Протоиерей Николай Соколов: О свободе духа, пользе Олимпийских игр и современных мучениках. Николай (Субботин), еп. Протоиерей Николай Соколов

Светлана Соколова

Протоиерей Николай Соколов (р. 1950) – настоятель храма Святителя Николая в Толмачах при Третьяковской галерее, декан миссионерского факультета Свято-Тихоновского гуманитарного университета (ПСТГУ), духовник и член правления фонда Всехвального апостола Андрея Первозванного и фонда Национальной Славы России, духовник Олимпийской сборной команды РФ. Окончил Московскую государственную консерваторию им. П. И. Чайковского. Династия священников Соколовых не прерывается уже 300 лет.

Светлана Соколова (р. 1948) – заведующая сектором Третьяковской галереи. Окончила Московскую государственную консерваторию имени П. И. Чайковского. Вырастила троих детей.

«Когда любишь человека…»

Если бы вам в 16–17 лет сказали, что вы будете супругой священника, как бы вы к этому отнеслись?

– В этом возрасте никто такого не предполагает. С отцом Николаем мы встретились, когда мне было 18 лет. Мы тогда оба учились в музыкальном училище им. М. М. Ипполитова-Иванова, потом вместе поступили в консерваторию. А поженились уже на стадии окончания Консерватории. То есть сначала было 7 лет совместной учебы и дружбы. Но к чему я это говорю: примерно за полгода до нашего венчания Наталья Николаевна Соколова, мама отца Николая, спросила меня: «Светочка, я знаю, что вы с Коленькой любите друг друга, а если он вдруг станет священником? Ведь ты знаешь, что это его мечта…» А в те годы (70-е годы XX века) решиться стать женой священника было, действительно, непросто. Я ей ответила: «Мне все равно». А она говорит: «Ты знаешь, что Коленьку могут и в деревню послать служить, у нас судьбы-то разные». А мне это было, действительно, все равно, я не

лукавила. Так и по сей день – все равно где, лишь бы с ним. Когда любишь человека, тебе могут расписать, какие бывают сложности, но это абсолютно не страшно. Конечно, я не могла поначалу и предположить, что буду матушкой. Но даже если так – меня это абсолютно не пугало.

К тому же я уже знала уклад священнической семьи. Уже знала и маму, и папу, и сестер, и братьев отца Николая – с одним из них, Серафимом – будущим владыкой Сергием, мы учились вместе. И с Катенькой, старшей сестрой, она тоже заканчивала Ипполитовское училище. Вхождение в мир православной семьи было для меня настолько гармоничным и естественным, что я даже не могу определить момент, когда все это стало мне близким и родным.

Что из общения со свекровью и свекром было для вас особенно значимо? Что осталось в памяти, ключевые события?

– Для меня ключевым событием было прежде всего знакомство.

Мы с отцом Николаем очень долго дружили, учились 7 лет вместе, и он уже во время учебы оказывал мне какие-то знаки внимания. У нас с ним были замечательные творческие отношения: мы оба были скрипачами, и музыкальное общение переросло в духовное. Надо сказать, что я сама – из нецерковной семьи, и родители были некрещеные. Конечно, в плане моральном, плане воспитательном и в моей семье на первом месте были некоторые христианские ценности – верность, порядочность, уважение к личности, трудолюбие, хотя никто себе не давал в этом отчета. Ведь в те времена люди боялись произнести даже слово о Боге, и многие понятия были искажены, достаточно вспомнить про «гордость советского человека» и общее отношение к Церкви как таковой. И честь и хвала отцу Николаю, который столько лет со мной встречался, но никогда не давил, не принуждал. Да, мы с ним часто заходили в храм, он меня воцерковлял, но при этом никогда слова «должна» не было. И вот поэтому Господь меня посетил по доброй воле. Но я могу признаться, что приняла и познала веру Божию через отца Николая. И я всегда его считала своим духовником по жизни. Он знал все мои девчачьи переживания, я знала все его мальчуковые. У нас с ним абсолютно не было никаких закрытых тем, и это великое дело. Конечно, о семье его родителей я не знала, то есть поначалу он меня боялся показывать.

А летом 1973 года, когда мое обучение в консерватории шло к концу, он мне говорит: «Свет, давай поедем к нам в Гребнево. 10 августа празднуется Гребневская икона Божьей Матери, это большой праздник». И вот я первый раз в жизни поехала утром на службу. Пока из Москвы выбралась, пока доехала в эту подмосковную усадьбу, служба уже почти закончилась. Николай меня встречал с автобуса. «Пойдем, я тебе храм покажу», – говорит. Идем по направлению к церкви, а все уже выходят из дверей церковных после отпуста. И тут я первый раз увидела Коли-ну маму, Наталью Николаевну. Она у него была высокая, представительного вида, настоящая матушка. Я растерялась, перепугалась, у меня прям коленки затряслись. Он говорит: «Чего ты боишься?» Но я не стала Коленьке в тот момент объяснять, просто во мне такой трепет был. И когда мы познакомились, это было уже недалеко от их домика. Он говорит: «Мам, это вот Света приехала». Она стала со мной общаться так просто, как будто знала меня давным-давно. И меня это очень расположило, мой страх весь куда-то ушел. Там на Гребневской собираются все, кто может собраться. Большая семья, много друзей. Все садятся на большую террасу чай пить. Вообще это все надо видеть и почувствовать. Мама отца Николая сразу мне говорит: «Так, детки, садитесь, сами себе наливайте, Светочка, пойдем». Она меня сразу уводит, а Коленьке говорит: «А ты, Коленька, иди, иди». Она меня увела в комнатку, мы с ней сели, она на кроватку, я на стульчик. И она мне говорит: «Светочка, давай поговорим, мы же с тобой первый раз видимся». Вообще трепет у меня перед ней так и сохранился – трепет по жизни. У нас с ней замечательные отношения. И я могу пожелать любой женщине, чтобы у нее была такая свекровь.

Вот мы сели, и разговор такой идет. Она говорит: «Светочка, знаю, сколько лет вы дружите, а Колька все в монахи собирается. Но какой из него монах! Вот Симка – это монах. Это у него с рождения». И действительно, так. Про владыку Сергия если рассказывать, то это отдельный разговор.

То есть отец Николай открыто говорил, что пойдет в монастырь?

– Да, у него всегда была идея, что он пойдет в монастырь. А с другой стороны, вроде как говорил, что и без меня жизни нет.

А Наталья Николаевна продолжает: «Какой из Кольки монах?! Как девчонка проходит, он должен пальто подать, руку поцеловать…» Бабушка его так воспитала. Коля у нас на курсе вообще был такой единственный. И поэтому все девочки сразу млели от этого. Это настолько было неординарно в наших студенческих кругах. Я слушаю Колину маму, а она вдруг говорит: «Я знаю, что он тебя любит, а вот ты мне скажи, ты его любишь?»

Прям так сразу?

– Сразу. Наталья Николаевна очень пря мой человек, в ней нет лукавства по жизни. Это может не нравиться, но если она решила что– то сказать, то скажет невзирая на лица, ранги, чины, и будь любезен – выслушай. И все слушают. Перед таким человеком лукавить тоже неудобно. Поэтому я ответила как есть: «Люблю». Вот тогда она мне про участь священническую и сказала, сразу, в первый же наш разговор: «А знаешь, Светочка, Коля хочет, уже не знаю как монахом, но священником точно быть, как папа наш». Я говорю: «Ну, в общем-то, знаю». Она мне обеспокоенно: «Но ты ведь участь священническую не знаешь». Но я общалась столько лет с Колей, и он меня уже посвятил во многие вещи. Я уже более-менее представляла историю Русской Православной Церкви после 1917 года. А его бабушка, дедушка – живые свидетели, исповедники, знали, что такое тюрьмы, аресты, ожидание ночного звонка в дверь. И конечно, он мне открыл глаза на многие вещи. Я сказала да, знаю, что Коля хочет быть священником, но сейчас-то он учится в консерватории. Она говорит: «Ты знаешь, Свет, он пошел в консерваторию из-за тебя, потому что ты там учишься». Она не сказала, «по дурости», но это примерно так и звучало. Вот такая первая встреча. А с папочкой, с отцом Владимиром, мы тоже в этот день встретились. Сначала мы с мамой поговорили, и я расплакалась, а потом и она расплакалась, по-доброму меня обняла. Но были хорошие слезы. И она мне сразу сказала: «Светочка, что же, креститься надо, он тебя любит». А я говорю: «Он же все равно в монахи пойдет». Действительно, в моем сознании в то время, было, что мы с ним очень хорошие друзья, без этого друга я себе вообще не мыслила какую-то дальнейшую жизнь. Она говорит: «В какие монахи, нет, вы поженитесь». Я говорю: «Но если он не хочет, как же мы поженимся?» А она мне все время говорила: «А ты то?» А я отвечала: «Но я же не буду ему предложение делать, женись на мне». А потом мы пошли на террасу, где накрывался обеденный стол, отец Владимир сидел под иконой во главе стола, а протиснуться к нему было невозможно – народу много. Я говорю: «Давайте, я помогу девочкам накрывать на стол». А отец Владимир вдруг услышал, что я там предлагаю на другом конце, и говорит: «Нет, Светочка, ты у нас сегодня гостья». Я тогда еще не знала, как отвечать священнику, когда тебя приглашают к столу. А батюшка всех детей и гостей раздвинул и говорит: «Ты иди ко мне, садись рядышком». Я ужасно сконфузилась. Как только не провалилась в погреб тут же, не знаю, но представляю свой вид. А батюшка уже говорит: «Иди, иди сюда». И Коля мне говорит: «Иди, раз папа говорит». А папа Коленьке: «А ты, Коленька, помогай сестрам, каждому свое». Теперь еще и Коленьки рядом нет, я, конечно, в глубокой растерянности.

А Колин папа видел, что я смущаюсь. Он вообще был светлейший человек, излучал духовное тепло. Уже потом, много лет спустя, когда у нас с Коленькой сложилась семья, дети, бытовая суета, дедушка, отец Владимир, приходил, и все-все становилось легче под взглядом его сияющих светлых глаз. Дети умиротворялись, правда, он разрешал внукам делать с ним все, что они хотят. Младшему внуку, который сейчас священником стал, он вообще все разрешал. Тот – малыш еще – садится верхом на деда, я говорю: «Дай дедушке отдохнуть!» А дедушка отвечает: «Светочка, я отдыхаю».

А как вы крестились?

– Думали, где мне креститься, потому что в то время креститься взрослому человеку было очень и очень непросто. Уже и в то время у нас семья Соколовых и семья Кречетовых по жизни переплетались. Сейчас отец Николай Кречетов, дай Бог ему здоровья, стал у нас благочинным. А его родной брат – отец Валериан Кречетов служил многие годы в подмосковном Отрадном. И отец Владимир говорит: «Надо повести Светочку к отцу Валерьяну». И все было абсолютно так, как надо. Меня повели сначала к одному их знакомому чудесному священнику, он со мной провел первую беседу и многое мне объяснил. Главным образом, что значит крещение, что значит греховный. И я решила, что мне надо рассказать про свои грехи. Я тогда уже понимала, что надо исповедоваться. А он говорит: «Если у тебя есть грех, который тебя очень тяготит, тогда ты мне покайся. Но вообще, при крещении ты у нас младенцем будешь». Вот с того дня я и стала младенцем. Так я собиралась креститься, и к этому много приложил сил и молитв дедушка моего Коли – Николай Евграфович Пестов. Он жил рядом с Елоховским собором, и мы приходили к нему по окончании занятий. Николай Евграфович любил беседовать в своем кабинете, но говорил, что когда больше двух человек, то это потерянное время. И вот мы с ним уходили в кабинет, и он мне многие вещи рассказывал. А потом, когда услышал, что я буду креститься, то вдруг сказал: «А я буду твоим крестным! На крещение, Наташенька, я не поеду, но крестным буду».

В Отрадное приехали поздно вечером, чтобы никто нас не видел. Купель большая стояла в храме, и все было готово. Со мной приехала Наталья Николаевна. И почему-то отец Валерьян решил, что она и будет моей крестной матерью. Но Наталья Николаевна не согласилась. «Нет, – говорит, – я не буду крестной. У них с Коленькой что-то там, жениться, наверное, будут». Я думаю, какой там жениться! Крестилась я в сентябре, когда про женитьбу со стороны Коли еще и речи не было. А она мне всегда говорила: «Все равно вы женитесь». Я недоумевала: что же мне насильно его на себе женить, что ли?! Я Коленьку любила и хотела, чтобы было так, как для него лучше. Но все равно моей крестной стала не Наталья Николаевна, а свекровь отца Валерьяна – Елена Владимировна Апушкина. Так произошли мои крестины. И с тех пор я уже с Коленькой, по мере возможности, стала посещать богослужения. Как раз в субботу, когда заканчивались все репетиции и занятия, была возможность приехать в Елоховский собор на всенощную. Они рядом жили, мы наскоро складывали свои инструменты и бежали. А надо сказать, у бабушки, Зои Вениаминовны, было очень интересное восприятие Колиных встреч с девочками. Она его все время хотела женить. Молодежи вокруг очень много. У меня тогда телефона не было, а у Коленьки был. И когда нам надо что-нибудь было, я ему звонила. Бабушка брала трубку, я просила позвать Колю, и она начинала: «Это Оля?» Я говорила, нет. Она еще какие-то имена называет. Я думаю: «О, как все сложно». А потом, наконец: «Так это Светочка?» Насколько меня Наталья Николаевна приняла сразу с распростертыми объятиями, настолько бабушка поначалу – с настороженностью, очень серьезно, она на меня все время смотрела оценивающе. Она как-то Коленьке сказала: «Я умру, когда увижу ту, которая будет тебе стирать рубашки, мне главное ее увидеть». А девчонок-то полно ходит кругом. И вдруг через некоторое время она говорит: «Все, могу умирать спокойно, вот вижу, что Светочка и будет тебе стирать». И все время молитва ее была о том, чтобы умереть, никого не обременяя. Так она и умерла: заболела воспалением легких и неожиданно, в несколько дней

ушла. Это было 15 ноября. И потом уже так получилось, что еще до 40-го дня после кончины Коленька вдруг говорит: надо подавать заявление в ЗАГС. А я говорю, как же так – в ЗАГС, если еще 40 дней не прошло? Разговор этот был при Наталье Николаевне. А мама сказала: «Живым живое, а бабушка там будет молиться. Для нее не важно, 40 дней, не 40, она все равно молится». Просто это семья такая, с такой глубокой верой, и я для себя совершенно четко поняла, есть какие-то вещи основные, а есть то, что менее важно. Конечно, может быть, это не мелочи, но все равно важно уметь разделять, что более важно, а что – менее. И конечно, я счастливый человек, что вошла в эту семью. Это Божья милость, не знаю, за что мне. Отец Николай говорит, что это по молитвам тех, кого с нами рядом нет.

