Святая троица в православной церкви. Учение о монархии Отца. Святой дух - действующая сила Бога

Мы поклоняемся Отцу, и Сыну, и Святому Духу, разделяя личные свойства и соединяя Божество. Не смешиваем Трех Ипостасей в одно, чтобы не впасть в недуг Савеллиев, и Единого не делим на три (сущности) разнородные и чуждые друг другу, чтобы не дойти до Ариева безумия.

Ибо для чего, как растение, скривившееся на одну сторону, со всем усилием перегибать в противоположную сторону, исправляя кривизну кривизною, а не довольствоваться тем, чтобы, выпрямив только до середины, остановиться в пределах благочестия? Когда же говорю о середине, разумею истину, которую одну и должно иметь в виду, отвергая как неуместное смешение, так и еще более нелепое разделение.

Ибо в одном случае, из страха многобожия сократив понятие о Боге в одну ипостась, оставим у себя одни голые имена, признавая, что один и тот же есть и Отец, и Сын, и Святой Дух, и утверждая не столько то, что все Они одно, сколько то, что каждый из Них ничто; потому что, переходя и переменяясь друг в друга, перестают уже быть тем, что Они Сами в Себе. А в другом случае, разделяя Божество на три сущности, или (по Ариеву, прекрасно так называемому, безумию) одна другой чуждые, неравные и отдельные, или безначальные, несоподчиненные и, так сказать, противобожные, то предадимся иудейской скудости, ограничив Божество одним Нерожденным, то впадем в противоположное, но равное первому зло, предположив три начала и трех Богов, что еще нелепее предыдущего.

Не должно быть таким любителем (почитателем. - Ред. ) Отца, чтобы отнимать у Него свойство быть Отцом. Ибо чьим будет Отцом, когда отстраним и отчуждим от Него вместе с тварью и естество Сына? Не должно быть и таким Христолюбцем, чтобы даже не сохранить у Него свойства - быть Сыном. Ибо чьим будет Сыном, если не относится к Отцу как виновнику? Не должно в Отце умалять достоинства - быть началом, - принадлежащего Ему как Отцу и Родителю. Ибо будет началом чего-то низкого и недостойного, если Он не виновник Божества, созерцаемого в Сыне и Духе. Не нужно все это, когда надобно и соблюсти веру в Единого Бога, и исповедовать три Ипостаси, или три Лица, притом Каждое с личным Его свойством.

Соблюдется же, по моему рассуждению, вера в Единого Бога, когда и Сына, и Духа будем относить к Единому Виновнику (но не слагать и не смешивать с Ним), - относить как по одному и тому же (назову так) движению и хотению Божества, так и тождеству сущности. Соблюдется вера и в Три Ипостаси, когда не будем вымышлять никакого смешения, или слияния, вследствие которых у чествующих более, чем должно, одно, могло бы уничтожиться все. Соблюдутся и личные свойства, когда будем представлять и нарицать Отца безначальным и началом (началом, как Виновника, как Источника, как Присносущного Света); а Сына - нимало не безначальным, однако же и началом всяческих.

Когда говорю: Началом - ты не привноси времени, не ставь чего-либо среднего между Родившим и Рожденным, не разделяй Естества худым вложением чего-то между совечными и сопребывающими. Ибо если время старше Сына, то, без сомнения, Отец стал виновником времени прежде, нежели - Сына. И как был бы Творец времен Тот, Кто Сам под временем? Как был бы Он Господом всего, если время Его упреждает и Им обладает?

Итак, Отец Безначален, потому что ни от кого иного, даже от Себя Самого, не заимствовал бытия (1). А Сын, если представляешь Отца Виновником, не безначален (потому что Начало Сыну - Отец как Виновник); если же представляешь себе Начало относительно ко времени - Безначален (потому что Владыка времен не имеет начала во времени).

А если из того, что тела существуют во времени, заключишь, что и Сын должен подлежать времени, то бестелесному припишешь и тело. И если на том основании, что рождающееся у нас прежде не существовало, а потом приходит в бытие, станешь утверждать, что и Сыну надлежало из небытия прийти в бытие, то уравняешь между собою несравнимое - Бога и человека, тело и бестелесное. В таком случае Сын должен и страдать, и разрушаться, подобно нашим телам. Ты из рождения тел во времени заключаешь, что и Бог так рождается. А я заключаю, что Он рождается не так, из того самого, что тела так рождаются. Ибо что не сходно по бытию, то не сходно и в рождении; разве допустишь, что Бог и в других отношениях подлежит законам вещества, например, страждет и скорбит, жаждет и алчет, и терпит все свойственное как телу, так вместе и телу и бестелесному. Но сего не допускает твой ум, потому что у нас слово о Боге. Посему и рождение допускай не иное, как Божеское.

Но спросишь: если Сын рожден, то как рожден? Отвечай прежде мне, неотступный совопросник: если Он сотворен, то как сотворен? А потом и меня спрашивай: как Он рожден?

Ты говоришь: "И в рождении страдание, как страдание в сотворении. Ибо без страдания ли бывает составление в уме образа, напряжение ума и представленного совокупно разложения на части? И в рождении так же время, как творимое, созидается во времени. И здесь место, и там место. И в рождении возможна неудача, как в сотворении бывает неудача (у вас слышал я такое умствование), ибо часто, что предначертал ум, того не выполняли руки".

Но и ты говоришь, что все составлено словом и хотением. "Той рече, и быша: Той повеле, и создашася" (Пс. 32, 9). Когда же утверждаешь, что создано все Божиим Словом, тогда вводишь уже не человеческое творение. Ибо никто из нас производимого им не совершает словом. Иначе не было бы для нас ничего ни высокого, ни трудного, если бы стоило только сказать и за словом следовало исполнение дела.

Поэтому если Бог созидаемое Им творит словом, то у Него не человеческий образ творения. И ты или укажи мне человека, который бы совершил что-нибудь словом, или согласись, что Бог творит не как человек. Предначертай по воле своей город, и пусть явится у тебя город. Пожелай, чтобы родился у тебя сын, и пусть явится младенец. Пожелай, чтобы совершилось у тебя что-либо другое, и пусть желание обратится в самое дело.

Если же у тебя не следует ничего такого за хотением, между тем как в Боге хотение есть уже действие, то явно, что иначе творит человек, и иначе - Творец всего - Бог. А если Бог творит не по-человечески, то как же требуешь, чтобы Он рождал по-человечески?

Ты некогда не был, потом начал бытие, а после и сам рождаешь и таким образом приводишь в бытие то, что не существовало, или (скажу тебе нечто более глубокомысленное), может быть, и сам ты производишь не то, что не существовало. Ибо и Левий, как говорит Писание, "еще в чреслех отчиих бяше" (Евр. 7, 10), прежде нежели произошел на свет.

И никто да не уловляет меня на сем слове; я не говорю, что Сын так произошел от Отца, как существовавший прежде в Отце и после уже приходящий в бытие; не говорю, что Он сперва был несовершен, а потом стал совершенным, каков закон нашего рождения. Делать такие привязки свойственно людям неприязненным, готовым нападать на всякое произнесенное слово.

Мы не так умствуем; напротив того, исповедуя, что Отец имеет бытие нерожденно (а Он всегда был, и ум не может представить, чтобы когда-либо не было Отца), исповедуем вместе, что и Сын был рожден, так что совпадают между собою и бытие Отца, и рождение Единородного, от Отца сущего, и не после Отца, разве допустим последовательность в одном только представлении о начале, и о начале, как о Виновнике (не раз уже возвращаю к тому же слову дебелость и чувственность твоего разумения).

Но ежели без пытливости принимаешь рождение (когда так должно выразиться) Сына, или Его самостоятельность (upostasis), или пусть изобретет кто-нибудь для сего другое, более свойственное предмету речение (потому что умопредставляемое и изрекаемое превосходит способы моего выражения), то не будь пытлив и касательно исхождения Духа.

Достаточно для меня слышать, что есть Сын, что Он от Отца, что иное Отец, иное Сын; не любопытствую о сем более, чтобы не подпасть тому же, что бывает с голосом, который от чрезмерного напряжения прерывается, или со зрением, которое ловит солнечный луч. Чем кто больше и подробнее хочет видеть, тем больше повреждает чувство, и в какой мере рассматриваемый предмет превышает объем зрения, в такой человек теряет самую способность зрения, если захочет увидеть целый предмет, а не такую часть его, какую мог бы рассмотреть без вреда.

Ты слышишь о рождении; не допытывайся знать, каков образ рождения. Слышишь, что Дух исходит от Отца; не любопытствуй знать, как исходит.

Но если любопытствуешь о рождении Сына и об исхождении Духа, то полюбопытствую и я у тебя о соединении души и тела: как ты - и перст, и образ Божий? Что в тебе движущее или движимое? Как одно и то же и движет, и движется? Как чувство пребывает в том же человеке и привлекает внешнее? Как ум пребывает в тебе, и рождает понятие в другом уме? Как мысль передается посредством слова?

Не говорю о том, что еще труднее. Объясни вращение неба, движение звезд, их стройность, меры, соединение, расстояние, пределы моря, течения ветров, перемены годовых времен, излияния дождей. Ежели во всем этом ничего не разумеешь ты, человек (уразумеешь же, может быть, со временем, когда достигнешь совершенства, ибо сказано: "Узрю Небеса, дела перст Твоих" (Пс. 8, 4), а из сего можно догадываться, что видимое теперь не самая Истина, но только образ истины), ежели и о себе самом не познал, кто ты, рассуждающий об этих предметах, ежели не постиг и того, о чем свидетельствует даже чувство, то как же предприемлешь узнать в подробности, что такое и как велик Бог? Это показывает великое неразумие!

Если же поверишь несколько мне, недерзновенному Богослову, то скажу тебе, что одно ты уже постиг, а чтобы постигнуть другое, о том молись. Не пренебрегай тем, что в тебе, а прочее пусть остается в сокровищнице. Восходи посредством дел, чтобы чрез очищение приобретать чистое.

Хочешь ли со временем стать Богословом и достойным Божества? Соблюдай заповеди и не выступай из повелений. Ибо дела, как ступени, ведут к созерцанию. Трудись телом для души. И может ли кто из людей стать столько высоким, чтобы прийти в меру Павлову? Однако же и он говорит о себе, что видит только "зерцалом в гадании" и что наступит время, когда узрит "лицем к лииу" (1 Кор. 13, 12).

Положим, что на словах и превосходим мы иного любомудрием, однако же, без всякого сомнения, ты ниже Бога. Может быть, что ты и благоразумнее другого, однако же пред истиною в такой же мере ты мал, в какой бытие твое отстоит от бытия Божия.

Нам дано обетование, что познаем некогда, сколько сами познаны (1 Кор. 13, 12). Если невозможно иметь мне совершенного познания здесь, то что еще остается? Чего могу надеяться? - Без сомнения, скажешь: Небесного Царства. Но думаю, что оно не иное что есть, как достижение Чистейшего и Совершеннейшего. А совершеннейшее из всего существующего есть ведение Бога. Сие-то ведение частью да храним, частью да приобретаем, пока живем на земле, а частью да сберегаем для себя в тамошних Сокровищницах, чтобы в награду за труды приять всецелое познание Святой Троицы, что Она, какова и колика, если позволено будет выразиться так, в Самом Христе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков, аминь.

Суть догмата

Никео-Цареградский Символ веры, представляющий собой догмат о Пресвятой Троице, занимает центральное место в богослужебной практике многих христианских церквей и является основой христианского вероучения. Согласно Никео-Цареградскому Символу Веры :

• Бог Отец является творцом всего сущего (видимого и невидимого)
• Бог Сын предвечно рождается от Бога Отца
• Бог Дух Святой исходит от Бога Отца.

По учению церкви, Бог, единый в трех лицах, является бестелесным невидимый духом (Ин. 4:24), живым (Иер. 10; 1Фес. 1:9), вечным (Пс. 89:3; Исх. 40:28; Рим. 14:25), вездесущим (Пс. 138:7-12; Деян. 17:27) и всеблагим (Мф. 19:17; Пс. 24:8). Его невозможно видеть, поскольку Бог не имеет в себе такого, из чего состоит видимый мир.

«Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы » (Ин. 1:5). Бог Отец не рождается и не исходит от другого Лица; Сын Божий предвечно рождается от Бога Отца; Дух Святый предвечно исходит от Бога Отца. Все три Лица по существу и свойствам совершенно равны между собой. Христос – Единородный Сын Божий, рожден «прежде всех век», «свет от света», вечно с Отцом, «единосущен Отцу». Всегда был и есть Сын, как и Святой Дух, Через Сына все сотворено: «Им же вся быша», «и без Него ничтоже бысть, еже бысть» (Ин. 1:3. Бог-Отец все творит Словом, т.е. Единородным Сыном Своим, при воздействии Духа Святого: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог » (Ин. 1:1). Отец никогда не был без Сына и Духа Святого: «Прежде нежели был Авраам, Я есмь » (Ин. 8:58).

Несмотря на общую природу всех Лиц Святой Троицы и Их равноценность («равночестность и сопрестольность»), акты предвечных рождения (Сына) и исхождения (Святого Духа) непостижимым образом различаются между собой. Все Лица нераздельной Троицы находятся в идеальной (абсолютной и самодостаточной) взаимной любви - «Бог есть любовь » (1Ин. 4:8). Рождение Сына и исхождение Духа признаются вечными, но добровольными свойствами божественного естества, в отличие от того, как Бог из ничего (не из Своей Природы) сотворил бесчисленный ангельский мир (невидимый) и материальный мир (видимый нами) по своей благой воле (по своей любви), хотя мог бы и не творить ничего (к этому Его ничего не принуждало). Православный богослов Владимир Лосский высказывается, что не абстрактная Божественная природа (вынуждено) производит в себе три Лица, а наоборот: Три сверхъестественные Личности (свободно) задают абсолютные свойства общему своему Божественному естеству. Все лица Божественного существа пребывают неслитно, нераздельно, неразлучно, неизменно. Трёх-личного Бога недопустимо представлять ни как трёхглавого (так как одна голова не может рождать другую и изводить третью), ни как трёхчастного (преподобный Андрей Критский в своём каноне называет Троицу простой (несоставной)).

В христианстве Бог соединен со своим творением: «В тот день узнаете вы, что Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас » (Ин. 14:20)), «Я есмь истинная виноградная Лоза, а Отец Мой – Виноградарь; Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода. Пребудьте во Мне, и Я в вас » (Ин. 15:4-6)). На основе этих евангельских стихов Григорий Палама делает вывод, что «Бог есть и называется природой всего сущего, ибо Ему все причастно и существует в силу этой причастности ».

Православное вероучение считает, что при воплощении (вочеловечении) второй ипостаси Святой Троицы Бога-Сына в Богочеловека Иисуса Христа (через третью ипостась Св. Троицы Бога Духа Святого и пречистую Деву Марию), при земной жизни Спасителя, при Его крестных страданиях , телесной смерти, сошествии во ад , при Его воскресении и вознесении на Небо, вечные отношения между Лицами Св. Троицы не претерпели никаких изменений.

С полною определенностью учение о троичном Боге дано лишь в Новом Завете , но зачатки его, христианские теологи находят в ветхозаветном откровении. В частности фраза из книги Иисуса Навина «Бог богов Господь, Бог богов Господь» (Нав. 22:22) интерпретируется, как подтверждение триединой сущности Бога.

Указания на причастность Христа и Святого Духа к божественной природе христиане видят в учении об Ангеле Иеговы (Быт. 16:7 сл.; Быт. 22:17, Быт. 22:12; Быт. 31:11 сл.; Исх. 3:2 сл.; Исх. 63:8), ангеле Завета (Мал. 3:1), имени Божием, обитающем в храме (3Цар. 8:29; 3Цар. 9:3; 4Цар. 21:4), славе Божией, наполняющей храм (3Цар. 8:11; Ис. 6:1) и в особенности о Духе Божием, исходящим от Бога, наконец, о Самом Мессии (Ис. 48:16; Ис. 61:1; Зах. 7:12).

История формирования догмата

Доникейский период

Начало богословскому раскрытию догмата Троичности полагает св. Иустин Философ († 166 г.). В слове «Логос» Иустин находит эллино-философский смысл «разума». В этом смысле Логос является уже чисто имманентным божественным принципом. Но так как предметом божественного мышления у Иустина односторонне представляется лишь внешний мир, то и исходящей от Отца Логос становится в сомнительное отношение к миротворению. «Сын рождается, когда Бог в начале все создал через Него». Рождение Сына, следовательно, хотя и предваряет творение, но находится с ним в тесном соотношении и представляется совершающимся перед самым творением; а так как причиною рождения представляется воля Отца, и Сын называется служителем этой воли, то Он становится в отношение решительной субординации - έν δευτέρα χώρα (на втором месте). В этом воззрении можно уже усмотреть ошибочные направления, в борьбе с которыми в конце концов совершилось надлежащее раскрытие догмата. И иудейско-религиозное воззрение, воспитанное на ветхозаветном откровении, и греческо-философское одинаково тяготели к признанию абсолютной монархии в Боге. Различие заключалось лишь в том, что иудейский монотеизм выходил из понятия о единой божественной воле, а философское умозрение (нашедшее свое завершение в неоплатонизме) понимало абсолютное бытие в смысле чистой субстанции.

