамматика (837-843) запретил изготовление икон и подверг гонениям известных иконопочитателей, включая сщмч. Евфимия , митр. Сардского, исп. Феодора Начертанного и иконописца Лазаря. Супруга имп. Феофила, имп. св. Феодора , была иконопочитательницей и после смерти мужа добилась восстановления иконопочитания. Последний иконоборческий патриарх и богословский советник 3 императоров-иконоборцев Иоанн Грамматик был низложен и сослан, а в марте 843 г., при новом патриархе, иконопочитателе свт. Мефодии I (843-847), было провозглашено полное восстановление иконопочитания. Во 2-й пол. IX в. неск. Соборов вновь осудили И. (Dvornik. 1953), и вплоть до XI в. полемика, связанная с иконопочитанием и И., не возобновлялась.

Споры об И. получили новую силу в связи с предпринятым в 1081-1082 гг. имп. Алексеем I Комнином изъятием на переплавку, ради пополнения обнищавшей казны, драгоценных церковных предметов, среди к-рых были и богослужебные сосуды со священными изображениями. Лев , митр. Халкидонский, выступил с возражениями догматического порядка, обвиняя в нечестии тех, кто уничтожали с какой бы то ни было целью священные изображения. Догматические споры заняли неск. лет и привели к тому, что на К-польском Соборе 1086 г. митр. Лев был обвинен в ереси и низложен. Споры, однако, на этом не закончились, и в 1094 г. на Соборе в К-поле Лев раскаялся в своих заблуждениях и был восстановлен на кафедре (о богословских аргументах спора см.: Louri é. 2006).

Главный источник по истории 1-го периода иконоборческих споров в Византии - «Хронография» прп. Феофана Исповедника, охватывающая 285-813 гг. Поскольку это сочинение в большой степени является комбинацией выдержек из более ранних текстов, подвергнутых в различной степени сокращению и перефразированию, проблема источников прп. Феофана очень сложна, тем более что он сам редко указывает на происхождение своего материала. Помимо греч. источников для VII-VIII вв. Феофан использует вост. источник - сир. хронику (или хроники), переведенную на греч. язык на Востоке и происходящую из мелькитских кругов (Mango, Scott. 1997. P. LXXXII). Помимо прп. Феофана Исповедника события 1-го периода иконоборческих споров освещает «Краткая история» свт. Никифора, охватывающая события 602-769 гг. (Niceph. Const. Brev. hist.). Как и прп. Феофан, свт. Никифор изображает события с антииконоборческой позиции, но в отличие от прп. Феофана не следует летописной системе. Приписываемый свт. Никифору краткий «Летописец вскоре» (Chronographia brevis; изд.: Nicephori archiepiscopi Constantinopolitani opuscula historica / Ed. C. de Boor. Lpz., 1880, 1975r. P. 81-135) является списком правителей от Сотворения мира до 829 г. В результате поисков использовавшихся в визант. летописях источников по периоду правления имп. Льва III исследователи реконструировали неск. источников: благожелательный ко Льву III материал, условно названный П. Шпеком «Vita Leonis» (Успенский. 1950, 1951; Speck. 1981. S. 238-239), и полемический антииконоборческий трактат под условным названием «Historia Leonis» (Afinogenov. 2002. P. 7-17).

События 2-го иконоборческого периода описывает Продолжатель Феофана - автор собрания хроник, сохранившегося в единственной рукописи XI в., Vat. gr. 167. Несмотря на то что анонимный автор 1-й из 4 частей (за 813-867) считает себя продолжателем прп. Феофана Исповедника, его хроника имеет др. композиционную структуру, представляя собой ряд биографий императоров (Theoph. Contin.; испр. изд.: Kumaniecki. 1932). «Обозрение историй» Иоанна Скилицы (Scyl . Hist.), описывающее события 811-1057 гг., также рассматривается как продолжение сочинения прп. Феофана Исповедника, к-рого Иоанн Скилица восхваляет как надежного историка; «Исторический синопсис» Георгия Кедрина (Cedrenus G . Comp. hist.) с 811 г. близко следует хронике Скилицы.

Автором анонимной «Истории императоров» (Joseph. Reg. lib.) традиц. считается Иосиф Генесий, упоминаемый в предисловии хроники Иоанна Скилицы благодаря заметке с его именем в тексте рукописи. Это сочинение было написано при дворе имп. Константина VII Багрянородного , оно охватывает 813-886 гг. и излагает события с т. зр. Македонской династии. Георгий Амартол является автором «Хроники» от Адама до 842 г. (Georg. Mon. Chron.). Историческую ценность информации, содержащейся в полемическом тексте хроники, трудно оценить объективно. Для VIII в. основным источником Амартолу служило сочинение прп. Феофана; события 813-842 гг. изложены независимо.

Кроме этих источников имеется ряд важных текстов фрагментарного характера, к-рые содержат детали, отсутствующие у прп. Феофана Исповедника и Продолжателя Феофана. Первый из них, анонимный текст «О Льве Армянине», относится к 811-820 гг. и описывает царствования императоров Михаила I Рангаве и Льва V Армянина (De Leone Armenio (e cod. Paris. gr. 1711) / Ed. I. Bekker. Bonn, 1842. P. 335-362; испр. изд.: Browning R . Notes on the «Scriptor Incertus de Leone Armenio» // Byz. 1965. Vol. 35. P. 391-406; новое изд.: Scriptor Incertus: Testo crit., trad. e not. / Ed. Fr. Iadevaia. Messina, 1987). Второй текст, т. н. «Хроника 811 г.», описывает сокрушительное поражение византийцев от болгар в 811 г. Хотя ранее считалось, что оба текста принадлежат одному источнику, в наст. время ученые склоняются к мнению об их разной датировке. «Хроника 811 г.» представляет собой, по всей вероятности, не фрагмент хроники, а «историко-агиографическую» композицию, основанную на офиц. свидетельствах и показаниях очевидцев (см.: Brubaker, Haldon. 2001. P. 179-180; Каждан. 2002. C. 270-274).

При богатстве исторического материала хроники почти не содержат данных о богословии иконоборцев. Наиболее важным источником с т. зр. визант. богословия образа являются 3 «Защитительных слова против порицающих священные изображения» прп. Иоанна Дамаскина (Ioan. Damasc. De imag.). Поскольку 2-е Слово было написано как сокращение 1-го и содержит упоминание о недавнем смещении с кафедры свт. Германа (Ibid. 2. 12) в 730 г., 1-е и 2-е Слова могут быть датированы первыми годами И. Они содержат свидетельства о богословских позициях обеих сторон на раннем этапе споров; 3-е, более пространное Слово, развивает систему аргументов в защиту священных изображений 1-го Слова и содержит гораздо более пространный флорилегий, чем оба первых трактата. Прп. Иоанн кратко суммирует аргументы в защиту икон в одной из глав «Точного изложения православной веры» (Idem. De fide orth.). Третье «Опровержение против нечестивого Мамоны» свт. Никифора (Niceph. Const. Refut. et evers.) завершается главой «Обвиняющие христиан, или Иконоборцы», вероятно задуманной как дополнение к сочинению прп. Иоанна Дамаскина «О ересях».

Достоверно датируются периодом раннего И. 3 послания свт. Германа епископам Иоанну Синадскому, Константину Наколийскому и Фоме Клавдиопольскому (CPG, N 8002-8004; изд.: Th ü mmel. 1992. S. 374-387), зачитанные на VII Вселенском Cоборе. Послание свт. Германа папе Льву III реконструируется на основании цитат из речи святителя в защиту икон, содержащейся в «Житии Стефана Нового» (PG. 100. Col. 1084-1085; новое изд.: Auz é py. 1997. P. 99. 7-100. 4). Перу патриарха Германа скорее всего также принадлежат «Слово на избавление Константинополя от арабской осады» 717 г. (Grumel. 1958), краткое «Слово о святых иконах» (CPG, N 8005, 8016) и фрагмент, связанный с арабской осадой (CPG, N 8017; о лит. наследии патриарха Германа см.: Каждан. 2002. C. 82-105). Часть традиционно приписываемого патриарху Герману трактата «О ересях и соборах» (CPG, N 8020), к-рая касается И., в наст. время считается интерполяцией и датируется 2-й пол. VIII в. (Brubaker, Haldon. 2001. P. 247-248). Еще один важный полемический текст - «Слово о Кресте и иконах против еретиков» (CPG, N 8033), дошедшее до нас только в груз. (изд.: Van Esbroeck. 1999) и слав. переводах (Баранов, Гигинейшвили. 2006). Хотя в рукописной традиции это сочинение приписывается патриарху Герману, сравнение приводимых в нем аргументов в защиту икон с аутентичными текстами святителя, а также упоминание какого-то соборного решения иконоборцев (к-рым мог быть только Собор 754) заставляют датировать этот памятник более поздним временем. Фрагмент, приписываемый свт. Андрею Критскому , где содержится описание лика Христа и нек-рых чудес от икон Богородицы (PG. 97. Col. 1301-1304; CPG, N 8193), не является его произведением (Τωμαδάκης . 1965. Σ. 192). Важным источником 1-го периода И. служит трактат «Наставление старца о святых иконах» - диспут старца-иконопочитателя Георгия с императорским чиновником-иконоборцем Космой (изд.: Мелиоранский. 1901. С. V-XXXIX). Трактат был написан незадолго до 754 г. и дополнен до 787 г. Одним из дошедших до нас свидетельств ожесточенной политической борьбы между иконоборцами и иконопочитателями является приписываемый прп. Иоанну Дамаскину трактат «О святых иконах против Константина Лошадника» (CPG, N 8114). Это сочинение, вероятно, является образцом особого жанра полемических памфлетов, создававшихся обеими противоборствующими сторонами (следы аналогичной иконоборческой пропаганды встречаются в «Хронике» Михаила Сирийца ; см.: Gero. 1976). Исследователями была предложена гипотеза о неск. этапах переработки первоначального (написанного до 754, но не дошедшего до наст. времени) трактата (Auz é py . 1995; Brubaker, Haldon. 2001. P. 250-251). Этому же жанру полемических трактатов принадлежит и «Повесть против иконоборцев» (CPG, N 8121; PG. 96. Col. 1348-1361 - под именем прп. Иоанна Дамаскина или монаха Иоанна Иерусалимского ; PG. 109. Col. 501-516 - анонимно), датируемая ок. 770 г. на основании содержащихся в тексте хронологических указаний (см.: Alexakis. 1996. P. 93-99).