Мы повенчались с ним в январе, в Татьянин день, и в этот же год у меня был диплом. Распределение по окончании учебного заведения было очень жестким. Но так как я уже была замужем, ждала ребенка, мне предоставили распределение в Москве. Но чтобы я сама нашла себе место работы. Я и нашла – в оркестре детского театра. Меня это устраивало, потому что нагрузки в детском театре было немного и можно было совмещать с семьей, ребенком. Отец Николай заканчивал консерваторию на следующий год. По тем законам в армию не брали до того, как ребенку исполняется год. Получалось, если он заканчивает консерваторию в мае – июне, а ребенок у нас ноябрьский, то эти месяцы он должен был где-то работать. И ему дали распределение в Москонцерт, в ансамбль «Рапсодия» Клавдии Шульженко. После этого Коля пошел служить в армию, в войска ПВО, а через некоторое время его перевели в Москву в военный оркестр.

А пока он служил в армии, вы чувствовали себя одинокой мамой?

– Ни в коем случае! Одинокой я никогда не была! Во-первых, я была с малышкой, во-вторых, мои родители были еще живы, а мы жили рядом с родителями отца Николая. И потом, через некоторое время, когда Колю перевели в Москву в ансамбль ПВО, он приезжал домой и даже на ночевку.

Вскоре после того, как Коля, отслужив, вернулся домой, Патриарх Пимен пригласил его иподьяконствовать. И с тех пор мы всю жизнь при Церкви. На семейном совете мы с Коленькой решили, что он будет поступать в семинарию, куда он и поступил сразу во второй класс, а потом и в академию. А Святейший Патриарх предложил ему быть референтом в Патриархии.

А в семинарии он учился, приезжая из Москвы?

– Он не был заочником официально, но так как совмещал учебу с работой в Патриархии, то Святейший его благословил присутствовать, когда он может. Но Коля настолько честный человек и относится ко всему действительно ответственно, что так было и с учебой – ездил, как только мог. Он и по сей день любит учиться и других людей наставлять. Мне иногда говорят: «Матушка, он, наверное, так долго готовится к своим проповедям». А рождение проповеди – это процесс внутренний. У отца Николая они всегда естественно складываются, от сердца, отчасти благодаря накопленному за всю жизнь духовному опыту, отчасти – сформировавшемуся еще в детстве. Ведь он в основном воспитывался в доме у бабушки и дедушки, Николая Евграфовича и Зои Вениаминовны Пестовых, так как они, чтобы легче было Наташеньке с маленькими детьми, взяли его, старшего, к себе. Они были людьми очень неординарными, дедушка был богослов и духовный писатель, бабушка – очень серьезного воспитания, и они старались как можно больше вложить в воспитание Коли, а потом уже Симочки, Серафима, потому что Симочка приезжал в Москву в более старшем возрасте. Я сама все это знаю по рассказам Натальи Николаевны. Она и в своей книжке об этом очень много писала.

Так вот в доме бабушки и дедушки каждый выходной день у них был расписан: ранняя литургия с дедушкой обязательно к Илье Обыденному, после этого обязательно приезжают домой и Коленька обязательно должен заниматься музыкой, а потом обязательно посещение музеев, концертов… Я сейчас, когда сама стала бабушкой, понимаю, что значат эти хлопоты. Зоя Вениаминовна просто так ничего не делала. Она вела программное воспитание отца Николая, потом уже – Серафима, Катеньки. Бабушка такие ему каждый раз лекции читала! Все это в него вкладывалось как несокрушимый фундамент для будущего. Потому я и сама стараюсь с внуками, и молодым мамам советую начинать воспитание ребенка как можно раньше. Это не голословно. Это действительно так. Отец Николай говорит, что для него Третьяковка была вторым домом, а Большой зал Консерватории – третьим. И конечно, дивны пути Господни: теперь отец Николай стал настоятелем храма при Третьяковской галерее, которой была посвящена часть его детства. Он говорит, что икона Владимирской Божьей Матери привела его служить перед Ее образом.

Расскажите, пожалуйста, о священнической жизни, о дне святой хиротонии, назначении на приход…

– Отец Николай работал у Святейшего Патриарха Пимена в Чистом переулке референтом и, когда заканчивал духовную академию, ему сказали написать прошение о дьяконстве. Он написал прошение, а Святейший пока не подписал. Ну, нет и нет. Коля работает референтом и работает. А у нас уже к тому времени уже девочка родилась, вторая, и третий, Димочка. А старший сын Алексей уже ходил с папой на службы. У меня меньше было возможности с ними пойти – я же с малышней. И тут в один прекрасный день, на праздник Благовещения, Лешенька пошел с отцом в храм. Возвращаются – сияют оба! Говорят: ты уже матушка, а он – отец дьякон. Как? А вот так. Рассказывает: прихожу в собор, и мне Святейший говорит: «Ты кушал сегодня или нет?» (то есть «Вы», конечно, он отца Николая на вы называл). А у отца Николая кушать до литургии было не принято никогда. Он говорит: «Нет, Ваше Святейшество». Святейший говорит: «Ну и хорошо, сегодня будет хиротония». – «Ваше Святейшество, я правила не успею почитать!». А Святейший Патриарх Пимен в чем-то был очень строг, в каких-то вещах бескомпромиссен, а тут говорит: «Потом почитаешь». Состоялась хиротония. Вот так он стал дьяконом.

А вы переживали, что не были на службе, что это так неожиданно свалилось?

– Нет. Я радовалась, чего же мне переживать.

А ждали?

– Ждала. А когда много чего-то ждешь, когда полагаешь на Божью волю все ожидания и все чаяния, тогда все замечательно. И Господь нам такую радость послал! Не было у меня чувство сожаления, что меня он там не видел, потому что

все равно внутренне я была там с ним. А Лешка – уже папка двоих детей, он единственный свидетель и считает, что ему очень повезло. Он по сей день не то, что горд, но счастлив этим.

Какое-то время отец Николай служил в Москве в Елоховском?

– Даже когда он дьяконом стал, все равно оставался референтом Патриарха Пимена в Чистом переулке. А я не знаю, в курсе вы или нет, у Святейшего там домовый храм в честь Владимирской Божьей Матери, который он очень любил. Там была почти что келейная молитва, и отец Николай там служил. Так Владимирская Божья Матерь по жизни ведет отца Николая. Очень много у нас таких совпадений, но я считаю, что это не совпадения.

А священническая хиротония?

– Священническая хиротония была у отца Николая на день Владимирской Божьей Матери, 8 сентября, в храме Адриана и Натальи, в котором в свое время служил его папа. Хиротонию совершал владыка Феофан, теперь… который. Очень было много эмоций, там мы все уже были вместе. В такой день и именно в таком месте. Случайно в нашей жизни ничего не бывает.

А назначение на приход?

– Сначала ему приход дали на Ваганьковском кладбище, он еще дьяконом туда поступил. Потом уже в 1988 году стал священником и организовывал воскресную школу. А я в 1989 году

ушла со своей светской работы, потому что понимала, надо батюшке помогать создавать воскресную школу. Тогда воскресных школ было только две: в Богоявленском соборе и у нас в Ваганькове. У нас было очень много прихожан, много детей. Тогда мы в воскресной школе организовали хор, начались первые патриаршие рождественские елки в Колонном зале. И вот мы с хором: наш хор и хор отца Петра Полякова встречались на рождественских елках и обменивались: а как у вас, а как у вас. Потому что все с нуля: никаких наработок не было. Я считаю, что Господь нас вразумлял и вел своим правильным путем.

А в 1992 году отцу Николаю пришло назначение о переводе в храм при Третьяковской галерее. Могу рассказать очень интересный случай. Примерно за месяц до назначения батюшки в храм Николы в Толмачах (его как раз перед зимним Николиным днем перевели) приходит он как-то домой и говорит: «Ты знаешь, у нас одна раба Божья просит меня освятить шиномонтажную мастерскую своего брата, говорит, что без благословения и освящения у него дела как-то не так идут». Отец Николай никогда не отказывал в таких просьбах и вскоре пошел освящать эту мастерскую. Приходит домой и несет большой сверток. Я спрашиваю: «Что это такое?» А он отвечает: «Ты знаешь, я освятил, а он мне: "Батюшка, денег у меня нет, ничего не могу дать".

Отвечаю, мол, ничего и не надо, и собираюсь уходить. А у него там темная такая доска стояла, так он и говорит мне: «Посмотрите, батюшка, по-моему, это икона». Я через эти шины – там же типа гаража, все заставлено, – пролез в какой-то угол. Там стоит черная доска, а на ней на просвет сразу виден лик святителя Николая. И он мне говорит: «Возьмите ее, Вы найдете, что с ней делать». Вот и принес». И буквально через несколько дней приходит распоряжение Патриарха о назначении в храм святителя Николая. Это просто показатель того, что ничего просто так не происходит. И отец Николай, когда мы познакомились с членами приходского совета, сразу сказал, что у нас есть образ святителя. Сейчас этот образ в прекрасном киоте, обновленный. Я считаю, что это многострадальная, почти чудотворная икона. У нас все вот так. Мы пришли в Третьяковскую галерею – в храме полная разруха. Он говорит: «Ты знаешь, у нас, наверное, никогда прихода не будет, потому что кругом Замоскворечье, большинство храмов тут не закрывалось, везде свои прихожане». А потом оказалось, что за нами пошла вся наша воскресная школа, которая была на Ваганьковском. И с нее начался наш приход.

Что главное в воспитании детей для вас было?

– Все главное.

На что вы обращали внимание особенно?

– Что значит особенно? Я считаю вообще рождение ребенка – это уже особенное. А в воспитании каждый шаг особенный. Я не могу сказать, что это очень важно, а это не очень важно.

Лот чего к чему идти тогда?

– Дети у нас росли в верующей семье, мы старались их водить в храм, естественно.

Как часто в храм?

– Когда они были маленькими, по-разному. Но нам легче было, бабушка рядом была. Для меня, когда она меня в храм отпускала, это вообще был праздник, потому что мал-мала – не оторваться. Я старалась прививать детям чувство, что храм – это особое место. С чем я сейчас столкнулась, уже на приходе, что многие мамы (и я могу их понять) приходят молиться, но что в этот момент ребенок делает, их как-то это не очень волнует – дескать, главное – он в храме, а бегает ли он, разговаривает ли – уже вторично. То есть не приучают к благоговейной сосредоточенности.

А у вас как это было?

– Они тоже были маленькими, кто-то на руках, а кто уже не на руках, чтобы не мешать. Моя позиция всегда была, что мой ребенок дол жен быть занят, сосредоточен. У меня всегда с собой были бумага, карандаши. Кто рисует, кто пишет. Но они всегда были при мне и всегда зна ли, что в какие-то моменты можно порисовать, а в другие – все отложить и молиться. В самые

важные моменты службы я им говорила: подождите. А потом уже старалась по мере возрастания, чтобы они задавали вопросы или папе, или бабушке, чтобы для них неясностей не было и про службу, и про все.

А на всенощную вы когда начинали водить?

– У меня не было различения всенощная, литургия. Когда меня отпускали, тогда и – слава тебе Господи! Что на всенощную, что на литургию. Ну конечно, подойти к елеопомазанию – это уже праздник. Мы как-то старались, чтобы любое посещение храма было праздником. И дети так сейчас внуков воспитывают. Сейчас сложнее, мне кажется, с детьми. Потому что сейчас такая свобода в обращении, что мне иногда и некоторые родители кажутся неуправляемыми. Ну, может быть, я просто уже старая становлюсь.

Есть такая фраза «постить детей». С какого возраста?

– Во-первых, пост в широком смысле слова – это сугубо добровольное дело. Я это понимаю так: человек должен поститься с того момента, как он сам ощущает необходимость этого поста. То есть никакого насилия здесь не должно быть, тем более в том, что касается детей. У нас в семье с детьми вообще всегда так было заведено. Естественно, когда груднички, маленькие дети, молочная пища необходима. Батюшка всегда благословение давал. Что касается мясной пищи, то когда посты, ее просто нет

в доме. И настолько с возрастанием дети к этому привыкали, что это было естественно. Нет мяса и не надо. А от молочной пищи отказывались уже сами по мере возрастания и по мере потребностей. Отец Николай всегда благословлял, чтобы дети к этому приходили сами, чтобы не просто пост ради пищи или пища ради поста. Все дети к этому по-разному приходили. Младшая уже с семилетнего возраста сама себе поставила, хотя даже батюшка иногда ее понукал: «Сегодня у тебя экзамен – поешь поплотнее, молочное». Нет. Ребенок уже сознательно пришел к этому отказу. Разным было и отношение детей к исповеди. Кто-то вдруг в пять лет говорит: «Мам, я хочу исповедоваться». Ну, пожалуйста. Как видите, мы старались оставлять детям свободу выбора. Обязаловки не было никогда.

– То, что мы классику читаем, это естественно. А в плане духовного развития: появилась Библия для детей, наше классическое теперешнее издание. В моей молодости этого не было. Я читала старшим выдержки из Евангелия, а они не понимают. Приходилось, пока они еще были маленькими, пересказывать своими словами. Мы старались их развивать так, чтобы они в какой-то момент сами заинтересовались. Простой пример: допустим, идем в храм. После службы спрашиваю, о чем было Евангелие. Если батюшка после службы говорит проповедь на

тему Евангелия, в этот момент для детей какая-то ясность наступает и они могут ответить. Если же проповедь была на другую тему, то я сама или батюшка объясняли, как-то вразумляли. Но опять же все зависит от индивидуального восприятия ребенка.

А отношение к телевизору?

– У нас так сложилось, что когда дети были маленькими, телевизора вообще не было в доме. И слава тебе Господи, что не было. Потому что, когда он появился, это уже был соблазн. Я уже не говорю о теперешнем развитии техники, интернета, виртуального общения. Но мы не ограничивали детей – семья у нас музыкальная, и у меня было очень много записей и классической музыки, и добрых детских сказок. Но потом, когда телевизор появился, началась та же песня, что и в любой православной семье. Ну, допустим, я строго оговаривала, что постом никакого просмотра телевизионных программ быть не может. Но думаю, что когда что-то очень сильно запрещается, именно к этому ребенок будет стремиться. Говоришь по сто раз одно и то же – это и самой надоедает, и у ребенка вызывает отторжение.

А что-то строго запрещать приходилось?

