Художественное значение павловска. Изящный
12. Ч. Камерон. "Вольер" в Павловске. 1783.(Charles Cameron. "Voliere" du Chateau de Pavlovsk. 1783.)
14. Ч.Камерон. "Храм дружбы" в Павловске. 1780-1799.(Charles Cameron. "Le Temple de 1"Amitie". 1780-1799. Pavlovsk.)
15. Клод Лоррен. Утро. Ленинград, Эрмитаж.(Claude Lorrain. Aurore. L"Ermitage de Leningrad.)
Большинство историков архитектуры видели в Павловске памятник классицизма конца XVIII века, проводником которого в России наряду с другими зодчими принято считать Ч. Камерона. При этом попытки дать историческое объяснение архитектурного своеобразия Павловска подменялись обычно поисками его предполагаемых прототипов в английской архитектуре (G. Loukomski, Charles Cameron, London, 1943, p. 96. Здесь приводятся ссылки на английские аналогии, но нет сколько-нибудь обоснованных историко-художественных выводов из их сравнения. Один старинный автор, Саблуков, длинным перечнем прототипов тщетно пытался доказать, что в Павловске решительно все создано в подражание тем или иным образцам и лишено какой-либо оригинальности (А. Успенский, Императорские дворцы, I, M., 1908, стр. 406). ). Между тем на постройках Павловска лежит отпечаток не только личности их создателей; они характеризуют художественное развитие нашей страны в XVIII веке. В художественном образе Павловска сказались искания целого исторического периода и, конечно, ни вкусами заказчиков, ни дарованием исполнителей их воли нельзя объяснить характер Павловска во всем его неповторимом своеобразии.
В последней четверти XVIII века в русской культуре замечается брожение идей и художественных направлений. Даже представители наиболее умеренного направления противопоставляли старым эстетическим нормам и представлениям влечение к не тронутой цивилизацией простоте нравов, к выражению в лирике задушевных переживаний и раздумий поэта. В те годы в творчестве целой группы русских авторов настойчиво ставятся вопросы, возникновение которых можно объяснить только обострением общественных противоречий. Отвращение к роскошной и пустой светской жизни приводит поэтов-лириков к воспеванию „убогих хижин" и „шалашей", недовольство современным обществом толкает на путь увлечения сельской природой, и это порождает в поэзии тему „вечера", „тумана" и „лунного пейзажа". Отвращение к холодной, бессердечной рассудочности вызывает к жизни чуткость к личным переживаниям. Наконец, неспособность открыто выражать свой протест питает иллюзию, будто лишь в уединении, в глубине своего самосознания человек может избавиться от горестей и волнений и обрести внутреннюю свободу. Ни в стихах, ни в прозе русских авторов XVIII века эти настроения не нашли себе столь яркого поэтического выражения, как в шедеврах русского зодчества, в частности в павловском архитектурном и парковом ансамбле.
В отличие от Петергофа, который строился и перестраивался на протяжении почти целого столетия, и Царского Села, которое создавалось при Елизавете и при Екатерине, Павловск приобрел свои основные черты в течение последних двух
десятилетий XVIII века, и хотя последующие годы несколько изменили его облик, все, что ни создавалось в Павловске, создавалось на той основе, которая была заложена в начале 80-х годов.
Чарльз Камерон прибыл в Россию уже в почтенном возрасте (В. Талепоровский, Чарльз Камерон, М., 1939. ). В молодости он трудился над изучением и изданием римских древностей одновременно и бок о бок с преобразователем английской архитектуры Робертом Адамом. Правда, Адаму первому удалось приобрести славу на родине. Камерон оставался известен своим соотечественникам лишь сочинением о римских термах, а также архитектурными рисунками, выставленными в Обществе архитекторов. Но это вовсе не означает, что он уступал Адаму и другим своим собратьям по искусству в силе и оригинальности дарования.