Постановка проблемы

Христианское учение об Искупителе, как воплотившемся Сыне Божием, ставило богословскому умозрению трудную задачу: как примирить учение о божественной природе Христа с признанием абсолютного единства Божества. В решении этой задачи можно было пойти двояким путем. Выходя из понятия о Боге, как субстанции, можно было пантеистически или деистически представить Логос причастным к божественному бытию; исходя из понятия Бога , как личной воли, можно было мыслить Логос как подчиненное этой воле орудие. В первом случае представлялась опасность превратить Логос в безличную силу, в простой принцип, неотделимый от Бога; во втором случае Логос являлся отдельною от Бога-Отца личностью, но переставал быть причастником внутренней божественной жизни и существа Отца. Отцами и учителями доникейского периода надлежащей постановки данного вопроса дано не было. Вместо выяснения внутреннего, имманентного отношения Сына к Отцу, они останавливались более на выяснении отношения Его к Миру; недостаточно раскрывая мысль о самостоятельности Сына, как отдельной божественной ипостаси , они слабо оттеняли мысль о полном Его единосущии с Отцом. Те два течения, которые замечаются у Иустина , - с одной стороны, признание имманентности и равенства Сына с Отцом, с другой, решительное поставление Его в подчинение Отцу, - еще в более резкой форме наблюдаются и у них. За исключением св. Ириния Лионского , все писатели данного периода до Оригена в раскрытии учения об отношении Сына к Отцу держатся теории различия Λόγος ένδιάθετος и Λόγος προφορικός - Слова внутреннего и Слова произнесенного. Так как эти понятия заимствованы были из философии Филона , где они имели характер не чисто богословских, а скорее космологических понятий, то и церковные писатели, оперируя с этими понятиями, обращали более внимания на последнюю - космологическую их сторону. Произнесение Отцом Слова, понимаемое как рождение Сына, мыслится ими не как момент внутреннего самооткровения Бога, а как начало откровения ad extra. Основание для этого рождения полагается не в самом существе Бога, а в Его отношении к миру, причем самое рождение представляется делом воли Отца: восхотел Бог сотворить мир и родил Сына - произнес Слово. Ясного сознания той мысли, что рождение Сына есть не только generatio aeterna, но и sempiterna (всегда настоящее) у этих писателей не выражено: рождение представляется актом предвечным, но совершающимся, так сказать, на границе конечного жития. С этого момента рождения Логос в становится действительною, отдельною ипостасью, тогда как в первый момент своего бытия, как Λόγος ένδιάθετος, он мыслится более как свойство лишь духовной природы Отца, в силу которого Отец есть существо разумное.

Тертуллиан

С наибольшей последовательностью и резкостью это учение о двойственном Слове развито было западным писателем Тертуллианом . Слову внутреннему у него противопоставляется не только Слово произнесенное, как у предшествующих писателей (Татиана , Афиногора , Феофила Антиохийского), но и Сын. С момента лишь произнесения - «рождения» - Слова Бог и Слово вступают между собою в отношение Отца и Сына. Было время, следовательно, когда не было Сына; Троица начинает существовать во всей полноте только с момента сотворения мира. Так как причиной рождения Сына у Тертуллиана представляется желание Бога создать мир, то естественно, что у него выступает и субординационизм, и притом в более резкой форме, чем у его предшественников. Отец, рождая Сына, определил уже и Его отношение к миру, как Бога откровения, и с этою целью в самом уже рождении немного унизил Его; к Сыну, именно, относится все то, что философия признает недостойным и немыслимым в Боге, как существе абсолютно простом и высшем всяких мыслимых определений и отношений. Нередко отношение между Отцом и Сыном представляется у Тертуллиана даже как отношение части к целому.

Ориген

Та же двойственность направления в раскрытии догмата замечается и у самого видного представителя доникейского периода - Оригена († 254), хотя последний и отрешается от теории различия Слова внутреннего и произнесенного. Примыкая к философскому воззрению неоплатонизма, Ориген мыслит Бога как начало абсолютно простое, как абсолютную энаду (совершеннейшее единство), высшую всяких мыслимых определений. Последние заключаются в Боге лишь потенциально; деятельное их проявление дается только в Сыне. Отношение между Отцом и Сыном мыслится, следовательно, как отношение энергии потенциальной к энергии актуальной. Однако, Сын не просто лишь деятельность Отца, актуальное обнаружение Его силы, а деятельность ипостазирующаяся. Ориген решительно приписывает Сыну особую Личность. Рождение Сына представляется ему в полном смысле слова присущим актом, совершающимся во внутреннейшей жизни Бога. В силу божественной неизменяемости, этот акт существует в Боге от вечности. Здесь Ориген решительно возвышается над точкою зрения своих предшественников. При данной им постановке учения не остается уже никакого места для мысли, чтобы Λόγος ένδιάθετος не был когда-нибудь вместе с тем Λόγος προφορικος. Тем не менее эта победа над теорией двойственного Слова не была еще решительною и полною: та логическая связь между рождением Сына и бытием мира, на которой держалась данная теория, не была окончательно порвана и у Оригена. В силу той же самой божественной неизменяемости, по которой Ориген признает рождение Сына вечным актом, он считает столь же вечным и творение мира и оба акта поставляет в столь тесную связь, что даже смешивает их между собою и в первом их моменте сливает до неразличимости. Творческие мысли Отца представляются не только содержащимися в Сыне - Логосе, но и отожествляются с самою Его ипостасью, как составные части одного целого, и Сын Божий рассматривается как идеальный мир. Силою, производящею тот и другой акт, представляется при этом вседовлеющая воля Отца; Сын оказывается только посредником, через которого становится возможным переход от абсолютного единства Бога ко множеству и разнообразию мира. В абсолютном смысле Богом Ориген признает только Отца; только Он - ό Θεός, αληθινός Θεός или Αυτόθεος, Сын же есть лишь просто Θεός, δεύτερος Θεός, Бог только по причастию к Божеству Отца подобно другим θεοί, хотя, как первый обожествившийся, и превосходит последних в безмерной степени своею славою. Таким образом, из сферы абсолютного Божества Сын низводился Оригеном в одну категорию с сотворенными существами.

Монархианизм

Свято-Троицкий Ионинский монастырь. Киев

С полною ясностью выступает противоположность указанных двух направлений, если мы возьмем их в одностороннем развитии с одной стороны в монархианстве, с другой - в арианстве. Для монархианства, стремившегося довести до рассудочной ясности представление об отношении троичности к единству в Божестве, церковное учение представлялось скрывающим в себе противоречие. Экономия, - догмат о Божестве Христа - по этому воззрению, была отрицанием монархии, - догмата о единстве Божества. Чтобы спасти монархию, не отрицая безусловно и экономии, представлялось два возможных пути: или отрицание личностного различия Христа от Отца, или отрицание Его Божества. Сказать ли, что Христос не есть Бог, или наоборот, что Он-то и есть именно Сам единый Бог, - в обоих случаях монархия остается не нарушенной. По различию этих двух способов решения вопроса, монархиан делят на два класса: модалистов и динамистов.

Монархианизм модалистический

Монархианизм модалистический в подготовительной своей стадии нашел выражение в патрипассианстве Праксея и Ноэта. По их воззрению, Отец и Сын различны только secundum modum. Единый Бог, поскольку мыслится невидимым, нерожденным, есть Бог-Отец, а поскольку мыслится видимым, рожденным, есть Бог-Сын. Основанием такой модификации является воля Самого Бога. В модусе нерожденного Отца Бог является до своего вочеловечения; в акте воплощения Он вступает в модус Сына, и в этом модусе пострадал (Pater passus est: отсюда самое название данной фракции модалистов патрипассианами). Свое завершение модалистический монархианизм находит в системе Савеллия , который впервые ввел в круг своего созерцания и третью ипостась Троицы. По учению Савеллия, Бог есть чуждая всяких различий монада, простирающаяся затем вовне в триаду. Смотря по требованию мироправления, Бог принимает на Себя то или другое лицо (πρόσωπον - маску) и ведет соответствующий разговор. Пребывающий в абсолютной самостоятельности, как монада, Бог, исходя из Себя и начиная действовать, становится Логосом, который есть ни что иное, как принцип, лежащий в основе дальнейших форм откровения Бога как Отца, Сына и Св. Духа. Как Отец, Бог открывал Себя в Ветхом Завете ; в Новом Завете Он принял на Себя лицо Сына; третья, наконец, форма откровения в лице Св. Духа наступает с момента сошествия Св. Духа на апостолов. Каждая роль кончается по миновании в ней нужды. Когда, поэтому, цель откровения в лице Св. Духа будет достигнута, прекратит свое существование и этот модус, и последует «сокращение» Логоса в прежнюю монаду, то есть возвращение последней к первоначальному молчанию и единству, равносильному полному прекращению бытия мира.

Монархианизм динамический

Совершенно обратным путем пытался согласить монархию в Боге с учением о Божестве Христа монархианизм динамический, представителями коего были Феодот кожевник , Феодот банкир, Артемон и Павел Самосатский , у которого эта форма монархиализма получила высшее свое развитие. Чтобы спасти монархию, динамисты прямо жертвовали Божеством Христа. Христос был простой человек, и, как таковой, если и существовал до своего явления в мир, то лишь в божественном предопределении. О воплощении в Нем Божества не может быть и речи. В Нем действовала та же самая божественная сила (δύναμις), которая раньше действовала в пророках; только в Нем она была в несравненно более полной мере. Впрочем, по Феодоту Младшему, Христос даже и не высшее явление истории, ибо выше Его стоит Мелхиседек , как посредник не Бога и человеков, а Бога и ангелов. В этом виде монархианизм не оставлял места уже и Троице откровения, разрешая троичность в неопределенную множественность. Павел Самосатский комбинировал это воззрение с понятием о Логосе. Логос , однако, у Павла ни что иное, как известная лишь сторона в Боге. Он является в Боге приблизительно тем же, чем является слово человеческое (понимаемое как разумное начало) в духе человека. О субстанциальном пребывании Логоса во Христе не может быть, следовательно, и речи. Между Логосом и человеком Иисусом могло лишь установиться отношение соприкосновения, соединения по знанию, по хотению и действию. Логос мыслится, следовательно, лишь как принцип воздействия Бога на человека Иисуса, под каковым совершается то нравственное развитие последнего, которое делает возможным применение к нему божественных предикатов [В этой форме монархианизма можно усматривать большое сходство с новейшими теориями германского богословия. Пользующаяся широким распространением теория Ричля в существе ничем не отличается от воззрений Павла Самосатского; богословы ричлианской школы идут даже дальше динамистов, когда отрицают и факт рождения Христа от Девы, признававшийся этими последними.].

Формирование символов веры

В восточном богословии завершительное слово принадлежало Иоанну Дамаскину , который пытался уяснить понятие о единстве существа при троичности лиц в Боге и показать взаимную обусловленность бытия ипостасей, учением о περιχώρησις - взаимопроникновении ипостасей. Богословие средневековой схоластики всю свою задачу в отношении догмата Т. полагала лишь в том, чтобы указать точные границы допустимых выражений и оборотов речи, преступать которые нельзя, не впадая уже в ту или другую ересь. Оторвав догмат от его естественной почвы - от христологии, оно способствовало тому, что он потерял для религиозного сознания верующих свой живой интерес. Этот интерес пробужден был вновь лишь германской новейшей философией, в особенности Гегелем . Но эта же самая философия как нельзя лучше показала, во что может обратиться христианское учение о троичном Боге, раз его отрывают от той почвы, на которой оно выросло, и пытаются вывести из одних лишь общих понятий разума. Вместо Сына Божия в библейском смысле у Гегеля является мир, в котором осуществляется Божественная жизнь, вместо Духа Св. - абсолютная философия, в которой Бог приходит к Самому Себе. Троичность из сферы бытия божественного здесь переносилась в область исключительного человеческого духа, и в результате являлось решительное отрицание Троицы. Надо отметить что данный догмат был принят на первом вселенском соборе голосованием, то есть поднятием рук, после того как на этом же соборе был издан догмат о божественной сущности Иисуса Христа.

Разногласия по поводу догмата Троицы в христианстве

Основные разногласия между восточным и западным христианством лежат в формулировке

В каноне Нового завета нет ни единого эпизода, который можно было бы понять в смысле выражения в нём каких бы то ни было догматических разногласий между Христом и апостолами — с одной стороны, и иудеями и раввинатом — с другой стороны.

На вопрос о первой заповеди Иисус даёт прямой ответ: «Господь НАШ (выделено нами: Иисус не отделяет себя от людей по отношению к Богу) есть Господь единый…» (Марк, 12:29). Спрашивающий соглашается с Христом: «Один есть Бог и нет иного, кроме Его» , и Иисус, коему открыта собеседника (чужая душа — не потёмки, как большинству), говорит ему: «Недалеко ты от Царствия Божия» (Марк, 12:34). Аналогичный эпизод описан у Луки — гл. 10:25 — 37.

В этих эпизодах выражено единство догматических воззрений Христа и некоего книжника (раввина), хотя вопрос книжника создал ситуацию, в которой уместно было бы явить «вершину Откровения» — догмат о Троице, — чтобы он был неоспорим: ведь если Бог что-то решил донести до людей, то никто не остановит Его посланника. Коран, сура 35:2: «Что откроет Бог людям из Своей милости, — для этого не будет удерживающего, что Он сдержит, — тому нет посылающего после Него. Он — всемогущий, мудрый!»

Как явствует из текста Деяний апостолов, уже после ухода Иисуса Христа в мир иной, между иудеями и апостолами также не возникало никаких догматических разногласий. Деяния повествуют: «Стефан же, будучи исполнен Духа Святаго, воззрев на небо, увидел славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога и сказал: вот я вижу небеса отверзтые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога» (Деяния, 7:55, 56). Это сказано перед убийством Стефана, сказано в Духе Святом, но нет ничего подобного «вижу святую Троицу» . Так же и Павел говорит в синедрионе «я фарисей, сын фарисея» (Деяния, 23:6), а фарисеи — сторонники догматически строгого единобожия. И в Первом послании Коринфянам (гл. 8:4) Павел пишет: «Нет иного бога, кроме Единого». Пётр также вразумляет иудеев не о догмате «Троицы», а о том, что «…Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, которого вы распяли» (Деяния, 2:36); иными словами, Иисус — обетованный Богом Мессия, пришедший поистине, но отвергнутый иудеями по их злонравию и невежеству, вследствие чего им дóлжно покаяться, чтобы не отпасть от религии Бога Истинного. И вопрос о признании или не признании Иисуса Христом Божиим, Мессией — это единственное, что отделяет в вере апостолов и первых христиан иудейского происхождения от их бывших единоверцев.

Единственное место в Новом завете, где почти прямо провозглашается догмат о «Троице», — в православной синодальной Библии: «Сей есть Иисус Христос, пришедший водою и кровию и Духом, не водою только, но водою и кровию и Дух свидетельствует о Нём, потому что Дух есть истина. Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и сии три суть едино (выделено курсивом нами при цитировании)» (Первое послание Иоанна, 5:6, 7). Стих 5:7 отсутствует в других изданиях: так его нет в Острожской Библии , издания 1581 г., набранной (как утверждается) с рукописной Библии, относимой ко временам Владимира — крестителя Руси; а также его нет в имевшихся у нас западных изданиях Нового завета и, в частности, в «Новой американской канонической (стандартной) Библии» (1960 г.) и в последующих её переизданиях.

Но вопреки всему прямо сказанному Христом и апостолами, догмат о «Троице» — историческая реальность, противопоставляющая христианские церкви и большинство их сект строгой догматике единобожия исторически реальных иудаизма и ислама христианской эры. Если соотноситься с глобальной политикой, то в ней он — одно из средств осуществления принципа «разделяй и властвуй».

Посленикейские церкви постоянно испытывают трудности в объяснении пастве догмата о «Троице». Так профессор-богослов В.Н. Лосский в работе «Очерк мистического богословия» (в сборнике вместе с его же «Догматическим богословием», Москва, 1991 г., рекомендовано к печати Московским патриархатом, с. 35, 36) пишет:

«Непоз-на-ваемость (по контексту, Бога) не означает агностицизма или отказа от Бого-познания. Тем не менее это познание всегда идёт путём, основная цель которого — не знание, но единение, обожение. Потому что это вовсе не абстрактное богословие, оперирующее понятиями, но богословие созерцательное, возвышающее ум к реальностям “умопре-восходящим”. Поэтому догматы Церкви часто представляются нашему рассудку антиномиями , которые тем неразрешимее, чем возвышеннее тайна, которую они выражают. Задача состоит не в устранении догмата, но в изменении нашего ума (выделено курсивом нами при цитировании) для того, чтобы мы могли прийти к созерцанию Бого-открывающейся реальности, восходя к Богу и соединяясь с Ним в большей или меньшей мере.

Вершина Откровения есть догмат о Пресвятой Троице, догмат “преи-мущественно” антиномичный».

В русском языке прижилась идиома «антимонии разводить». В ней значимо то, что народ поменял порядок следования звуков в корне: «анти-МОНИЯ», а не «антиномия». Хотя в греческо-рус-ский словарь мужики, перенявшие слово от «интеллигенции», не заглядывали, но идиома, характеризующая смыслоубийственное мыслеблудие всё же знаменательно обрела сопутствующий ей, ещё более глубокий смысл (анти = против) + (МОНО = один, единый); то есть — противоборство Единому.

Противление Богу свойственно идеалистическому атеизму в иудаизме и христианстве. Они одинаково подразумевают, не оглашая: человек создан Богом и рождается в богопротивном виде. Отсюда для приведения человека в «божеский вид» в иудаизме предписано на восьмой день обрезание. Вследствие него нарушается нормальная физиология мужского организма и нервной системы прежде всего: структуры головного мозга с первых дней жизни ребёнка постоянно забиты обработкой информации, поступающей с рецепторов головки полового члена (не говоря уж о том, что последствия болевого шока сохраняются в психике на всю жизнь). В нормальной же физиологии такая связь (коммутация): «рецепторы — многофункциональные структуры мозга» — всего лишь краткие и редкие эпизоды по отношению к продолжительности жизни, а не постоянный информационный шум, на фоне которого протекает обработка информации головным мозгом.

Апокриф «Евангелие от Фомы» передаёт беседу учеников и Иисуса об обрезании:

«58. Ученики его сказали ему: Обрезание полезно или нет? Он сказал им: Если бы оно было полезно, их отец зачал бы их в матери обрезанными. (…)».

Апостол Пётр, хотя он и не ссылается на Фому или Иисуса, освободил первых христиан от обрезания крайней плоти, следуя знамению: Бог даровал Духа Святого необрезанным (Деяния, 15:6 и ранее — 10:44 — 47, 11:17). Освободив от обрезания первохристиан, Пётр присёк вторжение в нормальную физиологию их нервной системы, тем самым он по существу защитил первохристиан от повреждения ума нарушением их нормальной физиологии.

Это всё иллюстрации к тому, что какой бы смысл ни вкладывал В.Н. Лосский в цитированный фрагмент, но он сказал правду: Задача состоит в изменении ума человека. Постановщиками и хозяевами этой задачи являются общие хозяева иудаизма и исторически реального христианства, навязывающие преимущественно по умолчанию мнение, что человек создан и рождается богопротивным. Но если апостол Пётр пресёк подавление человеческого разума через нарушение физиологии организма обрезанием, то после него хозяева и заправилы библейского проекта задачу подавления и извращения разума стали решать, разрушая нормальную культуру мышления, вводя в неё алгоритмы порождения ошибок, т.е. стали алгоритмически разрушать как процесс, говоря современным языком — «информационными технологиями» , «вершиной» которых и является догмат о «Троице»: «1 = 3 во всей полноте как 1, так и 3».