Источники по раннему периоду И. сохранились в составе деяний VII Вселенского Собора. К ним относятся: послания свт. Германа, письмо папы свт. Григория II (715-731) свт. Герману (Mansi. T. 13. Col. 92-100; об аутентичности см.: Brubaker, Haldon. 2001. P. 277) и письма свт. Григория имп. Льву, к-рые содержат отрывки из послания императора папе (текст см. в: Gouillard. 1968. P. 277-305; аутентичность этих писем является предметом споров, см.: Alexakis. 1996. P. 108-110, 119-123). Важным источником для понимания богословия иконоборцев служит определение Собора в Иерии 754 г., к-рое зачитывалось по частям и опровергалось на VII Вселенском Соборе (изд.: Krannich . 2002).

Главными богословами иконопочитателей 2-го периода И. были свт. Никифор и прп. Феодор Студит . Хронология лит. деятельности свт. Никифора устанавливается на основании нек-рых абсолютных дат и внутренних хронологических указаний, содержащихся в его произведениях (Alexander. 1958. P. 182-188). Его послание папе Льву III (Mansi. T. 14. Col. 29-56) было написано в 811 или 812 г.; «Малое защитительное слово» (PG. 100. Col. 833-850), вероятно, было написано в 813-815 гг., еще до того, как имп. Лев V открыто занял иконоборческую позицию, т. к. автор называет его «благочестивым» (εὐσεβής). Этому же периоду принадлежит «О Магнете» (814 г.; изд.: Featherstone. 2002) - трактат с критикой используемых иконоборцами цитат из сочинения Макария Магнета (вероятно, то же лицо, что и еп. Макарий Магнезийский, принимавший, по словам свт. Фотия, участие в т. н. Соборе «У дуба» 403 г.). Следующей работой патриарха, по мнению П. Александера, могла быть утраченная гомилия на смерть имп. Льва V, произнесенная на Рождество 820 г., фрагменты которой сохранились в произведениях Георгия Монаха и Генесия. Смерть императора упоминается и в «Обличении и опровержении нечестивого определения собора 815 года» (Featherstone. 1997. P. 4-5), датируемого 820-828 гг. Остальные работы свт. Никифора датируются относительно: соч. «Против Евсевия и Епифанида» с критикой использования иконоборцами цитат из Евсевия Кесарийского и свт. Епифания Кипрского, опубликованное кард. Жаном Питра в виде 2 отдельных трактатов (Pitra. 1858. P. 173-178; 371-503), было написано до «Обличения и опровержения нечестивого определения Собора 815 года», но после работы «Обличительное слово и Опровержения» (818-820), состоящей из «Большого защитительного слова» (PG. 100. Col. 533-831) и 3 «Опровержений против нечестивого Мамоны»,- именно в таком порядке эти произведения встречаются в рукописях. Эта работа упоминается во введении к соч. «Против Евсевия и Епифанида» как предыдущее произведение, посвященное опровержению аргументов Мамоны, т. е. имп. Константина V, изложенных им в «Вопрошаниях» - серии богословских работ, написанных императором в преддверии Собора 754 г. В работе «Против иконоборцев» (изд. Pitra . 1858. P. 233-291) свт. Никифор упрощает, популяризирует и дополняет соч. «Против Евсевия и Епифанида». Корпус антииконоборческих произведений свт. Никифора завершают «Двенадцать глав» (изд.: Пападопулоc-Керамевс. 1891. C. 454-460; см.: Grumel. 1959) и трактат из 7 частей «О херувимах, сделанных Моисеем» (изд.: Declerck. 2004), где патриарх оправдывает святость объектов религ. искусства и их почитание на примере рукотворных херувимов Скинии и их отношение к небесным прототипам, затрагивая проблему причин и следствий во взаимоотношении образов и их прототипов.

Богословскими произведениями прп. Феодора Студита против И. являются: 3 «Опровержения» (Theod. Stud . Antirrh.), где с помощью логических доказательств показывается превосходство богословия иконопочитателей над мнениями иконоборцев; «Некоторые вопросы, предложенные иконоборцам» (Idem. Quaest.), а также 7 глав «Против иконоборцев» (Idem. Adv. iconomach.). Особый интерес представляет «Опровержение нечестивых стихов» (Idem. Refut. et subvers.), где приводится собрание иконоборческих эпиграмм и опровержение их богословия. Полемические труды прп. Феодора дополняет апологетическое «Послание к Платону о почитании святых икон» (Idem. Ep. ad Plat.). Также и в ряде др. писем прп. Феодор Студит касается теоретических основ иконопочитания и антииконоборческой полемики.

Помимо трудов свт. Никифора и прп. Феодора Студита сохранились и др. сочинения, посвященные иконопочитанию: некоторые тексты свт. Мефодия I (843-847), патриарха К-польского (см.: Афиногенов . 1997. С. 182-195; Darrouz è s. 1987. P. 31-57), включая канон на восстановление почитания икон (PG. 99. Col. 1767-1780 - под именем прп. Феодора Студита); «Послание трех восточных патриархов императору Феофилу» и связанное с ним «Послание Феофилу императору о святых и почитаемых иконах» (CPG, N 8115; оба источника опубликованы в 2 изданиях: Gauer. 1994; Munitiz . 1997), части «Synodicon vetus» (изд.: Duffy, Parker. 1979. P. 123-133, 190-196) и «Синодика в Неделю Православия (изд.: Успенский. 1893. С. 6-14; Gouillard. 1967; Idem. 1982; Афиногенов. 2004. C. 147-152); ряд литургических произведений, таких как анакреонтические стихи Михаила Синкелла на Торжество Православия (Crimi. 1990) или канон VII Вселенскому Собору (ркп. Theologicus gr. 187 Национальной библиотеки в Вене, ок. 1500), приписываемый некоторыми исследователями прп. Феодору Студиту (Johannet. 1987). Соч. «Главы против иконоборцев из Фотия, патриарха Никифора и Феодора Студита» (изд.: Hergenr ö ther. 1869) содержит краткие определения и понятийные инструменты философского характера, связанные с богословием образа и иконопочитанием (см.: Th ü mmel. 1983), как они сохранились в последующей визант. традиции. Энциклики, послания и гомилии свт. Фотия также содержат антииконоборческий материал и служат важным источником информации о годах, непосредственно следующих за восстановлением иконопочитания (см., напр.: Mango . 1958. P. 236-296).

Важное место в богословской полемике об иконах занимали флорилегии . Самые ранние из флорилегиев в защиту иконопочитания сопровождают 3 «Слова против порицающих священные изображения» прп. Иоанна Дамаскина; обширный флорилегий сопровождает деяния VII Вселенского Cобора, флорилегий из 18 выдержек в защиту икон дополняет компилятивный трактат VII в. «Учение Отцов о воплощении Слова» (CPG, N 7781; изд.: Diekamp. 1981. S. 326. 14-330. 15; cм.: Alexakis. 1996. P. 58-71, 123-125); краткий флорилегий сопровождает «Житие Никиты Мидикийского» (BHG, N 1341) (Th ü mmel. 1993/1994; Alexakis. 1994); важный иконопочитательский флорилегий содержится в ркп. Parisinus Graecus 1115 (235v - 283v; см.: Alexakis. 1996). Следы раннего иконоборческого флорилегия, возможно, присутствуют в «Словах» прп. Иоанна Дамаскина (Baranov. 2002).

Практически вся доступная в наст. время информация об иконоборческом учении содержится в трудах иконопочитателей. Нек-рые ученые, объясняя этот факт, утверждали, что иконоборческая лит-ра была сознательно уничтожена иконопочитателями (см., напр.: Herrin. 1987. P. 326). Отцы VII Вселенского Собора запретили переписывать и повелели предать огню авторитетный для иконоборцев текст - историю из апокрифических «Деяний апостола Иоанна» о том, как ап. Иоанн Богослов укорил своего последователя Ликомеда за то, что тот заказал у живописца образ апостола (Mansi. T. 13. Col. 176A). Но 9-е прав. того же Собора предписывает, что иконоборческие тексты не должны скрываться, но сдаваться в специальное хранилище еретических и апокрифических текстов К-польского Патриархата. По-видимому, более вероятным объяснением того, что тексты иконоборцев не сохранились, является то, что после окончательной победы иконопочитания в 843 г. их просто перестали переписывать в достаточных количествах. Забвение было типичным не только для иконоборческих трудов - после того как напряжение споров спало, вероятно, ни у кого не осталось достаточно интереса или мотивов переписывать полемические тексты, касающиеся осужденных и забытых идей. Так, собрание писем Игнатия Диакона (ок. 785 - ок. или после 847), бывшего иконоборца, а позже раскаявшегося автора Житий свт. Тарасия и свт. Никифора, сохранилось без указания имени автора только в одной рукописи (Mango. 1997); «Опровержение» иконоборческого Собора в Св. Софии 815 г. свт. Никифора было издано лишь в 1997 г. на основе 2 сохранившихся рукописей; трактат о Кресте и иконах, приписываемый в рукописной традиции свт. Герману К-польскому, сохранился лишь в груз. и слав. переводах; недавно был издан и трактат свт. Никифора о херувимах, сохранившийся в 3 рукописях; остается неизданным анонимное опровержение 3 фрагментов последнего иконоборческого патриарха Иоанна Грамматика (сохр. в единственной поврежденной рукописи; фрагменты изданы в: Gouillard. 1966).