– Я старалась не доводить дело до каких-то категорических запретов. Во-первых, у детей очень развит дух противоречия. Чем больше ты будешь запрещать, тем сложнее будет. Если ребенок не хочет обидеть тебя непослушанием,

значит, он будет втихаря стараться сделать запрещенное, чтобы ты этого не знала. Конечно, в процессе воспитания, хочется вложить в них доброе, чтобы дети в любви росли. А приходится говорить, и говорить, и говорить, но не приказывать, потому что в приказном тоне они только начинают злобиться. Я иногда своим детям говорю: «Вам, наверное, уже мой голос надоел». Они смеются, сейчас уже взрослые стали. Но в принципе, конечно, да, путем вот этого, так сказать, занудного говорения и шло воспитание.

А круг общения. Вы участвовали в формиро вании круга общения своих детей?

– Специально мы ничего не предприни мали. Всегда так получалось, что вокруг наших детей почему-то образовывался кружочек свое го общения. И мы старались, чтобы все друзья, с кем они общаются, с кем им интересно, быва ли у нас дома. Это было приятное молодежное общение. И мы всегда знали, с кем наши дети. Как-то в этом плане было спокойно. Никакого давления, что вот с этим полезно знакомиться, а с этим нельзя, не было. И я считаю, что дети должны общаться с разными людьми. Потому что, когда они еще под нашим, родительским крылом, мы можем от чего-то уберечь, но ведь они взрослеют и должны научиться делать выбор самостоятельно.

Матушка, а какие советы молодым мамам вы могли бы дать?

– Важно, чтобы ребенок рос в любви. Но это так не просто, потому что основа воспитания – родительские взаимоотношения. Именно здесь дети должны видеть любовь и взаимоуважение. Дети видят твои глаза, когда ты разговариваешь с мужем, есть ли в них любовь. Они очень внимательно следят, как ты общаешься с людьми и стараются копировать. Пока они маленькие, надо стараться, чтобы они копировали только хорошее, чтобы это было естественно, ведь всякую ложь они ощущают мгновенно. И в молитвах надо просить, чтобы Господь послал тебе мирного любовного состояния духа.

Кстати, о молитве: вечерние, утренние. Как это у вас строилось? Как дети начинали молиться?

– Начинали с какого-то минимума, потихонечку, пока они что-то могут воспринять, чтобы не устала голова. Сначала повторяли «Отче наш», хотя малышам это трудно дается. Вот элементарно: «Отче наш», «Богородице Дево, радуйся», «Ангеле Божий». Вот эти три основные молитвы. Пока они в состоянии их постичь. А со старшими уже немножечко побольше. У нас первый мальчик 1974 года рождения, потом уже девочка – 1977-го, и следующий мальчик – 1978 года. Трое практически подряд. А в 1985 году родилась самая младшая. Она уже сразу была в окружении более старшего поколения в этом смысле, потому что старшему было 11 лет.

А бунты какие-нибудь были, когда детская вера подвергалась искушениям?

– Я понимаю, о чем вы говорите, и знаю, что так бывает. Это так естественно, когда ребенок возрастает, духовный поиск, тем более в переходном возрасте. Но Господь милостив к нашей семье. У нас не было таких проблем, поэтому я даже не могу вам что-то конкретное сказать на эту тему.

Более простая ситуация: капризничает ребенок, не хочет идти в храм, что делать?

– И такого не было. Серьезно, честное слово. Для нас каждый поход в храм – это праздник. Они сызмальства любили, чтобы их как-то принарядили: бантики, рубашечки.

А потом продолжение какое-то праздника?

– Нет, нет. Сейчас модно совмещать храм с последующим развлечением, но я считаю, что это неправильно. Нам это в голову никогда не приходило. Была служба, мы молились, потом шли домой обедать. Но, к сожалению, сейчас, я даже на нашем приходе многим мамам объясняю: нельзя, чтобы ребенок шел в храм только для того, чтобы его потом в «Макдоналдс» сводили.

А что эта ситуация возникает?

– Все бывает. Я могу сказать, почему она возникает в данный период, это моя точка зрения. Для молодых женщин сейчас много послаблений. Хорошо это или плохо – другой вопрос.

Конечно, проще после службы зайти в кафе, накормить ребенка и идти домой, чем ломать голову, чем кормить и что готовить, когда придешь. Но, с другой стороны, ребенок все меньше и меньше стремится к дому, отвыкает от домашнего общения, от традиции совместного воскресного обеда. Допустим, когда дети были маленькие, я знала, что если иду ко всенощной или литургии, то мне заранее надо приготовить трапезу какую-нибудь, к которой мы приходим со службы, чтобы накормить и спать уложить. Идем мы к обедне, значит, дома уже обед должен быть готов, чтобы не прийти и не начинать суп варить.

А семейные обеды какие-то большие у вас бывали?

– Конечно, когда какие-то праздники, именины или дни рождения, батюшка старался как-то пораньше приходить домой. У нас когда папа дома, тогда и праздник. Но в основном большие праздники совпадают с церковными праздниками, и батюшка у нас очень занят. Конечно, старались отмечать какие-то даты, собирались и родня, и знакомые, близкие и друзья. Но многое зависело от расписания отца Николая.

А вот проблема, когда приходится делить священника между приходом и семьей. У вас была ревность какая-то, переживания по этому поводу?

– Нет. В этой теме не должно быть разделения. Потому что если брак по любви, то никаких

страшилок, никаких вот этих разделений, что батюшка на службе, батюшка не дома, батюшка с детьми, батюшка вне детей, их нет. Вы просто вместе. Если сказать откровенно, то я себя никак не воспринимаю в каком-то отделении от отца Николая, так же и он. Сейчас, когда у батюшки такое множество послушаний от Патриарха, я стараюсь ему во всем помогать. Мы вообще по жизни все делаем вместе. Надо служить – мы вместе, дети – вместе, работа – вместе, музыка – вместе. Даже некоторые на это смотрят с недоумением: как это так, батюшка везде матушку с собой таскает! Но у нас не «таскает». Мы по-другому просто не можем.

И что, это так легко всю жизнь у вас получается?

– Не могу сказать, что наша семья во всем пример и образец. Нет. Но милостью Божией между нами глубокое личное взаимопонимание. Я хорошо знаю, что в некоторых семьях бывают проблемы между матушками и батюшками. И чтобы сохранить или восстановить мир, здесь порукой только любовь. Многие спрашивали, как я понимаю слово «любовь». Я вам могу сказать честно и откровенно, что расшифровать это понятие какими-то словами я не могу. Это на столько внутреннее духовное чувство, что кому Господь его дает, те великие и счастливые люди. А когда этого нет, я думаю, что, молитвой этого можно достичь. Потому что бывают разные браки. Иногда вполне светские молодые люди приходят к вере и вдруг решают идти в священнослужители, а их жены к этому не готовы. Потому что вот она была просто женой, а вдруг должна стать матушкой. Здесь есть серьезная основа для конфликта. Конечно, если ты любишь человека, то пойдешь за ним, не задумываясь. Но тут, мне кажется, очень важно поведение мужа, будущего священника. Оно должно быть не только просветительское по отношению к супруге, но и мягкое. Отец Николай семь лет до свадьбы меня просвещал настолько мудро и мягко, что я никогда не была лишена свободы выбора. До того момента, пока не поняла, что я действительно верующий человек.

Письма священномученика Василия (Соколова) Из тюрьмы на протяжении двух недель, предшествовавших казни, священномученик Василий (Соколов) писал письма своим кровным и духовным детям. Эти письма являются драгоценнейшим свидетельством исповедничества нового времени.* *

Из книги Святой праведный Иоанн Кронштадтский автора Маркова Анна А.

П.А. Соколова. Путешествие отца Иоанна по Волге Чтобы познакомиться с батюшкой отцом Иоанном, мы с мужем ездили из Рыбинска, где гостили у родных, в Ярославль, к Архиепископу Агафангелу и в первый раз увидали своими глазами то, что читали в газетах и слышали от

25 октября 2003 года верующие Уфимской епархии получили скорбную весть – в кардиологическом центре Уфы после третьего инфаркта, на 66-м году жизни почил в Бозе один из старейших клириков епархии – митрофорный протоиерей Николай Геннадьевич Соколов – настоятель Покровского храма Уфы, благочинный 1-го округа и духовник Уфимской епархии.

Церковь лишилась человека больших дарований, незаурядного священника и духовника, ревностного и добросовестного работника на ниве Христовой. Печальное известие о смерти дорого батюшки потрясло всех знавших его. Его сердечная болезнь особенно усугубилась в последние пять лет, но он оставался по-прежнему спокойным, усилил молитвы и личным примером доброй жизни назидал своих пасомых, помогая им «восходить в меру возраста Христова», предавая себя и своих духовных чад во всесильную Десницу Божию.

Мудрым пастырским душепопечением он способствовал мирному и правильному течению церковной жизни своего прихода, благочиния и всей епархии. Безупречная верность церковным установлениям, забота о созидании в душах людей мира, высокая требовательность, прежде всего к себе, служение окружающим своим трудом и любовью, рассудительность и умеренность, молитвенная вверенность Промыслу Божию – таковы были основные черты пастырского облика почившего.

Его широкий кругозор, богословскую образованность и компетентность высоко ценили архипастыри, имевшие его верным помощником, а также близко знавшие его духовные лица и пасомые.

Николай Соколов родился 31 марта 1938 года в Иркутске, в потомственной семье священника. С началом революционных волнений в России его дед, протоиерей Валентин Соколов, с детьми был вынужден уехать на служение в Иркутскую епархию. Отец Николая – Геннадий Валентинович в 1942 году там же, в Иркутской области, был призван в школу стрелков для подготовки и отправки на фронт. В феврале 1944 года в первом же бою Геннадий Валентинович Соколов погиб. Его вдова осталась с двумя детьми, которым старалась прививать любовь к Богу.

Знаменский кафедральный собор Иркутска, один из храмов бывшего Знаменского женского монастыря (мама Николая обучалась в приходской школе при этом монастыре), к тому времени возвращенный Церкви, стал для Николая знамением продолжения духовной традиции рода. В соборе состоялись самые важные события в его жизни – венчание и рукоположение в священный сан.

После окончания школы в 1956 году он был зачислен во 2-й класс Московской Духовной семинарии – так «от силы в силу» восходил юноша к вершинам премудрости Божией. Все каникулы, как рождественские, так и летние, Николай с однокурсником по Духовной школе диаконом Евгением Кузнецовым (ныне архиепископ Керченский Анатолий) и игуменом Иннокентием (Просвирниным, † 1994) проводил в Иркутске в соборе, неся послушание жезлоносца архиепископа Иркутского и Читинского Вениамина (Новицкого, † 1976).

Послушание второго иподиакона в то время нес студент юридического факультета Иркутского государственного университета Владимир Москаленко (ныне архиепископ Уральский и Гурьевский Антоний). В последний год обучения в семинарии Николай подружился со студентом 2-го курса Академии иеродиаконом Феофаном (Оросом), в то время и. о. архидиакона Лавры, который в свою очередь просил Николая, чтобы тот ходатайствовал перед Владыкой о его служении в Иркутской епархии.

Одноклассником Николая по семинарии был также Юрий Смирнов (ныне архиепископ Владимирский и Суздальский Евлогий), дружба с которым со времени учебы в Духовной школе продолжалась многие годы.

Затем Николай поступил в Московскую Духовную академию, но обучение было прервано на 1-м курсе, на период с октября 1959 по октябрь 1962 года, в связи с призывом в ряды Вооруженных Сил. Служба проходила в военной части строительных войск (традиционный род войск для духовенства) в городе Артеме Приморского края.

После демобилизации Николай Соколов был назначен на должность архивариуса Иркутского Епархиального управления. 28 октября 1962 года он вступил в брак с Верой Георгиевной Степанченко. Знакомство их произошло в Знаменском соборе, где Вера пела на клиросе.

Хиротония Николая Соколова во пресвитера с назначением настоятелем Михаило-Архангельской церкви в Иркутске состоялась 16 июня 1963 года. 15 сентября 1965 года он был назначен настоятелем Знаменского кафедрального собора Иркутска с одновременным исполнением послушания секретаря архиепископа. Исполняя эти обязанности, отец Николай в 1967 году заочно завершил обучение в Московской Духовной академии. 10 июня 1975 года епископом Иркутским и Читинским Серапионом (Фадеевым, † 1999) он был назначен настоятелем Никольского храма во Владивостоке.

Несмотря на загруженность по службе, отец Николай работал в Иркутском Госархиве, используя его материалы для написания кандидатского сочинения на тему: «Иркутская епархия в деятельности ее Предстоятелей (со времени основания по 1918 год)».

В октябре 1966 года по представлению архиепископа Иркутского и Читинского Вениамина Святейший Патриарх Алексий I наградил отца Николая наперсным крестом. В своем рапорте Патриарху Владыка Вениамин отмечал: «Священник Николай заслужил любовь и уважение верующих».

В 1967 году курс обучения в академии был закончен, и состоялась защита кандидатской работы.

Следующие награды последовали в 1970 году, когда ко дню Святой Пасхи отец Николай Соколов был удостоен сана протоиерея, и в 1975 году, когда Святейший Патриарх Московский и всея Руси Пимен за усердное служение к празднику Святой Пасхи по представлению архиепископа Иркутского и Читинского Владимира (Котлярова, ныне митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский) наградил его палицей.

В 1971 году протоиерей Николай Соколов в составе делегации Иркутской епархии, вместе с Владыкой Вениамином и секретарем Епархиального управления И. С. Рудых, был участником Поместного Собора Русской Православной Церкви.

За время священнического служения в Иркутской епархии труды отца Николая были высоко оценены двумя архипастырями: архиепископом Вениамином и архиепископом Владимиром. В послужных списках они характеризовали протоиерея Николая Соколова как образованного и ревностного пастыря, хорошего священника, деятельного администратора прихода, доброго сослуживца, аккуратного в исполнении обязанностей секретаря архиепископа. Он любил уставное богослужение, помогал в хоровом пении, был хорошим семьянином и пользовался любовью прихожан.

В июне 1975 года отец Николай был назначен настоятелем Никольского храма во Владивостоке.

Кроме приходских дел батюшка посвящал много времени делам общественным и общецерковным. Так, в 1976 году он участвовал в качестве делегата в конференции сторонников мира Приморского края, где был избран в число участников пленума Приморского краевого комитета защиты мира. Также, несмотря на большую нагрузку в Свято-Никольском храме, он вместе с другими штатными священниками окормлял Михаило-Архангельский молитвенный дом в городе Арсеньеве.