В XVIII веке, когда среди английской знати строительство стало настоящей модой, архитекторам нередко доставляла известность не столько их творческая самостоятельность, сколько деловитость в выполнении строительных работ (Н. Batsford, English Homes and Gardens, London, 1933, p. 28 (о Р. Адаме). ). Вот почему даже сходство между Павловским дворцом и более ранним дворцом Р. Адама в Кедлстоне, на которое делались указания в литературе, не решает вопроса о первенстве. Работы Ч. Камерона поэтичнее по замыслу и тоньше по выполнению, чем работы Р. Адама, и потому нужно решительно отвергнуть мнение, что он был подражателем (J. Lees-Milke, The Age of Adams, London, 1947, p. 165. ). Видимо, Ч. Камерону мешала в Англии его неуступчивая приверженность партии Стюартов, потерпевших политическое поражение в середине столетия. Лишь приглашение в Россию открыло ему путь к осуществлению своих замыслов. Здесь перед ним оказалось такое обширное поле деятельности, которому могли бы позавидовать и его соотечественники, оставшиеся на родине. Сам Камерон признавался, что работа в Павловске, где все создавалось заново, а не в Царском Селе, где приходилось завершать начатое ранее, доставляла ему наибольшее удовлетворение („Камерон". Сборник статей, ГГ., 1924, стр. 46. ).
Теперь установлено, что именно в Англии, на противоположном от Эллады краю Европы, уже в середине XVIII века вошли в обращение греческие архитектурные типы и мотивы, вроде периптера, моноптера, простиля и дорического ордера, которые во второй половине века стали достоянием всех школ континента (L.Lawrence, Stuart and Revett. Their literary and architectural careers. - "Journal of the Warburg Institute", 1939, fas. 2, p. 129, tav. 22d, 25d. ). В самой Англии они получили известность благодаря ученым архитекторам, издателям классических „увражей". Печать увлечения археологией легла на многие произведения английских архитекторов классического направления: действительно, копии афинской „Башни ветров", реплики памятника Лисикрата или дорических храмов казались в парке какого-нибудь английского лендлорда экспонатами в чуждой им музейной обстановке.
Ч. Камерон был широко осведомлен в истории архитектуры, но груз исторических знаний не обременял полета его творческой фантазии. В Италии он был близок к кардиналу Альбани, вокруг собраний которого группировались лучшие художники с И. Винкельманом во главе. Подобно этому археологу-поэту он через античное искусство шел к пониманию жизни и природы в духе передовых общественных идей того времени.
Надо полагать, что в новой стране мастер не сразу понял свое призвание. Ему поручили постройку собора в Царском Селе, он выполнил ее в восточном, экзотическом стиле, видимо, рассчитывая, что удовлетворит этим местные вкусы. В ответ на указание на традиции древнерусской церковной архитектуры он сделал новый проект по типу крестовокупольного храма; выстроенный по нему собор может быть назван типичным произведением русского классицизма (С. Бронштейн, Архитектура города Пушкина, М., 1940, стр. 146 - 147. ). Конечно, Ч. Камерон внимательно изучал произведения такого замечательного мастера, как В. Растрелли, возможно, что он знал о работах своих сверстников И. Старова, Н. Львова, закладывавших тогда основы классицизма в России. Архитектурные планы Ч. Камерона осуществляла большая артель строителей, имевшая в своем составе русских мастеров. Все это создавало вокруг Камерона ту творческую атмосферу, к которой не мог быть равнодушен этот чуткий, вдумчивый мастер. Не зная русского языка, Камерон вынужден был изъясняться в России по-английски, по-итальянски или по-французски. Однако, надо думать, он понимал русскую архитектурную речь, которая звучала в постройках, созданных его русскими собратьями по искусству.
Во всяком случае, все созданное Камероном в Павловске лишь в самых общих чертах похоже на типичные постройки английского классицизма XVIII века. В английских загородных постройках XVIII века, вроде дворца в Хауике архитектора Ньютона или дворца Кедлстон, построенного Р. Адамом, царит строгая, почти жесткая правильность форм, представительность и важность ( Н. Batsford, указ, соч., стр. 29. ). Наоборот, в Павловском дворце формы более мягкие, теснее связь архитектуры с природой, как это было искони свойственно русскому зодчеству.