Со стороны иконоборцев мы имеем лишь один источник, подлинность и целостность к-рого не вызывает сомнений,- письмо императоров Михаила II и Феофила к кор. франков Людовику Благочестивому (824 г.; Mansi. Т. 14. Col. 417-422; Michaelis et Theophili Imperatorum Constantinopolitanorum epistula ad Hludowicum Imperatorem directa // MGH. Leg. Conc. 2/2. P. 475-480), которое имеет политическую направленность и не представляет особого интереса для истории богословия. Все остальные иконоборческие источники состоят из цитат, сохранившихся в сочинениях иконопочитателей, в т. ч.: фрагменты «Вопрошаний» имп. Константина V - в «Опровержении против нечестивого Мамоны» свт. Никифора; определение Собора в Иерии 754 г.- в деяниях VII Вселенского Собора; собрание иконоборческих поэтических надписей - в «Опровержении нечестивых стихов» прп. Феодора Студита; фрагменты определения иконоборческого Собора в Св. Софии 815 г.- в «Обличении и опровержении...» свт. Никифора; 3 фрагмента из сочинений патриарха Иоанна Грамматика - в анонимном «Опровержении» (изд.: Gouillard. 1966).

Эпоха иконоборческих споров, особенно начиная с периода, названного А. П. Кажданом «временем монашеского возрождения» (ок. 775 - ок. 850), была очень плодотворна для жанра агиографии (обзор основных памятников см.: Каждан. 2002. С. 222-487). Особая группа житий повествует о страданиях исповедников иконопочитания от рук иконоборцев. Яркими образцами этой группы являются: «Житие Стефана Нового» (BHG, N 1666), написанное в 809 г. Стефаном Диаконом (изд.: Auz é py. 1997; см.: Eadem. 1999), и «Житие Михаила Синкелла» (761-846; BHG, N 1296; Cunningham. 1991). Для понимания иконоборческой эпохи очень важны и Жития свт. Тарасия (BHG, N 1698; Efthymiadis. 1998) и свт. Никифора (BHG, N 1335) Игнатия Диакона. К агиографическому жанру примыкают произведения, посвященные перенесению мощей св. иконопочитателей (см.: Лидов. 2006. С. 43-66), а также особый жанр описания чудесных событий, связанных со священными изображениями или их чудесным обретением (Dobsch ü tz. 1899. S. 213**-266**; Повесть о богомужном образе Господа нашего Иисуса Христа в Латому // Пападопулос-Керамевс. 1909. C. 102-113; см.: Лидов. 2006. C. 304-316), и «Повесть о прощении императора Феофила» (Афиногенов. 2004).

Ввиду исключительного богатства агиографического материала кон. 1-й пол. IX в. и внутренних особенностей неск. памятников было высказано предположение, что нек-рые жития святых, написанные во время иконоборческих споров, могли быть созданы в иконоборческих кругах (Š ev č enko. 1977. P. 120-127; эту гипотезу поддержала М. Ф. Озепи: Auz é py . 1992; Eadem. 1993; см.: Longo . 1992). Иконоборцам иногда усваивают и нек-рые образцы литургической поэзии (см.: Theod. Stud. Ep. 276. 74-76; Pratsch. 2000. N 5, 83; Ronchey. 2001. P. 332, 335).

Несмотря на принадлежность тому или иному жанру, значительная часть лит-ры времени И. обладала полемической направленностью, и практически каждый полемический источник иконопочитателей позволяет выделить указания на некоторые богословские положения иконоборцев. Так, напр., даже в проповедях, предназначенных для насельников своего мон-ря, прп. Феодор Студит неоднократно опровергает определенные учения, к-рые были известны его слушателям и даже, возможно, привлекательны для некоторых из них (см., напр.: Auvray. 1891. P. 20-21, 54-55). Несмотря на небольшой объем и фрагментарный характер, все иконоборческие источники, к-рые имеются в нашем распоряжении, при соотнесении с гораздо более богатыми источниками иконопочитателей могут предоставить достаточное количество новых данных для анализа иконоборческого учения ввиду насыщенности их богословской аргументацией, что характерно как для иконоборческих надписей, составленных и нанесенных на публичные постройки с целью пропаганды, так и для самых важных фрагментов иконоборческих богословских произведений, к-рые иконопочитатели, современники споров, считали опасными и достойными опровержения.

Причины византийского И.

В деяниях VII Вселенского Собора подчеркиваются невизант. корни И.: в зачитанной на Соборе «Повести против иконоборцев» Иоанна Иерусалимского о начале И. в Сирии (Mansi. T. 13. Col. 197A - 200B; см.: Alexakis. 1996. P. 208-209) сообщалось, что И. произошло от иудейского мага, к-рый убедил халифа Йазида II (720-724) разрушить все изображения в Арабском халифате, гарантируя, что это принесет правителю долгое царствование (см.: Gero. 1973. P. 189-198; Afinogenov. 2002. P. 1-6). В документах Собора также указывалось на то, что первые епископы-иконоборцы из Фригии знали об И. Йазида и сознательно подражали мусульманам в их действиях против Церкви. Т. о., обвинения иконоборцев в подражании иудеям и мусульманам становятся общим местом полемики иконопочитателей.

Аниконичность иудаизма или ислама до наст. времени рассматривается как один из вероятных источников визант. И. Подтверждением этому служит происхождение 1-го иконоборческого императора из пограничной арабо-визант. зоны, а также близость по времени мусульм. И. халифа Йазида II (721 г., см.: Vasiliev. 1956) и иконоборческих мер имп. Льва III. Однако несмотря на то что связь между иконоборцами и иудеями постоянно обсуждается исследователями, исторические свидетельства показывают, что для признания реального влияния иудаизма на раннее И. либо непосредственно, либо через ислам имеются очень слабые основания: нет данных об особой роли иудейского населения в Византии этого времени; правовое законодательство имп. Льва III содержит строгие меры против иудеев, запрещая им не только занимать высокие должности в визант. бюрократическом аппарате, но и угрожая смертной казнью в случае обрезания рабов-христиан или обращения христианина в иудаизм (Burgmann L., Troianos S. P. Appendix Eclogae // FM. 1979. Bd. 3. S. 102, 105, 112-113; Ecloga Leonis et Constantini cum appendice / Ed. A. G. Monferratus. Athenis, 1889. P. 64-67, 72-73; A Manual of Roman Law: The Ecloga / Ed. E. H. Freshfield. Camb., 1926. P. 130-132, 137-138); имп. Лев III навязывал иудеям принудительное крещение. Как показало детальное исследование С. Геро о возникновении И., в независимых источниках (арм., сир. или христ. араб.) иконоборческие меры халифа Йазида не связываются с влиянием иудеев (Gero. 1973. P. 60-74, 193-198). Аналогичные проблемы возникают и при рассмотрении возможного идеологического влияния иконоборческой политики Омейядов на визант. И. Иконоборческие меры мусульман были направлены как против икон, так и против Креста как публичного символа христианства и основывались в первую очередь на неприятии Кораном божественности Христа и реальности Его жертвы на Кресте. Различие между визант. и ислам. аргументами против иконопочитания прослеживается при сравнении «Защитительных слов...» прп. Иоанна Дамаскина и трактата о христ. практике почитания икон насельника из Саввы Освященного лавры мон. Феодора Абу Курры (ок. 750 - ок. 825), писавшего неск. позже прп. Иоанна Дамаскина. Трактат датируется временем после 799 г., его основная цель - укрепление в вере христиан, оставляющих почитание икон из-за обвинений в идолослужении, исходящих из иудейского и ислам. окружения, и удержание колеблющихся от принятия ислама из-за социального давления (изд.: Arendzen. 1897; англ. пер.: Griffith. 1997; анализ исторического и социального контекста трактата см.: Griffith. 1985).

Мусульм. аниконизм как всеобщая идеология формируется к кон. VII в., а эпизоды мусульм. И. четко фиксируются только в последние десятилетия правления Омейядов, совпадающие с визант. И. (Schick. 1995. P. 208-209), в то время как в предшествующий период по заказу омейядских аристократов был создан ряд фигуративных мозаик, фресок и рельефов (Allen. 1988), хотя и не в религ. контексте. Монетная реформа Абд аль-Малика, когда аниконические тексты заняли место антропоморфных изображений, вдохновленных визант. или сасанидскими образцами, произошла лишь в 696-697 гг. для золотых монет и в 698-699 гг. для серебряных. У мусульм. аниконизма, сравнительно молодого самого по себе, просто не было достаточно времени, чтобы сформировать устойчивые проиконоборческие настроения в Византийской империи, а при существующей в Византии древней традиции насильственного смещения непопулярных императоров едва ли 1-й иконоборческий имп. Лев III решился бы провозгласить И., если бы не был уверен, что такая политика будет благосклонно принята хотя бы некоторой частью населения империи. Подобные сложности представляет и предположение о возможности влияния на иконоборческую политику в Византии идеологии арм. иконоборческого движения нач. VII в. (Der-Nersessian. 1944/1945. P. 58-87; Eadem. 1946. P. 67-91; Van Esbroek. 2003), хотя учение о почитании Креста при отвержении священных изображений прослеживается в «Увещевании» католикоса Саака III Дзорапореци (678 - ок. 703) куропалату Смбату Багратуни, с к-рым мог вступать в контакт имп. Лев III, когда, будучи спафарием, жил на Кавказе (Van Esbroek. 1998. P. 118-119).

Т. о., одного внешнего давления ислама и возможного личного знакомства имп. Льва III с арм. аниконизмом было бы недостаточно для возникновения визант. И. Поэтому нельзя считать внешние влияния единственными причинами И. Для введения открытого И. в качестве гос. политики было необходимо, чтобы само визант. общество было готово воспринимать эти влияния. Причиной И. могла стать и некая собственная визант. аниконическая тенденция. Все это позволяет рассматривать визант. И. как с т. зр. внутренней традиции христ. аниконизма, так и с т. зр. возможных внешних причин, вызвавших трансформацию аниконизма в И. в Византии нач. VIII в. Сосредоточиваясь на последнем вопросе, мн. исследователи рассматривают И. прежде всего как социальное и политическое движение, связанное с перераспределением формальной и неформальной власти в визант. обществе в момент внешнего и внутреннего кризиса (см., напр.: Brown. 1973; Haldon. 1977) или с переосмыслением своей идентичности (Whittow. 1996. P. 163-164), связанным с араб. нашествием и утратой Византией Вост. Средиземноморья. Этот подход отчасти обусловлен недостатком аутентичных источников со стороны иконоборцев и фрагментированным состоянием имеющихся, а также восприятием свидетельств полемики иконопочитателей как идеологически предвзятых, что заставляет ученых сосредоточиваться на таких источниках, как хроники или жития, которые предоставляют данные социального, политического и экономического характера. Так, И. представляется как попытка осуществления визант. варианта цезарепапизма (Lander. 1940; см.: Auz é py. 1998), восстановления традиц. для поздней Римской империи имп. культа (Barnard. 1973) или повод для конфискации монастырской и церковной собственности (Сюзюмов. 1948; обзор ранней историографии И. см.: Он же. 1963). Подобные подходы подразумевают вторичное значение богословской составляющей споров и предположение о том, что она развилась позднее, к 50-м гг. VIII в., в качестве единственного «идеологического» языка, к-рый был понятен византийцам. При этом не придается должного значения тому факту, что все источники представляют И. как в первую очередь богословский спор. Еще в кон. 20-х гг. XX в. Г. Острогорский высказывал предположение о том, что спор о религ. искусстве в Византии VIII-IX вв. был продолжением христологических споров (Острогорский. 1927); богословие образа и его истоки получили подробное освещение в монографии кард. Кристофа Шёнборна (Шёнборн. 1999).