Однако вскоре на его здоровье стали сказываться сложные климатические условия Владивостока. В связи с этим 21 марта 1980 года протоиерей Николай подал прошение Владыке Серапиону с просьбой о переводе в Уфимскую епархию. 1 мая 1980 года просьба была удовлетворена, и уже 1 июня того же года протоиерей Николай, согласно прошению, был принят в Уфимскую епархию епископом Уфимским и Стерлитамакским Анатолием (ныне архиепископ Керченский).

Сразу по прибытии в Уфимскую епархию он был зачислен на должность личного секретаря епископа с обязанностями архивариуса Епархиального управления, а 17 июня был назначен на вакантное место настоятеля Покровской церкви в Уфе. В том же году на него дополнительно были возложены обязанности благочиннического надзора за приходами, расположенными в черте города Уфы. Отец Николай заботился о строго уставном совершении богослужений на приходах и достойном исполнении духовенством своих пастырских обязанностей.

В 1982 года к празднику Святой Пасхи протоиерей Николай был награжден Святейшим Патриархом Пименом крестом с украшениями. 9 февраля 1987 года он был назначен благочинным 1-го благочиннического округа Уфимской епархии. Спустя год последовало награждение митрой. В 1988 году он был участником Поместного Собора Русской Православной Церкви от Уфимской епархии.

25 октября 1989 года в связи с кризисной обстановкой, возникшей в Сергиевском кафедральном соборе из-за отсутствия штатного настоятеля, отец Николай был назначен почетным настоятелем в Сергиевский кафедральный собор без освобождения от обязанностей настоятеля Покровской церкви. 25 января 1990 года он был освобожден от обязанностей настоятеля Покровской церкви и назначен настоятелем Сергиевского кафедрального собора с оставлением за ним должности почетного настоятеля Покровской церкви.

16 июля 1990 года Владыка Анатолий выразил отцу Николаю благодарность за проделанную им работу по расширению и приведению в порядок здания и хозяйства кафедрального собора и, исполняя свое слово, вернул его в Покровскую церковь для несения настоятельского послушания. Одновременно на него было возложено временное исполнение обязанностей почетного настоятеля Сергиевского кафедрального собора до назначения туда штатного настоятеля. Он также оставался секретарем епархии.

17 марта 1992 года за усердное служение Церкви Божией к празднику Святой Пасхи по представлению епископа Уфимского и Стерлитамакского Никона протоиерей Николай был награжден Святейшим Патриархом Алексием II правом служения Божественной литургии с отверстыми царскими вратами до Херувимской песни.

Из-за больших физических и эмоциональных нагрузок и болезней отец Николай в 1992 году был вынужден просить епископа Никона об освобождении его от послушания секретаря Епархиального управления, о чем Владыка очень сожалел.

В 1997 году во внимание к усердному служению протоиерей Николай был награжден орденом Преподобного Сергия Радонежского III степени, в 1998 году Святейшим Патриархом Алексием II – орденом святого благоверного князя Даниила Московского III степени, в связи с 60-летием. В 1999 году Святейшим Патриархом Алексием II удостоен права служения Божественной литургии с отверстыми царскими вратами до Отче наш...

31 августа 2000 года протоиерей Николай Соколов был назначен духовником Уфимской епархии и нес это ответственное послушание до смерти. Последней его наградой была юбилейная Патриаршая грамота.

Жизнерадостность и неизменное усердие всегда были присущи батюшке. Несмотря на тяжелую болезнь, он не прекращал своего служения и отдавал себя другим, не требуя ничего взамен.

Еще в то время, когда отец Николай нес послушание секретаря епископа, несмотря на занятость и нехватку времени, он много сил уделял общественной работе: организовывал и сам читал лекции по религиоведению в Башкирском государственном университете, медицинском институте и других вузах, проводил занятия по священной истории Ветхого Завета в школе-лицее, выступал по радио и телевидению с беседами на различные религиозные темы, напечатал цикл статей в уфимских газетах.

Как истинный пастырь Православной Церкви, он не жалел себя ради проповеди Христа в мире. Знания, полученные им в Духовных школах, и огромный опыт, накопленный за годы священнического служения, и поныне служат многим верующим Уфимской епархии. Под его руководством были составлены служба и Акафист преподобному Моисею Уфимскому.

Отец Николай со своей матушкой все свои отпуска проводили в поездках по святым местам, чаще всего по монастырям. Особенно они любили молиться в Пюхтицком монастыре.

Церковные богослужения, которые он совершал с необыкновенной ревностью, были для протоиерея Николая не только пастырским долгом, но необходимым условием внутренней жизни. Преодолевая болезнь, он часто совершал Литургию и исполнял очередные требы. Он положил много труда для воспитания паствы в любви и мире. Церковная жизнь его прихода была примером размеренности и порядка.

Покойного отца протоиерея отличало высокое сознание пастырского долга и самоотверженное его исполнение. Исключительная скромность и духовная любовь к ближним снискали ему всеобщую любовь и уважение со стороны архипастырей, сослуживцев и паствы. Отец Николай был добрым тружеником на ниве Христовой и за сорокалетнее служение Церкви Божией был удостоен всех священнических наград, включая совершение Божественной литургии с отверстыми царскими вратами до Отче наш...

Отпевание покойного протоиерея Николая совершал архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Никон и шестьдесят клириков епархии при большом стечении прихожан и духовных чад отца Николая. Перед чином отпевания архиепископ Никон выразил соболезнования его супруге, матушке Вере (регенту Покровского храма города Уфы), его сродникам и осиротевшим духовным чадам.

Владыка охарактеризовал почившего как человека, основной чертой мировоззрения которого были церковность, непоколебимая вера в Бога, преданность канонам и Матери-Церкви. Его послушание церковному начальству являлось примером для собратьев и паствы. Владыка сказал, что «Господь в Небесном Царствии воздаст достойную награду верному Своему и благому рабу, стоявшему на своей страже до последнего вздоха. А на земле пусть будет ему наградой вечная, светлая и благодарная память всех его знавших, всех его духовных чад и почитателей, единодушно и убежденно признающих, что их пастырь имеет дерзновение перед Богом. Ибо все, что ищет в своем пастыре верующая православная душа, было нам дано в почившем отце протоиерее. Господь проявил к почившему Свою особую милость, посетив его болезнью, дабы принять его уже подготовленного терпением и молитвой, очищенного покаянием в Свои вечные обители».

С глубоким удовлетворением присутствовавшие на отпевании встретили решение Владыки похоронить горячо любимого всеми пастыря в ограде Покровского храма, близ алтаря, где до этого никого не хоронили. При пении ирмосов Великого Канона Помощник и Покровитель... гроб с телом почившего был обнесен вокруг Покровского храма и предан земле. Отец Николай при земной жизни жил заботами своих духовных чад, в этот храм они приходили к нему за советами – и после смерти он остается вместе с ними. Придя в этот храм, каждый может получить благословение на могиле своего пастыря.

Светлый образ почившего всегда будет жив в памяти его знавших. Покойный подвизался подвигом добрым и закончил течение земной жизни, сохранив залог веры. Да воздаст Господь своему рабу, возлюбившему правду и верному до смерти, венец правды и жизни и со святыми упокоит его в селениях праведных!

* Василий Субботин, свящ. Протоиерей Николай Соколов // Журнал Московской Патриархии, 2004. N 3. - С. 22-26.

** Священник Василий Субботин - ныне епископ Салаватский и Кумертауский Николай

Протоиерей Николай Соколов — человек непростой судьбы. Родился и воспитан в кругу продолжателей традиции отца Алексия Мечева, с детства встречал многих замечательных деятелей советского христианского подполья, посещавших его деда Николая Евграфовича Пестова. Сегодня отец Николай настоятель храма во имя святителя Николая в Толмачах при Государственной Третьяковской Галерее и духовник олимпийской сборной России.

— Отец Николай, у вашего рода очень богатая история. Ваш дедушка, Николай Евграфович Пестов, — автор замечательных духовных сочинений. История вашей семьи описана в книге матушки Наталии Соколовой «Под кровом Всевышнего». ..



— Моя матушка Наталия Николаевна написала книгу после смерти моего отца протоиерея Владимира Соколова, который прослужил на одном приходе в Москве почти 45 лет.



— Вы помните своего дедушку? Оказал ли он влияние на формирование вашего мировоззрения, жизненных ориентиров?



— По линии отца все мои предки, включая отца, дедушку, прадедушку, прапрадедушку, — это лица духовного звания. Такова традиция, которая корнями уходит в начало ХVIII века. Из них я помню только отца и по фотографиям дедушку. Дедушка был репрессирован, расстрелян в 30-е годы, поэтому я только немного знаю его.



Что касается дедушки Николая Евграфовича Пестова, деда по линии матери, то это человек, который фактически меня воспитал. Этот христианин, а я его именно так и называл, потому что он для многих и сегодня является образцом христианина в нашем непростом, суетном, мирском бытии, явил в своей жизни удивительное совмещение и удачное воплощение пути христианина в миру. Ведь он соблюдал те морально-этические правила богоугодной жизни, которые соблюдают как монашествующие, так и просто люди, живущие благочестивой христианской жизнью.



Его стезя пролегла через очень бурную эпоху. Родился он еще в ХIХ веке, а умер, когда ему исполнилось 90 лет, прожив почти век, пережив две революции, две мировые войны, испытав и тюремное заключение, и репрессии, и увольнения с работы. В то же время, он достиг в определенном плане удивительных результатов на научном поприще. Николай Евграфович был профессором, доктором химических наук, возглавлял кафедру во многих химических вузах, в том числе Менделеевском. Всю свою жизнь, а особенно последние лет 25, он посвятил написанию богословских работ. Это уже последний период его жизни.



Вся биография Николая Евграфовича изложена в изданной в наши дни книге. Родился дедушка в Нижнем Новгороде. Пройдя путь молодого человека от реального училища до поступления в МГТУ имени Н.Баумана (тогда это учебное заведение называлось Императорское техническое училище), он стал атеистом. Ведь в то время было распространено много книг, направленных против Христа и христианства, а четкого религиозного воспитания, заложенного в детстве родителями, у моего дедушки не было. В семье соблюдались праздники: Пасха, Рождество, — но никто никогда Библию не читал, Священное Писание не изучал. Поэтому все это было внешне. И когда ему в руки попали некоторые атеистические труды, то он потерял веру, хотя и был человеком хороших, чистых корней.



Дедушка не стал путником, который, путешествуя, легко идет по жизни, а наоборот, действовал согласно тем убеждениям, которые были в его сердце. Поэтому, когда началась Первая мировая война, он оставил Императорское высшее училище и пошел юнкером-добровольцем на фронт, где дослужился до поручика. И уже в звании поручика его застала революция. После этого Николай Евграфович, как и многие, оставил ряды армии и уехал в Нижний Новгород, где вступил в ряды коммунистической партии и работал в различных системах, в частности, в ЧК, на разных должностях.



— Как произошел поворот в мировоззрении Николая Евграфовича?



— Это случилось, когда он занимал пост военного комиссара Приуральского военного округа. Это было уже в конце гражданской войны. И однажды ночью, 3 марта, он увидел во сне видение — ему явился Христос. Он совершенно не понял, откуда у него, комиссара, который сражается против белой армии и Колчака (а в то время все кругом было залито кровью, грязью), вдруг взялось такое чистое, ясное видение. Почему Христос? Почему Он идет к нему навстречу и смотрит на него? И дед говорил: «Этот взгляд Христа перевернул всю мою душу». Что с ним тогда стало, он не помнил. «Я проснулся, — вспоминает Николай Евграфович, — и чувствую: что-то произошло в моей жизни. Что — не знаю».



Жизнь продолжалась. Дедушка и дальше служил в армии, но тут случился какой-то личный надлом, трещина в личной жизни — ушла его первая жена, которая сражалась с ним на фронтах Первой мировой войны. И он уезжает в Москву, уходит из армии и, по-видимому, под влиянием этого сна и связанных с ним событий, выходит из партии. Он понимает, что в партии он больше не может оставаться. И затем, некоторое время проведя в столице, он встречается с удивительным человеком — Владимиром Марцинковским, который организовал в Москве Христианский студенческий кружок. И вот однажды осенью дедушка зашел в политехнический музей и услышал лекцию о Христе. И с этого момента, вспоминает дедушка, он с Евангелием не расставался. В его жизни произошел поворот полностью к христианству.



А дальше уже Господь Сам его вел по этой жизни. Он встретил мою бабушку, Зою Вениаминовну, студентку ПТУ. Они поженились, появились на свет дети, среди них и моя мама, Наталья Николаевна. Вместе они прошли очень трудную, непростую жизнь. В 20-30-е годы были репрессированы, чудом остались живы. Бабушка сидела в тюрьме, дедушка тоже был арестован, потом освобожден. Но все-таки его научные труды по химии были блестящи. И, занимая ведущие посты, он волей-неволей был втянут в политическую борьбу того времени. Но дед проявил твердость характера, мужество и не выступил против тех, кого тогда безвинно приговаривали к репрессиям. За это он был отовсюду уволен, и перед самой Второй мировой войной, в 40-м году, остался фактически без работы. А тут уж началась война. И так как кадров осталось мало, его чудом не арестовали и не расстреляли — видимо, только война помешала этому. Он каждый день ждал ареста! Сегодня, завтра, послезавтра… Потому что все были под угрозой. А, тем более, он, поскольку не подписывал никаких доносов и не выступал против тех, кого считали «врагом народа».



Вот таким образом война сбила все планы, Николай Евграфович был опять вызван на научную работу, возглавил ряд направлений, в том числе и военное направление по кафедре химии. И я, рожденный уже после войны, застал его профессором, доктором наук, награжденным орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, многими другими правительственными наградами и занимающим очень высокие посты в научных академиях и лабораториях, связанных с химическим производством.



— Дедушка рассказывал Вам о репрессиях? Не замалчивалось ли это в семье?



— Вы знаете, ребенку особо-то не расскажешь. Когда уже можно было, это рассказывали. Я вспоминаю те времена, примерно 50-е годы, когда началась хрущевская «оттепель» и из лагерей возвращались люди, которые отсидели в 30-е годы, затем были арестованы вторично после войны, получили еще срок, и вот они как раз в 55-57-м годах были освобождены. Многие из них приходили в нашу семью, поскольку она была известна в московских религиозных кругах. Дедушка в свое время был прихожанином храма, где служил отец Сергий Мечев, который был сыном отца Алексия Мечева, московского старца, ныне канонизированного, и даже одно время являлся старостой этого храма. Храм был закрыт, все «мечевцы» сосланы, разрознены и истреблены, но дедушкина семья сохранилась. Люди знали нашу благочестивую семью, где даже тайно совершались литургии, и приходили к нам. Приходила масса людей — оборванных, грязных, голодных, без единого зуба (все были выбиты на пытках и допросах)… Потом эти люди стали крупнейшими деятелями советской науки — докторами, заслуженными работниками наук, профессорами различных направлений, начиная от искусства и заканчивая математикой. Они рассказывали о репрессиях, о сталинских лагерях, еще задолго до того, как вышел «Архипелаг ГУЛаг» Солженицына. От нас все это не скрывалось. До конца понять, конечно, всю трагедию нашего народа было трудно, потому что страдали буквально все народы, начиная с западных областей и заканчивая восточными, от Крыма и до Севера. Практически ни одна семья не осталась неохваченной репрессиями.