Заказчики, видимо, высоко оценили замечательного мастера. Но настоящего взаимопонимания между художником и ими не существовало. Его всегда торопили, сердились на него за медлительность. Он был неуступчив в творческих вопросах, стремился подолгу вынашивать плоды своего вдохновения. На этой почве возникали частые размолвки, которые кончились тем, что ведущая роль перешла к помощнику Камерона - архитектору Бренна. Впрочем, это произошло уже значительно позднее. Несмотря на трудности и препятствия, Камерон сумел воплотить в Павловске все увлекавшие его замыслы. На его создания легла печать лирической искренности и теплоты.
Архитектура по самому своему характеру лишь в иносказательной форме способна выражать те общественные идеи, которые в публицистике, в философских трактатах и в художественной литературе могут найти себе прямое выражение. Но в основе своей архитектура выражает те же идеи, что и другие виды искусства. Весь Павловск в целом составляет огромный и цельный поэтический мир, и недаром колонна на окраине парка была названа „Конец света".
Как бы высоко ни оценивать определяющее значение Камерона в создании Павловска, нужно признать, что все сделанное им в России перерастает рамки его личного творчества. Правда, его постройки в Павловске и его постройки в Царском Селе во многом родственны и отмечены печатью одного „почерка". И все же это не исключает того, что павловские работы Камерона обладают неповторимым своеобразием, позволяющим говорить об особом архитектурном стиле Павловска.
По выражению одного автора XVIII века, идиллия - это „поэтическое изображение невинного и счастливого человечества". Свое влечение к естественности и чистоте нравов поэты выражали в стихах, живописцы - красками на холсте. Архитекторы имели возможность воплотить его в камне лишь при строительстве императорских дворцов или дворянских усадеб.
В Павловске повсюду отчетливо сквозят черты того „естественного человека", которому он посвящен. Жизнь этого человека должна проходить не в пустых забавах, не в светских развлечениях - в этом существенное отличие Павловска от беззаботно-праздничных дворцов Растрелли. Этому человеку чужды ослепительная роскошь и ошеломляющее богатство. Он умеет находить прелесть в одиночестве, в благородной простоте. Ему чужд мистицизм, влекущий за пределы реального мира. Он живет настоящим, любит и ценит живую, нетронутую природу, но он знает и что такое мечта, воображение, воспоминание. Не следует закрывать глаза на то, что в этом „естественном человеке" были свои слабости: перед художниками, выражавшими эти идеалы, идея гражданского долга вырисовывалась лишь в самых туманных очертаниях. Утопический характер художественного образа Павловска проистекал из несбыточности мечты о совершенстве и счастье. Впрочем, мечта эта приобретала поэтическую реальность, поскольку находила себе воплощение в художественных образах: храмики и беседки среди зеленого ковра лужаек и тенистых рощ выглядели призывом к людям стать достойными этих архитектурных шедевров.
Павловск принадлежит к числу тех редких мест, где здания и их убранство, статуи и картины, деревья и аллеи - все скроено по одному замыслу. Недаром Жуковский утверждал, что даже полная луна выглядит в Павловске по-иному, чем на других широтах мира (В. Жуковский, Собрание сочинений, т. II, Спб., 1869, стр. 337. ). Одна из причин притягательности Павловска заключается в том, что в нем ничего не режет глаза, не оскорбляет вкуса, все приведено к той внутренней связи с целым, которую принято называть гармонией. При всем разнообразии Павловска прогулка по нему не подавляет зрителя так, как может подавить и утомить прогулка по царскосельскому парку с его огромным дворцом и роскошными залами, диковинно разнообразными павильонами и величественными монументами российской славы. Прогулка по Павловску прежде всего радует чередованием ведущих к одной цели впечатлений, захватывает, как чтение увлекательной книги. В Павловске все обозримо и наглядно, все красоты его раскрываются непосредственно взгляду зрителя. Каждый предмет в Павловске можно рассмотреть со всех сторон, отовсюду он чарует глаз своим совершенством: это касается и дворца, и беседок, и деревьев, и статуй. Каждая часть Павловска развита до степени наибольшей полноты: дворец широко раскрывает свои крылья, деревья свободно раскидывают ветви, статуи ни к чему не прижаты, ничем не стеснены и высятся на открытых площадках или в просторных нишах. Даже кариатиды стоят выпрямленные, словно не испытывая тяжести от своей ноши.