Богословие византийского И.

Об аргументации иконопочитателей раннего периода иконоборческих споров свидетельствует послание свт. Германа еп. Фоме Клавдиопольскому. Для оправдания изображений свт. Герман использует как ранний вариант христологического аргумента, так и довод о полезности священных изображений для «менее духовных» членов Церкви: «Изображать образ Господа на иконах в плотском Его виде следует и в обличение пустого представления еретиков, суесловящих, будто Он не по истине сделался человеком, а также в руководство для тех, которые не могут подняться на высоту духовного созерцания, но имеют нужду в некотором плотском усвоении услышанного, насколько это полезно и позволительно» (Mansi. T. 13. Col. 116A; ДВС. Т. 4. С. 469). Свт. Герман следует традиции, разделявшей христиан на «гностиков», примиривших в себе веру с философским знанием, и «простецов», довольствующихся одной верой, имеющей основания еще в раннехрист. лит-ре (Баранов, Гигинейшвили. Неизд. слав. перевод. 2006). Позицию по вопросу культовых изображений, очень сходную с выдвигаемым патриархом Германом аргументом, можно проследить и у Ипатия Эфесского , к-рый сходным образом делит христиан на более или менее «духовных» в контексте оценки относительной полезности изображений в своих «Смешанных вопросах» - трактатах на разнообразные богословские темы. В одном из фрагментов, посвященных культовым изображениям, Ипатий защищает церковное искусство как полезное пособие для необразованных людей для их продвижения от материального к духовному созерцанию божественных предметов (Th ü mmel. 1992. S. 320. 22-321. 27). При всей важности этого текста для богословия образа в визант. традиции текст Ипатия Эфесского приобретает значение именно во время иконоборческих споров, где он цитировался в 2 исходящих от иконопочитателей источниках: в письме прп. Феодора Студита (Theod. Stud . Ep. 499) и во флорилегии в защиту священных изображений из ркп. Parisinus gr. 1115 (Fol. 254v - 255v). Подобная «компромиссная традиция» свидетельствует о неразработанности христологической составляющей богословия образа в самый ранний период споров и в итоге отвергается обеими сторонами (Gero. 1975. P. 210-211). Прп. Иоанн Дамаскин переводит понятие иконы Христа и ее почитания из области личного благочестия и богослужебной практики в область догматики, тем самым определяя следующий, христологический этап споров. Преподобный провозгласил икону центральным выражением догмата об истинном Боговоплощении, необходимым для всех без исключения членов Церкви (Ioan. Damasc. De imag. I 4). Само запрещение религ. искусства во 2-й заповеди Декалога также понимается в христологическом контексте: прп. Иоанн Дамаскин подчеркивает, что ветхозаветное запрещение изображений имело временный характер, и, когда невидимый Бог ВЗ становится видимым и осязаемым в воплощении Бога Слова, не может быть и речи об идолопоклонстве, поскольку христиане видели своего Бога и созерцали славу Его божества на Фаворе лицом к лицу (Ibid. I 16-17). Христологическую позицию утверждает и VII Вселенский Собор (Mansi. T. 13. Col. 256C). Благодаря богословам-иконопочитателям учение об иконе как о необходимом свидетельстве истинности Воплощения со времени иконоборческих споров становится неотъемлемой частью богословского наследия правосл. Церкви.

Согласно общепринятой картине истории иконоборческих споров, на их начальном этапе преобладали старые аргументы из полемики между язычниками, христианами и иудеями, основанные на буквальном понимании 2-й заповеди иконоборцами, с нек-рыми элементами христологического учения. 2-й этап может быть назван собственно христологическим: это этап богословия имп. Константина V, иконоборческого Собора в Иерии и VII Вселенского Собора в Никее, после которого наступает 3-й, и последний, период полемики о священных изображениях - т. н. схоластический, когда для оправдания священных изображений стала активно использоваться философия Аристотеля в том виде, как ее знали в визант. школах (Alexander. 1958. P. 37, 46-49, 196-198).

Однако сравнение «Защитительных слов...» прп. Иоанна Дамаскина, первые 2 из к-рых можно датировать ранним этапом споров, с более поздними иконоборческими источниками показывает, что следы мн. богословских позиций, обсуждаемых в поздних источниках, присутствуют в этих полемических произведениях раннего периода. Возможно, существовал ранний иконоборческий источник, к-рый и опровергал в «Защитительных словах...» прп. Иоанн Дамаскин и к-рый позднее был использован иконоборцами времени Собора в Иерии (Baranov. 2006). Содержавшееся в этом раннем и не дошедшем до нас источнике обвинение иконопочитателей в несторианстве из-за изображения на иконе плоти Христа без Его божества (ср.: Ioan. Damasc. De imag. I 4) было позднее преобразовано в христологическую дилемму, согласно к-рой иконопочитатели якобы не только впадают в несторианское заблуждение, изображая на иконах плоть Христа без Его божества, но и в ошибку монофизитов, описывая божество Христа через описание Его изображаемой плоти (Mansi. Т. 13. Col. 241E, 244D, 252A).

В попытках проанализировать богословие иконоборцев мн. ученые следовали общепринятому делению христологических позиций на 3 группы: монофизитскую, православную, основанную на халкидонcком догмате, и несторианскую. Однако с этой т. зр. позиция иконоборцев, следующая из их собственных текстов, оказывается на первый взгляд противоречивой. С одной стороны, иконоборцы формально следуют традиц. халкидонскому богословию и терминологии (ср.: PG. 100. Col. 216BC; Mansi . Т. 13. Col. 272A, 336BC). Отдельные выражения иконоборцев, взятые сами по себе, можно интерпретировать как уклонение в монофизитское богословие (иконоборцы сравнивались с монофизитами на VII Вселенском Соборе - Mansi. T. 13. Col. 180; доводы в поддержку предположения о влиянии монофизитов на иконоборческое богословие см. в: Alexander. 1958. P. 48; Meyendorff. 1975. P. 182; опровержение связи иконоборцев с монофизитами см. в: Brock. 1977) или в несторианское богословие (Gero. 1974. P. 29). Так, в описании союза природ во Христе иконоборцы предпочитают использовать формулу «из двух природ» (ἐκ δύω φύσεων - Mansi . T. 13. Col. 272B; PG. 100. Col. 296C; ср.: PG. 100. Col. 332B) вместо традиц. формулы Халкидона «в двух природах» (ἐν δύω φύσεσιν), а в определении Собора в Иерии говорится о плоти Христа как «всецело принятой в божественное естество и всецело обоготворенной» (Mansi . T. 13. Col. 256E) или «сплетшейся с божеством и обоготворенной» (Ibid. Col. 257E).

Вопреки предположению об их монофизитстве иконоборцы настаивали на четком различии природ во Христе. Так, в 3 фрагментах из «Вопрошаний» имп. Константина V, а также в определении Собора в Иерии при описании союза природ во Христе используется термин «неслитный» (ἀσύγχυτος) без обычного халкидонского дополнения «нераздельный» (ἀχώριστος - PG. 100. Col. 216BC, 232A, 329A; Mansi . T. 13. Col. 252AB). Кроме того, в источниках содержатся и явные обвинения имп. Константина V в несторианском отношении к Пресв. Богородице. Так, под 762/3 г. прп. Феофан Исповедник передает следующий диалог между имп. Константином V и патриархом Константином II: ««Что мешает нам назвать Богородицу христородицей?» Тот же (патриарх.- В. Б. ), объемля его, говорит: «Помилуй, владыка, пусть даже в помышление твое не входит такое слово! Не видишь разве, как всею Церковью ославили и анафематствовали (за это) Нестория?» А царь в ответ сказал: «Я спросил только, чтобы узнать. Это между нами»» (Theoph. Chron. P. 435; ср. под 740/1 г.: Ibid. 415). Об этой позиции Константина V свидетельствует и Житие Никиты Мидикийского , где сообщается о том, как император взял кошель с золотом и, убедившись, что все засвидетельствовали его ценность, вытряс из него содержимое и спросил: «А теперь?» После этого он заявил, что Богородица была почтена, пока Христос был в Ней, а по рождестве Она ничем не отличалась от всех остальных людей (Афиногенов . 2001. C. 120). Тем не менее такая радикальная позиция никак не отражена в определении Собора в Иерии и приписывается во всех источниках только имп. Константину V.

Особое учение о роли души Христа как посредницы между божественной природой Логоса и «грубостью» человеческой плоти (σαρκὸς παχύτητι - Mansi. T. 13. Col. 257A, ср.: Ibid. 213D) дает богословское обоснование как христологической дилемме, так и христологии иконоборцев в целом. Учение об особой посреднической функции души, встречающееся еще у Платона и составляющее важный аспект богословия христ. платоников Оригена , Дидима Слепца и Евагрия Понтийского , объясняет внутреннюю логику дилеммы иконоборцев: неспособность иконопочитателей воспроизвести душу Христа на иконе приводит к разделению или слиянию природ, поскольку именно душа-посредница соединяет 2 природы воедино, обеспечивая их нераздельность, в то же время гарантируя неслитность и четкое различие природ. Тем самым икона остается бездушным (один из излюбленных терминов иконоборцев) куском дерева, и те, кто обращаются к ней с молитвами, ничем не отличаются от язычников, поклоняющихся бездушным идолам. В платоническую парадигму иконоборцев входило и принижение материи как низшего принципа, что влекло за собой и отвержение почитания св. мощей и их физическое уничтожение (см.: Gero. 1977. P. 152-165). В ответ иконопочитатели разработали учение о возможности обожения материи без всякого посредничающего принципа, основываясь на др. христологии - учении свт. Кирилла Александрийского и отцов V Вселенского Собора о взаимопроникновении тварной и нетварной природ Христа и «общении свойств» (communicatio idiomatum) этих природ, что служит обоснованием как иконопочитания (позволяя говорить об изображении на иконе неописуемого Бога согласно Его описуемой человеческой природе), так и почитания мощей святых.