Догмат о «Троице» навязан, хотя он и несовместим с тем, что:

1. Иисус прямо говорит: «Господь Бог наш есть Господь единый» и соглашается с ответом книжника «один есть Бог и нет иного, кроме Его» (Марк, 12:29, 32).
2. Иисус прямо отрицает обращение к нему «Учитель Благий» словами: «Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог» (Лука, 18:18, 19), и эти слова отрицают прямо Никейский символ веры: «2. (…) Бога истинна от Бога истинна».
3. Дух Святый прямо назван «дар Божий» (Деяния, 10:45; 11:17, 18:19, 20), что отрицает Никейский символ веры «8. И в Духа Святаго, господа Животворящего…».

Из текста Нового завета явствует, что во времена апостолов многие поддавались искушению и втягивались в предумышленно навязываемые им различными посвящёнными и просто болтунами дискуссии о Боге: о Его существе, «внутренней структуре» Бога, Его взаимоотношениях с тварным Мирозданием и людьми. Втягиваясь в дискуссии безо всякого знания о Боге, и не имея Откровений Свыше, они по отсебятине нагромождали домыслы на вымыслы, привносили в Церковь свойственные многобожию тех лет понятия и мнения, сохранявшиеся в их памяти и после «принятия» ими христианства, без осознания ими каких-либо мировоззренческих границ в их внутреннем мире: между многобожием и идолопоклонством и обретённым Учением Христа и апостолов. И всё это — чуждое Учению Христа — оседало и накапливалось в христианстве уже со времён апостолов. Не без причин же Павел писал: «Но боюсь я, чтобы, как змей хитростью не прельстил Еву, так и УМЫ ВАШИ НЕ ПОВРЕДИЛИСЬ (выделено нами), уклонившись от простоты во Христе» (2 посла-ние Коринфянам, 11:3 и далее до 11:8).

Как видно из приведенного, и апостол Павел, и профессор-«богослов» В.Н. Лосский пишут об одном и том же: об уме человеческом.

Разница только в том, что Павел предостерегает людей, стремящихся к Богу, от повреждений в уме; а чиновники Церкви, рекомендуя переиздание работ иерарха церковной науки В.Н. Лос-ского, советуют изменить Богом данный людям ум — так, чтобы им невозможно было пользоваться. Они не сомневаются нимало ни в здравомыслии самого В.Н. Лос-ско-го, ни в своём собственном, ни в здравомыслии иерархии церквей на протяжении истории, которое явно опровергается глобальным биосферно-социаль-ным кризисом как итогом пастырской деятельности всех после-Никейских церквей, впавших в измышления о «Боге-Тро-ице» безо всяких к тому оснований (о том, что в нём выразилось знамение Ионы-пророка, но уже в глобальных масштабах, что было обетовано через Христа роду лукавому и прелюбодейному, они не задумываются — см. раздел 11.2.1).

И вследствие того, что церкви не вняли предостережению апостола Павла, они, распиная на своём вероучении и догматике души в людях, с детства калечат их разум. В отличие от иудаизма, производящего инвалидов правого полушария (процессно-образ-ное ), христианские церкви производят инвалидов левого полушария (неадекватным становится ассоциативное и дискретно-логическое мышление), тем более ущербных, чем непреклоннее те во мнении, что 3 = 1, а 1 = 3.

В каноне Новозаветных текстов, прошедших цензуру и редактирование, нет ничего подобного оборотам речи современного христианства: «Слава Святой Единосущной и Нераздельной Тро-ице»; «Пресущественной, Пребожественной и Преблагой Троицы»; «Бога-Троицы» и т.п.

Их нет просто потому, что такого рода церковные измышления появились только тогда, когда письменная традиция Нового завета уже обрела устойчивость и её невозможно было отредактировать заново, вложив в уста Христа и апостолов обороты речи, не свойственные выражению ими их миропонимания: это вызвало бы отторжение редакторов от церкви её паствой.

Хронологическая последовательность была такова: Всё подлинное, написанное и продиктованное апостолами и евангелистами было написано к концу I века, после чего оно только изымалось из употребления в церкви теми, кому мешало: так «исчезло» Евангелие Мира Иисуса Христа , не допущенное в канон Нового завета анти-Христианством. Понятие о «Боге-Троице» возникло в конце II века («Большой энциклопедический словарь», Москва, «Советская энциклопедия», 1987 г., с. 1358). По существу оно было внесено в христианство извне.

Понятие о многоипостасном всевышнем боге, воплощающем себя в Мироздании, — атрибут ведической культуры (см. хотя бы «Бхагават-гиту», эпизод явления Арджуне вселенской формы всевышнего Господа Кришной (гл. 11) и иллюстрация к нему в изданиях кришнаитов). Также и христианский догмат о троичности божества в его единстве — в истории не первый.

«Древ-ний, да бу-дет бла-го-слов-ен-но Его Имя, об-ла-да-ет тре-мя Гла-ва-ми, ко-то-рые об-ра-зу-ют лишь од-ну Гла-ву; это и есть то, что есть наи-бо-лее воз-вы-шен-но-го ме-ж-ду воз-вы-шен-ным. И так как Древ-ний, да бу-дет бла-го-слов-ен-но Его Имя, пред-став-ля-ет-ся чис-лом три, то все дру-гие све-то-чи, ко-то-рые ос-ве-ща-ют нас свои-ми лу-ча-ми (дру-гие Се-фи-ро-ты), оди-на-ко-во за-клю-ча-ют-ся в чис-ле три». «Бо-же-ст-вен-ная трои-ца об-ра-зу-ет-ся из Бо-га, Сы-на Бо-жия и Свя-то-го Ду-ха» (В. Шма-ков, «Свя-щен-ная кни-га То-та, Ве-ли-кие ар-ка-ны Та-ро», Мо-ск-ва, 1916 г., ре-принт 1993 г., со ссыл-кой на Зо-гар и Каб-ба-лу, с. 66).

В древнеславянской довизантийской ве-ре, вос-хо-дя-щей к Ве-дам, — трие-дин-ст-во трёх тро-иц: 1) Правь, Навь, Явь (ставшая иудейским Ях-ве — «Яве» звательный падеж); 2) Сва-рог, Све-то-вит (Свен-то-вит: — в ином звучании), Пе-рун; 3) Ду-ша (Ра-зум), Мощь, Плоть (В. Емель-я-нов, «Де-сио-ни-за-ция»).

Развитое учение христианских церквей о «Троице» в близком к современному виде и «тринитарная» — «троицкая» терминология сформировались к концу IV в. (В.Н. Лосский, цитированный сборник, с. 212), уже после Никейского собора, на котором отцы церкви проголосовали, что Иисус — Бог: 218 (или 318 — по другому источнику) — «за», 2 — «против». После Никейского собора, собранного императором Константином, по совместительству верховным жрецом культа Непобедимого Солнца, Римское государство прекратило искоренение утверждённого Собором учения церкви из общества, вследствие чего у отцов церкви появилось время и иные возможности, чтобы профессионально заняться измышлениями, всё более удаляясь от простоты во Христе времён апостолов. Но поскольку эти измышления невозможно было ввести в текст канона Писания без того, чтобы не вызвать этим отток паствы от церкви, а вместе с паствой и отток приношений , то оставалось только принять в церковную традицию, дополнительно к сложившемуся канону Писания, и набор догматически выдержанных измышлений отцов церкви — предание старцев — «святоотеческое предание».

Поэтому только один из не принятых в канон апокрифов — «Евангелие от Никодима», — дошедший до нас в редакции не ранее конца IV в. (судя по упоминанию в его преамбуле императора Восточной Римской империи в 379 — 395 гг. Феодосия Великого; или Феодосия II — в 408 — 450 гг.) имеет заглавие «Деяния Святой Троицы».

В каноне же Писания не появилось ничего из «тринитарной» троицкой терминологии, нарушающей сложившуюся к концу III в. традицию, хотя некоторые фразы и после Никейского собора добавлялись в канон и редактировались так, чтобы их легче было истолковать в смысле принятой догматики и церковных учений, хронологически более поздних, чем традиционное Писание. Примеры тому — упоминавшийся стих 5:7 Первого послания Иоанна и завершение Евангелия от Марка — стихи 16:3 — 16:19.

Догмат о «Троице» — измышления, построенные разрушением целостного контекста при извлечении из него отдельных фраз, что порождает неоднозначность смысла обрывков, возникающих в этом процессе и предстающих в сознании человека в качестве самостоятельных высказываний, таких, как «Я и Отец — одно» (Иоанн, 10:30) и ему подобных: Римлянам, 9:5; Первое послание Тимофею, 3:16; Колоссянам, 2:9 и др. Кроме того, имело место и иносказательное толкование «в духе» того, что сказано прямо, но тоже на основе фрагментарного извлечения из контекста. Так те, кто видит первый в Библии намёк на «Троицу» в явлении Аврааму трёх ангелов ( , гл. 18:1, 2) забывают о развитии этого эпизода (Бытие, гл. 18 и 19 — в целом и 19:1, в частности).

Если бы «тринитарная» троицкая терминология, измышленная отцами церкви к концу IV в., была бы способна наилучшим образом передать и закрепить в культуре общества смысл Откровения Свыше, то ею бы и пользовались и Иисус, и апостолы, и никто не посмел бы и не сумел остановить такого рода их проповеди. Вследствие этого церкви не пришлось бы измышлять троицкую терминологию: она бы унаследовала её от Христа и апостолов в совершенном виде.

Поэтому исторически реально «Догмат о Троице» — не вершина Откровения, как то полагает В.Н. Лосский, а позднейшее самодурственное измышление отцов церкви и заправил библейского проекта, хотя такое воззрение и отрицает мнения всех воцерковленных.

Если не давить человеку на психику авторитетом сложившихся традиций, превозношением над «толпой» иерархов-вероу-чите-лей, толкователей писаний, «святых богословов» после-Апос-толь-ской эпохи, если не разрушать контекст переданного евангелистами и апостолами с целью конструирования анти-МОНИЙ-антиномий, разрушающих интеллект как процесс, то всё осмысленно и однозначно определённо даже в каноне Нового завета:

«… нет иного Бога, кроме Единого. Ибо хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много, — но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им. Но не у всех такое знание…» (Павел, 1 Коринфянам, 8:4 — 7).

При этом нельзя забывать, что в контексте Библии Бог — всегда Господь, но Господь — не всегда Бог и не всегда Иисус .

Но вследствие повреждения в новых поколениях «христиан» ума внедрением в детстве авторитетной догматики некогда принятой их предками, в мировоззрении церковников извращены и причинно-следственные обусловленности в Объективной Реальности; и как следствие извращены непосредственное и осмысление ими лексики. В.Н. Лосский «Очерк мистического богословия» начинает словами:

«Мы задались целью рассмотреть здесь некоторые аспекты духовной жизни и опыта Восточной Церкви в их связи с основными данными православного догматического предания. Таким образом термин “мистическое богословие” означает в данном случае аспект духовной жизни, выражающий ту или иную догматическую установку» (с. 8).

В этом тексте В.Н. Лосский — один из многих, кто извращает существо «мистического богословия» не только как термина, но и как объективного явления в духовной жизни: сокровенной от других людей жизни души человека.

Но и само по себе высказывание Григория Синаита знаменательно: Для верующего Богу и не сомневающегося в Его Вседержительности и Милосердной Отзывчивости естественно искать у Бога защиты от разного рода наваждений и устремлений бесовщины к властвованию над человеком, как то и делал Мухаммад ещё до ниспослания ему Корана .

Соответственно такого рода вере Богу и надежде на Него, в Коране рекомендуется:

«А если нисходит на тебя какое-нибудь наваждение от сатаны, то проси защиты у Бога, — ведь Он — слышащий, мудрый» (сура 41:36; аналогично 7:199 (200)); «И скажи: “Господи я прибегаю к Тебе от искушений диаволов, и я прибегаю к Тебе, Господи, чтобы они не явились ко мне!”» (сура 23:99, 100).

И в Коране многократно сообщается, что Бог отвечает молитвам верующих; в частности:

«Он отвечает тем, которые уверовали и творили благое и умножает им Свою милость. А неверные — для них жестокое наказание» (сура 42:25 (26)).

Но в отличии от поучений Григория Синаита, который учит отвергать сопутствующие молитве явления, Коран содержит учение об обоюдосторонней направленности религии: от человека к Богу и от Бога к человеку:

«А когда спрашивают тебя рабы Мои обо Мне, то ведь Я — близок, отвечаю призыву зовущего, когда он позовёт Меня. Пусть же они отвечают Мне и пусть уверуют в Меня, — может быть, они пойдут прямо!» (сура 2:182); «Отвечайте вашему Господу, прежде чем наступит день, которому нет возврата от Бога (Г.С. Саблуков: отсрочки у Бога). Нет вам убежища в тот день и нет у вас отречения! (от совершенного в жизни; от того, что стало достоянием души: — наше пояснение при цитировании)» (сура 42:46 (47)).

Если же молящийся, исполняя рекомендации Григория Синаита и аналогичные им, отвергает сопутствующие его молитве явления, когда воистину они — знак от Бога, отвечающего молитве, то такой молящийся сам, по своему произволу, рвёт свою личностную религию в клочья. Это — одна из разновидностей отступничества от Бога (хотя, казалось бы, человек истово верует), со всеми вытекающими из неприятия Бога последствиями:

«Плох пример тех людей, которые считали ложью Наши знамения: самих себя они обидели » (Коран, 7:176 (177)).

Если же молитве сопутствуют воистину наваждения от сатаны, то:

• либо молитва выражает некоторым образом смысл ложно измышленного вероучения, вследствие чего она обращена не к Богу Истинному;
• либо же человек в прошлом и настоящем позволяет себе лицемерие, строптивость и уклончивость по отношению к исполнению по совести известной ему воли Божией; не отзывчив сам к зову Божьему и упорствует в насиловании Мироздания своей отсебятиной, не внемля ничему, даже Божьему попущению прямого явления ему бесовщины по его молитве.

О властных же притязаниях сатаны в Коране сообщается:

«101 (99). Поистине, нет у него власти над теми, которые уверовали и полагаются на своего Господа. 102 (100). его только над теми, которые избирают его покровителем и которые придают Ему (Богу: по контексту Корана) сотоварищей» (сура 16). «35 (36). А кто уклоняется от поминания Милосердного, к тому мы приставили сатану, и он для него — спутник. 36 (37). И они (шайтаны: по контексту), конечно, отвратят их от пути (истинно Божиего — по контексту), и будут те думать, что идут по прямой дороге» (сура 43). «37 (36). Разве же Бог не достаточен для Своего раба, а они пугают тебя теми, кто ниже Его. Кого сбивает с пути Бог , нет тому водительствующего! 38 (37). А кого ведёт Бог, тому не будет сбивающего. Разве ж Бог не велик, обладатель воздаяния?» (сура 39). «5. Поистине, Бог не ведёт прямым путём того, кто лжив, неверен!» (сура 39). «23 (22). Не делай с Богом другого божества (иными словами: Не боготвори, не обожествляй никого и ничего, ибо Бог — единственный Бог), чтобы не оказаться тебе порицаемым» (сура 17).

Это — кораническое разъяснение причин тех явлений нечисти, с которыми сталкивались в молитве многие христианские подвижники. Троицкая терминология, Никейско-Карфагенский Символ веры и догматика Никейского собора, в соответствии со смыслом Корана, есть уклонение в ложь многобожия — обожествление Иисуса и Духа Святого — знамений в Мироздании Надмирного бытия Божия и Его Вседержительности. И соответственно, в Коране содержатся прямые предостережения:

«169 (171). О обладатели писания! Не излишествуйте в вашей религии и не говорите против Бога: ничего кроме истины (не говорите: — по контексту). Ведь Мессия, Иисус — сын Марии — только посланник Бога, и Его слово, которое Он ниспослал Марии, и Дух Его. Веруйте же в Бога и Его посланников и не говорите: “Троица”. Удержитесь, это — лучшее для вас. Поистине, Бог — только единый Бог. Достохвальнее Он того, чтобы у Него был ребёнок. Ему — то, что в небесах, и то, что на Земле. Достаточно Бога как поручителя! 170 (172). Никогда не возгордится Мессия над тем, чтобы быть рабом Богу, ни ангелы приближенные! 171. А кто возгордится над служением Ему и превознесётся, — тех соберёт Он к Себе всех. 172 (173). Те же, которые уверовали и творили благое, — им полностью воздаст Он их награды и увеличит им от Своей щедрости. А тех, которые превозносились и возгордились, Он накажет мучительным наказанием. И не найдут они себе, помимо Бога покровителя и помощника» (сура 4).

Григорий Синаит — один из многих, кто выразил в слове однонаправленность религий церквей после-Никейских времён, препятствующих Царствию Божию снизойти на Землю людей принятыми ими в вероучения извращениями Единого завета Божиего человечеству, носителями которого каждый в свою эпоху были Моисей, Христос, Мухаммад и многие другие.

Так никейская догматика обратила исторически реальное христианство в тот тип эгрегориальной религии, который обращает молитву в длительный многословный церемониал, в котором не последнюю роль играет энергетическая накачка культового эгрегора и показное перед людьми исполнение церемониального долга «набожности». Этот тип религиозности был обличён ещё во времена проповеди Христа: смотри Матфей, 6:5 — 15. Но он существует и поныне. И в такого рода церемониальной магии пребывают все, кто не относит к себе лично, не в букве писания, не в своде законов и традиций общества, но в Духе — в совести и в конкретном жизненном смысле — слова Благовестия Христова: «Что вы зовёте Меня: Господи! Господи! — и не делаете того, что Я говорю?» (Лука, 6:46).

Как известно из истории, тринитарная, троицкая терминология была измышлена отцами церкви — иерархами, а не паствой — после Христа и после апостолов, которые ею не пользовались. Язык — словесная живая речь и письменность — даны людям Богом и являются частью Объективной Реальности вместе со смысловой нагрузкой (понятийной адресацией) языковых конструкций. Язык — словарь (лексикон) и грамматика — часть Мhры бытия Мироздания. Человек, пользуясь речью, письменностью, имеет возможность искренне ошибаться (фальшивить) и умышленно лгать, уклоняясь от объективной Мhры бытия Мироздания. Но это — ошибки и фальшь в его личностной субъективной мере — по их объективной сути — попытки нарушить объективную Мhру бытия Мироздания своей отсебятиной и принятием в душу наваждений. Такие попытки вызывают реакцию Мироздания, гасящую проявления отсебятины и увлечённость наваждениями в соответствии с объективной Мhрой бытия Мироздания — Предопределением Божьим. И потому в Мироздании далеко не безразлично, какими словами, и в каких речевых оборотах (не забывайте о сквернословии, чертыхании), о чём сказать и написать (включая и особенности того, что принято считать грамматическими и орфографическими нормами ), и указать тем самым себе и другим людям на некое явление во внешнем и/или во внутреннем мире человека.