Закругленность как выражение совершенства и завершенности каждой части является как бы внутренним законом строения ряда зданий в Павловске: это сказывается и во дворце с его средоточием - круглым купольным залом, и в круглых в плане беседках, и в округлых купах деревьев парка, и, наконец, в центральных площадках „Старой Сильвии" и „Белой березы". Это не исключает того, что планировке Павловска свойственно преобладание „открытых форм". Действительно, как ни завершены отдельные части павловского парка, они не отвлекают его от окружающей живой природы. Взгляд легко переходит от одного предмета к другому, каждое художественное произведение не только радует своим совершенством, но и открывает глаза на то, что его окружает. В связи с этим в Павловске ни в чем не найти резких контрастов, сильно бьющих в глаза эффектов. Это сказалось и в том, как плавно поднимается дворец на холме над рекой, и в том, как постепенно от строгих архитектурных форм дворца и идущей от него прямой липовой аллеи происходит переход к более свободно разбитому парку и лесному массиву. В этом Павловск решительно отличается от Петергофа с его патетическими контрастами белоснежных фонтанов и густой, темной зелени, плоского верхнего сада и эффектного спуска лестниц и аллей к морю. В Павловске нигде не заметно буйной энергии Петергофа, природа его тихая, ласковая к человеку, ему соразмерная, и потому рядом с Павловским дворцом трудно представить себе беспредельную ширь моря или неукротимую мощь пенистых „водометов".
В Павловске издавна были сосредоточены ценные художественные собрания: античные мраморы, французские гобелены, ковры, зеркала, фарфор, мебель Жа-коба и Рентгена, картины итальянских мастеров и Рембрандта („Павловск. Дворцы, парки, живопись, ваяние, ткани, фарфор, бронза, мебель", вып. I-IV, Спб., б. г. ). Все это обогащало облик Павловска. Но не в них заключается его главное художественное значение. Безмерная щедрость и бьющая в глаза роскошь чужды стилю Павловска; золото, мрамор, хрусталь не выставляются напоказ; решающее значение имеет не ценность материала, а его обработка, мысль, вложенная в него, вкус, наложивший на него отпечаток.
Именно в силу того, что в Павловске все приведено в соответствие с раздумьями человека, с его мечтой, здесь могло найти себе применение „искусство иллюзий" замечательного декоратора Гонзаго, которое как бы сглаживает грань между существующим и воображаемым, между действительностью и мечтой, настоящим и будущим. Недаром в Павловске, по образному выражению В. Жуковского, само небо было бы неотличимо от его отражения в зеркале вод, если бы водную поверхность не морщил ветерок и не нарушал обмана зрения.
Все это порождает в Павловске особенную нравственную атмосферу. Здесь человек не должен испытывать ни щемящей тоски, как в романтических садах с их руинами и воспоминаниями о невозвратном прошлом, ни потерянности, ни одиночества, которые вызывали в людях XVIII века излюбленные тогда островки с тополями, подобие места успокоения Руссо (А. Курбатов, Сады и парки, Пг., 1916, стр. 578. ). Здесь нет и величавой крепостной суровости Гатчинского дворца и парка. Вместе с тем павловские здания не подавляют холодным блистательным совершенством, как здания Дж. Кваренги. Красота выглядит в Павловске приветливо, почти по-домашнему уютно: она не выводит человека из равновесия, но ласкает глаз, служит пищей для ума и воображения. „Все к размышленью здесь влечет невольно нас", - признавался в Павловске Жуковский.
Павловский дворец и разбросанные в его парке постройки и беседки восходят к классическим архитектурным типам XVIII века. Ч. Камерон следовал им, как греческие трагики следовали древним мифам, как итальянские мастера Возрождения - веками установившимся типам мадонны. Задачей строителя Павловска было вложить в них новый поэтический смысл, преобразовать их ради создания на берегу Славянки „обители", достойной человека Просвещения.