Иконоборческий спор в Византии VIII-IX вв. поставил вопрос о «правильном» способе поклонения Богу. Иконоборцы выступали за лишенное образов умственное созерцание как единственный способ правильного поклонения Богу, следуя платонической эпистемологической традиции, введенной в христианский обиход Оригеном и систематически разработанной Евагрием Понтийским. Цитируя слова Христа о необходимости поклонения Богу «в духе и истине» (Mansi . T. 13. Col. 280E; Featherstone. 1997. P. 13), иконоборцы пытались оправдать очевидную для них противоположность поклонения «правильного» - умственного, без всяких образов, и «неправильного», с их точки зрения, поклонения иконопочитателей - «идолослужения» чувственным материальным образам (Mansi . T. 13. Col. 229E, 336E; cр. слова иконоборца из «Опровержения» прп. Феодора Студита о необходимости умственного созерцания Христа, а не уничижения перед Его материальными изображениями - PG. 99. Col. 336B; см. также: Florovsky. 1950).

В защиту от обвинений в неправильном поклонении Божеству и в поклонении рукотворным образам как идолам иконопочитатели разработали неск. аргументов. Первым из них является различие «служебного поклонения» (λατρείας προσκύνησις), как относящегося исключительно к Богу, и «относительного почитания» (σχετικὴ προσκύνησις), относящегося к Богородице, святым и священным предметам, в т. ч. к иконам и мощам. Далее, в ответ на иконоборческое учение об «умственном поклонении» иконопочитатели утверждали, что необходимость чувственно воспринимаемых материальных изображений соответствует, во-первых, воплощению Бога Слова (ср.: Ioan. Damasc. De imag. I 4), а во-вторых, нашей жизни в материальном мире и в материальном теле. В целом соглашаясь с иконоборцами в том, что к Божеству должно приступать «умственно», прп. Иоанн Дамаскин разрабатывает такое учение, к-рое включило бы икону в систему «умственного поклонения». Он выстраивает такую теорию на основе эпистемологии Аристотеля, адаптируя ее основной принцип образа-посредника как условия любой умственной деятельности к функции напоминания о прошлом иконы (Ibid. I 13; III 23). Прп. Иоанн Дамаскин утверждает, что подход иконопочитателей к Божеству при посредстве икон также является подходом «умственным», поскольку именно ум человека служит конечным пунктом, куда попадает мысленный образ от чувственно воспринятого материального священного изображения: «И как книга для тех, кто посвящен в буквы, образ - для тех, кто неграмотен; и как слово для слуха, образ - для зрения, мы умственно соединяемся с ним (νοητῶς δὲ αὐτῷ νούμεθα)» (Ibid. I 17). Позднее этот аргумент повторили отцы VII Вселенского Собора (Mansi . T. 13. Col. 220E; ДВС. Т. 4. С. 519) и свт. Фотий (Mango. 1958. P. 294).

В «Защитительных словах...» прп. Иоанн Дамаскин разрабатывает систему из 6 типов образов. Его классификация включает: Сына как естественный образ, или икону, Отца и прообразы тварного мира как божественный план тварного мира; 3-й тип образов представлен человеком, сотворенным по образу Божию; 4-й тип - это образы Свящ. Писания, являющие в видимой форме невидимую реальность; 5-й тип представлен ветхозаветными типологическими образами, указывающими на будущее, подобно тому как Неопалимая Купина прообразовывала Богородицу, и, наконец, к 6-му типу относится образ, «установленный для воспоминания о прошедшем» посредством слов или материальных объектов, включающих священные изображения (Ioan. Damasc . De imag. III 18-23; ср. Ibid. I 9-13). Перечисляя разновидности образов, прп. Иоанн идет от «самых высших» - нетварных (Сына Божия) к «менее» возвышенным - предвечным бестелесным идеям тварного мира, затем к сотворенным образам, в т. ч. человека, и, наконец, к образам Свящ. Писания, включающим и иконы. В отличие от автора «Ареопагитик» , на труды к-рого он опирается, прп. Иоанн не дает никакого «механизма» восхождения от менее возвышенных к более возвышенным образам, что ослабило бы его основной аргумент - оправдание материальных изображений как непосредственных и достаточных откровений воплотившегося Бога. Системой, состоящей как из единосущных образов, так и из образов, созданных Самим Богом и руками человека, а также с помощью определения образа, вместе со сходными свойствами необходимо подразумевающего и определенное различие с оригиналом (Ibid. III 16), прп. Иоанн Дамаскин закладывает основу для опровержения иконоборческого учения о единственном легитимном виде образа - единосущном, чему, с т. зр. иконоборцев, строго соответствовала лишь Евхаристия как истинная неантропоморфная икона Христа. Дальнейшее развитие богословия образа в ходе иконоборческих споров заключалось в уточнении границ данного сходства и различия. На более позднем этапе споров иконопочитатели парировали аргумент иконоборцев о единосущном образе с помощью учения Аристотеля о категориях: изображение Христа на иконе является деревом и красками по своей сущности, но Христом - по совпадению имени и по категории отношения (πρός τι; см., напр., прп. Феодор Студит: Theod. Stud . Antirrh. // PG. 99. Col. 329A, 341AB, 345A, 360D; 429BC; свт. Никифор: Niceph. Const. Refut. et evers. // PG. 100. Col. 280B, 316A; Featherstone . 1997. P. 22; Alexander. 1959. P. 192 sqq.).

Др. христологическое возражение иконоборцев базировалось на посылке, что в воплощении Христос принимает от нас «лишь вещество человеческой сущности, по всему совершенное, но не характеризуемое собственным лицом» и неизобразимое, чтобы избежать риска идолопоклонства (Mansi . T. 13. Col. 264A; см. такой же аргумент иконоборца у прп. Феодора Студита: Theod. Stud . Antirrh. // PG. 99. Col. 396D). Тем самым, если иконописец изображает Христа, эта икона в отличие от Евхаристии не будет являться «истинной», поскольку телесные черты Христа будут результатом произвольного выбора художника. О произвольности иконы, а значит, о ее неприменимости в качестве объекта для почитания говорится и в сохранившихся фрагментах сочинений последнего иконоборческого патриарха Иоанна Грамматика, но теперь уже не на христологическом, а на философском языке. Согласно фрагменту, точное определение каждого из существ внутри одного вида может быть дано только словесным образом - для этого необходимо произвести описание, отделяющее его от остальных членов того же вида на основе присущих данному существу индивидуальных акциденций (τὰ ἰδιάζοντα συμβεβηκότα). Однако для однозначного определения одного-единственного индивида недостаточно лишь изобразимых индивидуальных характеристик, его можно достичь только с помощью словесных описаний, таких как происхождение человека, его страна, образ жизни и т. п. (Gouillard. 1966. P. 173-174). Т. о., с т. зр. Иоанна Грамматика, глядя на изображение к.-л. человека, нельзя быть уверенным, что именно этот человек воспроизведен на портрете.

Следующий фрагмент продолжает эту линию аргументации, переходя уже на общевидовой уровень. Если изображение недостаточно даже для передачи внутривидовых особенностей конкретного существа, то тем большие недостатки изображения встречаются, если попытаться охарактеризовать общевидовые особенности. Если человек определяется как «существо разумное смертное, обладающее способностью разума и знания», а изображение не несет в себе ни одной части логического определения человека, но передает лишь материальный компонент, изображение вновь является эпистемологически несоответствующим изображаемому, или попросту ложным (Ibid. P. 174). В ответ на подобные аргументы иконопочитатели развивают учение об иконе как образе ипостаси. А прп. Феодор Студит прямо опровергает Иоанна Грамматика: невозможно изобразить природу как таковую, поскольку она всегда существует в конкретной ипостаси, и именно ипостасные особенности в дополнение к общевидовому определению или природе выделяют конкретного индивида среди др. представителей того же вида. Т. о., описуемость или изобразимость Христа, обладающего такой же полной человеческой природой, как и все остальные люди, также обусловливается Его индивидуальными и изобразимыми ипостасными идиомами, к-рыми Он или любой др. человек отличается от всех остальных представителей человечества (Theod. Stud. Antirrh. // PG. 99. Col. 405AС, 397D).

В ходе богословской полемики иконопочитатели разрабатывают учение об иконе как образе ипостаси и об омонимии изображения и его прототипа. Параллельно развивается практика обязательного надписания на иконе имени изображенного лица, к-рое призвано обеспечить точность идентификации изображения и изображаемого. Поскольку, согласно учению каппадокийских отцов, собственное имя относится к ипостаси, оно подразумевает и все те личные особенности индивида, к-рые иконоборцы требовали для его точного и однозначного определения. «Аутентификация» изображения соответствующей надписью не была обязательной в доиконоборческое время, но обусловливалась скорее личным выбором художника. На практику освящения образа именем изображенного ссылаются прп. Иоанн Дамаскин (Ioan. Damasc . De imag. I 16) и отцы VII Вселенского Собора (Mansi . T. 13. Col. 269D - 272A).