Тем более это касается молитв, исходящих из Мироздания к Богу. И потому есть разница между личностными религиями и вероучительством Христа и апостолов — с одной стороны и с другой стороны — религиями и вероучительством церквей, измысливших и принявших в употребление троицкую терминологию — слова, которых не произносил Посланник Божий. Сделано это отцами-основателями и иерархами церквей имени Христа вопреки предшествующему Корану Новозаветному предостережению:

«36. Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: 37. ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Матфей, гл. 12).

«Сей есть пришедый водою икровїю, ид[у]xомъ, I[ису]с Х[ристо]с, неводою точїю, но водою икровїю. И д[у]xъ есть свhдhтель-ствuаи, ±ко д[у]xъ есть истина. К[а]ко™ трїе» сuть свhдhте-ль-стu-ющей д[у]х ивода икровь, и трїе» воедно сuть. Аще свhдhтельство ч[е]л[ове]ч[ес]ко прїемлем, свhдhтельство б[о]жїе боле есть»» (1-е Послание Иоанна, 5:6, 7 — по тексту Острожской Библии): над- и подстрочные символы, за отсутствием их в компьютерном шрифте, пропущены и обозначаемые ими пропуски заменены вставками современных букв в квадратных скобках для упрощения восприятия текста читателем, не знающим норм церковно-славянского написания.

Т.е. утверждениями, содержащими взаимоисключающий смысл, которые предлагается принять в совокупности: — наше пояснение при цитировании.

Тем более видение этой смысловой границы стирается во многих языках. Так в английском Господь-Бог — «Lord», но наряду с этим существует и «палата лордов» в парламенте, и «лорды адмиралтейства». Т.е., когда слово «lord» подразумевает Бога, а когда обладание индивида иерархическим статусом — обусловлено, во-первых, контекстом, в котором оказалось это слово, и во-вторых, восприятием контекста читателем или слушателем.

Как уже отмечалось ранее в одной из сносок в первой книге Части 3, значение слова «господство» в современном языке тоже неоднозначно: к его значению — «объективно безальтернативная определённая по своему характеру власть» — в исторической конкретике примешались:

• нравственно обусловленный субъективизм людей в выборе себе персоны на роль «господа» («господина») над собой либо объективно безосновательное признание ими чьих-либо субъективных притязаний на этот статус, осуществляемых в пределах Божиего попущения;
• злоупотребления властью со стороны тех, кто в неком обществе узурпировал статус «господа» («господина») в пределах Божиего попущения.

При таком понимании Бог — всегда объективно Господь, но субъективно избранный господь — далеко не во всех случаях Бог.

Вставка текста в скобках принадлежит о. Родиону.

В.О. Ключевский, «Собрание сочинений в 9 томах» (Москва, «Мысль», 1990), т. 9, афоризмы 1890‑х годов. Также отметим, что В.О. Ключевский имел основания в собственном жизненном опыте для того, чтобы дать именно такую оценку деятельности РПЦ: он не вынес такого «обучения» в пензенской семинарии и ушёл из неё по собственному желанию.

В контексте Корана подразумевается путь, избранный индивидом по своему неправедному произволу. Сбивая его с этого пути, Бог тем самым препятствует воплощению неправедности в жизнь сверх пределов Его попущения.

Грамматика предложений и орфография слов могут идти как от смысла, так и от звучания (фонетики). При этом могут получиться взаимно исключающие нормы письма. Это мы покажем на примере только одного слова. Если следовать нормам Наркомпроса образца 1918 г., упростившего письмо устранением нескольких букв и приблизивших писание к звучанию, то правильно писать «бессмысленный». Если идти от смысла, то встает вопрос: «бессмысленный» это — безсмысленный, т.е. не имеющий смысла? или бhс смысленный, т.е. бhс, преисполненный сатанинского смысла ? Звучит — похоже, но объективные образы и явления — разные.

То есть всех нас в школе учили следовать нормам письма Наркомпроса, в которые заведомо внесена неопределённость мhры, поскольку слово — одна из мhр бытия, данная человечеству. Кроме того, есть понятия, которые затруднительно описать одним словом. Это означает, что поскольку среди знаков препинания отсутствуют знаки направленности понятийных границ, то в сложных предложениях, разные читатели одни и те же слова имеют возможность отнести к разным группировкам слов и понять один и тот же текст по-разному. Если болтать попусту, марать бумагу и иные носители письменной информации, то всё сказанное об орфографических и грамматических нормах, включая и пред-ложение ввести понятийно-разграничительные знаки (например: <поня-тие 1> <понятие 2>) — плод больного воображения. Но если письменность необходима для точного выражения и восприятия смысла, для безопасной работы с матрицами возможных состояний и переходов (объективными мhрами возможного), то России предстоит пройти ещё через одну рефор-му «правильнописания» (если пользоваться лексиконом Винни Пуха), которая сметёт всё наследие Наркомпроса 1918 г., но вряд ли признает и оторванные от живой речи нормы письма, бывшие до 1917 г. и переполненные «ъ» знаками в конце слов, давно утратившими смысловую нагрузку.

Доктрина о Троице традиционно помещается в начале работ по богословию, причем в немалой степени это вызвано влиянием христианских Символов Веры. Эти Символы открываются заявлением о вере в Бога. Поэтому, многие богословы считают естественным следовать этой схеме, помещая рассмотрение доктрины о Боге вначале своих работ. Так, Фома Аквинский, вероятно наилучший представитель этого классического способа построения богословских работ, считал естественным начать свой труд «Summa Theologiae» с рассмотрения Бога в целом, и Троицы в частности. Следует однако подчеркнуть, что это лишь одна из имеющихся возможностей. В качестве примера рассмотрим, как располагаются доктрины о Боге в труде Фридриха Д. Э. Шлейермахера «Христианская вера».

Как было отмечено выше, подход Шлейермахера к богословию начинается с констатации общего человеческого «чувства абсолютной зависимости», которое затем истолковывается в христианском смысле как «чувство абсолютной зависимости от Бога». В результате целой цепи логических выводов из этого чувства зависимости, Шлейермахер приходит к доктрине о Троице. Эта доктрина помещена в самом конце его книги, в качестве приложения. С точки зрения некоторых его читателей, это доказывает, что Шлейермахер считал доктрину о Троице приложением к своей богословской системе; для других, это было последним словом в богословии.

Доктрина о Троице представляется, несомненно, одним из наиболее сложных аспектов христианского богословия, который требует тщательного рассмотрения. Ниже, мы попытаемся как можно яснее изложить соображения, которые сопровождали эволюцию этой доктрины. Начнем наше рассмотрение с ее библейских оснований.

БИБЛЕЙСКИЕ ОСНОВАНИЯ ДОКТРИНЫ О ТРОИЦЕ

Невнимательному читателю Священного Писания может показаться, что всего два стиха в нем могут быть истолкованы как указывающие на Троицу — Мф.28.19 и 2 Кор. 13.13. Эти два стиха глубоко, укоренились в христианском сознании — первый из-за его ассоциаций с крещением, второй, благодаря частому использованию в молитве. Однако, едва ли можно считать, что эти два стиха, взятые вместе или в отдельности, составляют доктрину о Троице.

К счастью, основания этой доктрины не ограничиваются двумя стихами. Эти основания можно найти в самой всеохватывающей божественной деятельности, чему свидетельством служит Новый Завет. Отец открывается в Сыне через Святого Духа. В новозаветных Писаниях существует теснейшая связь между Отцом, Сыном и Святым Духом. Новый Завет вновь и вновь соединяет вместе эти три элемента как части большего целого. Полнота божественного спасительного присутствия может, как представляется, быть выражена в сочетании всех трех элементов (см., например, 1 Кор.12.4-6; 2 Кор.1.21-22; Гал.4.6; Еф.2.20-22; 2 Фес.2.13-14; Тит.3.4-6; 1 Пет. 1.2).

Ту же троичную структуру можно усмотреть также и в Ветхом Завете. На его страницах можно выделить три следующие основные «персонификации», которые естественно приводят к христианской доктрине о Троице:

1. Мудрость. Эта персонификация Бога особенно очевидна в книгах мудрости, например Книгах Притчей, Иова, Екклесиаста. Божественная мудрость рассматривается здесь как Личность (отсюда и идея о персонификации), существующая отдельно, но все же зависимая от Бога. Мудрость (которой всегда придается женский род) изображается активной в творении, оставляющей на нем свою печать (см. Пр. 1.20-23; 9.1-6; Иов.28; Екк.24).

2. Слово Божье. Здесь, божественная речь рассматривается как отдельная сущность, существующая независимо от Бога, хотя и порожденная им. Слово Божье изображается исходящим в мир и сообщающим людям волю и замыслы Божьи, несущим руководство, суд и спасение (см. Пс.118.89; Пс.46.15- 20; Ис.55.10-11).

3. Дух Божий. Ветхий Завет использует словосочетание «дух Божий» для обозначения божественного присутствия и силы в творении. Дух Божий должен присутствовать в ожидаемом Мессии (Ис.42.1-2) и должен быть действующей силой нового творения, которое возникнет, когда старый миропорядок, в конце концов, прекратит свое существование (Иез.36.26; 37.1-14).

Эти три «ипостаси» Бога не составляют доктрину о Троице в строгом смысле этого слова. Они лишь указывают, как Бог действует и присутствует в творении и через творение, по отношению к которому Бог выступает как одновременно имманентный и трансцендентный. Чисто унитарная концепция Бога оказалась не в состоянии передать это динамичное понимание Бога. Именно этот образ божественной деятельности выражается в доктрине о Троице.

Доктрину о Троице можно считать результатом долгих и всесторонних размышлений о божественной деятельности, явленной в Священном Писании и продолжающейся в жизни христиан. Это не означает, что Писание содержит доктрину о Троице; Писание лишь свидетельствует о Боге, Который явлен в трех лицах. Ниже мы рассмотрим процесс эволюции этой доктрины и ее характерных терминов.

ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ДОКТРИНЫ: ТЕРМИНЫ

Терминологический аппарат, связанный с доктриной о Троице, несомненно представляет одну из наибольших трудностей для студентов. Фраза «три лица, одна сущность» представляется, мягко говоря, не совсем понятной. Однако, понимание того, как возникли эти термины, можно назвать, вероятно, наиболее эффективным способом уразуметь их значение и важность.

Можно утверждать, что характерная тринитарная терминология обязана своим возникновением Тертуллиану. Согласно одному исследованию, Тертуллиан ввел в латинский язык 509 новых существительных, 284 новых прилагательных и 161 новый глагол. К счастью, не все они получили распространение. Поэтому, едва ли следует удивляться, что когда он обратил свое внимание на доктрину о Троице, появился целый ряд новых слов. Три из них имеют особое значение.

1. Trinitas. Тертуллиан придумал слово «Троица» (лат. «Trinitas»), которое с тех пор стало столь характерным для христианского богословия. Хотя исследовались и другие возможности, влияние Тертуллиана было настолько глубоким, что этот термин стал нормативным в Церкви.

2. Persona. Тертуллиан ввел это слово для передачи греческого термина «hypostasis»‘, которое становилось общепринятым в грекоязычной части Церкви. Ученые вели долгие споры о том, что имел в виду Тертуллиан под этим латинским термином, который неизменно переводится как «личность», или «лицо» (см. раздел «Определение личности» в предыдущем разделе). Нижеприводимое объяснение получило широкое признание и проливает некоторый свет на трудности, связанные с понятием о Троице.

Термин «persona» буквально означает «маска», которую носили актеры в римском театре. В те времена актеры носили маски, чтобы дать понять зрителям, каких персонажей они играют. Термин «persona» приобрел целый ряд значений, связанных с «ролью, которую кто-то играет». Вполне возможно, что Тертуллиан хотел, чтобы его читатели понимали идею о «одной сущности, трех лицах», как указание на то, что один Бог играет в великой драме человеческого искупления три отдельные роли. За множественностью ролей стоит один актер. Сложность процесса творения и искупления не подразумевала существования множества богов, а лишь то, что существовал один Бог, который в «плане спасения» (термин, который будет рассмотрен подробнее в следующем разделе) действовал разными способами.

3. Substantia. Тертуллиан ввел этот термин для выражения идеи об основополагающем единстве Троицы, несмотря на сложность откровения Бога в истории. «Сущность» это то, что есть общего у трех Личностей Троицы. Ее не следует воспринимать как нечто, существующее независимо от трех Личностей. Напротив, она выражает фундаментальное единство, несмотря не внешнюю видимость различия.

ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ДОКТРИНЫ: ИДЕИ

Развитие доктрины о Троице лучше всего рассматривать как органически связанное с эволюцией христологии (см. в следующей главе). С развитием христологии все большее признание получала идея о том, что Иисус «единосущен» (homoousios) Богу, а не «подобосущен» (homoiousios) Ему. Однако, если Иисус — Бог в любом значении слова, что же из этого следует? Означает ли это, что существует два Бога? Или требуется радикальное переосмысление природы Бога. С исторической точки зрения можно утверждать, что доктрина о Троице близко связана с развитием доктрины о божественности Христа. Чем настойчивее христианская Церковь утверждала, что Иисус Христос — Бог, тем больше требовалось прояснение отношений Христа с Богом.

Как мы видели, отправной точкой христианских размышлений о Троице служит новозаветное свидетельство о присутствии и деятельности Божьей во Иисусе Христе и через Святого Духа. С точки зрения Иринея Лионского, весь процесс спасения, от начала до конца, свидетельствовал о действиях Отца, Сына и Святого Духа. Ириней воспользовался термином, который в дальнейшем занял видное место в рассуждениях о Троице: «экономия спасения» (в русской православной традиции — «домостроительство спасения» — прим. ред.). Слово «экономия» требует пояснений. Греческий термин «oikonomia» означает «то, каким образом устроены чьи-либо дела» (таким образом становится понятной его связь с современным значением этого слова). С точки зрения Иринея Лионского, термин «домостроительство спасения» означал «то, как Бог устроил спасение человечества в истории». Иными словами говоря, речь идет о плане спасения.

В то время Ириней подвергся суровой критике со стороны некоторых гностиков, которые утверждали, что Бог-Творец отличается от Бога-Искупителя. В излюбленном Маркионом виде эта идея приобрела следующую форму: ветхозаветный Бог был Богом-Творцом, совершенно отличным от Бога-Искупителя Нового Завета. В результате, христиане должны избегать Ветхого Завета и сосредоточивать свое внимание на Новом Завете. Ириней настойчиво отвергал эту мысль. Он настаивал на том, что весь процесс творения, от первого момента творения до последнего момента истории — дело одного и того же Бога. Существует единый план спасения, в котором Бог-Творец и Искупитель — трудится во имя искупления Своего творения.

В своей работе «Изложение проповеди Апостолов», Ириней Лионский настаивал на отличных друг от друга, но все же связанных между собой ролях Отца, Сына и Святого Духа в плане спасения. Он заявил о своей вере следующими словами:

«Бога Отца несотворенного, Который бесконечен, невидим, Творца вселенной… и в Слово Божие, Сына Божиего, Господа нашего Иисуса Христа, Который в полноту времени, чтобы собрать Себе все, стал человеком среди людей, чтобы… уничтожить смерть, принести жизнь и достичь единения между Богом и человечеством… И в Святого Духа, по-новому излитого на наше человечество, чтобы обновить нас по всему миру в глазах Божьих».

В этом отрывке ясно изложена идея Троицы, то есть такое понимание Бога, при котором каждая Личность отвечает за определенный аспект плана спасения. Доктрину о Троице нельзя относить к бессмысленным богословским рассуждениям, она основана непосредственно на сложном человеческом восприятии искупления во Христе и стремится к объяснению этого восприятия.

Тертуллиан наделил богословие Троицы его характерным терминологическим аппаратом (см. выше); он также определил его характерную форму. Бог един, однако Его нельзя считать полностью изолированным от сотворенного порядка. План спасения доказывает, что Бог активно действует в процессе спасения. Эта деятельность характеризуется сложностью; при анализе божественных действий можно выделить как единство, так и различия. Тертуллиан утверждает, что «сущность» объединяет эти три аспекта плана спасения, а «лицо» проводит между ними разграничение. Три Личности Троицы отличаются друг от друга, но вместе с тем характеризуются как неразделенные (distincti nоn divisi), различными, но не отдельными или независимыми друг от друга (discreti nоn separati). Сложность человеческого восприятия искупления представляет собой, таким образом, результат различных, но скоординированных действий трех Личностей Троицы в человеческой истории без какой-либо потери всеобщего единства Бога.

Ко второй половине четвертого века появились все указания на то, что спор о взаимоотношениях Отца и Сына решен. Признание того, что Отец и Сын «единосущны» положило конец арианской смуте, и в христианской Церкви установилось единомыслие по поводу божественности Сына. Однако необходимы были дальнейшие богословские изыскания. Каковы взаимоотношения между Святым Духом и Отцом? Духом и Сыном? Ширилось признание того, что Святого Духа нельзя исключить из Троицы. Каппадокийские отцы, и особенно Василий Великий, столь убедительно отстаивали божественность Святого Духа, что было положено основание занятию последним элементом тринитарного богословия своего места. Божественность и соравенство Отца, Сына и Святого Духа было установлено. Оставалось лишь разработать тринитарные модели, чтобы наглядно представить это понимание Бога.

В целом, восточное богословие подчеркивало индивидуальность трех Личностей или Ипостасей, и отстаивало их единство, выделяя тот факт, что и Сын, и Святой Дух происходят от Отца. Отношения между Личностями или Ипостасями носят онтологический характер, основанный на том, чем являются эти Личности. Так, взаимоотношения между Отцом и Сыном определялись в свете «рождения» и «сыновства». Как мы увидим, Августин отходит от этого взгляда, предпочитая рассматривать эти Лица в свете их отношений. Вскоре мы вернемся к этому вопросу, рассматривая спор o filioque (см. ниже).

Западный подход, однако, был отмечен тенденцией исходить из единства Бога, проявившегося в делах откровения и искупления, и трактовать отношения трех Личностей в свете их взаимного общения. Именно эта точка зрения была характерна для Августина Гиппонийского и будет рассмотрена нами ниже (см. ниже в разделе «Троица: шесть моделей» в данной главе).