В отличие от классицизма „археологического направления" в Павловске ни одно из зданий не рассчитано на обособленное рассмотрение. Каждое здание поставлено так, чтобы ясны были его связи с другими зданиями, с жизнью, протекающей в нем и вокруг него. В каждой архитектурной детали подчеркивается ее взаимодействие с другими. Камерон утверждал в своей архитектуре неиссякаемое богатство соотношений между ее частями. В этом сказалось не только его намерение избежать подделки под античность, но и стремление сохранить в своих постройках лучшие достижения уже отошедшего в прошлое архитектурного языка Растрелли с его свободным ритмом контуров, мягкой пластикой выступающих и чередующихся с пролетами объемов и богатством внутренних рифм.
В замыслы Ч. Камерона входило превращение павловского дворца и парка в такое место, где человек способен найти радость и гармонию в общении с природой. Недаром первоначально средоточием всего ансамбля должна была служить открытая колоннада со статуей бога солнца Аполлона посередине. В соответствии с этим замыслом архитектура Павловска овеяна воздухом, светом, солнцем; ее существенный признак - открытость, легкость, воздушность. Правда, Ч. Камерон и в своей галерее в Царском Селе так широко расставил колонны, как это до него никто не решался делать. Но лишь в Павловске эта черта стала определяющей чертой архитектуры, и каждое здание его воспринимается не столько как самодовлеющая форма, сколько как завершение перспективы, как обрамление вида, как нечто пронизанное светом, пространством, воздухом.
Каждую постройку Павловска легко отнести к тому или другому каноническому типу. Однако в пределах этих типов Камерон сохраняет полную свободу. Он не выставляет напоказ, как Н. Леду, свое пренебрежение правилами, традициями. Но он по-своему расставляет акценты: то сблизит колонны, то их раздвинет, то сожмет или выпустит часть ордера - от этого здание приобретает свою выразительность, неповторимый отпечаток личности мастера. Вот почему Павловск может считаться одним из самых замечательных примеров лиризма в архитектуре.
В архитектуре Павловска большую роль играет то, что можно назвать „малыми величинами". В отношении к ним Камерон решительно не похож на Дж. Кваренги. Тот придавал главное значение красоте, сразу бросающейся в глаза, сразу покоряющей зрителя. В постройках Кваренги исключительно полно выявлены соотношения „крупных величин", сильные художественные эффекты. Постройки Камерона в Павловске созданы не для восприятия издали, их понимаешь не с первого взгляда, их лучшие качества угадываются только при разглядывании на близком расстоянии, в процессе „замедленного чтения". Нужно настроить свое внимание так, чтобы от него не ускользали самые малые и даже наималейшие детали построек, - только тогда можно по достоинству оценить художественное совершенство построек Павловска.
Известно, что Павловский дворец примыкает к распространенному в XVIII веке палладианскому дворцовому типу. Это, однако, не исключает существенных отличий дворца от многих современных ему дворцов классицизма. Английские дворцы XVIII века в большинстве своем отличаются четкой стереометричностью, даже резкостью граней, прямизной кровли с горизонтальным карнизом, обычно не нарушаемой низким куполом. Это придает английским загородным дворцам степенный и строгий городской вид.
В противоположность этому возведенный на отлогом холме над Славянкой Павловский дворец как бы вырастает над парковыми постройками и своим куполом действительно венчает весь ансамбль. Его объемы приведены к согласию с очертаниями холма: с ними превосходно гармонируют полузакрывающие фасад купы деревьев. Правда, со времени расцвета древнерусского искусства прошло много веков и за этот период глубоко изменилось все понимание архитектуры, и все же, говоря о местоположении Павловского дворца на холме над Славянкой, нельзя не вспомнить такие памятники, как новгородские храмы или храм Покрова на Нерли, прекрасно „вписанные" в окружающую их природу.