И вот, уже в те годы дедушка начал деятельность по распространению литературы. На свои средства, ни у кого ничего не беря, он полностью весь свой доход — зарплату, премии — тратил на распространение духовной литературы. Перепечатывал святых отцов, сам издавал невыдуманные рассказы о странствиях людей по лагерям и весям, причем все это старался преподнести без политической окраски. И Господь помогал ему. Его деятельность по распространению духовной литературы простиралась из Москвы до самых окраин. Возили литературу и на Дальний Восток, и на Кавказ, в Грозный. Там была женщина, которая рассылала книги по всем республикам: и в Грузию, и в Армению, и в Азербайджан. Были «точки» и на севере — в Эстонии, Петербурге — и в других регионах. Но дедушка был центром, поэтому к нам сходилось все. Приезжали и люди, которые стали теперь уже известными архипастырями.



— Какая редкая возможность: быть знакомым с детства со многими замечательными христианскими деятелями!



— Милостью Божьей! С детства, лет с 10-12, я уже хорошо помнил тех, кто к нам приходил. Во-первых, это были люди, связанные с церковной жизнью: покойный ныне митрополит Питирим (Нечаев), многие профессора Московской духовной академии, люди, связанные с кружком мечевской общины, покойный профессор отец Глеб Каледа, который основал наш Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет (ПСТГУ) и многие-многие другие. Сейчас невозможно всех вспомнить: это десятки имен. Но именно они, приходя в ту пору к нам в дом, приносили свет христианской истины, любви и мира. И ни от одного из репрессированных я не услышал в то время жалоб на свою судьбу, хулы на советскую власть или чего-то подобного! Изуродованные, с искалеченными жизнями, они благодарили Бога за все, что Он им посылал!

О почитании новомучеников

— Отец Николай, как вы думаете, почему опыт новомучеников и вообще обращение к наследию новомучеников так мало востребованы сегодня в нашей Церкви? Так, почитание блаженных и юродивых, например, блаженной Матроны, гораздо более популярно. Толпы людей часами стоят в очереди, чтобы поклониться ее мощам. А в то же время в Сретенском монастыре у мощей священномученика Илариона (Троицкого) совершенно пусто.



— Мне кажется, здесь вопрос в том, что блаженная Матрона жила в сердцевине людской массы. И люди уже при жизни к ней ходили, знали ее. Действительно, это святая, которая отвечает на людские требования, живя их заботами и в этой жизни, и в будущей.



— Но почему не востребованы новомученики?



— Дело в том, что многие даже не знают о них. Представьте, что даже студенты, поступающие в ПСТГУ, об этом не осведомлены. Я спрашиваю абитуриента: «Где находится гробница святейшего патриарха Тихона?» Даже этого не знают! Что уж говорить о владыке Иларионе (Троицком) или других новомучениках. Недавно был случай — спрашиваю абитуриентов из Симферополя: «Владыку Луку знаете?» «Знаем», — отвечают. Ну, слава Богу! Этот свой, своего-то знают. Это любимый святой. А поступающие из других регионов даже не подозревают о существовании такого святого. Но как можно молиться тем, которых не знаешь? Кроме того, подвиг новомучеников, в основном, был незримый: их тайно расстреливали и безвестно хоронили. Поэтому их чаще всего чтят поместно.



— В таком случае, как вы считаете, нужно ли что-то делать Церкви для того, чтобы обращать внимание людей на жизнь и деяния современных святых?



— Наша Церковь это делает. Во-первых, есть дни почитания российских новомучеников. Особенно тот день, когда на Бутовском полигоне вместе со Святейшим Патриархом собираются и московские, и подмосковные батюшки, и приезжие из других регионов. Это и отдельные праздники, посвященные новомученикам и исповедникам российским. Вот, кстати, я недавно вернулся из Китая. Там тоже есть мученики. Но сами люди в Китае очень жестко относятся к религиозным убеждениям, особенно к православному, и не терпят, чтобы кого-то из китайцев называли святым. Когда мы представили икону новомучеников китайских, они несколько раз ее убирали, не хотели ее видеть. Я спросил: «Это ведь ваши святые, родные, почему такое отношение?» И получил ответ: «В Китае нет и не может быть святых». А у нас есть святые, но люди просто не знают их. Это, видимо, задача для следующих поколений.

Об испытаниях дня сегодняшнего

— Отец Николай, после вашего рассказа о 50-х годах, о деятельности Николая Евграфовича, хочется задать вопрос: когда было большее внутреннее горение духа — в те времена или сейчас?



— Трудно ответить за всех, я могу только сказать с точки зрения пастыря сегодняшнего дня. Как к священнику, ко мне на исповедь приходят люди и открывают свое сердце, и я вижу, что Господь всегда — и тогда, и сегодня — ведет тех, кто к Нему обращается. Но более горения, я думаю, было тогда. Потому что в те времена это было связано с моментом некоего преодоления себя и испытаниями через репрессии и преследования. Если обнаруживалось, что ты христианин, что ходишь в церковь или исполняешь какие-то религиозные обряды, то тебя просто выгоняли с работы, как это случилось с Николаем Евграфовичем. Когда ему исполнилось 70 лет, его вызвали в институт, где он вел свою основную научную деятельность, и сказали: «Николай Евграфович, студенты вас видели в церкви. Как вы на это отреагируете?» На что он им ответил: «Я не скрываю, я всю жизнь ходил в церковь. Я верующий человек». «В таком случае, — ответили ему, — Ваш образ жизни не совместим с образом советского педагога». А до этого он 50 лет был совместим! «Ну что ж, — сказал дедушка, — вам решать». И его просто приказом, единственным росчерком пера, без всяких благодарностей уволили с работы «на пенсию». И он говорил: «Я за этот день всегда благодарю Бога, потому что Господь мне продлил несколько десятков лет жизни, чтобы я мог заняться богословскими трудами». Уйдя с научной работы, он полностью посвятил себя написанию диссертации «Пути к совершенной радости или опыт построения христианского миросозерцания», которая сегодня выходит немножко под другим названием.



— То есть, таким образом, промыслительно зло обращается к благим последствиям. А как вы относитесь к тому, что сейчас коммунисты заявляют себя такими горячими сторонниками и защитниками православия?



— Это просто карикатура. Потому что если ты исповедуешь коммунистические идеалы, то должен знать, что в основе их лежит непризнание Бога. Поэтому как ты можешь поддерживать Церковь, не признавая Того, Кому в Церкви служат?



— В Украине, например, даже некоторые священнослужители пытались пройти на выборы в парламент или местные органы самоуправления по спискам коммунистической партии.



— В ответ приведу случай из своей жизни. В брежневский период, когда сняли Хрущева, мне было лет 17, и один близкий человек, женщина, мне сказала такую фразу: «Знаешь, Коленька, если бы коммунисты не гнали Церковь, я бы, наверное, была первой коммунисткой». Потому что идеалы правильные — свобода, равенство, братство и счастье народов. Но за этим стоит стяжание материальных благ. Если за этими идеалами есть еще вера в промысел Божий, в будущую жизнь, признание Христа как Спасителя и Господа, вера в Евангелие, это одно. Если это отвергается, гонится, то тогда получается все наоборот.



— Но если это есть, то это уже не коммунизм, а христианская демократия.



— Совершенно верно.

Современное церковное пение

— Отец Николай, вы служите в храме святителя Николая в Толмачах, что при Третьяковской Галерее, и молитесь перед Владимирской иконой Божией Матери. Наверняка в ваш храм приходит творческая интеллигенция. Кроме того, у вас консерваторское образование, а в вашем храме, насколько я знаю, поет замечательный хор. Как бы вы оценили состояние церковного искусства и пения? На что следовало бы обратить внимание в храмах?



— Я буду говорить только о Москве, где служу. Сегодня в наших храмах очень много разноплановости. В некоторых из них волей настоятеля или старосты, например, придерживаются очень жестких рамок: не дают средства на хор, ограничиваются двумя-тремя певцами, где-то вообще любят только знаменное пение, где-то полностью гасят свет и служат в полной темноте. Это, собственно говоря, личное отношение. А есть ряд храмов, которые соблюдают традиции синодального периода. Ведь синодальный период Русской Православной Церкви вбирает в себя очень много удивительных творческих подъемов и открытий, которые произошли, скажем, в сфере литургики. Это, например, написание литургии П.Чайковского, всенощной С.Рахманинова. В этот период сокровищницу церковного пения пополняет творчество таких композиторов, как П.Турчанинов, А.Львов. Этой же традиции придерживается и хор нашего храма.



Мне хочется пожелать, чтобы сегодняшнее церковное пение было, прежде всего, молитвенным и понятным людям, независимо от того, какой традиции придерживается хор. Вот что печально: бывает так, что при пении большого хорошего хора слов просто не разберешь. Непонятно, о чем же поют! Красивая мелодия, красивая гармония, но нецерковному человеку очень долго придется вслушиваться в пение, чтобы хоть что-нибудь понять. Впадают и в другую крайность, когда в храмах все вычитывается, все выпевается, но скороговоркой: главное, чтобы все было сделано. Это тоже нехорошо, ничего не понятно: кто читает, что читает? В ряде храмов практикуется только знаменное пение, и случается, что в песнопении «Иже херувимы» только начальное «и» поют минут пять.



Я как-то зашел в один из московских храмов и почувствовал, что нахожусь будто на Афоне. Там всё пели по-гречески. Я понимал, какая часть богослужения совершается, но не понимал слов. И тогда я понял, что человек, который впервые приходит в наши храмы, где читают и поют по-церковнославянски, но так, что слов не разберешь, чувствует примерно то же самое. Только он еще не знает и структуры службы! Поэтому сегодня, прежде всего, нужна катехизация населения, катехизация в самом широком плане, в том числе издание богослужебных текстов для народа. Хорошим примером в этом плане является опыт католических и протестантских общин. При входе в храм можно получить текст богослужения и записку с информацией о том, какие сегодня будут исполняться псалмы на тех или иных службах. Во время службы открываешь текст, и знаешь, что поется сейчас и что будет дальше. Это очень хорошая традиция. У нас в храмах это пока не привилось. В некоторых храмах раздают, в частности, тексты молитвенных пений. Это очень приятно! Люди могут, видя текст молебна, молиться вместе с хором. Еще хотелось бы пожелать правильного подхода и молитвенного настроения. Потому что вся музыка, исполняемая хором в храме, — это молитва.

Духовник олимпийской сборной

— У Вас есть и необычное служение: вы — духовник олимпийской сборной Российской Федерации, сопровождали сборную на последней Олимпиаде в Китае. Вы уже коснулись вопроса о ситуации с религией в Китае. Вы были единственным священником среди олимпийцев, или с командами других стран тоже приезжали священнослужители?



— Спасибо за вопрос. Если мы говорим о священниках православных, то их не было. По крайней мере, я их не видел.



— А христианские вообще?



— Были католические священники. По статусу олимпийской деревни полагается, чтобы игры сопровождались духовным окормлением. Для этого в олимпийской деревне оборудуется часовня, где должны быть представлены основные христианские и вообще религиозные конфессии. В частности, в Пекине было представлено несколько христианских конфессий. Православных, к сожалению, представлял я один. Ни греки, ни сербы, ни болгары, ни румыны, ни грузины не включили в состав своих делегаций ни одного священника, хотя на Олимпийских играх 2004 года в Афинах было 15 священников, 2 архимандрита, епископ и митрополит. В Китае, к сожалению, я был один. Потом ко мне присоединился отец Дионисий, наш православный батюшка из Гонконга.



— Отец Дионисий Поздняев?



— Да, Поздняев, совершенно верно. Мы вместе совершали богослужения, молились. Были еще католический священник, притом китаец, и протестантский батюшка, кажется, из Германии. Затем, были представлены иудеи и мусульмане — я видел раввина и муллу. И, конечно же, буддисты -несколько монахов.



— В чем заключалось духовное окормление православных участников Олимпиады?



— Прежде всего, в молитве за сборную. Молиться о ней мы начали еще в Москве. Каждое утро в олимпийской деревне мы совершали молебен для тех спортсменов, которые могли прийти. Хотя чаще приходили не спортсмены, а тренеры.



— Эти молебны были популярны?



— О них было известно, но народа приходило мало, так как во время Олимпиады у всех очень жесткий распорядок дня. Олимпийская деревня открывалась в восемь утра, а мы начинали молебны в половине девятого. Могли прийти только те, кто не был задействован в тренировках или соревнованиях. Чаще всего приходил кто-то один и проносил кипу записок от своих товарищей по сборной. Помимо ежедневных молебнов, один раз, милостью Божьей, мы с отцом Дионисием отслужили литургию, за которой причащались представители олимпийского комитета. Но в основном люди приходили в часовню на протяжении дня: поставить свечи, подать записки.



Один раз по просьбе и благословению Святейшего Патриарха Алексия мы отслужили панихиду о всех, погибших в ходе российско-грузинской войны. И после панихиды ко мне подходили за благословением даже грузинские спортсмены.



— Отец Николай, как, на ваш взгляд, соотносятся Олимпийские игры — соперничество, состязание — с христианским мировоззрением? Ведь в православной среде на сей счет есть разные мнения. Известно, что отец Александр Шмеман очень любил Олимпийские игры. Апостол Павел ставил в пример христианам античных атлетов, бегущих на ристалище, среди которых один получает награду. Другие более ригористично подходят к этому. А как бы сказали вы, как непосредственный свидетель?



— Я лично беседовал со спортсменами, в частности с несколькими людьми, получившими золотые медали. Как правило, люди видят в спортивных достижениях и в своих медалях не свою заслугу. Это очень правильно! Они видят заслугу тех, кто их воспитал, заслугу многих тысяч людей, которые за них болеют и молятся, и просто промысел Божий в своей жизни. Все прекрасно понимают, что быть всю жизнь спортсменом невозможно. Это маленький отрезок жизни, в течение которого ты полностью отдаешь всего себя этому служению. За последние игры я не встретил ни одного обратившегося ко мне спортсмена, который был бы равнодушен к религии и Богу. У всех них есть вера. И поэтому отношение к играм как таковым, я считаю, должно быть самым добрым и положительным с точки зрения христианской этики и духовной жизни. Ведь игры призывают к миру. И вот, в момент, когда началась война (в Грузии — ред. ), возник вопрос: прерывать ли игры? Потому что если грузины уедут с игр, то соревнования уже будут неполноценными.