Помимо христологических и эпистемологических аргументов иконоборцы выдвигали и аргумент о невозможности изображения воскресшего тела Христа. В двух местах определения Собора в Иерии присутствуют описания тела Христа с радикально противоречивыми свойствами: в описании христологического союза душа Христа служит посредницей между божеством и «грубой материальностью» плоти (σαρκὸς παχύτητι - Mansi . T. 13. Col. 257AB), в то время как в одной из анафем этого же Собора утверждается, что Христос придет судить живых и мертвых в «более боговидном» теле (θεοειδεστέρου σώματος) «вне грубой материальности» (ἔξω παχύτητος - Ibid. Col. 336D; см. описание воскресшего тела Христа «не в грубой материальности и не в описании» (οὐκ ἐν παχύτητι οὐδὲ ἐν περιγραφῇ) иконоборцем из «Опровержений» прп. Феодора Студита - Theod. Stud. Antirrh. // PG. 99. Col. 384D). Это противоречие может быть разрешено, если связать описания с разными периодами жизни Христа: 1-е описание в «грубой плоти» относится к временному состоянию материальности Христа от Его воплощения до воскресения, во 2-м описании речь идет о будущем Страшном Суде, когда Христос «вне грубой материальности» придет в уже преображенном после Воскресения «более боговидном» теле. Поскольку это тело тонкое и неописуемое, способное появляться и исчезать через закрытые двери, явления Христа ученикам по Воскресении воспринимаются иконоборцами (Ibid. Col. 384D) подобно пророческим видениям, когда бестелесный Бог являлся святым ВЗ в телесном виде (Дан 7. 9, 13-14, 22).

Это учение имело своим следствием и особое учение иконоборцев о Евхаристии как об «истинном» образе Христа в противоположность «ложным» иконам иконопочитателей. Ввиду учения иконоборцев о неописуемости воскресшего «боговидного» и тонкого тела Христа можно утверждать, что разница заключалась в характеристиках материальности, осязаемости и описуемости Св. Даров по контрасту с тонким, нематериальным телом Христа после Воскресения. Литургический чин евхаристического освящения переводит «рукотворные» хлеб и вино в область «нерукотворных» (термин, применяемый в НЗ для описания воскресшего тела: 2 Кор 5. 1; ср. Мк 14. 58), в то время как икона без подобного обряда литургического освящения остается «рукотворной» (Niceph. Const. Refut. et evers. // PG. 100. Col. 337C) и «обычной и недостойной почтения» (κοινὴ κα ἄτιμος - Mansi . T. 13. Col. 268BC). Учение иконоборцев о Евхаристии как истинном неантропоморфном образе Христа (Ibid. Col. 261D, 264B) подверглось резкой критике иконопочитателей, воспринимавших Св. Дары не как образ, но как само истинное тело и кровь Христа. Ответ иконопочитателей заключался и в учении о сохранении свойств тела Христа, включая описуемость, после Воскресения при отложении таких естественных телесных немощей, как голод или жажда (Mansi . T. 13. Col. 288; Niceph. Const. Refut. et evers. // PG. 100. Col. 444AB), а также в соотнесении образа (χαρακτήρ) Христа с Его Ипостасью, независимо от периода Его жизни и состояния Его тела (Шёнборн. 1999. C. 207-212). Как видимое выражение этого учения, особую важность для иконопочитателей приобретает иконография «Сошествие во ад», где Христос в Своем обычном человеческом облике сходит во ад и выводит ветхозаветных праведников в тот момент, когда плотью покоится во гробе, ожидая Воскресения (Баранов. 2002). В послеиконоборческое время «Сошествие во ад» становится в визант. традиции стандартной иконографией Воскресения (Kartsonis. 1986). В качестве возможного полемического ответа на учение иконоборцев о Евхаристии как «нерукотворной» иконе особое значение для иконопочитателей приобретает Нерукотворный образ Спасителя из Эдессы.

Как сложное историческое и богословское явление, иконоборческие споры оказали влияние на все грани жизни Византийской Церкви, однако основной их результат проявился в формировании богословия образа - в результате споров икона Христа наряду с Его природами, волями и действиями была включена в единую богословскую систему. Священные изображения были провозглашены зримым выражением пролога Евангелия от Иоанна: «И Слово стало плотью и обитало с нами, полное благодати и истины…» (Ин 1. 14) и догмата IV Вселенского Собора о двух совершенных природах единого воплощенного Бога Слова. Успешное перенесение практики почитания священных изображений в область догматики и обеспечение практики иконопочитания необходимым философским аппаратом позволили иконопочитателям одержать не только политическую, но и богословскую победу над иконоборцами, сделав иконопочитание неотъемлемой частью традиции правосл. Церкви.