Восточный подход предполагает, что Троица состоит из трех независимых действующих лиц, каждое из которых выполняет свою отличную от других функцию. Эта возможность была исключена двумя позднейшими идеями, которые обычно обозначаются следующими терминами «взаимопроникновение» (perichoresis) и «апроприация». Хотя этим идеям суждено было найти воплощение на более поздней стадии развития доктрины, намеки на них несомненно содержатся в трудах Иринея и Тертуллиана, и находят более яркое выражение в произведениях Григория Нисы. Представляется полезным сейчас рассмотреть обе эти идеи.

Perichoresis

Этот греческий термин, который часто встречается в его латинской (circumincessio) или русской («взаимопроникновение») формах, стал общепринятым в шестом веке. Он указывает на то, как три Личности Троицы связаны друг с другом. Концепция взаимопроникновения позволяет сохранить индивидуальность Лиц Троицы, утверждая в то же время, что каждая Личность участвует в жизни других двух. Для выражения этой идеи часто используется образ «общности бытия», в котором каждая Личность, сохраняя свою индивидуальность, проникает в другие и, в свою очередь, проникается ими.

Как указывают Леонардо Бофф (см. раздел «Богословие освобождения в главе 4) и другие богословы, интересующиеся политическими аспектами богословия, это понятие имеет важные следствия для христианской политической мысли. Утверждают, что взаимопроникновение трех равных Лиц в Троице служат моделью как для человеческих отношений в сообществе, так и для построения христианских политических и социальных теорий. Теперь обратим наше внимание на родственную идею, имеющую в этой связи большое значение.

Апроприация

Эта вторая идея связана с взаимопроникновением и вытекает из него. Модалистская ересь (см. в следующем разделе) утверждала, что на различных стадиях плана спасения Бог существует в различных «формах бытия», так что в один момент Бог существовал как Отец и сотворил мир; в другой, Бог существовал как Сын и искупил его. Доктрина апроприации утверждает, что деятельность Троицы характеризуется единством; в каждом внешнем Ее проявлении участвует каждая Ее Личность. Так, и Отец, и Сын, и Святой Дух участвуют в творении, которое не следует считать работой одного Отца. Например, Августин Гиппонийский указал, что в рассказе о творении в Книге Бытие говорится о Боге, Слове и Духе (Быт. 1.1-3), что указывает на присутствие и действие всех трех Личностей Троицы в этот решающий момент истории спасения.

И все же, принято говорить о творении как о труде Отца. Несмотря на то, что все три Лица Троицы участвуют в творении, оно рассматривается как особый труд Отца. Точно также же, вся Троица участвовала в трудах искупления (хотя, как мы увидим ниже, целый ряд теорий спасения, или сотериологий, игнорируют этот тринитарный аспект креста, что в результате их обедняет). Однако, об искуплении принято говорить как об особом труде Сына.

Взятые вместе доктрины о взаимопроникновении и апроприации позволяют нам воспринимать Троицу как «общность бытия», построенную на участии, объединении и взаимном обмене. Отец, Сын и Дух не выступают в качестве трех изолированных и разделенных составных частей Троицы, как, например, три дочерние компании международной корпорации. Скорее они стали результатом видоизменений Бога, которые проявились в плане спасения и в человеческом восприятии искупления и благодати. Доктрина о Троице утверждает, что за всеми сложностями истории спасения и нашего восприятия Бога стоит один и единственный Бог.

Одно из наиболее утонченных утверждений этого положения принадлежит перу Карла Ранера и содержится в его трактате «Троица» (1970 г.). Рассмотрение доктрины о Троице представляется одним из наиболее интересных аспектов его богословской мысли. К сожалению, однако, это можно назвать также одним из наиболее сложных аспектов мысли этого автора, который и в остальном не отличается ясностью изложения. (Рассказывают об одном американском богослове, который как-то выразил немецкому коллеге свое удовольствие по поводу того, что произведения Ранера становятся доступными на английском языке. «Это прекрасно, что работы Ранера переведены на английский». Его коллега горько усмехнулся и ответил: «А мы до сих пор ждем, чтобы кто-нибудь перевел их на немецкий»).

Один из основных тезисов рассуждений Ранера касается отношений между «практической» и «сущностной» (или «имманентной») Троицами. Они не являются двумя Богами; скорее это два различных подхода Одному и Тому же Богу. «Сущностная» или «имманентная» Троица представляются не более чем попыткой выразить идею о Боге вне пространственно-временных ограничений; «практическая» Троица — то, как Троица познается в «плане спасения», то есть в самом историческом процессе. Карл Ранер выдвигает следующую аксиому: «Практическая Троица есть имманентная Троица, и наоборот». Иными словами говоря:

1. Бог, Который познается в плане спасения, соответствует Самому Богу, это — один и тот же Бог. Божественное сообщение о Самом Себе принимает тройственную форму, поскольку Бог Сам является тройственным. Божественное Самооткровение соответствует самой божественной природе.

2. Человеческое восприятие божественных действий в плане спасения выступает также в качестве восприятия внутренней истории и имманентной жизни Бога. Существует лишь одна сеть божественных отношений; эта сеть существует в двух формах — одной вечной и одной исторической. Одна стоит над историей; другая сформирована и обусловлена ограничивающими факторами истории.

Совершенно ясно, что этот подход (который отражает широкое единомыслие, установившееся в христианском богословии) исправляет некоторые недостатки понятия об «апроприации» и позволяет выявить строгую коррекцию между Самовыявлением Божьим в истории и Его бытием в вечности.

ДВЕ ТРИНИТАРНЫЕ ЕРЕСИ

В одном из предыдущих разделов мы ввели понятие о ереси, подчеркнув, что этот термин лучше всего понимать как «неадекватную версию христианства». В области богословия, такой сложной как доктрина о Троице, едва ли приходится удивляться, что возникло широкое разнообразие взглядов. Не вызывает удивления и то, что многие из них при ближайшем рассмотрении оказались серьезно ошибочными. Две ереси, которые рассмотрены ниже представляют наибольший интерес для студентов богословия.

Модализм

Термин «модализм» ввел немецкий историк догматики Адольф фон Гарнак для описания общего элемента целого ряда ересей, связанных с Ноэтом и Праксеем в конце второго века, и Савеллием в третьем. Каждый из этих авторов стремился утвердить единство Бога, опасаясь в результате применения доктрины о Троице впасть в какую-либо форму тритеизма. (Как будет показано ниже, эти опасения оправдались). Эта, настойчивая защита абсолютного единства Бога (часто называемое «монархианством» — от греческого слова, означающего «единый принцип власти») привела этих авторов к утверждению, что Самооткровение одного единственного Бога в разные времена проходила по-разному. Божественность Христа и Святого Духа следует объяснять в свете трех различных способов или образов божественного Самооткровения. Итак, предлагается следующая тринитарная последовательность.

1. Единый Бог открывается в образе Творца и Законодателя. Этот аспект Бога называется «Отцом».

2. Тот же Бог открывается в образе Спасителя в лице Иисуса Христа. Этот аспект Бога называется «Сыном».

3. Тот же Бог затем открывается в образе Того, Кто освящает и дает жизнь вечную. Этот аспект Бога называется «Духом».

Таким образом, между тремя интересующими нас сущностями нет никаких различий, кроме наружности и хронологического проявления. Как отмечалось выше (см. раздел «Страдающий Бог» в предыдущей главе), это приводит непосредственно к доктрине о патрипассианстве: Отец страдает как и Сын, поскольку между Отцом и Сыном нет никаких фундаментальных или существенных различий.

Тритеизм

Если модализм представлял одно простое решение дилеммы о Троице, то тритеизм предлагал еще один простой выход. Тритеизм предлагает нам представить Троицу состоящей из трех независимых и автономных Существ, Каждое из Которых относится к Божеству. Многим студентам эта идея покажется абсурдной. Однако, как видно из той завуалированной формы тритеизма, которая часто считается лежащей в основе понимания Троицы в произведениях Каппадокийских Отцов — Василия Великого, Григория Назианина и Григория Нисы — работавших в конце IV в., эту же идею можно изложить в более утонченной форме.

Аналогия, которую используют эти авторы для описания Троицы обладает достоинством простоты. Нам предлагают представить трех людей. Каждый из них отделен, однако их объединяет общая человеческая природа. Точно так же обстоит дело и в Троице: есть три отдельных Личности, имеющих, однако, общую божественную природу. В конечном итоге, эта аналогия приводит к завуалированному тритеизму. И все же, трактат, в котором Григорий Ниса развивает эту аналогию, озаглавлен «О том, что нет трех Богов!» Григорий развивает свою аналогию в столь утонченной форме, что обвинение в тритеизме притупляется. Однако, у самого прилежного читателя этой работы часто остается впечатление о том, что Троица состоит из отдельных сущностей.

ТРОИЦА: ЧЕТЫРЕ МОДЕЛИ

Как уже было сказано, доктрина о Троице относится к невероятно сложным областям христианского богословия. Ниже мы рассмотрим четыре подхода, классические и современные, к этой доктрине. Каждый из них проливает свет на определенные аспекты этой концепции, а также дает некоторое представление о ее основаниях и следствиях. Наиболее значительное из классических изложений принадлежит, вероятно, Августину, в то время как в современном периоде выделяется подход Карла Барта.

Августин Гиппонийский

Августин объединяет многие элементы, возникающего единодушного взгляда на Троицу. Это можно увидеть в его настойчивом отрицании какой бы то ни было формы подчиненности (то есть рассмотрения Сына и Святого Духа как подчиненных Отцу в Божестве). Августин настаивает на том, что в действиях каждой Личности можно усмотреть действия всей Троицы. Таким образом, человек сотворен не просто по образу Божьему; он создан по образу Троицы. Проводится важное разграничение между вечной божественностью Сына и Святого Духа и их местом в плане спасения. Хотя Сын и Дух могут представляться последующими Отцу, такое суждение относится лишь к Их роли в процессе спасения. Хотя может показаться, что в истории Сын и Дух занимают подчиненное положение по отношению к Отцу, в вечности Они равны. В этом слышны сильные отголоски будущего разграничения между «сущностной Троицей», основанной на вечной природе Божьей, и «практической Троицей», основанной на божественном Самооткровении в истории.

Вероятно наиболее характерный элемент подхода Августина к Троице касается его понимания личности и места Святого Духа; конкретные аспекты этого подхода мы исследуем позднее, при рассмотрении спора о «filioque» (см. последний раздел в данной главе). Однако, концепция Августина о том, что Святой Дух есть любовь, соединяющая Отца и Сына, заслуживает рассмотрения уже на данном этапе.

Отождествив Сына с «мудростью» (sapienlia), Августин переходит к отождествлению Духа с «любовью» (cantos). Он признает, что для подобного отождествления нет явных библейских оснований; однако он считает его оправданным отступлением от Библии. Святой Дух «позволяет нам обитать в Боге, а Богу в нас». Это ясное определение Духа как основания для союза между Богом и верующими представляется важным, поскольку оно указывает на идею Августина о том, что Дух дает общение. Дух есть божественный дар, соединяющий нас с Богом. Отсюда следует, утверждает Августин, что аналогичные отношения существуют и в Самой Троице. Бог уже существует в тех отношениях, к которым Он хочет привести нас. Точно так же, как Святой Дух служит связью между Богом и верующим, Он выполняет такую же роль в Троице, соединяя Ее Лица. «Святой Дух… позволяет нам обитать в Боге, а Богу в нас. Такое положение стало следствием любви. Поэтому. Святой Дух — Бог, Который есть любовь».

Этот довод подтверждается общим анализом значения любви («cantos») в христианской жизни. Августин, несколько вольно основываясь на 1 Кор. 13.13 («А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них большая»), рассуждает следующим образом:

1. величайшим даром Божьим можно назвать любовь;

2. величайшим даром Божьим также можно назвать Святой Дух;

3. поэтому, Святой Дух является любовью.

Эти рассуждения сведены воедино в следующем отрывке:

«Любовь принадлежит Богу и ее воздействие на нас приводит к тому, что мы обитаем в Боге, а Бог обитает в нас. Мы знаем об этом, потому что Он дал нам Свой Дух. Дух является Богом, который есть любовь, и поскольку не существует большего дара чем Святой Дух, мы делаем естественный вывод, что Тот, Кто является одновременно Богом и Божьим есть любовь».

Этот метод анализа подвергся критике за его очевидные слабости, из которых далеко не последней представляется то, что он приводит к удивительно безличному понятию о Святом Духе. Дух представляется своеобразным клеем, соединяющим Отца и Сына и Их Обоих с верующими. Идея о «соединении с Богом» занимает центральное место в духовности Августина, и то же место она неизбежно занимает в его рассмотрении Троицы.

Одной из наиболее характерных черт подхода Августина к Троице по праву считается развитие им «психологических аналогий». Основания для обращения в этой связи к человеческому разуму можно свести к следующему. Вполне разумно предположить, что, создавая мир, Бог наложил на него свой характерный отпечаток. Где же искать этот отпечаток («vestigium»)? Можно ожидать, что он был оставлен на самой вершине творения. Рассказ о творении в Книге Бытия позволяет нам сделать вывод, что вершиной творения является человек. Поэтому, утверждает Августин, мы должны искать образ Божий в человеке.

Затем, однако, Августин делает шаг, который многим исследователям кажется неудачным. На основании своего неоплатоновского мировоззрения Августин утверждает, что вершиной человеческой природы следует считать разум. Поэтому, в своих поисках «следов Троицы» (vestigia Trinitatis) в творении богослов должен обращаться к индивидуальному человеческому разуму. Крайний индивидуализм этого подхода, наряду с его очевидной рассудочностью, означает, что Августин предпочитает находить отпечаток Троицы во внутреннем умственном мире отдельного человека, а не, например, в личных взаимоотношениях (взгляд, пользовавшийся популярностью у средневековых авторов, таких как Ричард из Сен-Виктора). Кроме того, первое прочтение трактата «О Троице» создает впечатление, что Августин считал, будто внутренний мир человеческого разума может нам сообщить о Боге не меньше, чем план спасения. Хотя Августин подчеркивает ограниченность подобных аналогий, сам он пользуется ими в значительно большей степени, чем они позволяют это делать.

Августин выделает троичную структуру человеческой мысли, и утверждает, что такая структура основана на бытии Божьем. Он сам считает, что наиболее важной триадой следует считать триаду разума, знания и любви («mens», «notitia» и «amor»), хотя немаловажное значение также имеет связанная с ней триада памяти, понимания и воли («memoria», «intellegentia» и «voluntas»). Человеческий разум рисуется в виде образа — правда, неточного, но тем не менее образа — Самого Бога. Поэтому, точно так, как в человеческом разуме существуют три таких способности, которые не полностью разделены одна от другой, также и Боге могут быть три «Личности».

Здесь можно разглядеть три очевидные, а возможно и роковые, слабости. Как уже неоднократно указывалось, человеческий разум нельзя так просто и аккуратно свести к трем сущностям. В конце концов, однако, необходимо отметить, что обращение Августина к таким «психологическим аналогиям» носит чисто иллюстративный, а не существенный характер. Они предназначались в качестве наглядных пособий (хотя и основанными на доктрине творения) к мыслям, которые можно почерпнуть из Священного Писания и раздумий о плане спасения. Ведь доктрина Августина Гиппонийского о Троице основана не на его анализе человеческого разума, а на его прочтении Писания, особенно четвертого Евангелия.

Взгляды Августина на Троицу оказали большое влияние на последующие поколения, особенно в период средневековья. Работа Фомы Аквинского «Трактат о Троице» представляет собой в основном лишь элегантное изложение идей Августина, а не какое-либо изменение и исправление их недостатков. Точно так же, «Наставления» Кальвина главным образом прямо повторяют подход Августина к Троице, что указывает на установившееся в этот период единомыслие в западном богословии. Если Кальвин в чем-то и отходит от Августина, так это в связи с «психологическими аналогиями». «Я сомневаюсь, могут ли здесь быть полезны какие-либо аналогии, проведенные с вещами человеческими» — сухо отмечает он, говоря о внутритринитарных разграничениях.

Наиболее значительные изменения в доктрину о Троице в западном богословии были внесены в XX в. Рассмотрим несколько различных подходов, начав с наиболее значительного, предложенного Карлом Бартом.

Карл Барт

Барт помещает доктрину о Троице в начале своего труда «Догматика Церкви». Это простое наблюдение важно, поскольку при этом он полностью изменяет порядок, принятый его оппонентом Ф. Д. Э. Шлейермахером. С точки зрения Шлейермахера, упоминание о Троице должно стоять последним в рассуждениях о Боге; для Барта, это должно быть сказано прежде, чем вообще можно говорить об откровении. Поэтому, она помещена в начале «Догматики Церкви», поскольку ее предмет делает эту догматику возможной вообще. Доктрина о Троице лежит в основе божественного откровения и гарантирует его актуальность для грешного человечества. Она, по словам Барта, — «объяснительное подтверждение» откровения. Это экзегеза факта откровения.

«Бог открывает Себя. Он открывает Себя через Себя. Он открывает Себя». В этих словах (которые, как я обнаружил, невозможно сформулировать по-другому) Барт устанавливает границы откровения, которые приводят к формулировке доктрины о Троице. Deus dixit; Бог сказал Свое слово в откровении — и задача богословия — выяснить, что это откровение предполагает и подразумевает. С точки зрения Барта, богословие представляется не более чем «Nach-Denken», процессом «осмысления задним числом» того, что содержится в Божьем Самооткровении. Нам следует «тщательно исследовать связь между нашим знанием Бога и Самим Богом в Его бытии и природе». С помощью подобных утверждений Карл Барт устанавливает контекст доктрины о Троице. Что можно сказать о Боге, при условии, что божественное откровение действительно имело место. Что может реальность откровения сказать нам о бытии Божьем? Исходной точкой для рассуждений Барта о Троице служит не доктрина или идея, а реальность того, что Бог говорит, и Его слышат. Поскольку как можно услышать Бога, когда грешное человечество неспособно услышать Слово Божье?

Вышеприведенный абзац не более чем пересказ некоторых разделов первого полутома труда Барта «Церковная догматика», озаглавленного «Доктрина о Слове Божием». Здесь сказано очень много и сказанное нуждается в пояснении. Следует четко выделить две темы.

1. Грешное человечество изначально проявляло неспособность услышать Слово Божье.