— Не вставал ли вопрос об исключении российской сборной из списка команд-участниц Олимпиады?



— Вставал. Если бы грузины уехали, могла вообще разрушиться вся олимпийская структура. Но, милостью Божьей, этого не случилось. Спортсмены — люди здравомыслящие, нашли в себе силы и до конца игр остались единой олимпийской семьей. И грузинская команда получила неплохие результаты — завоевали две золотых медали. И мы, милостью Божьей, вышли на третье место. Олимпийские игры показывают, на что способен человек в своей жизни. Ведь мы с грехопадением утеряли многое из того, что было дано первым людям. А спортивная жизнь подчас открывает те горизонты, которые, может быть, были доступны первому безгрешному человеку, показывает, что ему было все подвластно, как говорил святой Серафим Саровский. Сегодня мы видим в играх проявление доброй воли народов, добрых чувств и искренней веры христианина. Я спрашивал у некоторых спортсменов: «Как ты пришел к Олимпийским играм?» И вот один, я сейчас не могу назвать его, пусть он сам назовет свое имя, но скажу, что его вид спорта — прыжки в высоту (легкоатлет Андрей Сильнов — ред. ), ответил мне: «Перед тем как ехать на соревнования, мама меня перекрестила и сказала: «Пойди, причастись»». И он пришел в свой храм, причастился святых Христовых тайн. И вот, вы видите удивительный результат — победа, золото. Подобные истории и у других ребят. Вот результат игр.



Однако есть здесь и то, что противоречит духовной жизни. Да, если мы будем всю жизнь только прыгать и бегать, не думая о последствиях, то хорошего в этом ничего нет. Но если то, что мы сделали, не станем приписывать себе, не возгордимся, а наоборот, все средства, которые получим, пустим на добрые дела, то это поступок христианина. Один спортсмен спросил: «Могу ли я полученные средства пожертвовать на церковь?» Конечно! Разве это плохо? Слава Богу!



— Удалось ли вам посмотреть немного за пределы олимпийских событий, увидеть сам Китай как таковой? И если да, то как бы вы оценили его миссионерский потенциал? Не слишком ли часто отец Андрей Кураев говорит о необходимости срочно изучать китайский язык?



— Да, милостью Божьей, удалось посмотреть. И потенциал в этой стране есть. При всех жесткостях в отношении к религии у китайцев очень большой интерес к религиозной жизни. Это люди, которые сегодня лишены полноценной духовной жизни. Запрещено ходить в храм! Одним из достижений этой Олимпиады было то великое событие, что впервые за пятьдесят лет разрешили отслужить православную Божественную литургию в центре Пекина. Для этого нам выделили католический собор, Святейший Патриарх дал антиминс, и мы служили в центре Пекина литургию. И все, кто пришел сюда, были очень рады. Но была одна неприятность: ни одного китайца на литургию не пустили. Все китайцы остались за кордонами своего рода дружинников. Если кто-то из них хотел войти в храм, его останавливали: «Вам сегодня не сюда». Вот так! Поэтому необходимо поддержать религиозный порыв в сердцах людей, которые стремятся к истине и добру. Многие в эти дни впервые увидели священника и богослужение. Мы служили молебны открыто, но люди боялись зайти. И конечно, если есть возможность изучать китайский язык, это нужно делать. В Китае очень сложная политическая ситуация и непростая религиозная, уже пятьдесят лет там нет православной жизни. Там есть Католическая Церковь, официальная, которая как бы признана китайскими властями. Есть немножко протестантов. Совершенно свободно себя чувствуют буддисты.



— Можно уточнить: запрещали ходить только в православную или в католическую церковь тоже?



— Только в православную. В католическую не запрещали. Боялись православного влияния. А Католическая Церковь имеет два действующих собора в центре Пекина.



— Чем обоснована такая боязнь православного влияния?



— Официально считается, что в Китае покончено с русским православием. Поставлена точка. И власти боятся его возрождения. Сейчас с большим трудом удается добиться разрешения на открытие православного храма при посольстве: там есть наша бывшая церковь, которая сегодня реставрируется. Китай нуждается в миссионерстве. Но миссионерство в этой стране сопряжено с возможностью пострадать за веру, в полном смысле слова. Если открывается, что ты миссионер, то тебя в лучшем случае выдворяют за пределы Китая. Если ты при этом китайский гражданин, то тебе грозит перевоспитание в лагерях. Мне рассказывали о таких случаях, которые были уже в наши дни.



— Таким образом, наш разговор, начавшись с советских лагерей, совершил круг, и мы подошли к лагерям китайским. Отец Николай, что бы вы посоветовали сегодняшним читателям этого интервью, которые живут в странах, где сейчас не сажают за веру во Христа или миссионерство, чтобы обрести настоящую, подлинную свободу духа, которую, как бы это ни было поразительно, но многие обретали в советские годы именно в лагерях?



— Во-первых, всегда помнить, что Господь с нами. Как сказано: «Я с вами во все дни до скончания века». И во всем видеть промысел Божий. Ведь не случайно мы находимся здесь, а наши предки своей кровью завоевали нам возможность сегодня жить невозбранно, исповедовать Христа-Спасителя, почитать святых угодников, Божью Матерь. И мы часто забываем, какое мы имеем великое счастье! И конечно, усилить молитвы.



Беседовал священник Андрей Дудченко


Православие в Украине

No related posts.

Протоиерей Николай Соколов (настоятель)

Хиротонии: Николай Владимирович Соколов был хиротонисан 07 апреля 1982 года партриархом Пименом в сан диакона. 08 сентября 1988 года еп. Феофан (Галинский) Берлинский совершил иерейскую хиротонию.

Образование: Московская Государственная Консерватория (1975г.), Московская Духовная Академия (1980г.) кандидат богословия, доцент.

Награды: набедренник, камилавка, наперсный крест, сан протоиерея, палица, крест с украшениями, митра. Орден Благоверного князя Даниила Московского II и III степени, орден кн.Владимира II степени, орден преп.Серафима III степени, орден Дружбы, орден свт.Николая III степени (от дома Романовых).

Является настоятелем патриарших подворий в Афинеево – храм Святителя Николая и Плесково – храм преподобного Сергия Радонежского, а также храмов Покрова Пресвятой Богородицы в Плесково, Всех святых в п. Раздоры, Архангела Михаила на ПТК «Радость моя», храма св. великомученика Димитрия Солунского в д. Сосенки, Калужской области, часовни (бывшего храма) св. великомученика Димитрия Солунского в международном детском фонде (г. Москва).

  • Декан Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета.
  • Преподаватель Священного Писания Ветхого Завета на кафедре библеистики Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета с 1991 г., профессор.
  • Заместитель председателя специального Ученого Совета по защите диссертаций
  • Сопредседатель секции по искусству Международных Рождественских образовательных чтений с 2001г.
  • Член комиссии Межсоборного присутствия по вопросам приходской жизни и приходской практики с 16 декабря 2010 г.
  • Член Патриаршего Совета по Культуре.

Хиротонии: Андрей Николаевич Румянцев был хиротонисан 17 февраля 1997 года партриархом Алексием II в сан диакона, а 03 июля 1998 года в сан иерея.

Образование: Москвовское художественное училище имени 1905 года (1992г.), Московская Духовная Семинария (1996г.).

Награды: набедренник, камилавка, наперсный крест, сан протоиерея.

Член искусствоведческой комиссии Московской епархии.

Хиротонии: Алексей Федорович Лымарев был хиротонисан 05 октября 2003 года еп. Алексием (Фроловым) в сан диакона. 02 апреля 2005 года еп. Александр (Агриков) совершил иерейскую хиротонию.

Образование: Московская Духовная Семинария (1995г.), Московская Духовная Академия (1999г.), ФДО Московского Педагогического Государственного Университета (2002г.).

Награды: набедренник, камилавка.

Член миссионерской комиссии Московской епархии.

Иерей Андрей Зуевский

Хиротонии: Андрей Евгеньевич Зуевский был хиротонисан 21 ноября 2002 в сан диакона. 15 января 2004 года рукоположен в сан иерея.

Образование: Московский Авиационный Институт им. С. Орждоникидзе по специальности инженер-технолог по самолетостроению (1991г.), Московская Духовная Семинария (2001г.), Московская Духовная Академия (2005г.).

13 июня 2007 года присуждена ученая степень кандидата богословия за диссертацию на тему: «Экзегеза Нового Завета в творениях Дидима Слепца». В настоящее время, помимо служения, проводит катехизаторские беседы на православном телеканале «Радость моя» и занимается переводами творений Святых Отцов с древнегреческого языка.

Хиротонии: Алексей Владимирович Ряховский был хиротонисан 17 октября 2004 года еп. Александром (Агриковым) в сан диакона.

Образование: Славянский Деловой Институт (2005г.), Православный Свято-Тихоновский Гуманитарный Университет (2006г.).

К празднику Святой Пасхи 2012 г. награжден правом ношения двойного ораря.

Интервьюер Ольга Филиппова. 2012.

Оп.: газета "Кифа", август 2012 (http://moskva.bezformata.ru/listnews/veri-gorel-v-nyom-do-samogo/6323731/)

Отец Николай, как Николай Евграфович оказался в приходе отца Алексия Мечёва?

Прот. Николай Соколов: В 1922-23 году дедушка попадает в тюрьму как член Христианского студенческого кружка. Его держали в Бутырке. Промыслом Божиим его не расстреляли, не сослали. Он как-то «ушел», Господь закрыл глаза кому надо.

И в тюрьме Николай Евграфович встречает тех, кто стали его путеводителями по этой жизни. Это люди, составлявшие духовную семью старца Алексия Мечёва. Дедушка становится прихожанином этого храма ( свт. Николая в Кленниках - ред. ).

Вы можете назвать этот круг, имена?

Во-первых, отец Сергий Мечёв, потом семья Амбарцумовых, семья Каледы, Апушкины, Д. Мелехов - крупнейший психиатр с мировым именем, Солодовниковы (которые были одновременно и прихожанами храма свт. Николая в Толмачах) и другие...

То есть Николай Евграфович вошел в «мечёвский» круг?

Да, более того, ему доверяли, он стал старостой храма.

Это было в какие годы?

С 1923-1924 гг. и до закрытия храма в 1929 году. Отца Алексия Николай Евграфович застал совсем чуть-чуть, он умер в 1923-м. После кончины отца Алексия его сын - отец Сергий - стал духовным отцом многих членов общины, и дедушку он вел по жизни до самой своей ссылки и смерти в лагере. Отец Сергий был человеком, который вдохновлял и поддерживал приход. Он вместе с Николаем Евграфовичем и, может быть, ещё с кем-то до 1925 года вел христианский кружок, за что отца Сергия первый раз и посадили, а кружок разогнали. В тот раз всех остальных кружковцев отпустили, только один человек еще получил срок, не помню, кто именно. Но потом все посидели - бабушка, дедушка, тайный священник иерей Константин Апушкин, другие - кто-то полгода, кто-то год. А тогда многие были освобождены, правда, двое-трое кружковцев были высланы из Москвы, а потом вообще и из России. Сначала людей высылали на знаменитых пароходах, потом, чуть позже, тоже высылали, только потихоньку.

Почти все прошли лагеря...

Да, дом был полон репрессированных. Николай Евграфович сидел два раза. Не расстреляли. Бабушка сидела, близкие все сидели в лагерях по два-три раза. Я помню дом 1950-х гг., он был наполнен так называемыми выходцами из лагерей: и князья, и графы, и простые люди, миряне и священники, которые по 18 - 20 лет отсидели, прошли Соловки, всякие Восточные и Южные лагеря, Колыму... и остались верными Богу, своей вере. Они были исполнены такой радости! Некоторые, даже страшно сказать, благодарили Сталина: дал пострадать за Христа, слава Богу! И это были действительно искренние слова, не просто так. Как в Евангелии: любите врагов ваших, молитесь за проклинающих вас... Помните, как у А. Солодовникова, одного из духовных чад отца Сергия Мечёва:

Решётка ржавая, спасибо,
Спасибо, старая тюрьма!
Такую волю дать могли бы
Мне только посох да сума.
<...>
Спасибо, свет коптилки слабый,
Спасибо, жёсткая постель.
Такую радость дать могла бы
Мне только детства колыбель.

Они всегда говорили: «Слава Богу за всё» - и жили этим.

Расскажите о молитвенной жизни и богослужениях этого круга.

Я много говорить не буду, хотя здесь очень много можно рассказывать. Кратко скажу так: дедушка, также как и практически весь этот круг, не любил пышных богослужений, когда присутствуют иерархи, патриарх. Он не патриарха не любил, а помпезность...

Византизм?

Да, византизм. Он не отказывался, когда его приглашали к патриарху Алексию I или к патриарху Пимену. Но специально он на такие службы не ходил. Дедушка любил простые службы, самой важной для него была литургия. Любил раннюю литургию, которая совершалась в тиши деревенской или в тиши московского храма, когда народу еще не так много, пришли те, кто встал в пять утра, чтобы помолиться. А в 1930-е гг. литургия служилась у нас дома.

Семья Пестовых, 1930 г. Как часто?

Нечасто, примерно раз в месяц.

Служил отец Сергий Мечёв?

Да, когда был на свободе. Служили и другие священники, не знаю, кто именно. Это было ещё до моего рождения.

Эти священники были тоже «мечёвские»?

Да, это был круг «мечёвских» батюшек. Там были разные архимандриты, священники, монашествующие, про епископов просто не знаю. Их ведь сажали, как правило, очень быстро. Вычисляли и сажали. Кто выходил из тюрьмы, тот и служил. Приходили рано утром, где-то в пять-шесть утра. Тихонечко, собирали не всех: сегодня ты ответственный, потом - ты. Да и квартира могла вместить не больше десяти человек. Приходили по одному, с промежутком через пять минут. Батюшка приходил, приносил антиминс, служил литургию, все молились, все причащались. Пели, как комарики, можно сказать - пищали. Где-то в восемь утра начинали расходиться на работу, кто куда. Уходили в течение 3-4 часов, чтобы не видно было, что отсюда вышло столько людей.

Все были воцерковлены?