При всей близости к своему современнику Дж. Кваренги, Ч. Камерон в понимании архитектурного образа существенно с ним расходился, и это ясно дает о себе знать в Павловске. В лучших дворцах Дж. Кваренги вся сила впечатления создается величественным портиком фасада, все остальное служит как бы нейтральным фоном. Ч. Камерон дает сильнее почувствовать, как равномерно развит во всех направлениях объем дворца, и этому впечатлению содействует то, что огромный низкий купол, господствующий над всем зданием, вырастает из его куба, как, в свою очередь, вырастают из него и портики, как, наконец, дворец поднимается над галереей и боковыми крыльями. В дворцах Дж. Кваренги каждый из двух фасадов обычно служит повторением, зеркальным отражением другого. Даже в его Английском дворце в Петергофе оба портика одинаковы, хотя один из них зажат боковыми крыльями. Наружный и внутренний фасады Павловского дворца достаточно похожи друг на друга для того, чтобы признать их частями одного здания; но выходящий на Славянку портик увенчан фронтоном, колонны стоят теснее и сильнее подчеркнута отвесность, придающая зданию торжественный характер; наоборот, со стороны двора парные колонны образуют ритмический ряд, фасад растянут вширь, портик лишен фронтона, и это теснее связывает его колонны с колоннадой боковых галерей.
Свое умение придавать общепринятым формам новый смысл Ч. Камерон показал и в обработке купола. Связать круглый в плане купол с кубическим объемом дворца и особенно с его плоскими портиками было нелегкой задачей. Недаром Ж. Суффло в парижском Пантеоне так и не преодолел этих трудностей: его купол выглядит, как подобие изящного Темпьетто Браманте, водруженное на тяжелое, массивное перекрестье. Камерон вышел из затруднения, сделав барабан своего купола низким и широким, почти как в древнейших русских храмах; ради наибольшего облегчения он окружил его колонками, которые связывают барабан с колоннами портика. Каждая из колонок барабана достигает значительной высоты, но издали они сливаются воедино и образуют подобие балюстрады.
Камерон хорошо понимал и высоко ценил красоту стенной глади, но, в отличие от многих мастеров классицизма XVIII века, подвергавших архитектурной обработке только поверхность стены, он расположил окна на боковых фасадах Павловского дворца в глубоких нишах и этим выявил всю толщу стены, ее телесность и силу. Это снова заставляет вспомнить памятники древнерусской архитектуры. В Павловском дворце ясно выражено и преобладание центра, но заметно и выделение двух фасадов, и господство всего здания над округой, и слияние с нею. В его силуэте есть спокойная, внушительная сила, и вместе с тем в обработке частей дают о себе знать изящество и грация.
Центральное положение в Павловском дворце занимает круглый Итальянский зал, уцелевший от пожара 1803 года и сильно пострадавший от пожара, устроенного немецкими фашистами при отступлении из Павловска, и теперь восстановленный. Первоначально он служил в качестве столовой, но, задуманный наподобие римского Пантеона круглым в плане с верхним светом, производит торжественное, величавое впечатление святилища. В этом круглом зале все отличается спокойствием и уравновешенностью. Камерон отказался здесь от колонн, но скрытое присутствие ордера сказывается в масштабных соотношениях членений. Всю ротонду опоясывает широкий антаблемент с развитым, нарядно украшенным фризом; он приходится на высоте большого ордера; несколько ниже его тянется более узкий карниз, соответствующий малому ордеру; стоящие в нишах статуи отличаются еще меньшими размерами; градация масштабов делает огромный зал соразмерным человеку. Благодаря нишам в зале наглядно выявлена толща стены, но она лишена чрезмерной массивности, так как отрезки между нишами могут восприниматься и как массивные пилоны и как плоские простенки. Медальоны в простенках, свисая на гирляндах, подчеркивают силу притяжения, и вместе с тем гирлянды сливаются и образуют разорванную волнистую линию, повторяемую арками ниш. В Итальянском зале нет ни одной черты, ни одной формы, которая не была бы приведена в соответствие с другой; вместе с тем каждая частность - и медальоны и кариатиды, даже более поздние декоративные орлы - расположена таким образом, чтобы вокруг нее было свободное поле и чтобы она ни на что не давила, ее ничто не закрывало. Все это создает впечатление спокойного равновесия и одухотворенности.