Лит.: Bekker I., ed. Theophanes Continuatus. Bonnae, 1838; idem., ed. Leonis Grammatici Chronographia. Bonnae, 1842; Pitra J. B . Spicilegium Solesmense. P., 1858. Graz, 1962r; Hergenr ö ther J . Ex Nicephoro et Photio Patriarchis Constantinopolitanis et magno Theodoro Studita contra Iconomachos // Idem . Monumenta graeca ad Photium ejusque historiam pertinentia. Ratisbonae, 1869. P. 53-62; Auvray E., ed. Theodori Studitis praepositi Parva Catechesis. P., 1891; Успенский Ф. И . Синодик в Неделю православия: Свод. текст с прил. Од., 1893; Пападопуло-Керамевс A . ᾿Αναλέκτα ᾿Ιεροσολυμιτικῆς σταχυολοϒίας. СПб., 1891. Brux., 1963r. Т. 1; он же . Varia Graeca Sacra. СПб., 1909. Lpz., 1975r; Arendzen J . Theodori Abu Kurra De cultu imaginum libellus e codice arabico nunc primum editus latine versus illustratus. Bonnae, 1897; Dobschütz E., von. Christusbilder: Untersuch. z. christlichen Legende. Lpz., 1899; Мелиоранский Б. М . Георгий Киприянин и Иоанн Иерусалимлянин, два малоизвестных борца за Православие в VIII в. СПб., 1901; Острогорский Г . A. Соединение вопроса о святых иконах с христологической догматикой правосл. апологетов раннего периода иконоборчества // SK. 1927. T. 1. P. 35-48; Kumaniecki C . Notes critiques sur le texte de Théophane Continué // Byz. 1932. Vol. 7. P. 235-237; Lander G. B. Origin and Significance of the Byzantine Iconoclastic Controversy // Medieval Studies. 1940. Vol. 2. P. 127-149; Der-Nersessian S . Une Apologie des Images du septième siècle // Byz. 1944/1945. Vol. 17. P. 58-87; eadem . Image Worship in Armenia and its Opponents // Armenian Quarterly. N. Y., 1946. Vol. 1. P. 67-81; Сюзюмов М. Я . Проблемы иконоборчества в Византии // УЗ Свердловского гос. пед. ин-та. 1948. Вып. 4. С. 48-110; он же. Основные направления историографии истории Византии иконоборческого периода // ВВ. 1963. T. 22. C. 199-226; Успенский К. Н. Очерки по истории иконоборческого движения в Византийской империи в VIII-IX вв.: Феофан и его хронография // ВВ. 1950. Т. 3. С. 393-438; 1951. Т. 4. С. 211-262; Florovsky G . Origen, Eusebius and the Iconoclastic Controversy // Church History. 1950. Vol. 19. N 2. P. 77-96; Vasiliev А. A. History of the Byzantine Empire, 324-1453. Мadison, 1952. Vol. 1; idem . The Iconoclastic Edict of the Caliph Yazid the Second, A. D. 721 // DOP. 1955/1956. Vol. 9/10. P. 25-47; Dvornik F . The Patriarch Photius and Iconoclasm // DOP. 1953. Vol. 7. P. 67-98; Alexander P . J. Patriarch Nicephorus of Constantinople: Ecclesiastical Policy and Image Worship in the Byzantine Empire. Oxf., 1958; Grumel V . Homélie de S. Germain sur la délivrance de Constantinople // REB. 1958. Vol. 16. P. 183-205; idem. Les douze chapitres contre les Iconomaques // REB. 1959. Vol. 17. P. 127-135; Mango C . A., ed . The Homilies of Photius, Patriarch of Constantinople. Camb. (Mass.), 1958; idem., ed. The Correspondence of Ignatios the Deacon. Wash., 1997; Τωμαδάκης Ν. Β . ῾Η βυζαντινὴ ὑμνοϒραφία κα ποίησις. ᾿Αθῆναι, 1965. T. 2; Gouillard J . Fragments inédits d"un antirrhétique de Jean le Grammairien // REB. 1966. Vol. 24. P. 171-181; idem . Le Synodikon de l"Orthodoxie: Éd. et comment. // TM. 1967. Vol. 2. P. 43-107, 169-182; idem . Aux origines de l"iconoclasme: Le témoignage de Grégoire II // TM. 1968. Vol. 3. P. 243-307; idem . Nouveaux témoins du Synodicon de l"Orthodoxie // AnBoll. 1982. Vol. 100. P. 459-462; Kaegi W. E . The Byzantine Armies and Iconoclasm // Bsl. 1966. Vol. 27. P. 48-70; Hennephof H., ed. Textus byzantinos ad iconomachiam pertinentes. Leiden, 1969; Barnard L . W. The Emperor Cult and the Origins of Iconoclastic Controversy // Byz. 1973. Vol. 43. P. 13-29; Brown P . A Dark-Age Crisis: Aspects of the Iconoclastic Controversy // EHR. 1973. Vol. 88. N 1. P. 1-34; Gero S . Byzantine Iconoclasm during the Reign of Leo III with Particular Attention to the Oriental Sources. Louvain, 1973; idem. Notes on Byzantine Iconoclasm in the 8th Cent. // Byz. 1974. Vol. 44. P. 23-42; idem . Hypatius of Ephesus on the Cult of Images // Christianity, Judaism and Other Greco-Roman Cults: Stud. for M. Smith at Sixty. Leiden, 1975. Pt. 2. P. 208-216; idem . The Resurgence of Byzantine Iconoclasm in the 9th Cent., according to a Syriac Source // Speculum. 1976. Vol. 51. N 1. P. 1-5; idem. Byzantine Iconoclasm during the Reign of Constantine V, with Particular Attention to the Oriental Sources. Louvain, 1977; Meyendorff J . Christ in Eastern Christian Thought. Crestwood (N. Y.), 1975; Brock S. P. Iconoclasm and the Monophysites // Iconoclasm / Ed. A. Bryer, J. Herrin. Birmingham, 1977. P. 53-57; Haldon J . F. Some Remarks on the Background of the Iconoclastic Controversy // Bsl. 1977. Vol. 38. P. 161-184; Ševčenko I . Hagiography of the Iconoclast Period // Iconoclasm. Birmingham, 1977. P. 113-131; Duffy J., Parker J., ed . The Synodicon Vetus. Wash., 1979; Stein D . Der Beginn des byzantinischen Bilderstreites und seine Entwicklung. Münch., 1980; Diekamp F., Hrsg . Doctrina patrum de incarnatione verbi: Ein griechisches Florilegium aus der Wende des 7. und 8. Jh. Münster, 1981; Speck P . Versuch einer Charakterisierung der sogenannten Makedonischen Renaissance // Les Pays du Nord et Byzance: Scandinavie et Byzance. Uppsala, 1981. P. 237-242; Thümmel H.-G . Eine wenig bekannte Schrift zur Bilderfrage // Studien zum 8. und 9. Jh. in Byzanz. B., 1983. S. 153-157; idem . Die Frühgeschichte der ostkirchlichen Bilderlehre: Texte und Untersuch. z. Zeit vor dem Bilderstreit. B., 1992; idem. Das Florileg des Niketas von Medikion für die Bilderverehrung // BZ. 1993/1994. Bd. 89/88. S. 40-46; Grabar A . L"iconoclasme byzantin: Le dossier archéologique. P., 19842; Griffith S. H. Theodore Abu Qurrah"s Arabic Tract on the Christian Practice of Venerating Images // JAOS. 1985. Vol. 105. P. 53-73; idem, ed. Theodore Abu Qurrah: A Treatise on the Veneration of the Holy Icons. Leuven, 1997; Kartsonis A . D. Anastasis: The Making of an Image. Princeton (N. J.), 1986; Darrouz è s J . Le patriarche Méthode contre les iconoclastes et les Stoudites // REB. 1987. Vol. 45. P. 15-57; Herrin J . The Formation of Christendom. Princeton, 1987; Johannet J . Un office inédit en l"honneur du culte des images, oevre possible de Théodore Studite // Nicée II, 787-1987: Douze siècles d"images religieuses: Actes du colloque intern. P., 1987. P. 143-156; Allen T . Aniconism and Figural Representation in Islamic Art // Idem . Five Essays on Islamic Art. , 1988. P. 17-37; Schreiner P . Der byzantinische Bilderstreit: Krit. Analyse d. zeitgenössischen Meinungen u. d. Urteil d. Nachwelt bis heute // Bisanzio, Roma e l"Italia nell"alto Medievo. Spoleto, 1988. T. 1. P. 319-407. (Settimane di studio del Centro italiano di Studi sull"alto medioevo; 34); Treadgold W. T. The Byzantine Revival, 780-842. Stanford, 1988; Auz é py M.-F. La destruction de l"icône du Christ de la Chalcé par Léon III: Propagande ou réalité? // Byz. 1990. Vol. 60. P. 445-492; eadem. L"analyse littéraire et l"historien: L"exemple des vies de saints iconoclastes // Bsl. 1992. Vol. 53. P. 58-67; eadem. À propos des vies de saints iconoclastes // RSBN. 1993. Vol. 30 P. 2-5; eadem . L"Adversus Constantinum Caballinum et Jean de Jérusalem // Bsl. 1995. Vol. 56. P. 323-338; eadem., ed . La vie d"Etienne le Jeune par Etienne le Diacre. Aldershot, 1997. (BBOM; 3); eadem. Le Christ, l"empereur et l"image (VIIe-IXe siècle) // ΕΥΨΥΧΙΑ: Mélanges offerts à H. Ahrweiler. P., 1998. Vol. 1. P. 35-47; eadem. L"Hagiographie et l"Iconoclasme Byzantin: Le cas de la Vie d"Etienne le Jeune. Briikfield, 1999; Crimi C., ed. Michele Sincello: Per la restaurazione delle venerande e sacre immagini. R., 1990; Cunningham M. B., ed . The Life of Michael the Synkellos. Belfast, 1991; Longo A. A . A proposito di un articolo recente sull"agiografia iconoclasta // RSBN. 1992. Vol. 29. P. 3-17; Alexakis A. A Florilegium in the Life of Nicetas of Medicion and a Letter of Theodore of Studies // DOP. 1994. Vol. 48. P. 179-197; idem. Codex Parisinus Graecus 1115 and Its Archetype. Wash., 1996; Gauer H. Texte zum byzantinischen Bilderstreit. Fr./M., 1994. (Stud. u. Texte z. Byzantinistik; 1); Schick R. The Christian Communities of Palestine from Byzantine to Islamic Rule: A Hist. and Archaeol. Study. Princeton, 1995; Whittow M . The Making of Orthodox Byzantium, 600-1025. L., 1996; Афиногенов Д. Е. Константинопольский патриархат и иконоборческий кризис в Византии (784-847). М., 1997; он же. Житие преподобного отца нашего Константина, что из иудеев. Житие св. исповедника Никиты, игумена Мидикийского. М., 2001; idem. The Conspiracy of Michael Traulos and the Assassination of Leo V: History and Fiction // DOP. 2001. Vol. 55. P. 329-338; idem . A Lost 8th Century Pamphlet Against Leo III and Constantine V? // Eranos. 2002. Vol. 100. P. 1-17; он же. «Повесть о прощении императора Феофила» и Торжество Православия. М., 2004; Featherstone J. M., ed. Nicephori Patriarchae Constantinoploitani Refutatio et eversio definitionis synodalis anni 815. Turnhout; Leuven, 1997. (CCSG; 33); idem . Opening Scenes of the Second Iconoclasm: Nicephorus"s Critique of the Citations from Macarius Magnes // REB. 2002. Vol. 60. P. 65-112; Mango C. A., Scott R., ed. The Chronicle of Theophanes the Confessor. Oxf., 1997; Munitiz J. A. et al., ed . The Letter of the Three Patriarchs to Emperor Theophilos and Related Texts. Camberley, 1997; Efthymiadis S., ed. The Life of the Patriarch Tarasios by Ignatios the Deacon. Aldershot, 1998; Van Esbroeck M . La politique arménienne de Byzance de Justinien II а Léon III // Studi sull"Oriente cristiano. R., 1998. Vol. 2. N 2. P. 111-120; idem. Un discours inédit de saint Germain de Constantinople sur la Croix et les Icônes // OCP. 1999. Vol. 65. P. 19-51; idem. Der armenische Ikonoklasmus // Oriens Chr. 2003. Bd. 87. S. 144-153; Шёнборн К . Икона Христа: Богословские основы. Милан; М., 1999; Pratsch T . Ignatios the Deacon - Churchman, Scholar and Teacher: A Life Reconsidered // BMGS. 2000. Vol. 24. P. 82-101; Brubaker L., Haldon J . Byzantium in the Iconoclast Era (ca. 680-850): The Sources, an Annot. Survey. Aldershot, 2001; Ronchey S. Those «Whose Writings were Exchanged»: John of Damascus, George Choeroboscus and John «Arklas» according to the Prooimion of Eustathius"s Exegesis in Canonem Iambicum de Pentecoste // Novum Millenium: Studies on Byzantine History and Culture Dedicated to P. Speck. Aldershot, 2001. P. 327-336; Баранов В. А. Искусство после бури - богословская интерпретация некоторых изменений в послеиконоборческой иконографии Воскресения // Золотой, серебряный, железный: Мифологическая модель времени и художественная культура: Мат-лы конф., май 2002 г. Курск, 2002. C. 34-49; он же. Богословская интерпретация иконоборческой надписи в Халки // История и теория культуры в вузовском образовании: Межвуз. сб. науч. тр. Новосиб., 2004. Вып. 2. С. 181-186; idem (Baranov V. A.). Theology of Early Iconoclasm as Found in St. John of Damascus" the «Apologies» // ХВ. Н. c. 2006. T. 4(10). C. 23-55; Каждан А. П. и др . История визант. литературы (650-850 гг.). СПб., 2002; Krannich T., Schubert Ch., Sode C. Die Ikonoklastische Synode von Hiereia 754. Tüb., 2002; Declerck J . Les sept opuscules «Sur la fabrication des images» attribués а Nicéphore de Constantinople // Philomathestatos: Stud. in Greek and Byzantine Texts Presented to J. Noret for his 65th Birthday. Leuven, 2004. P. 105-164; Баранов В. А., Гигинейшвили Л. Л . Неизданный слав. перевод антииконоборческого полемического трактата «Слово о кресте и святых иконах» патр. Германа I Константинопольского: Текст и коммент. // История и теория культуры в вузовском образовании. Новосиб., 2006. Вып. 3. С. 167-188; они же. О малоизвестном доиконоборческом учении об «умеренном» иконопочитании // Мир православия. Волгоград, 2006. Вып. 6. С. 48-60; Лидов А. М., ред. Реликвии в Византии и Древней Руси: Письменные источники. М., 2006; Lourié V. M . Une dispute sans justes: Léon de Chalcédoine, Eustrate de Nicée et la troisième querelle sur les images sacrées // StPatr. 2006. Vol. 42. P. 321-340.

И. и апология религиозных изображений на Западе

В период, последовавший за смертью имп. Константина V в 775 г., история Европы определялась взаимодействием 3 основных сил: К-поля, Рима и королевства франков. Хотя официально папа Римский поддерживал визант. иконопочитателей, он был вынужден считаться с мнением имп. Карла Великого , отношения к-рого с Византией все ухудшались. Карл отверг решения VII Вселенского Собора (в к-ром не принимали участия представители франков) и внес свое имя в трактат с опровержением иконопочитания, получивший название «Каролинские книги» (Libri Carolini // MGH. Leg. Conc. T. 2. Suppl. 1-2). Этот трактат был написан в 790-793 гг. еп. Теодульфом Орлеанским и доработан нек-рыми др. богословами (об авторстве см.: Freeman. 1957), он представлял собой офиц. ответ Карла Великого и его двора на постановления об иконопочитании VII Вселенского Собора. Целью «Каролинских книг» была не только критика убеждений греков, касающихся религ. изображений, но и доказательство превосходства франк. богословия. Центральная позиция трактата - объявление еретическими обеих позиций Вост. Церкви, а именно: требования уничтожить изображения, согласно иконоборческому Собору в Иерии, и неподобающего поклонения изображениям, провозглашенного иконопочитателями в Никее (согласно искаженному лат. переводу деяний VII Вселенского Собора, к-рый попал в руки франков, греч. термин προσκύνησις (почитание) последовательно переводился лат. adoratio (поклонение) и тем самым, согласно переводу, сторонники иконопочитания верили, что иконам надлежит поклоняться как Богу). Умеренная традиция принятия религ. изображений еще ранее прослеживалась в письмах свт. Григория I Великого , папы Римского (590-604), иконоборческому еп. Серену Марсельскому (Greg. Magn . Reg. epist. IX 105; XI 13), где свт. Григорий призывал не уничтожать, но и не оказывать поклонения (adoratio) изображениям святых. Однако мысль свт. Григория о дидактической пользе религ. изображений, столь важная для миссионерских задач Зап. Церкви в его время, никак не фигурирует в «Каролинских книгах». Обращенным к иконам молитвам греков автор трактата противопоставляет исследование божественного слова и заповедей Свящ. Писания, используя выражения, к-рые вполне могли бы исходить из уст любого лидера Реформации.