2. Тем не менее, грешное человечество услышало Слово Божье, поскольку Слово позволило ему осознать свою греховность.

Сам факт того, что откровение имеет место, требует пояснений. С точки зрения Карла Барта, это подразумевает, что человечество пассивно в своем процессе восприятия; процесс откровения, от начала до конца, подчиняется власти Бога. Для того, чтобы откровение действительно было откровением, Бог должен быть способен передать Его грешному человечеству, несмотря на греховность последнего.

После осознания этого парадокса, можно проследить общую структуру доктрины Барта о Троице. В откровении, утверждает Барт, Бог должен быть показан в божественном Самооткровении. Должно существовать прямое соответствие между Открывающим и откровением. Если «Бог открывает Себя как Господь» (характерно бартианское утверждение), то Бог должен быть Господом «вначале в Себе». Откровение представляет собой повторение во времени того, чем Бог является в вечности. Таким образом, существует прямое соответствие между:

1. открывающимся Богом;

2. Самооткровением Божьим.

Переводя это утверждение на язык тринитарного богословия, Отец открывается в Сыне.

Что же можно сказать о Святом Духе? Здесь мы подходим к тому, что представляется, вероятно, наиболее сложным аспектом доктрины Карла Барта о Троице: идее об «открытости» («Offenbarsein»). Исследуя это, прибегнем к примеру, не использованному самим Бартом. Представим себе двух людей, прогуливающихся возле Иерусалима весенним днем около 30 г. от Р.Х. Они видят распятие трех людей и останавливаются посмотреть. Первый из них, указывая на центральную фигуру, говорит: «Вот обычный преступник, которого казнят». Другой, указывая на того же человека, отвечает: «Вот Сын Божий, Который умирает за меня». Сказать, что Иисус Христос стал Самооткровением Божьим, недостаточно; должно существовать какое-то средство, с помощью которого Иисуса Христа можно признать Самооткровением Божьим. Именно признание откровения откровением и составляет идею об «Offenbarsein».

Как же достичь этого узнавания? В этом вопросе Барт однозначен: грешное человечество неспособно сделать это без посторонней помощи. Барт не собирается признавать за человечеством какой-либо положительной роли в толковании откровения, считая, что таким образом; божественное откровение подчиняется человеческим теориям познания. (Как мы уже видели, он подвергся за это суровой критике со стороны тех, кто, как, например, Эмиль Бруннер, иначе могли бы сочувственно относиться к его целям). Истолкование откровения как откровения должно быть само по себе делом Божьим — точнее, делом Святого Духа.

Человечество не становится способным к слышанию слова Господнего (сарах verbi domini), а затем слышит его; слышание и способность слышать даются одним действием Святого Духа.

Все это может навести на мысль, что Барта можно уличить в модализме, рассматривающем различные моменты откровения как различные «формы бытия» Одного и Того же Бога. Следует сразу же отметить, что существуют люди, которые обвиняют Барта именно в этом грехе. Однако, более взвешенные размышления заставляют отказаться от подобного суждения, хотя и дают возможность подвергнуть доктрину Барта критике в другом. Например, Святой Дух освещен в изложении Барта достаточно слабо, что можно считать отражением слабых сторон западного богословия в целом. Однако, какими бы ни были его слабости, общепризнанно, что рассмотрение Бартом доктрины о Троице вновь утвердило важность этой доктрины после долгого периода его забвения в догматическом богословии.

Роберт Джексон

Занимая лютеранские позиции, но обладая глубокими познаниями в области богословия Реформации, современный американский богослов Роберт Джексон представил свежий и творческий взгляд на традиционную доктрину о Троице. Во многом, взгляды Джексона можно считать развитием позиции Карла Барта с ее характерным акцентом на необходимости оставаться верным божественному Самооткровению. Его работа «Триединая личность: Бог согласно Евангелию» (1982 г.) дает нам фундаментальную точку отсчета для рассмотрения доктрины в период, ставший свидетелем возобновления интереса к вопросу, который прежде вызывал мало интереса.

Джексон утверждает, что «Отец, Сын и Святой Дух» является правильным именем Бога, Которого христиане знают в Иисусе Христе и посредством Его. Бог должен обязательно, утверждает он, иметь собственное имя. «Тринитарные рассуждения представляют собой попытку христианства определить Бога, Который призвал нас. Доктрина о Троице содержит как собственное имя, «Отец, Сын и Святой Дух»…, так и подробное развитие и анализ соответствующих определительных описаний». Джексон указывает, что Израиль существовал в политеистической среде, в которой термин «бог» нес в себе относительно мало информации. Необходимо назвать интересующего нас бога. С аналогичной ситуацией столкнулись и новозаветные авторы, стремившиеся определить бога, находящегося в центре их веры, и провести различие между этим богом и множеством других богов, которым поклонялись в этом регионе, а особенно в Малой Азии.

Таким образом, доктрина о Троице определяет или называет христианского Бога — однако, определяет и называет этого Бога в манере, соответствующей библейскому свидетельству. Это не имя, которое мы выбрали; это имя было выбрано для нас, и которое мы уполномочены использовать. Таким образом, Роберт Джексон отстаивает приоритет божественного Самооткровения перед человеческими построениями и концепций божественности.

«Евангелие определяет Бога следующим образом: Бог — это Тот, Кто воскресил израильского Иисуса из мертвых. Всю задачу богословия можно сформулировать как нахождение различных способов расшифровки этого высказывания. Один из них порождает тринитарный язык и мышление Церкви». Выше мы уже отмечали то, как ранняя Церковь была склонна путать характерно христианские идеи о Боге с идеями, заимствованными из эллинистического окружения, куда христианство проникло. Доктрина о Троице, утверждает Джексон есть и всегда была защитным механизмом от подобных тенденций. Она позволяет Церкви выявить характерность своего символа веры и избежать поглощения соперничающими концепциями о Боге.

Однако, Церковь не могла игнорировать свое интеллектуальное окружение. Если, с одной стороны, ее задачей была защита христианского понятия о Боге от соперничающих концепций божественности, другая ее задача состояла в проведении «метафизического анализа определения триединого Бога в Евангелии». Иными словами, она была вынуждена использовать философские категории своего времени, чтобы объяснить, как христиане верят в своего Бога, и в чем они отличаются от других религий. Как это не парадоксально, попытка отделить христианство от эллинизма привела к введению в тринитарные рассуждения эллинистических категорий.

Таким образом, доктрина о Троице сосредоточивается на признании того, что Бог назван в Священном Писании и в свидетельстве Церкви. В древнееврейском богословии Бог определяется по историческим событиям. Джексон отмечает, как много ветхозаветных текстов определяют Бога, ссылаясь на божественные действия в истории — такие как избавление Израиля от египетского плена. То же наблюдается и в Новом Завете: Бог определяется ссылками на исторические события, в первую очередь, на воскресение Иисуса Христа. Бог определяется в связи с Иисусом Христом. Кто Такой Бог? О каком боге мы говорим? О Боге, Который воскресил Христа из мертвых. По словам Дженсона: «Возникновение семантической модели в которой понятия «Бог» и «Иисус Христос» носят взаимно определяющий характер, имеет в Новом Завете фундаментальное значение».

Таким образом, Р. Джексон выделяет личное восприятие Бога из метафизических рассуждений. «Отец, Сын и Святой Дух» относятся к именам собственным, которое мы должны использовать при упоминании о Боге и обращении к Нему. «Лингвистические средства определения — имена собственные, определяющие описания — становятся для религии необходимостью. Молитвы, как и другие просьбы, должны иметь обращение». Таким образом, Троица служит инструментом богословской точности, заставляющим нас быть точными в отношении интересующего нас Бога.

Джон Маккварри

Джон Маккварри, англо-американский автор, имеющий корни в шотландской пресвитерианской среде, подходит к Троице с экзистенциалистской точки зрения (см. раздел «Экзистенциализм: философия человеческого опыта» в главе 6). В его взгляде выявляются как сильные, так и слабые стороны экзистенциалистского богословия. В широком смысле, их можно изложить следующим образом:

* Сильной стороной этого взгляда представляется то, что он по-новому мощно освещает христианское богословие, указывая на то, как его построения соотносить с опытом человеческого существования.

* Слабой стороной этого подхода можно назвать то, что, хотя он и способен укрепить существующие христианские доктрины с позиций экзистенциализма, он представляет меньшую ценность для установления первенствующего положения этих доктрин по отношению к человеческому опыту.

Ниже мы рассмотрим эти положения на примере экзистенциалистского подхода Маккварри к доктрине, представленного в его работе «Принципы христианского богословия» (1966 г.).

Маккварри утверждает, что доктрина о Троице «обеспечивает динамичное, а не статичное понимание Бога». Но как же может динамичный Бог одновременно быть стабильным? Размышления Маккварри над этим противоречием приводят его к заключению, что «даже если бы Бог не открыл нам Свое триединство, мы все равно должны были бы воспринимать Его подобным образом». Он исследует динамическую концепцию Бога в рамках христианских взглядов.

1. Отца следует воспринимать как «изначальное Бытие». Под этим мы должны понимать «первоначальный акт или энергию бытия, условие существования чего бы то ни было, источником не только всего, что существует, но и того, что могло бы существовать».

2. Сына следует воспринимать как «выразительное Бытие». «Изначальное Бытие» нуждается в Самовыражении в мире существ, чего Оно достигает посредством «проявления через выразительное Бытие».

Разделяя этот подход, Маккварри принимает идею о том, что Сын является Словом или Логосом, действующим силой Отца в творении. Он прямо связывает эту форму бытия с Иисусом Христом: «Христиане верят, что Бытие Отца находит выражение прежде всего в конечном бытии Иисуса».

3. Святой Дух следует воспринимать как «соединяющее Бытие», поскольку «к функциям Святого Духа относятся сохранение, укрепление и, где это необходимо, восстановление единства Бытия с существами». Задача Святого Духа заключается в содействии достижению, новых и более высоких уровней единства между Богом и миром (между «Существом» и «существами», используя терминологию Маккварри); Он приводит существа обратно к новому и более плодотворному единству с Существом, которое изначально вызвало их бытие.

Вполне понятно, что подход Джона Маккварри можно выделить как плодотворный, поскольку он связывает доктрину о Троице с обстоятельствами существования человечества. Однако, его недостатки также очевидны — представляется, что существует определенная искусственность в присвоении Личностям Троицы определенных функций. Возникает вопрос, что бы произошло, если бы Троица состояла из четырех членов; возможно в этой ситуации Маккварри придумал бы четвертую категорию Бытия. Однако, это выступает в качестве общего слабого места экзистенциалистского подхода, а не данного конкретного случая.

СПОР О FILIOQUE

Одним из наиболее значительных событий в ранней истории Церкви было достижение согласия во всей Римской империи относительно Никео-Цареградского символа веры. Целью этого документа служило установление доктринальной стабильности в Церкви в чрезвычайно важный период ее истории. Часть согласованного текста касалась Святого Духа — «от Отца исходящего». Однако, к девятому веку Западная Церковь постепенно исказила эту фразу и стала говорить о том, что Святой Дух «исходит от Отца и Сына». Это дополнение, которое с тех пор стало нормативным в Западной Церкви и ее богословии, стало обозначаться латинским термином «filioque» («и от Сына»). Эти идеи о «двойном исхождении» Святого Духа стали источником крайнего недовольства греческих авторов: они не только вызывали у них серьезные богословские возражения, но и представлялись им посягательством на неприкосновенный текст символов веры. Многие ученые считают, что подобные настроения также внесли свой вклад в раскол между Западной, и Восточной церквами, который произошел около 1054 г. (см. в главе 2).

Спор о «filioque» имеет большое значение и как богословский вопрос, и в связи с отношениями между Западной и Восточной Церквами. В этой связи, представляется необходимым подробно рассмотреть эти вопросы. Основная проблема касается того, исходит ли Святой Дух «от Отца» или «от Отца и Сына». Первая точка зрения ассоциируется с Восточной Церковью и наиболее весомо изложена в трудах Каппадокийских отцов; последняя ассоциируется с Западной Церковью и разработана в трактате Августина «О Троице».

Греческие патристические авторы утверждали, что в Троице существует всего один источник Бытия. Лишь Отец может считаться единственной и верховной причиной всего, включая Сына и Святого Духа в Троице. Сын и Дух происходят от Отца, но по-разному. В своих поисках подходящих терминов для выражения этих взаимоотношений богословы со временем остановились на двух достаточно отличных друг от друга образах: Сын рождается от Отца, а Святой Дух исходит от Отца. Эти два термина должны служить выражением идеи о том, что и Сын, и Дух происходят от Отца, но по-разному. Это терминологическое построение выглядит довольно неуклюжим и отражает то, что греческие слова «gennesis» и «ekporeusis» трудно перевести на современный язык.

Для того, чтобы помочь в постижении этого сложного процесса, греческие отцы использовали два образа. Отец произносит Свое Слово; в это же время Он выдыхает воздух, чтобы это слово могло быть услышано и воспринято. Используемые здесь образы, имеющие глубокие библейские корни, указывают на то, что Сын — Слово Божье, а Святой Дух — дыхание Божье. Здесь возникает естественный вопрос: Почему же Каппадокийские отцы тратили столько времени и усилий на подобное разграничение между Сыном и Святым Духом. Ответ на этот вопрос представляет чрезвычайную важность. Отсутствие четкого разграничения между тем, как Сын и Дух происходят от Одного и Того же Отца, приводит к мысли о том, что Бог имеет двух сыновей, что порождает непреодолимые проблемы.

В подобных условиях совершенно немыслимо предполагать, что Святой Дух исходит от Отца и от Сына. Почему? Потому что это полностью скомпрометирует принцип того, что Отец служит единственным источником всякой божественности. Это приводит к утверждению о том, что в Троице существует два источника божественности, со всеми его внутренними противоречиями. Если Сын разделяет исключительную способность Отца быть источником всякой божественности, то эта способность перестает быть исключительной. По этой причине, греческая Церковь считала западную идею о «двойном исхождении» Духа приближением к полному неверию.

Греческие авторы, однако, не были в этом вопросе полностью единодушны. Кирилл Александрийский, не колеблясь, говорил о том, что Дух «принадлежит Сыну» и в Западной Церкви не замедлили развиться схожие идеи. Ранние западные христианские авторы сознательно обходили вопрос о конкретной роли Духа в Троице. В своем трактате «О троице» Иларий Пуатийский ограничился заявлением о том, что он не станет «ничего говорить о Святом Духе [Божьем], кроме того, что Он есть Дух [Божий]». Эта туманность привела некоторых его читателей к предположению о том, что он относится к бинитарианцам, верящим в полную божественность лишь Отца и Сына. Однако из других мест этого же трактата становится ясным, что Иларий считает, что Новый Завет указывает на то, что Святой Дух исходит и от Отца, и от Сына, а не от одного лишь Отца.

Такое понимание исхождения Духа от Отца и от Сына было разработано в его классическом виде Августином. Возможно, основываясь на позициях, подготовленных Иларием, Августин утверждал, что Духа следует считать исходящим от Сына. В качестве одного из основных доказательств приводился стих Ин.20.22, в котором говорится о том, что воскресший Христос дунул на своих учеников и сказал: «Примите Духа Святого». В своем трактате «О Троице» Августин объясняет это следующим образом:

«Мы не можем также сказать, что Святой Дух не исходит и от Сына. Говорится же о том, что Дух является Духом Отца и Сына… [далее цитируется Ин.20.22] …Святой Дух исходит не только от Отца, но и от Сына».

Делая это заявление, Августин считал, что он выражает единомыслие, установившееся как в Западной, так и в Восточной Церкви. К сожалению, его знание греческого языка, похоже, было недостаточным, и он не знал, что грекоязычные Каппадокийские отцы имели совершенно другую точку зрения. Тем не менее, существуют вопросы, в которых Августин Гиппонийский явно отстаивает отличную роль Бога-Отца в Троице:

«Только Бог Отец является Тем, от Которого рождается Слово, и от Которого главным образом исходит Дух. Я добавил слова «главным образом», потому мы обнаруживаем, что Святой Дух исходит и от Сына. Тем не менее, Отец дал Духа Сыну. Этим не подразумевается, что Сын уже существовал и обладал Духом. Все, что Отец дал Своему единородному Сыну, Он дал Ему Его рождением. Он родил Его таким образом, что общий дар должен стать Духом Их Обоих».

Что же, таким образом, по мысли Августина, следует из понимания-роли Святого Духа? Ответ на этот вопрос заключается в его характерном взгляде на Дух как на «связь любви» между Отцом и Сыном. Августин разработал идею о взаимоотношениях в Троице, утверждая, что Личности Троицы определяются Их отношениями друг с другом. Духа, таким образом, следует считать отношением любви и общения между Отцом и Сыном, связью, которая, с точки зрения Августина, лежит в основе единства воли и замысла Отца и Сына, представленного в Четвертом Евангелии.

Глубинные различия между двумя описанными подходами можно свести к следующему:

1. Целью греческих богословов была защита уникальной позиции Отца как единственного источника божественности. То, что и Сын, и Дух исходят от Него, хотя различным, но равноценным образом, обеспечивает, в свою очередь и их божественность. С этой точки зрения, западный подход вводит два отдельных источника божественности в Троице, ослабляя жизненно важное разграничение между Сыном и Духом. Сын и Святой Дух понимаются как имеющие отдельные, но взаимодополняющие роли; западное боголсовие считает, что Дух также можно считать Духом Христовым. Действительно, целый ряд современных авторов, мыслящих в восточной традиции, как, например, русский автор Владимир Лосский, подверг критике западный подход. В своем очерке «Исхождение Святого Духа», Лосский утверждает, что западный подход неизбежно обезличивает Духа, приводит к неправильному акценту на личности и трудах Иисуса Христа и сводит Троицу к безличному принципу.

2. Целью западных богословов было обеспечить адекватное разграничение между Сыном и Святым Духом и, в то же время, показать их взаимосвязь. Такой глубоко релятивистский подход к идее о «Личности» делает подобное понимание Духа неизбежным. Поняв позицию восточных богословов, поздние западные авторы утверждали, что они не считают свой подход указанием на наличие в Троице двух источников божественности. Лионский собор заявил, что «Святой Дух исходит от Отца и от Сына», «однако не как от двух источников, но как от одного источника». Однако, эта доктрина остается источником разногласий, которые едва ли будут устранены в ближайшем будущем.