Итальянский зал в Павловске должен быть признан одним из замечательных примеров использования цвета и света в архитектуре. Благодаря верхнему источнику света он погружен в тот прозрачный полумрак, в котором предметы теряют резкую четкость своих очертаний, а камни - свою грубую материальность. Самые темные части - это пролеты второго яруса, самые светлые - это мраморные плиты пола; между этими противоположностями имеется множество промежуточных оттенков. Единству освещения соответствует единство тона темно-пурпурного мрамора в сочетании с серо-стальными и нежно-розоватыми плитами. Согласно старинной описи, в круглом зале стояла голубая мебель, отделанная серебром. Кое-где на стенах поблескивает скупо положенное золото, но оно нигде не сверкает так ослепительно, как у В. Растрелли. Недаром и все настроение этого зала совсем иное: у В. Растрелли царит шумная, чуть грубоватая веселость, архитектура Ч. Камерона погружает человека в тихую сосредоточенную задумчивость.
Среди залов Павловского дворца, сохранивших первоначальный облик, выделяется Бильярдный зал. Это скромное помещение несет на себе особенно заметный отпечаток благородного вкуса Камерона. Согласно принятому в конце XVIII века обычаю его стены разбиты широкими прямоугольными филенками, отделенными друг от друга тонкими пилястрами. Сверху стены ограничены греческим фризом с триглифами и розетками между ними. В этом зале ни плафон, ни стены почти не украшены лепными рельефами, в таком изобилии примененными Ч. Камероном в Агатовых комнатах в Пушкине. Все впечатление достигается здесь только рассчитанными пропорциональными соотношениями членений. Одухотворенность архитектурной декорации напоминает лучшие помпеянские росписи так называемого третьего стиля. Примечательно, что пропорции отдельных филенок свободно варьируются соответственно величине различных простенков.
Камерон был не только первым строителем дворца, но и первым создателем планировки парка (О. А. Иванова, Павловский парк, Л., 1956 (наиболее полное собрание планов, чертежей и фотографий Павловского парка). ). Вокруг дворца она носит довольно правильный характер. Так называемый „Собственный садик" разбит прямыми дорожками на равные квадраты. Со стороны двора от дворца тянется прямая липовая аллея, которая ведет к „Парадному полю". Слева от аллеи находятся так называемые „Круги". Этими частями определяется преобладание архитектурного начала в ближайшем окружении дворца. В остальных частях парка уже при Камероне решающее значение приобрели причудливо извивающаяся река, образуемая ею долина и сложная сеть дорог, тропинок и мостов, пересекающих ее в разных направлениях. Среди зелени павловского парка еще до сооружения дворца Камероном были возведены беседки и храмики. Многие из них, как „Храм дружбы", „Колоннада Аполлона" и „Храм розы без шипов", принадлежат к любимому в то время типу круглого в плане здания. В „Храме дружбы" Камерон оформил ротонду стройными дорическими колоннами. Павильон этот поставлен на полуостровке, образуемом изгибом реки, и обсажен деревьями, создающими как бы второе кольцо, но благодаря своей белизне он и сквозь зелень деревьев привлекает к себе внимание; хотя павильон стоит в низине, от него хорошо виден высоко поднимающийся над ним дворец. В качестве наиболее внушительного по своим размерам сооружения парка „Храм дружбы" больше других связан с дворцом, и вместе с тем своим объемом он образует подобие одного из холмов на берегу Славянки и потому так хорошо „вписывается" в рельеф местности.
„Колоннада Аполлона" была перенесена на холм над Славянкой рядом с низвергавшимся вниз каскадом и производила более романтическое впечатление. Вся она более открыта и более овеяна воздухом, чем „Храм дружбы". Ее колонны поставлены в два ряда с расчетом, чтобы статуя древнего бога в перспективе идущих вглубь колонн выглядела так, словно она стоит в базилике. Своеобразие самого маленького моноптера - „Храма розы без шипов" - заключается в том, что его высокий, тяжелый антаблемент покоится не на восьми, а всего лишь на семи колоннах; таким образом, против каждой пары колонн приходится сзади одна колонна, что рождает своеобразный ритм „вперебежку". Нужно припомнить, что большинство круглых храмиков XVIII века, украшавших многие парки Франции, Англии и Германии, так похожи друг на друга, словно выполнены по одному образцу. Наоборот, каждая из павловских построек отмечена печатью то величавой строгости, то изящной нарядности и каждая обладает своим особенным лицом.