Да, основы христианской веры все знали. Если человек читает и отцов древней церкви, и отца Сергия Булгакова, и Е. Трубецкого, и других - значит, за этим что-то есть, правда?... Николай Евграфович любил вечернее богослужение служить сам, хоть он и не был в сане. Приходили люди, и он возглавлял это богослужение, по типу старообрядцев беспоповцев. Зажигал лампадки, стояли все вместе, книги все у дедушки были: Часослов, Минеи, Октоихи... В 1960-е годы он уже ставил меня, брата, других, мы читали шестопсалмие, с Трисвятого по Отче Наш, все необходимые молитвы, первый час. Помню, как он своим уже старческим голосом вместе с нами пел: «Отверзу уста моя... » и весь канон. Приходили самые близкие люди - человек пять-шесть собиралось, не больше - бабушка, его сестра, мы... Таким образом мы в течение полутора-двух часов совершали богослужение, тайно молились. Генералы даже приходили. Помню, стоит в темноте, погоны блестят...

А исходя из чего Николай Евграфович доверял людям? Просто, что называется, «на нюх» проверял?

Вели себя осторожно. Приходили и провокаторы, бывали случаи. Один пришел, помолился - и всё. А этот начинает вопросы задавать или еще что-то... Дедушка всегда это чувствовал, это было сразу заметно... Дедушка и бабушка обращались друг к другу по имени отчеству: «Зоя Вениаминовна, мы этих людей больше не приглашаем ». - «Николай Евграфович, согласна! » Вот отношение людей, проживших в браке пятьдесят лет. Нам этого не понять. Так было принято. Такая любовь: и плакали, и любили.

Каждый вечер так торжественно молились?

Нет, конечно. В субботу вечером - всегда, и в праздники. Дедушка много молился. Кроме того, ночные богослужения по уставу, как полагается, вечернее правило... Помню, просыпаюсь ночью в четыре утра, а он стоит на коленях, на ковре, молится. Коврик этот до сих пор у меня в алтаре лежит перед жертвенником, я его храню как святыню. А он молится, и плачет, плачет... Мы не знали, что он был комиссаром, столько тяжелого на душе... Только бабушка подойдет, постоит и, слышу, стучит в комнату: «Николай Евграфович, ты опять молишься, ты же Богу-то надоел своей молитвой. Он давно тебе всё простил, давай, ложись спать ». - «Зоечка... » - и опять начинает молиться. Вот, понимаете? Он, конечно, аскет был. Начиная с сорока лет отказался от мясного, ел только щи и кашу. Щи свежие любил, не стародневные. Когда не пост, сыр ел, творог с корицей любил, рыбку. Были и исключения, когда бабушка говорила: «Ты меня очень любишь? » - «Да, люблю! » - «Докажи, что не монах. Ты как монах живешь вообще. Все-все-все, не говори ничего, если ты не монах, съешь кусочек котлетки, которую я тебе приготовила в день твоего рождения! » И дедушка ел кусок котлеты. Помню, он ел и слезы катились из глаз. Говорит: «Видишь, я тебя люблю! » Все, это было доказательство. Она его целовала - и мир в семье. Так проходила его духовная жизнь: в молитвах, тайных бдениях, в подвиге просвещения... А по субботам-воскресеньям меня будили в пять утра и к шести мы выходили с дедушкой в храм. В девять часов возвращались с обедни, пили чаек, и он ложился на часик поспать, а я начинал заниматься на скрипке. Потом мы шли с бабушкой по концертным залам, на различные вернисажи. Она меня культурно просвещала.

Это считалось нормальным, просто необходимым?

Необходимым, конечно. Как не совмещать духовную и культурную жизнь? Дедушка говорил: «Мне это не нужно, я это все знаю ». Иногда он ходил на концерты, чтобы послушать своих внуков. Ему говорили: «Дедушка, надень ордена ». У него ордена были и Красного Знамени, и Ленина, и военные, полно орденов. «Нет, нет ». Потом он их наденет скрепя сердце, сидит красный, как рак, охает, ахает. Никогда не любил все это. Вот спорт любил! Бегал с нами, в волейбол играл, в бадминтон. Футбол не любил, говорил, что ногами пинать неблагородно ( смеется ). Греб на лодке, плавал. Это в семьдесят с лишним лет! И он все нам говорил: «В здоровом теле здоровый дух ». Говорил, что мы должны сохранять бодрость духа и тела. При всех его духовных подвигах, нас, мальчишек, он заставлял заниматься спортом, а поклоны ночью класть не заставлял. Хочешь - делай. А сам вставал. Молитва у него какая-то особая была...

То есть вас, детей, молиться не заставляли?

Нет. Но воспитание, конечно, было. Утром и вечером молитвенное правило. Когда мы - дети - у него, он всегда с нами... Утром рано вставал, до меня. Говорит мне: «Я ещё с тобой правило прочту, а потом ты в школу пойдешь ». - «Дедушка, ты же уже помолился ». - «А я еще раз с тобой правило прочту ».

Н.Е. Пестов. Фотография 1970-х годов Что за правило было, минут двадцать?

Какие двадцать! Десять минут. Там были молитвы, которые вошли в мою жизнь. Некоторые из них я до сих пор читаю. Там были и обычные основные молитвы, около десяти молитв. И ещё дедушка учил молиться своими словами. «Скажи Господу то, что ты хочешь ». По сути он повторял молитву Оптинских старцев, я тогда ее еще не знал. «Дай, Господи, мне встретить все, что принесет наступающий день. Помоги мне правильно относиться к людям. Помоги мне в делах, экзаменах, заботах. Чтобы мне ни с кем не ссориться, сестру не задирать, брата не обижать. Чтобы честно ко всему относиться, чтоб радивым быть... » Короче, повторял со мной кодекс пионеров Советского союза ( смеется ). Это смешно, но правда, так получалось. Мы пионерские галстуки носили, кстати говоря. Пожалуйста, носи, это тебя ни к чему не обязывает. Хотите - снимите, хотите - носите. Раз носят все, носите, чтобы не выделяться. А в комсомол, говорит, не надо вступать. Комсомол - это уже помощник партии. Октябрята, пионеры - это такие детские скауты. Скауты тоже носят какие-то галстуки и в дореволюционное время носили. Детские игры, играйте, пожалуйста.

А друзья к Вам в дом приходили?

Приходили - за книжкой зайдут, поиграют, поговорят со мной. Никаких вопросов религиозных они не задавали, потому что их никто не просвещал. Никто и не задавал вопросы. При них не молились.

То есть ответ давался, когда был вопрос? Не звучало вопроса - не было и ответа?

Знаете, и вопросов не было, и того, что «давай я расскажу тебе о Христе, о Евангелии». Дома этого не было. А в храме, если бабушка видела молодых людей, девушек, ребят, которые ничего не понимают, или в Третьяковской галерее - всегда была проповедь. Всегда. Там любую картину возьми - и на христианство выйдешь. Кто такой Павел I, кто такие Екатерина II, Александр I? Война 1812 года... Кончалось все Евангелием. Вокруг бабушки начинали толпиться слушатели, и она приходила из Галереи и опять проповедовала. Дедушка не мог этим заниматься, потому что он был целый день на работе, уходил в 9 утра. Он работал в двух институтах, был заместителем директора по учебной и научной работе инженерно-экономического института, заведовал кафедрой. Приходил поздно. Он проповедовал, когда к нему приходили. И он всех принимал. Ему говорили: «Николай Евграфович, нельзя принимать всех. Неизвестно, кто приходит ». «Я, - говорит, - не имею права не принимать. Пришел ко мне человек - я должен принять его ». Господь сохранял. Дедушка говорил: «Господь сохранит и покажет, что нужно ».

Такое бесстрашие характерно было для церковного круга Ваших дедушки и бабушки?

Да. Видимо, так. Все были осторожны, но не боялись. Приходили к нам и родственники, и те же Оболенские, Солодовниковы, Шереметьевы, Растопчины... Приходили и духовные писатели - Сергий Фудель, священники, покойный митр. Питирим (Нечаев), профессора МДА К. Комаров, К. Скурат... было так же - слушали, общались.

То есть тюрьмы не сломали их и не зажали?

Нет-нет. Они радовались жизни и никогда не отрекались от веры.

Откуда такая свобода во всём, в молитве, в богослужении, в проповеди? Для сегодняшней жизни такая открытость не свойственна. Её нет, к сожалению, ни в людях, ни в их отношении друг к другу. Сейчас не так легко друг друга и в дом-то приглашают, не так охотно делятся тем, что есть. Откуда это в них было? Ведь тогда могли и посадить, и расстрелять. Что это, фундамент веры, воспитание?

Фундамент веры. Воспитание тут ни при чем. В этом кругу были люди самого разного воспитания - великосветского: «у нас на обед были артишоки, ананасы ели» - мы не знали, что это такое. Другие с удовольствием хлебали щи с кашей, благодарили Бога и ложку облизывали - к ужасу великосветски воспитанных, нельзя это было делать. А как же после лагеря-то все не оближешь? Разные были люди. Но, тем не менее, фундамент веры, духовная закваска единая была. Господь сказал: «Да будут все едино». Это духовное единство должно чувствоваться, если это истинная христианская община, истинная вера. Ты пришла с одним образованием, я - с другим, ты любишь это, я люблю то, я хочу одеваться так, а ты по-другому. Да, мы должны соблюдать приличия, нормы поведения, но в этом многообразии есть красота мира, и в нём мы имеем одно духовное единство. Вот, это и было в духовной среде Николая Евграфовича.

По инициативе Вашего дедушки много хороших духовных книг переписывалось, рассылалось по разным городам. Исходя из чего он старался просвещать других?

Он сам читал массу литературы, все время что-то новое. Ему приносили различные богословские книги, в том числе и на английском, и на французском языке. Проповеди современных ему авторов, например, владыки Антония (Блума) - тогда его только-только начали издавать. На дедушку работало в один период до 15 машинисток одновременно.

А Вы принимали какое-то участие в этой деятельности?

В 1960-е я участвовал в распространении литературы. По сути был еще мальчишкой, когда родные командировали меня в разные точки, в том числе в монастыри, которые тогда еще действовали - в Псково-Печерский монастырь, Пюхтицы, в другие точки. Мне давали книги, сколько мог поднять 15-16-летний мальчишка. Сажали в поезд: доедешь до места, там тебя встретят, передашь и этим же вечером обратно. Назову города, в которые возили книги: Ленинград, Киев, Одесса, Грозный, Рига, Таллинн, Иркутск, Норильск, Комсомольск-на-Амуре, Владивосток, Свердловск (Екатеринбург), Челябинск. Это только то, что я сразу вспомнил. И оттуда люди приезжали за книгами, сами везли. Допустим, договорятся, и из Иркутска приезжает человек, была такая Татьяна Павловна. Соберут ей неподъемные ящики, дедушка довезет на такси, посадит в поезд. Бабушка, помню, говорит: «Николай Евграфович, посадят и тебя, и меня, детей по лагерям отправят ». - «Зоечка, уже не то время ».

Они всегда чувствовали время?

Да. И понимали, что надо быть в курсе событий. Телевизора тогда не было, мы радио слушали. И дедушка с бабушкой всегда слушали своего любимого Владимира Филимоновича Марцинковского по радио «Монако»: «Говорит радио "Монако", Монте-Карло. Сегодня, дорогие радиослушатели, с вами беседует...» Помню, стоит бабушка, слушает и плачет: «Он же нас сделал христианами, он дал нам веру! » Так что идеи студенческого христианского движения, молодежного движения тоже вошли в жизнь Николая Евграфовича, через В.Ф. Марцинковского и некоторых других. Вошли как реальная действительность, которую он посвятил молодежи и студентам, христианскому воспитанию и просвещению.

Ещё был момент - вместе с дедушкой обходим 3-4 точки, где он забирал отпечатанную литературу, давал денежки. Я не знаю, давал ли кто-то дедушке деньги на эту деятельность. Ведь это нужно было купить бумагу, потом напечатать, переплести, разослать - сотни экземпляров по всему миру. Думаю, кто мог - давал на это деньги. Тогда об этом просто не говорили. Практически вся зарплата и пенсия дедушки шли только на это. Помню, бабушка причитала: «Ты нас по миру пустишь ». - «Зоенька, а что нужно? Костюм есть, ботинки есть, ну, десять лет им, ну и что, еще поношу. Шуба есть. Когда ты шила пальто? » - «В 1955 году, а сейчас 1970-й ». Так они носили свои вещи. Были очень неприхотливые - и он, и бабушка. Ели самую простую пищу. Никогда ни водки, ни каких-то застолий, ничего такого не было. Рюмочку вина наливали, когда гости приходили, пирожки, чай. Все очень просто, мирно.

Николай Евграфович верил в то, что советская власть когда-нибудь закончится и наступит свобода?

Он говорил так: «Всему этому будет конец ». Он даже не верил, а был уверен в этом. Видел, к чему шло, знал и чувствовал это. Когда Хрущева сняли вместе с его приверженцами, он сказал: «Как тараканы в банке, друг друга перегрызут ». Конечно, в саму политику он не вмешивался, только говорил: «Я верю в то, что сказал мне старец во время посещения Сарова ещё в 1920-х годах. Колокола зазвонят, и крестные ходы будут, и храмы будут открыты, и открытые гонения прекратятся ». В последний год своей жизни он мне не раз говорил: «Ты это увидишь. Я не смогу это увидеть, но я уже увидел начало ». Ведь фактически на его глазах мой папа стал священником, брат Сергий - монахом. Мы все были иподьяконами у патриарха Пимена. Он радовался. Дедушку подводили к патриарху, и патриарх благословлял его и его труды. Хотя и брежневские времена были непростые. Об этом времени Николай Евграфович говорил: «Всё, это последние остатки этих волн, которые нужно пережить. И никогда не отчаиваться ».

Николай Евграфович был подлинным просветителем. Удивительна ответственность, которая была воспринята им - мирянином - за полноту откровения Христова.

Да, люди жили не для того, чтобы написать отчет. Они жили просто жизнью Духа, жизнью того, что в любую секунду тебя могут взять и тебя может не быть. Это совершенно иные службы, совершенно иные отношения, совершенно иной образ жизни. Люди имели силу веры, подлинную любовь и свободу. Когда они говорили, молились, проповедовали, служили, нельзя было уйти от них, не оплакав свои грехи, не изменившись, не восприняв что-то важное в этот день. И Николай Евграфович в своей жизни имел огонь веры, который горел в нем до самого конца.

Вторая часть (http://www.psmb.ru/obshchinno-bratskaja-zhizn/u-kogo-my-uchimsja/statja/kak-obresti-dukhovnyi-optimizm/)

- Отец Николай, расскажите, пожалуйста, о своём деде – Николае Евграфовиче, о его пути ко Христу и последующем за обращением служении, о церковном круге того времени.