Рассмотрев христианскую доктрину о Боге, перейдем ко второй важной теме христианского богословия — личности и значению Иисуса Христа. Мы уже показали, как христианская доктрина о Троице возникла из христологических рассуждений. Настало время рассмотреть развитие христологии как объекта исследования.

Вопросы к восьмой главе

1. Многие богословы предпочитают говорить о «Творце, Искупителе и Утешителе», а не о традиционном «Отце, Сыне и Святом Духе». Чего позволяет этот подход достичь? Какие трудности он порождает?

2. Как бы вы примирили следующие два утверждения «Бог есть Личность»; «Бог есть три Личности»?

3 Является ли Троица доктриной о Боге, или об Иисусе Христе?

4. Изложите основные мысли доктрины о Троице, содержащиеся в произведениях Августина Гиппонийского или Карла Барта.

5 Имеет ли значение, исходит ли Святой Дух только от Отца, или от Отца и Сына?

Как мы уже сказали, библейские тексты нельзя приводить в качестве доказательства догмата о Троице, потому что те, кому приписывают авторство библейских книг, ничего не знали о Троице.

Первым ввел понятие Троицы в христианство Тертуллиан. Произошло это около 200 года. Как упоминается в Каноне Священной Книги, многие отцы церкви, включая Савеллия, противоречили ему тогда. Однако в 4 веке, после обращения в христианство императора Константина, Троица одержала верх над Единобожием. До Тертуллиана не было никаких упоминаний о Троице.

Догмат о Троице стал главной составляющей христианства и официально признанной основой христианского вероучения после двух вселенских соборов. На первом была признана и закреплена Божественность Иисуса, а на втором - Божественность Святого Духа.

Никейский собор

Никейский собор состоялся в 325 году по приказу императора-язычника Константина, который за несколько лет до указанного события объявил о введении религиозной терпимости на территории Империи.

Увидев, что противоречия и противостояния между христианскими церквями оказывают негативное влияние на народ и сотрясают опоры государства, Константин ре­шил организовать Собор, на который были созваны представители различных христианских церквей. Собор проходил под личным руководством Константина. Он лично открыл его. В Соборе участвовали 2048 христианских священнослужителей. Прения и дебаты продолжались три месяца, однако согласие так и не было достигнуто. Собравшиеся не смогли прийти к единому мнению об основах христианского вероучения.

Участников Собора можно условно разделить на три группы:

1) Приверженцы Единобожия, отрицающие Божественность Иисуса. Их возглавлял Арий Александрийский и Евсевий Никомедийский . Их взгляды разделяло около тысячи священнослужителей.

2) Утверждающие, что Иисус существует изначально вместе с Отцом и что они составляют единую сущность, хотя Иисус и представляет собой отдельную ипостась. Они говорили, что если бы Иисус не был таковым, его нельзя было бы назвать Спасителем. К этой группе относился Римский Папа Александр и молодой язычник, объявивший о принятии им христианства, по имени Афанасий.

В книге «Христианское религиозное воспитание» об Афанасии говорится следующее: «Все мы знаем о том прекрасном положении, которое занимал святой Афанасий Посланник в святой церкви на протяжении веков. Вместе с Папой Александром присутствовал на Никейском соборе. Святой Афанасий был одним из праведных и вер­ных воинов Иисуса Христа. К его заслугам относится и то, что он принимал участие в создании Символа веры . В 329 году он стал патриархом и преемником Папы Алек­сандра».

3) Желающие согласовать и объединить два упомянутых мнения. К ним относится епископ Евсевий Кесарийский. Он сказал, что Иисус не был сотворен из ничего, а рожден от Отца в извечности, изначально, поэтому в нем присутствуют элементы, схожие с природой Отца.

Очевидно, что это мнение, которое якобы должно было согласовать два предыдущих, мало чем отличается от мнения Афанасия. Константин склонился именно к этому мнению, которого придерживались 318 священнослужителей. Остальные, в том числе, разумеется, сторонники Ария и немногочисленные сторонники других малорас­пространенных мнений, вроде утверждений о Божественности Марии, были против этого решения.

Упомянутые 318 священнослужителей издали постановления Никейского собора, главным из которых был догмат о Божественности Иисуса. Одновременно был издан приказ сжечь все книги и Евангелия, которые противоречили этому постановлению.

Арий и его сторонники были отлучены от церкви. Было также издано постановление о разрушении идолов и казни всех идолопоклонников, а также о том, что в канцелярии должны быть только христиане .

Ария и его последователей постигло предсказанное Иисусом: «Изгонят вас из синагог; даже наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу. Так будут поступать, потому что не познали ни Отца, ни Меня» (От Иоанна, 16:2-3).

Если бы они оценили могущество и величие Бога должным образом, они ни за что не осмелились бы приписать Ему сына и объявить Богом распятого на кресте человека, рожденного женщиной.

На Никейском соборе не обсуждался вопрос о Божественности Святого Духа, и споры относительно его сущности продолжались вплоть до Константинопольского собора, поставившего точку в этом вопросе.

Константинопольский собор

В 381 году император Феодосии созвал Константинопольский собор, чтобы обсудить слова епископа Константинополя Македония, который был приверженцем арианства. Он отрицал Божественность Святого Духа и говорил о нем то, что говорится о нем в Библии: «Святой Дух - это Божественное действие, распространенное во вселенной, а не ипостась, отличная от Отца и Сына». Он говорил о Святом Духе: «Он подобен остальным творениям Бога, и он служил Сыну как служили ангелы».

На Собор прибыли сто пятьдесят епископов. Они решили предать Македония анафеме, лишить его всех церковных званий, а его последователей подвергнуть жестоким наказаниям.

Тогда же они приняли одно из важнейших постановлений вселенских соборов церкви, закрепив догмат о Божественности святого Духа и объявив его третьей ипостасью в Святой Троице, дополняющей Отца и Сына. Они сказали: «Мы считаем, что Святой Дух - это не что иное, как Дух Бога, а Бог - не что иное как Его жизнь, и если мы скажем, что Святой Дух сотворен, это все равно что сказать, что Бог сотворен».

Были также приняты некоторые постановления, касающиеся устройства церкви и ее политики .

Единобожие в истории христианства

Ранее мы уже приводили тексты из Ветхого и Нового Заветов, подтверждающие, что Единобожие есть религия Бога, к которой призывали все Его посланники, включая Иисуса, на протяжении веков.

Если основой религии Иисуса было Единобожие, то где же последователи Иисуса? И когда исчезло Единобожие из жизни христиан? И возможно ли, чтобы все эти свидетельства Единобожия не оказывали никакого влияния на христианство на протяжении стольких веков?

Для того чтобы найти ответ на эти вопросы, исследователи долго перелистывали страницы древней, средневековой и новейшей истории. Они имели целью выяснить, что же произошло с Единобожием за двадцать веков противостояния язычеству Павла. И что же открылось им?

Единобожие до Никейского собора

Первое поколение христиан после вознесения Иисуса верили в Единственность Бога и в то, что сам Иисус был Его рабом и, соответственно, человеком. Они верили, что Иисус был посланником Бога и Его пророком. Это подтверждают тексты Библии, которые мы приводили ранее в качестве свидетельств Единобожия.

В нашем распоряжении имеются и исторические свидетельства того, что первое поколение христиан исповедовало чистое Единобожие.

А в «Американской энциклопедии» говорится: «Движение Единобожия в истории религий началось очень рано и в действительности оно появилось на десятки лет раньше Троицы». Дело в том, что Единобожие появилось с появлением посланников и пророков и ярко блеснуло во время пророческой миссии Иисуса (мир ему), который, подобно своим предшественникам, принес миру учение о Единобожии.

Во французской энциклопедии Ларусса сказано: «Догмата о Троице не было в книгах Ветхого Завета, он не проявлялся в действиях первых отцов церкви и ближайших учеников Христа, однако католическая и протестантская церкви продолжают утверждать, что вера в Троицу была у христиан всегда... В течение всего периода существования первой христианской церкви, состоящей из евреев - последовавших за Иисусом иудеев - господствовало убеждение, что Иисус - человек. Жители Назарета и все группы христиан, состоящие из бывших иудеев, были убеждены, что Иисус - человек, укрепленный и поддерживаемый Святым Духом. И все это время никто не упрекал их в ереси, неверии и безбожии. Во втором веке христианской эры были приверженцы нововведений и безбожники. И в том же втором веке были верующие, которые считали Иисуса Мессией и обычным человеком. С увеличением числа язычников, принимающих христианство, появились убеждения, которых не было ранее».

Ауд Саман говорит, подтверждая, что Иисус не имеет никакого отношения к многобожию и язычеству: «Внимательно изучив отношения учеников и Иисуса, мы обнаруживаем, что они воспринимали его только как человека, поскольку они, как и иудеи, считали, что Бог не может явиться в образе человека. Да, они ожидали пришествия Мессии, однако Мессия, согласно их представлениям, которые они унаследовали от отцов и дедов, был посланником Бога, но никак не Самим Богом».

«Американская энциклопедия» также подчеркивает, что путь от первого Иерусалимского собора, созванного учениками Иисуса, до Никейского собора был отнюдь не прямым, и Единобожие было распространено даже в тех районах, где проповедовал Павел, то есть в Антиохии и среди галатов, и Павел встретил резкое сопротивление.

А Бертранд Рассел, английский философ, говорит: «Вы спросите: почему Бертранд Рассел не христианин? Отвечаю: потому что я считаю, что первый и последний хри­стианин умер девятнадцать веков назад, и с ним умерло истинное христианство, которое принес людям этот великий пророк» .

Однако изначальность Единобожия, которое господствовало при жизни первого поколения христиан, и его сила не смогли помешать распространению языческого призыва Павла среди новообращенных христиан из числа бывших язычников. Они нашли в его призыве привычные им языческие основы с добавлением идеалов и морально-этических норм, которых не хватало римскому и греческому язычеству.

Что же касается учеников Иисуса, то они решительно отвергли и осудили призыв Павла и старались воспрепятствовать его распространению. После их кончины про­должатели их дела, приверженцы Единобожия, продолжили борьбу с последователями Павла. Появились группы тех, кого церковь в своей истории называет еретиками. Это люди, которые отвергали религиозные мнения (постановления) церкви, в том числе и группы, отвергавшие Божественность Иисуса.

Среди них - эбиониты. Название это восходит к слову «эйвоним» - «нищие».

Эти группы и общины появились в первом веке нашей эры. Основаны они были евреями. Их деятельность стала особенно активной после 70 года.

Об убеждениях этих групп нам сообщают древние историки. Патриарх Александрии сказал в 326 году об арианстве: «Это учение взбунтовавшихся против богобоязненности церкви, учение эбионитов, и оно очень похоже на учение Павла Самосатского ».

А Кирилл Иерусалимский в 388 году сказал о еретиках: «Керинф произвел разрушение в церкви, и так же Менандр, Карпократ и эбиониты».

На убеждения этой общины оказали влияния господствовавшие в те времена искаженные представления о мире, Боге и религии, поэтому они и объявили Иисуса «сверхчеловеком».

Мункыз ибн Махмуд ас-Саккар

• Евсевий Никомедийский (? — 341) — константинопольский епископ (339—341). Был епископом Берита, затем Никомедии. Имел значительное влияние на Констанцию, жену императора Лициния, сестру императора Константина Великого. На Вселенском Никейском соборе в 325 году выступал защитником Ария, с которым был дружен в юности, а позже вместе с епископом Евсевием Кесарийским был главой примирительной партии, члены которой по имени обоих Евсевиев получили название евсевиан. По завершении собора Евсевий Никомедийский отказался отречься от арианской ереси и был вместе с сообщниками отправлен императором в ссылку в Галлию. В 328 году Евсевий, Арий и другие ариане были возвращены из ссылки Константином, исполнившим предсмертную просьбу своей сестры Констанции. Возглавлял борьбу ариан против защитника православия, александрийского архиепископа Афанасия Великого и добился его низложения и ссылки. Вместе с другими епископами принимал участие в крещении императора Константина Великого, в 337 году умершего на его канонической территории в предместье Никомедии. По приказу императора Констанция II руководил Антиохийским собором 341 года, на котором в Восточной Римской империи умеренное арианство было признано официальным учением.
• Афанасию приписывают создание Афанасьевского символа веры: «Всякий, желающий спастись, должен прежде всего иметь кафолическую христианскую веру. Тот, кто не хранит эту веру в целости и чистоте, несомненно обречен на вечную погибель. Кафолическая же вера заключается в том, что мы поклоняемся единому Богу в Триединстве и Триединству в Едином Божестве, не смешивая Ипостаси и не разделяя Сущность Божества. Ибо одна Ипостась Божества — Отец, другая — Сын, третья же — Дух Святой. Но Божество — Отец, Сын и Святой Дух — едино, слава одинакова, величие вечно. Каков Отец, таков же и Сын, и таков же Дух Святой. Отец не сотворен, Сын не сотворен, и Дух не сотворен. Отец не постижим, Сын не постижим, и Святой Дух не постижим. Отец вечен, Сын вечен, и Святой Дух вечен. И все же они являются не тремя вечными, но единым Вечным. Равно как не существует трех Несотворенных и трех Непостижимых, но один Несотворенный и один Непостижимый. Таким же образом, Отец всемогущ, Сын всемогущ и Святой Дух всемогущ. Но все же не трое Всемогущих, но один Всемогущий. Так же Отец есть Бог, Сын есть Бог и Святой Дух есть Бог. Хотя они являются не тремя Богами, но одним Богом. Точно так же, Отец есть Господь, Сын есть Господь и Святой Дух есть Господь. И все же существуют не три Господа, но один Господь. Ибо подобно тому, как христианская истина побуждает нас при­знать каждую Ипостась Богом и Господом, так и кафолическая вера запрещает нам говорить, что существует три Бога, или три Господа. Отец является несозданным, несотворенным и нерожденным. Сын происходит только от Отца, Он не создан и не сотворен, но порожден. Святой Дух происходит от Отца и от Сына, Он не создан, не сотворен, не рожден, но исходит. Итак, существует один Отец, а не три Отца, один Сын, а не три Сына, один Святой Дух, а не три Святых Духа. И в этом Триединстве никто не является ни первым, ни последующим, равно как никто не больше и не меньше других, но все три Ипостаси одинаково вечны и равны между собою. И так во всем, как было сказано выше, надлежит поклоняться Единству в Триединстве и Триединству в Единстве. И всякий, кто желает обрести спасение, должен так рассуждать о Троице. Кроме того, для вечного спасения необходимо твердо веровать в воплощение нашего Господа Иисуса Христа. Ибо праведная вера заключается в том, что мы веруем и исповедуем нашего Господа Иисуса Христа Сыном Божиим, Богом и Человеком. Богом от Сути Отца, порожденным прежде всех веков; и Человеком, от естества матери Своей, рожденным в должное время. Со­вершенным Богом и совершенным Человеком, обладающим разумною Душою и человеческим Телом. Равным Отцу по Божественности, и подчиненным Отцу по Своей человеческой сущности. Который, хотя и является Богом и Человеком, при этом является не двумя, но единым Христом. Единым не потому, что человеческая сущность превратилась в Бога. Полностью Единым не потому, что сущности смешались, но по причине единства Ипостаси. Ибо как разумная душа и плоть есть один человек, так же Бог и Человек есть один Христос, Который пострадал ради нашего спасения, сошел в ад, воскрес из мертвых в третий день; Он вознесся на небеса, Он восседает одесную Отца, Бога Всемогущего, откуда Он придет судить живых и мертвых. При Его пришествии все люди вновь воскреснут телесно, и дадут отчет о своих деяниях. И творившие добро войдут в жизнь вечную. Совершавшие же зло идут в вечный огонь. Это — кафолическая вера. Тот, кто искренне и твердо не верует в это, не может обрести спасения».Однако имеются веские доказательства того, что этот символ был сформулирован намного позже, и автором его был вовсе не Афанасий.Принятый на Первом Никейском соборе (325 год) Символ веры — формула вероисповедания, в которой провозгласилась божественность Бога-Сына, названного «единосущным Отцу», а после краткого третьего компонента формулы («веруем в Духа Святого») следовала анафема арианству.Текст Никейского Символа Веры: «Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божьего, Единородного, от Отца рожденного прежде всех веков; Свет от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, единосущного с Отцом, Которым все сотворено. Ради нас людей и ради нашего спасения сшедшего с небес и воплотившегося от Духа Святого и Девы Марии, и вочеловечившегося. Распятого же за нас при Понтии Пилате, и страдавшего, и погребенного. И воскресшего в третий день по Писаниям. И восшедшего на небеса, и сидящего по правую руку Отца. И опять грядущего со славой судить живых и мертвых, Царству Которого не будет конца. И в Духа Святого, Господа, Животворящего, от Отца исходящего, с Отцом и Сыном поклоняемого и прославляемого, говорившего через пророков. Во единую Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую одно крещение во оставление грехов. Ожидаю воскресения мертвых, и жизни будущего века. Аминь».В 381 году он был расширен и дополнен Вторым Вселенским собором в Константинополе, после чего стал называться Никео-Константинопольским: «Верую во единого Бога Отца Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, рождённого от Отца прежде всех веков, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рождённого, не созданного, одного существа со Отцем, чрез Которого всё сотворено; для нас людей и для нашего спасения сошедшего с небес, принявшего плоть от Духа Святого и Марии Девы и сделавшегося человеком, распятого за нас при Понтие Пилате, страдавшего и погребённого, воскресшего в третий день согласно с писаниями (пророческими), восшедшего на небеса и седящего одесную Отца, и опять имеющего придти со славою судить живых и мёртвых, царству Которого не будет конца. И в Святого Духа, Господа, дающего жизнь, исходящего от Отца, покланяемого и прославляемого равночестно с Отцем и Сыном, говорившего чрез пророков. И во единую, святую, вселенскую и апостольскую Церковь. Исповедую единое крещение во оставление грехов. Ожидаю воскресения мёртвых и жизни будущего века. Аминь».
• Аль-яхудиййа ва аль-масихиййа. С. 302-306.
• Ахмад Шаляби. Аль-масихиййа. С. 134-135.
• Аля Абу Бакр. Аль-масихиййа аль-хакка алляти джаа биха-ль-масих. С. 136.
• Павел Самосатский (200 - 275) — епископ Антиохийский в 260—268; отрицал божественность Иисуса Христа, был осуждён как еретик на Антиохийском соборе (268 год). Последователи составили секту, названную по его имени павлианами, которая существовала до IV века.