В итоге умеренно иконоборческую позицию «Каролинских книг» утвердил Парижский Собор 825 г., что оказало определенное влияние на последующее отношение к религ. изображениям в Зап. Церкви, несмотря на то что сами «Каролинские книги» были вскоре забыты и обретены вновь лишь в XVI в., попав в католич. список запрещенных книг. На лат. Западе в отличие от Византии не предпринималось активных попыток оправдания священных изображений как свидетельств вочеловечения Христа, хотя после перевода «Точного изложения православной веры» прп. Иоанна Дамаскина в XII в. на латинский язык, выполненного Бургундио Пизанским, теория образа визант. иконопочитателей стала известна на Западе и вошла в зап. традицию благодаря «Сентенциям» Петра Ломбардского . Производились и некоторые попытки богословского обоснования связи между изображением и моделью. Фома Аквинский (1224/25-1274) использовал учение Аристотеля об отношении: ум движется к изображению двояко - одно движение совершается к образу самому по себе как вещи, другое - к образу как изображению чего-то, и почитание должно относиться не к образу Христа в первом смысле, как к дереву и краскам, но к образу во втором смысле (Thom. Aquin . Sum. th. 3а. q25, art3), за что подвергся критике Дуранда из Сен-Пурсена , считавшего образы простыми знаками, а их почитание излишним (Wirth. 1999).

При этом из-за формального принятия Римом иконопочитания VII Вселенского Собора без богословского усвоения его христологических аргументов, отсутствия собственной разработанной метафизики иконы и латентной традиции умеренного иконоборчества на севере и западе Европы (ср. «Апологию» цистерцианца Бернарда Клервоского (1090-1153), где содержатся резкие обвинения бенедиктинцев Клюни в излишней роскоши при украшении церквей и в суетности церковного искусства: Bernardus Claraevallensis . Apologia ad Guillelmum Sancti-Theodorici abbatem. 12 // PL. 182. Col. 914-918; Rudolph. 1990) в зап. религ. искусстве господствует парадигма свт. Григория Великого и объекты религ. искусства в основном продолжают выполнять традиц. функцию «книг для неграмотных» или служить посредниками в религ. практике благочестивого созерцания и размышления (Kessler. 2006). В эпоху позднего средневековья происходит особенный расцвет иконографических тем, предназначенных не столько для молитвы, сколько для созерцания и потому насыщенных символизмом для пробуждения фантазии и визуального взаимодействия с текстами Свящ. Писания и приобретающих т. о. дополнительное значение «визуальной» экзегетики (Бельтинг. 2002. С. 457-468; см. анализ символики иконографии «Триптиха Мероде» в: Hahn. 1986). С одной стороны, религ. изображения утрачивают свою литургическую и культовую функции, превращаясь в видимое выражение определенных теологических программ, с другой - низовое народное почитание изображений, их участие в религ. драмах и праздничных процессиях делают изображения сами по себе объектами святости или божественного присутствия.

В отличие от Византии иконоборчество Реформации не было единой политикой церковного или светского руководства, императоров или епископов, и даже не было намерением теологов, к-рые старались смягчить, объяснить и в нек-рых случаях остановить иконоборческие действия людей. Само по себе движение Реформации не было связано с вопросом «религиозного искусства» в широком смысле слова, озабоченность лидеров Реформации вызывало то, что они воспринимали как опасные и ведущие к идолопоклонству практики позднесредневек. христианства, преимущественно в религ. и литургическом контексте. Памфлеты против религ. изображений, оперировавшие традиц. библейскими запрещениями изображения Божества, не могут объяснить ни выбор подвергавшихся атакам объектов, мн. из к-рых были изображениями святых или предметами церковной обстановки, ни цель атак, ни выбор времени для нападений. В первые годы Реформации иконоборцы действовали в небольших и не связанных между собой группах (современники были потрясены числом иконоборцев в Базеле в 1529, составившим 200 чел.) людей совершенно различного происхождения, социального или политического статуса и образовательного уровня, к-рых объединяли лишь цель уничтожения религ. христ. изображений и задача артикулировать новое видение очищенной и обновленной Церкви (Wandel. 1995. P. 12-15).

Особый полемический контекст Реформации выводил на поверхность нек-рые вопросы, связанные с религ. эстетикой, что провоцировало открытые иконоборческие действия, к-рые поддерживались и одобрялись одними лидерами Реформации и осуждались другими, как показывает эпизод с началом иконоборчества в Виттенберге в 1522 г. После отъезда М. Лютера (1483-1546) в Вартбург его соратник Карлштадт произвел в Виттенберге радикальные реформы и выступил в трактате «Об устранении изображений» за удаление из церквей и уничтожение изображений, согласно 2-й заповеди, без санкции церковного или гражданского руководства. Власти были вынуждены задним числом санкционировать вспышки иконоборчества, опасаясь дальнейших волнений. Лютер выступил в защиту религ. искусства в проповедях-обращениях в марте 1522 г., развив в 2 более пространных текстах («Против небесных пророков» и в проповеди о 2-й книге Моисея) свое учение о нейтральности образа и утраты им дидактических функций для просвещенного зрителя, для к-рого абсолютным спасительным благодатным статусом обладает слово Господа в Свящ. Писании. Хотя образы, как и тексты, могут указывать на творения Бога, их следует не почитать, а интерпретировать. У. Цвингли (1484-1531) также следовал более умеренной позиции в вопросе религ. изображений. Он внес предложение совету Цюриха об удалении изображений из церквей без насилия и с сохранением прав собственности пожертвовавших их граждан или общин, к-рые могли забрать и хранить их у себя. Ж. Кальвин (1509-1564) занял более радикальную позицию и в ригористическом разделении духовного и материального восстал не только против почитания, но и против изготовления изображений Бога, единственным отображением Которого является, по его мнению, Свящ. Писание. Кальвин считал религ. изображения лишь оскорбляющими Бога антропоморфными идолами, но в то же время допускал изображения вне церковного контекста: картины исторических событий для поучения и наставления и изображения без исторической интерпретации, создаваемые ради удовольствия (Jannis Calvini Opera selecta / Ed. P. Barth, W. Niesel. Münch., 1928. Bd. 1. S. 100 sqq.). В качестве реакции на отношение Реформации к религ. искусству Тридентский Собор призвал к продолжению почитания религ. изображений и реликвий и подтвердил пользу церковного искусства для обучения народа основам веры и для напоминания о чудесах, но при этом призвал к устранению из церковного использования «образов, которые изображают ложное учение или предлагают простым людям повод для опасного заблуждения», а также соблазняют излишней красотой (Бельтинг. 2002. С. 617-618), инициировав своими решениями рационалистический подход к церковному искусству и отказ от средневек. символизма.

Лит.: Freeman A . Theodulf of Orleans and the «Libri Carolini» // Speculum. 1957. T. 32. P. 663-705; Campenhausen F. H., von . Zwingli und Luther zur Bilderfrage // Das Gottesbild im Abendland. Witten, 19592. S. 139-172; idem. Die Bilderfrage in der Reformation // Idem . Tradition und Leben - Kräfte der Kirchengeschichte. Tüb., 1960. S. 361-407; Kollwitz J . Bild und Bildertheologie im Mittelalter // Das Gottesbild im Abendland. Witten, 19592. S. 109-138; Freedberg D . The Structure of Byzantine and European Iconoclasm // Iconoclasm: Papers Given at the IX Spring Symp. of Byzantine Stud., 1975. Birmingham, 1977. P. 165-177; Jones W. R . Art and Christian Piety: Iconoclasm in Medieval Europe // The Image and the Word: Confrontations in Judaism, Christianity and Islam Art. Missoula (Mont.), 1977. P. 75-105; Stirm M . Die Bilderfrage in der Reformation. Gütersloh, 1977; Chazelle C. M. Matter, Spirit and Image in the Libri Carolini // Recherches Augustiniennes. P., 1986. Vol. 21. P. 163-184; Hahn C . «Joseph will Perfect, Mary Enlighten and Jesus Save Thee»: The Holy Family as Marriage Model in the Mérode Triptych // Art Bull. N. Y., 1986. Vol. 68. P. 54-66; M â le E . Religious Art in France: The Late Middle Ages. Princeton (N. J.), 1986; Feld H . Der Ikonoklasmus des Westens. Leiden; N. Y., 1990; Rudolph C. The «Things of Greater Importance»: Bernard of Clairvaux"s «Apologia» and the Medieval Attitude toward Art. Phil., 1990; Wandel L. P. Voracious Idols and Violent Hands: Iconoclasm in Reformation Zurich, Strasbourg, and Basel. Camb.; N. Y., 1995; Wirth J . La critique scolastique de la théorie thomiste de l"image // Crises de l"image religieuse: De Nicée II а Vatican II. P., . P. 93-109; Бельтинг Х. Образ и культ: История образа до эпохи искусства. М., 2002; Kessler H. L. Gregory the Great and Image Theory in Northern Europe during the XII and XIII Centuries // A Companion to Medieval Art: Romanesque and Gothic in Northern Europe. Oxf., 2006. P. 151-172; Mitala ï t é K . Philosophie et théologie de l"image dans les «Libri Carolini». P., 2007.

В. А. Баранов