Прот. Николай Соколов: На письменном столе нашего дедушки, под стеклом лежала надпись, которую я еще в детстве видел, но не понимал, что она означает. Там было большими буквами написано: «От Меня это было». Я не мог понять странные слова, кто это «Он», что это было, видение, событие? Потом я нашел этот текст в Священном писании и понял, что эти слова дедушка применял к себе, чтобы никогда не забывать: что бы ни случилось в жизни, за всем стоит воля Божия, благая и совершенная.

Христианином Николай Евграфович стал еще в молодости, придя из врат безверия к светлым вратам будущей жизни христовой веры. Семья, в которой он вырос, соблюдала бытовые правила христианской жизни того времени – праздновали Пасху, причащались раз в год, исповедовались по необходимости, но больше – ничего. Над христианскими идеалами все тогда, как правило, посмеивались, хотя и не отвергали, считая их уделом каких-то ненормальных, кликуш, юродивых и тех, кто немножко «не от мира сего». Такое понимание христианства характерно для дореволюционного периода. И дедушка не отвергал Бога как такового, как вообще существо, однако за этим формальным видом религиозной жизни он не видел глубины. Он говорил: «Никто меня не научил ни правильно читать молитву, ни узнать, что такое Таинство Церкви. Приходили в церковь, стояли, ставили свечки и уходили, но за этим не было главного». Поэтому, получив такое воспитание, он в какой-то момент отошел от веры полностью. Считал себя атеистом, читал все, что можно было тогда прочитать по атеизму: Фейербаха, Гегеля… Но одновременно с этим он всегда искал правду, как он её тогда понимал, и был очень принципиален в своих поступках.

В революции 1917 г. и Гражданской войне дедушка принимал деятельное участие как комиссар Красной армии, закончив свое восхождение, если можно так сказать, в должности комиссара Уральского военного округа в Екатеринбурге. Среди его «друзей» были Троцкий, Фрунзе, Тухачевский и ряд других деятелей.

Вспоминая сегодня его жизнь, я сказал бы: всему свое время. Наверное, он должен был пройти этот путь, чтобы, подобно Савлу, стать Павлом. В его жизни случилось обращение, напоминающее обращение апостола Павла. Нам в детстве это не рассказывали. Потом, когда я был уже взрослый, лет 15–16-ти, бабушка намекала. Это произошло в самый страшный период его антихристианской, с точки зрения нравственности, жизни. Там было много всего… кровь и гадость. «Карамазовская грязь» – так написал дедушка об этом периоде жизни в своём дневнике. Это был 1920 или 21 год, Екатеринбург. Ночью дедушка увидел сон, что стоит он в каком-то гроте. И откуда-то идет свет, и оттуда, из света, на него идет Христос. Дедушка почувствовал, что это Он. «У меня в голове только одно, – вспоминал дедушка, – почему я, коммунист, комиссар, зачем, когда кругом такое творится, Гражданская война... и вдруг ко мне идет Христос. Что это?» Не мог понять… «Свет Христа, и Он идет ко мне, смотрит на меня. Его взгляд меня пронзил до всего, чем можно было почувствовать». Дедушка был не один. «Со мной стояли рядом мои родственники, стояли сестры, дядя Эря». Он был немец, всё доброе, положительное в воспитании было от этого дяди. «И вот дядя поклонился Христу. А сестры не видят Христа! Он проходит мимо. И я тоже поклонился Христу, Христос на меня посмотрел… Все, сон закончился, я проснулся в холодном поту, не зная, что это было. Я и Христос, Христос и я? Ведь я это отвергаю, этого ничего нет, это все выдумки? И вдруг я это реально вижу». Интересно, что уже потом, дедушка говорил, что он увидел Христа таким, каким он всем известен на иконе, написанной Серафимом (Чичаговым), в белом хитоне. Перед этим образом дедушка всегда падал на колени. «Но по внешности в моей жизни, – пишет он, – ничего не изменилось, я по-прежнему оставался воинствующим безбожником. Что я могу сделать – завтра бросить все? Я комиссар, ну, приснилось, кому ж не снится».

Но жизнь сложилась по-другому. Такое отпадение от веры привело его к трагедии, он разочаровался в своей жизни где-то около тридцати лет. Все в одночасье поломалось, ушла жена, ушли другие люди. Он оставляет все и возвращается обратно в Москву, поступает на очередной курс в МВТУ, с которого он ушел почти 8 лет назад, до Первой мировой войны.

Москва, 1922 год. В один из вечеров, конечно не случайно, промыслом Божиим, он видит афишу, которая гласит: в Политехническом институте лекция «Был ли Христос?». Лектор В. Марцинковский. Кстати, это недалеко от Свято-Филаретовского института. Дедушка идет туда, присутствует на лекции–беседе, где В. Марцинковский с радостью и христианским вдохновением говорит о том, что есть Христос , что есть христианская жизнь , что есть «доказательство бытия Христа», читает Евангелие. Дедушка такое свидетельство о вере никогда до этого не слышал, не знал. Он вспоминал, что с ним случилось: «Как будто пелена упала с глаз, я все понял, вновь явление Христа. С лекции я вышел христианином». А дальше, когда Господь дотронулся сердца, уже все проще.

- Кто был среди учителей Николая Евграфовича, от кого он воспринял традицию?

Прот. Николай Соколов: Дедушка стал посещать лекции, различные храмы Москвы, где ищет проповедников, и удивительным образом ему нравятся обновленцы. Ходит к А. Введенскому. А дедушке какая разница, в какой храм зашел? А. Введенский так зажигающие проповедовал, что «я плакал и все плакали», – вспоминал он. Но потом Господь повернул ещё раз. Николай Евграфович встречает бабушку – Зою Вениаминовну Пестову. У них настоящая большая любовь и брак, рождаются трое детей. И начинаются тяжелейшие испытания – он попадает в тюрьму как член Христианского студенческого кружка. Его держат в Бутырке. Промыслом Божиим его не расстреляли, не сослали. Он как-то «ушел», Господь закрыл глаза кому надо.

И в тюрьме Николай Евграфович встречает тех, кто стали его путеводителями по этой жизни. Это люди, составлявшие духовную семью старца Алексия Мечёва. Дедушка становится прихожанином этого храма (свт. Николая в Кленниках – ред.).

- Кто входил в этот круг?

Прот. Николай Соколов: Во-первых, отец Сергий Мечёв, потом семья Амбарцумовых, семья Каледы, Апушкины, Д. Мелехов – крупнейший психиатр с мировым именем, Солодовниковы (которые были одновременно и прихожанами храма свт. Николая в Толмачах) и другие…

- То есть Николай Евграфович вошел в «мечёвский» круг?

Прот. Николай Соколов: Да, более того, ему доверяли, он стал старостой храма.

- Это было в какие годы?

Прот. Николай Соколов: С 1923–1924 гг. и до закрытия храма в 1929 году. Отца Алексея Николай Евграфович застал совсем чуть-чуть, он умер в 1923-м. После кончины отца Алексия, его сын – отец Сергий – стал духовным отцом многих членов общины, и дедушку он вел по жизни до самой своей ссылки и смерти в лагере. Отец Сергий был человеком, который вдохновлял и поддерживал приход. Он вместе с Николаем Евграфовичем, и, может быть, ещё с кем-то до 1925 года вели христианский кружок, за что отца Сергия первый раз и посадили, а кружок разогнали. В тот раз всех остальных кружковцев отпустили, только один человек еще получил срок, не помню, кто именно. Но потом все сидели – бабушка, дедушка, тайный священник иерей Константин Апушкин, другие – кто-то полгода, кто-то год. А тогда многие были освобождены, правда, двое–трое кружковцев были высланы из Москвы, а потом вообще и из России. Сначала людей высылали на знаменитых пароходах, потом, чуть позже тоже высылали, только потихоньку.

- Почти все прошли лагеря…

Прот. Николай Соколов: Да, дом был полон репрессированных. Николай Евграфович сидел два раза. Не расстреляли. Бабушка сидела, близкие все сидели в лагерях по два–три раза. Я помню дом 1950-х гг., он был наполнен так называемыми выходцами из лагерей: и князья, и графы, и простые люди, миряне и священники, которые по 18–20 лет отсидели, прошли Соловки, всякие Восточные и Южные лагеря, Колыму… и остались верными Богу, своей вере. Они были исполнены такой радости! Некоторые, даже страшно сказать, благодарили Сталина: дал пострадать за Христа, слава Богу! И это были действительно искренние слова, не просто так. Как в Евангелии: любите врагов ваших, молитесь за проклинающих вас.

- Для Николая Евграфовича было органично и естественно такое понимание христианства, при котором христианин не только молится, но ещё и пытается что-то делать, служить для Бога и Церкви в меру своего дара и призвания?

Прот. Николай Соколов: Как я понял, когда мы с владыкой Сергием (Соколовым) писали биографию дедушки по его запискам, до войны им приходилось все-таки скрывать свои убеждения. Не было открытой проповеди. Тогда было страшное время. То есть, если хочешь пострадать, – иди, говори, приглашай молодежь, и тебя не будет в два счета, а если у тебя жена и дети, потенциал научной работы… У дедушки более 200 научных работ по химии, некоторые из них не потеряли своей актуальности и в настоящее время. После окончания Бауманского института он пошел в Академию химзащиты, потом еще в ряд других высших учебных заведений. Вначале войны он защитил докторскую диссертацию по химии. В это же время начал работать над собранием и изучением святых отцов, понимал, что ему нужно читать Игнатия Брянчанинова, Феофана Затворника, святых отцов древней церкви, каппадокийцев... Он вспоминал, как из отдельных фраз, которые хорошо ложились на сердце, сложились большие дневниковые записи, послужившие основой его первой работы – «Путь к совершенной радости». Потом война, гибель сына. Николай Евграфович продолжил писать свою диссертацию «Современная практика православного благочестия», освещая различные стороны христианской жизни с точки зрения отцов церкви. Дедушка над ней трудился всю жизнь. Я тоже это застал. Он брал и современных авторов, и католических, и других, тогда запрещенных. Писал «о. Иоанн С.» – кто это такой? Нельзя было ещё писать Иоанн Кронштадтский. Надписал на ней: диссертация на степень защиты кандидата богословия ГБР. Знаете, что это такое?

- Нет.

Прот. Николай Соколов: Грешный Божий раб. Сегодня Николай Евграфович наиболее известен именно как духовный писатель. Об одном только он просил – чтобы не занимались политикой. Говорил: «Я занимался политикой, знаю, что это такое, знаю, чем всё это заканчивается, как отражается на человеке. Поэтому "Мне отмщение, и Аз воздам". Какая политика может быть»?

Наш дедушка своим трудом, своим сердцем и душою привел очень многих людей из неверия в радость христианской веры, открыл перед ними дверь православного вероучения, те удивительные сокровища, которые содержит христианская церковь, в том числе и мировая, включая и католическую, и протестантскую, показав этим, что Христос един для всех.

Не кривя душой, могу сказать, что уже с середины 1950-х гг. Николай Евграфович стал практически старцем, не принимая при этом монашество или духовного сана. Хотя многие ему это предлагали, в том числе и люди из высшего иерархического состава: епископы и митрополиты. «Николай Евграфович, у Вас такие труды, такой образ жизни. На пенсию выйдете… Давайте, завтра же у Вас будет сан, и будете иметь возможность служить». – «Нет, нет, и нет!» Мы тогда не знали, может быть, и не нужно было это знать при его жизни: сегодня это открылось – у него было два брака. Имея два официальных брака, он не считал для себя возможным принять священный сан. При этом молитвенный и аскетический образ жизни были основными духовными устремлениями Николая Евграфовича.

- Расскажите, пожалуйста, о молитвенной жизни и богослужениях людей из его круга.

Прот. Николай Соколов: Я много говорить не буду, хотя здесь очень много можно рассказывать. Кратко скажу так: дедушка, также как и практически весь этот круг, не любил пышных богослужений, когда присутствуют иерархи, патриарх. Он не патриарха не любил, а помпезность...

- Как Вам кажется, что в опыте новомучеников и исповедников ХХ века остается важным и по сей день? Их богослужения, даже исходя из того, что Вы рассказали, несколько отличались от того, что мы время от времени можем наблюдать в наших храмах. Например, бывает тягостно видеть отдаленность клира от мирян и мирян друг от друга даже во время общей молитвы.

Прот. Николай Соколов: Много зависит от епископа, священника. Могу откровенно сказать, на богослужениях, которые возглавляли митр. Антоний (Блум), с которым я много раз встречался, служил и общался, покойный владыка Сергий (Соколов), некоторые другие епископы служили без всякой помпезности. Субординация определенная должна быть. Без этого невозможно. Но никакой отчужденности, отдаленности от паствы, никогда не было. Много зависит от сердца того, кто служит, от предстоящего. Ведь может служить и простой, хороший батюшка, но и он может далеко стоять от паствы. А может быть и по-другому. Помню, когда служил отец Всеволод Шпиллер, тоже покойный, какими были его службы, как мы ходили туда, как слушали его проповеди, как часами стояли, ожидая, что он скажет, как посмотрит на нас! Есть разные примеры. Что касается опыта новомучеников и исповедников, то они показали нам твердость духа и свою веру. Но и в то время были совершенно разные священники и епископы, и были тоже просто страшные вещи, которые творились в церкви, всякое было. Иногда дедушка говорил, что церковь пострадала, чтобы очиститься духовно от всего этого. Мы начинаем это, к сожалению, забывать. Опять иногда пускаемся в эту пучину византийско-роскошной жизни, которая подчас затмевает в нас истинный образ Христов, который стоит в простоте, правде, милости и любви.

- Николай Евграфович был подлинным просветителем. Удивительна ответственность, которая была воспринята им – мирянином – за полноту откровения Христова…

Прот. Николай Соколов: Сегодня его жизнь – это пример христианского служения Богу, людям, церкви и миру, который помогает сегодняшнему человеку в XXI веке понимать, что он не оставлен Богом, что Господь всегда с теми, кто ищет истину, идет за ней, не боится сказать правду власть предержащим, не боится за свою судьбу, а полностью отдает ее Богу. Не случайно он, когда уже тяжко болел, никогда не роптал, за все благодарил. «Да, – говорил, – очень тяжело, очень мне больно. У меня все горит внутри, но так мне нужно. Слава Богу, слава Богу!» Прожив 90-летнюю жизнь, Николай Евграфович всегда благодарил Бога, и я как его внук могу сказать, что он вселил в тех, кто его знал, в том числе и в меня, тот удивительный духовный оптимизм, который никогда не должен покидать христианина, ибо мы помним слова апостола: «Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за все благодарите». Это был своего рода девиз его жизни.

Скончался Николай Евграфович в ночь на 14 января 1982 г., в день памяти учителя церкви, одного из своих любимых святых – Василия Великого каппадокийского.