По возведении на Антиохийскую кафедру своей проповедью монархианства вызвал споры. На Антиохийском Соборе 269 года был обличён пресвитером Мальхионом в ереси и был низложен. Однако, пользуясь поддержкой Зеновии, царицы Пальмирской, Павел удерживал антиохийскую кафедру до 272 г., когда император Аврелиан по просьбе христиан изгнал его из Антиохии.
Ученик Павла Самосатского, Лукиан Антиохийский, был впоследствии учителем Ария.

• Керинф - один из первых по времени гностиков, по древним преданиям, жил в век апостольский. Ириней и Ипполит приписывают ему египетское образование. Керинф различал Христа и Иисуса как две особые индивидуальности. Иисус был простой, обыкновенным способом рожденный человек, достигший высокой степени добродетели. При крещении в Иордане с ним соединилось небесное существо — Христос, сошедшее в виде голубя. Его силою Иисус творил чудеса, а перед крестною смертью Христос, будучи бесстрастным по естеству, отделился от человека Иисуса (Ириней I, 26; Ипполит VII, 33).
• Ириней Лионский — один из первых Отцов Церкви, ведущий богослов II века. Малоазиатский грек (род. около 130 г.); около 160 года послан Поликарпом, епископом Смирнским, в Галлию для проповеди христианства; с 177 г. был епископом Лионским.
• Мухаммад Такый аль-Усмани. Ма хийа ан-насраниййа. С. 63-64.

Появление догмата о троице (ч.2)

Единобожие после Никейского собора

Арианство

В 325 году было издано первое официальное постановление о Божественности Иисуса. Произошло это после того, как император-язычник Константин избрал это мне­ние и отверг остальные, а Ария, из-за которого и был созван этот Собор, решено было считать еретиком.

Арий был одним из монахов церкви и, как передает Манси Йуханна в своей книге «История коптской церкви»: «Сын не подобен Отцу ни в извечности, то есть в изначальности существования, ни в сущности. Сначала был Отец, а потом Он вывел Сына из небытия по Своей воле. Отца никто не может увидеть или описать, потому что имеющий начало не может познать Изначального. Сын же является Богом в силу приобретенной (данной ему) Божественности».

Арий скончался в 336 году, однако его учение распространилось после его смерти. Арианство приобрело столько последователей, что, как говорит профессор Хусни аль-Атйар в своей книге «Убеждения христианских сект, исповедовавших Единобожие»: «Арианство принял бы весь мир - по свидетельству его врагов - если бы епископы не вмешались и не начали безжалостно искоренять его».

Асад Рустам говорит в своей книге «Церковь великого Божьего града»: «Арий был ученым и аскетом, искусным проповедником и наставником. Вокруг него сплотилась группа верующих, и к нему примкнуло большое количество священнослужителей».

Историк Ибн аль-Батрик подтверждает многочисленность арианцев. Он говорит, что большинство жителей Египта были арианцами.

А священник Джеймс Энис говорит: «История повествует нам о том, как церковь и ее предводители ошиблись и отошли от истины: большинство епископов одобрили ересь Ария и приняли ее».

Арианство обладало немалой силой не только при жизни своего основателя, но и после его кончины. Церковь созвала несколько соборов для изучения его убеждений. Сам Арий со своими сторонниками также созывал соборы в 334 и 335 годах. На втором соборе они постановили отстранить от церковной деятельности Папу Афанасия, который призывал считать Иисуса Богом и под руководством которого были записаны постановления Никейского собора. Они сослали его на территорию современной Франции. В 341 году в Антиохии они созвали новый Собор. На нем присутствовали 97 священнослужителей из числа последователей арианства. На этом соборе был принят ряд постановлений, согласующихся с их убеждениями.

Позже римский император вернул Афанасия на папский престол. Ариане запротестовали и взбунтовались. Потом был созван Собор на территории Франции в Арле, на котором было принято единодушное, если не считать одного голоса, решение об отстранении Афанасия.

На Миланском соборе это решение было подтверждено, и Афанасия отстранили. Александрию возглавил епископ-арианец Георгий Каппадокиец. А в 359 году император созвал два собора - для западников в Серевкии и для восточников в Ариминиуме. Оба собора признали правильными убеждения арианцев, и западные церкви остались арианскими.

Историк упоминает, что император Константин также перешел в арианство, чтобы снискать поддержку народа. Произошло это после того, как он перенес столицу в Кон­стантинополь.

Преподобный Шануда объяснял столь широкое распространение арианства поддержкой со стороны императора.

На Антиохийском соборе, созванном в 361 году, ариане сформулировали новый символ веры, согласно которому: «Сын отличен от Отца в своей сущности и воле». В том же году они созвали в Константинополе Собор, на котором было принято 17 постановлений, противоречащих постановлениям Никейского собора.

В том же году к власти пришел язычник Юлиан. Он возвратил Афанасия и его епископов к их прежней деятельности. При нем начали открыто поклоняться идолам. Он поручил возглавлять церкви христианам-язычникам. В 363 году его сменил император Ювиан, который завершил начатое его предшественником. Он начал борьбу против ариан и ввел в христианство элементы язычества, закрепив их. Он сказал, обращаясь к народу и государственным мужам: «Если вы желаете, чтобы я был вашим императором, будьте христианами подобными мне». Затем он запретил арианство как течение и вернул силу постановлениям Никейского собора. Он потребовал от Афанасия, чтобы тот изложил суть того христианства, к принятию которого он принудил народ, несмотря на то, что сам почти ничего не знал о нем .

Несторианство

На смену Арию пришел в 5 веке патриарх Константинополя Несторий, поддерживаемый некоторыми священнослужителями и епископами. Нестор утверждал: «В Иисусе есть Божественная часть, однако она не относится к его человеческой природе, и эта часть не родилась от Девы, которую, соответственно, нельзя называть Божьей ма­терью».

Несторий считал, что соединение Бога с Иисусом не было действительным. Иными словами, Бог только помогал ему. Что же касается пребывания Бога в Иисусе, и Его соединения с ним, то их Нестор назвал метафорическими. То есть в Иисусе пребывал не Бог, а Его содействие, поддержка и дарованные Им Иисусу благонравие и достоинства.

В одной из своих проповедей Несторий сказал: «Как я могу пасть ниц перед трехмесячным ребенком?» Он также сказал: «Как у Бога может быть мать? От плоти рождается только плоть, а рожденное от духа есть дух. Сотворенное не может родить Творца. Она родила человека, который впоследствии обрел Божественную природу».

На Эфесском соборе, созванном в 431 году, было принято решение отстранить Нестория от церковной деятельности и изгнать его. Он умер в Ливийской пустыне. Исто­рик Сайерс ибн аль-Мукаффа пишет в своей книге «История патриархов»: «Несторий решительно отрицал Божественность Иисуса и утверждал, что он был просто человеком, пророком, и ничем более».

Ибн аль-Мукаффа также упоминает о том, что перед изгнанием Нестория патриархи послали сказать ему, что если он признает распятого воплотившимся Богом, они простят его и не станут изгонять: «Однако сердце его ожесточилось, как сердце Фараона, и он ничего не ответил им».

После Нестория его учение подверглось изменениям и уподобилось учениям, признающим Троицу. Несториане говорят: «Иисус - личность, у которой две реальности - Божественная и человеческая. Он в действительности человек и в действительности Бог. Однако это не личность Иисуса соединила в себе две реальности, а сущность Иисуса соединила в себе две личности!».

Единобожие после Реформации

Несмотря на безраздельную власть церкви, приверженцы Единобожия в христианстве существовали всегда. Временами их деятельность была очень слабой по причине преследований и гонений со стороны церкви, однако они продолжали существовать.

А когда влияние церкви ослабло, общины приверженцев Единобожия вновь заявили о себе. Опоры догмата о Троице содрогнулись. Мартин Лютер сказал о нем: «Он не обладает силой, и его нет в библейских текстах».

Фальбер говорит в своей книге «История приверженцев Единобожия»: «Кальвин сказал о символе веры, утвержденном Никейским собором: его следовало бы петь, как песню, а не заучивать как разъяснение вероучения».

И в своей книге «Краткое изложение вероучения» (1541) Кальвин упоминает о Троице лишь изредка.

Постепенно общины исповедующих Единобожие укрепились и начали вести активную деятельность в Европе. Даже король Венгрии Сигизмунд (ум. в 1571) исповедовал Единобожие.

В Трансильвании Единобожие получило широкое распространение. Об этом упоминает Американская энциклопедия. К известным приверженцам Единобожия отно­сится Франциск Давид, который был брошен в тюрьму после смерти короля Генриха в 1571 году и воцарения Стефана Батория, исповедовавшего католичество. Новый король запретил приверженцам Единобожия распространять свои книги без его разрешения.

В том же веке в Польше появился приверженец Единобожия по имени Фауст Социн. Его последователи известны как социниане. Они отвергали Троицу и призывали к Единобожию. Некоторые бежали от преследования церкви в Швейцарию.

В Испании Мигель Сервет призывал к Единобожию, за что и был сожжен заживо по обвинению в ереси в 1553 году. Он писал в своей книге «Заблуждение о Троице»: «Идеи вроде Троицы придуманы философами, и библейские книги не знают о них ровным счетом ничего» .

А в Германии появилась община анабаптистов - приверженцев Единобожия. Церкви удалось расправиться с ними.

Позже возникло несколько движений антитринитариев (унитариев) - христиан, не принимавших догмат о Троице: в середине 16 века на Севере Италии; затем, в 1558 году, движение под предводительством известного врача-унитария. А на Пизанском соборе 1562 году священники говорили о Троице, а большинство присутствовавших отвергали ее .

В 17 веке некоторые церкви унитариев укрепились, несмотря на относительную малочисленность их последователей. В 1605 году приверженцы Единобожия напечатали важный документ, в котором говорилось: «Бог Един по Своей сущности, а Иисус действительно человек, однако он не простой человек, а Святой Дух - не ипостась, а мо­гущество (сила) Бога».

В 1658 году был издан указ об изгнании из Италии общины унитариев. В те времена одним из самых известных приверженцев Единобожия был Джон Бидл, названный «отцом английского унитаризма». Изучая христианство, он усомнился в догмате о Троице и открыто заявил об этом, после чего дважды попадал в тюрьму, а потом был сослан на Сицилию.

В 1689 году королевским указом унитарии были исключены из тех, на кого распространялся закон о религиозной терпимости. А это, вне всякого сомнения, указывало на многочисленность противников догмата о Троице и силе их влияния. Бердановский пишет в своей книге «Развитие человека»: «В 17 веке ученые не могли безропотно согласиться с догматом о Троице».

В 18 веке эти унитарии были названы арианами, среди них и доктор Чарльз Шавенси (ум. в 1787 году), пастор Бостонской церкви. Он вел переписку с англичанами-арианами.

Доктор Ионафан Михью также бесстрашно противостоял сторонникам догмата о Троице. А доктор Самуэль издал свою книгу «Троица из Библии». В ней он пришел к выводу: «Отец есть единственный Всевышний Бог. Что же касается Иисуса, то он ниже его по положению». И хотя он отрицал свою приверженность арианству, его взгляды трудно отличить от учения Ария. Следует упомянуть и об ученом-биологе Джоне Пристли (ум. в 1768 году). Он издал свое послание: «Обращение к искренним христиан­ским наставникам» и распространил тридцать тысяч экземпляров в Англии, после чего его вынудили покинуть страну, и скончался он уже в Пенсильвании.

Теофил Линдсей (ум. в 1818 году) ушел с церковной службы и вскоре после этого поступил на службу в церковь унитариев, а его коллега - приверженец Единобожия Томас Бельшам занял высокий пост в духовной семинарии. Позже они вместе основали «Унитарную ассоциацию христианского просвещения и проповедования благочестия посредством распространения книг».

После принятия закона о гражданских правах унитарии создали Британско-иностранный союз приверженцев Единобожия.

А в 19 веке в нескольких областях были созданы унитарные церкви, которые привлекли немало важных личностей, вроде Вильяма Шанинга (ум. в 1842 году), пастора Бостонской церкви. Он говорил: «Три ипостаси требуют три сущности и, соответственно, три Бога». Он также говорил: «Для объяснения и обоснования системы мироздания требуется один источник, а не три, поэтому догмат о Троице не имеет никакой религиозной или научной ценности».

Подобных взглядов придерживался и священник унитарной церкви в Лейтморе Джарод Спаркс, который впоследствии стал ректором Гарвардского университета.

В 1825 году была создана «Американская ассоциация Единобожия». В середине нашего века голландский город Лейден и его университет были центром Единобожия. Он был известен многочисленностью последователей Единобожия, известных как лютеране или реформаторы.

В начале 20 века число приверженцев Единобожия увеличилось, и их деятельность стала активнее. В Великобритании и ее колониях появилось около 400 унитарных церквей. То же самое произошло и в Соединенных Штатах. Также были открыты две духовные семинарии, в которых преподавали Единобожие, в Британии, в Манчестере и Оксфорде, и еще две в Соединенных Штатах, одна в Чикаго, а вторая в Баркли, в Калифорнии. В Венгрии существовало около 160 таких церквей и семинарий. Подобное явление наблюдалось во всех христианских государствах Европы.

В 1921 году в Оксфорде прошел семинар под руководством епископа Карлейля, доктора Рашдаля, на котором присутствовало множество священнослужителей. Он об­ратился к собравшимся с речью и среди прочего сказал, что чтение Библии не заставило его считать Иисуса Богом. Что же касается сказанного в Евангелии от Иоанна и отсут­ствующего в остальных трех Евангелиях, то его нельзя рассматривать как исторический текст. Он также считал, что все сказанное о непорочном зачатии Марии и об исцелении Иисусом больных, равно как и утверждения о том, что дух Иисус существовал до сотворения тел, не является поводом для его обожествления. Многие из присутствующих разделяли его мнение.

Эмиль Лорд Фидж говорит: «Иисус никогда не думал, что он больше, чем пророк, а во многих случаях считал даже, что он ниже и этого уровня. И Иисус никогда не говорил ничего такого, что заставило бы внимавшего его словам подумать, что у него есть иные мысли и надежды, кроме человеческих... Иисус нашел прекрасные слова для выражения своей скромности. Он сказал о себе: я - сын человеческий. Еще в древние времена пророки старались привлечь внимание людей к той бескрайней пропасти, которая отделяла их от Бога, и потому называли себя сынами человеческими...».

В 1977 году семь христианских ученых написали книгу под названием «Легенда о воплотившемся Боге». Из книги следует, что ее авторы убеждены в том, что авторами библейских книг были люди, написавшие их в разное время и при разных обстоятельствах, и что книги эти никак нельзя считать ниспосланным свыше откровением Всевышнего. Авторы книги также высказали убежденность в том, что в наше время, то есть в конце двадцатого века, должен начаться новый виток в развитии христианского вероучения.

Позже восемь христианских ученых издали в Великобритании книгу под названием «Иисус не сын Божий». В этой книге они подтвердили сказанное в предыдущей. Так, в ней, в частности, говорится: «В наше время уже мало кто способен поверить в превращение человека в Бога, потому что это действительно противоречит разуму» .

А во время одной из встреч на "London"s Weekend Television" христианский священнослужитель по имени Дэвид Дженкинс, который занимает четвертое место среди 39 верховных священнослужителей англиканской церкви, сказал, что Божественность Иисуса не является абсолютно доказанной и бесспорной истиной. Он сказал: «Рождение Иисуса в результате непорочного зачатия и его воскресение из мертвых не считаются историческими событиями». Его слова произвели настоящий фурор среди протестантов. Газета «Дэйли Таймс» спросила мнение тридцати одного из упомянутых тридцати девяти самых высокопоставленных англиканских священников о сказанном Дженкинсом, и только 11 из них настаивали на том, что христиане обязаны считать Иисуса Богом и человеком одновременно, тогда как 19 других сказали, что достаточно смотреть на Иисуса как на высочайшего уполномоченного Бога. В то же время 9 из них высказали сомнения по поводу воскресения Иисуса из мертвых, сказав, что это была лишь серия происшествий или же ощущений, которые заставили его последователей считать, что он стоял среди них живой. А 15 из них сказали, что «чудеса, упомянутые в Новом Завете являются более поздними вставками, добавленными к истории Иисуса». И, соответственно, эти чудеса не могут служить доказательствами Божественности Иисуса.

Так церковь, представленная священнослужителями, усомнилась в Божественности Иисуса и даже отвергла ее и подтвердила, что этот догмат чужд христианству и не был его частью изначально, и ни сам Иисус, ни его ученики ничего не знали о его Божественности, поскольку утверждение о ней является изобретением Павла, под влиянием которого попали и некоторые из тех, кто писал Евангелия и послания. А позже эти нововведения были закреплены церковными соборами.

Из всего сказанного нами ранее следует, что движение Единобожия существовало в христианском обществе всегда. Оно обновлялось каждый раз, когда искренние верующие изучали Библию, и с их неиспорченной изначальной, инстинктивной природы словно падала завеса, и они видели сияющую истину: Бог един, и нет другого божества, помимо одного лишь Бога.

Из книги “Бог Единый или Троица”
Мункыз ибн Махмуд ас-Саккар

• Мухаммад Ахмад аль-Хадж. Ан-насраниййа мин ат-таухид иля ат-таслис. С. 168-170. Важное замечание: в отличие от несторианства, арианство считается полностью уничтоженным в раннем Средневековье. Однако социологические исследования показывают, что взгляды многих невоцерковленных христиан, по традиции называющих себя православ­ными, католиками или протестантами (в зависимости от страны или региона проживания), на самом деле близки к арианским. Среди таких «стихийных ариан» распространены воззрения, что Бог Сын не тождествен Богу Отцу, что Иисус Христос не существовал, как Бог, изначально, а появился в результате рождения и стал Богом в результате крещения, крестной смерти или воскресения. «Стихийное арианство» невоцерковленных христиан можно объяснить тем, что арианские представления гораздо более просты для понимания, нежели те идеи, которые возобладали в вероучении халкидонских церквей. Арианство как отрицание божественности Иисуса объективно разделяют мусульмане, Свидетели Иеговы, христадельфиане и хлысты, толстовцы и по меньшей мере многие современные "Евреи за Иисуса". Некоторые современные теологи сегодня фактически стоят на позициях ариан.
• Мухаммад Тахир ат-Тунейр. Аль-акаид аль-васаниййа фи ад-дийанат ан-насраниййа. С. 171.
• Таифат аль-муваххидин абара-ль-курун. С. 48-50.
• Ахмад Абду-ль-Ваххаб. Ихтиляфат фи тараджим аль-китаб аль-мукаддас. С. 113.