Павильон „Трех граций" в Собственном садике был выполнен по проекту Камерона несколько позднее. Когда приближаешься к дворцу по круто поднимающейся в гору дороге, павильон „Трех граций" выглядит в сокращении, как классический периптер; на своем высоком цоколе он несколько выдается из ограды, и это подчеркивает его объем. Однако, в отличие от обычных периптеров, павильон „Трех граций" имеет на торцовой стороне шесть, на продольной же всего лишь четыре колонны. Это отступление не сразу бросается в глаза, но благодаря ему выделяется фасад и вместе с тем изнутри весь павильон становится более открытым и связывается с окружающим пространством. Павильон этот только издали кажется замкнутым объемом. Со стороны ограды колонны его выглядят как обрамление для скульптурной группы „Трех граций". Со стороны дорожки, ведущей от дворца, портик вписывается в полуциркульную арку трельяжа. Весь павильон „Трех граций" отличается от „Колоннады Аполлона" стройностью и фарфоровой хрупкостью своих форм.
„Вольер" Камерона предназначался для птиц, в них видели воплощение жизненных сил природы. По контрасту к ним боковые павильоны были украшены погребальными урнами. Это противопоставление типично для образа мыслей XVIII века. Камерон исходил в „Вольере" из типа палладианской виллы, его можно назвать „вариацией на тему итальянской виллы" (Ср. „Вольер" Ч. Камерона с виллой А. Палладио (Палладио, Четыре книги об архитектуре, I, кн. 2, М., 1936, стр. 62). ). Поставленный под углом по отношению к подъездной липовой аллее, он сквозь деревья сразу открывался глазам своим растянутым фасадом. Благодаря взаимоотношениям между отдельными его частями „Вольер", при всей простоте своих форм и скромности украшений, создает впечатление большого художественного богатства. В нем ясно выражено преобладание среднего, увенчанного куполом павильона над боковыми, и это при небольшом масштабе придает ему некоторую торжественность; вместе с тем мотив среднего павильона с небольшим видоизменением повторяется и в боковых павильонах. Так же многообразно соотношение между колоннами и пилонами разного масштаба. Фасад здания вытянут, но в нем подчеркнут объем выступающих вперед павильонов и свободно стоящих колонн. Внутри „Вольер" со своими чередующимися светлыми и темными помещениями образует сквозную перспективу, которую передал в рисунке В. Жуковский („Шесть видов Павловска", Спб., 1824; Г. Лукомский, Павловск и Гатчина в рисунках поэта Жуковского, Берлин, 1922. ). Через открытые галереи прекрасно „просматривается" пейзаж.
Наиболее свободным от принятых архитектурных типов чувствовал себя Камерон, замышляя „Елизаветин павильон" на окраине парка, неподалеку от деревни Глазово („Ежегодник Института истории искусств АН СССР", 1954, рис. на стр. 228, 229. ). Эту постройку считали архитектурной причудой Ч. Камерона. Сомневались в том, что задумал ее сам Камерон. Между тем именно здесь, на самом краю парка, он воплотил свои идеи так смело, как не решался этого сделать в традиционных портиках и ротондах. В павильоне имеется всего лишь один большой зал, плафон которого был впоследствии украшен изображением неба и склонившейся веткой дерева. С одной стороны к зданию поднимается открытая лестница с крытой площадкой, с другой - полукруглый портик с массивными колоннами, с третьей стороны он украшен двумя тонкими изящными ионическими колоннами. С террасы на крыше павильона открываются виды на округу. Ради этого основного назначения здания Ч. Камерон обнаружил такое пренебрежение к принятым классическим типам, какого не позволял себе никто из его чопорных соотечественников, а из французов разве только один Н. Леду. Впрочем, Ч. Камерон даже и здесь не теряет чувства меры и не выходит за пределы изящного. Есть особенная прелесть в том, как это здание меняет свой облик с различных точек зрения, как свободно лепятся вокруг него пристройки, как чередуются его светлые объемы с темными пролетами, как в ясные дни на его выступающих портиках и их гранях играют солнечные блики и кружевные тени деревьев. При всех нарушениях симметрии павильон сохраняет стройность и законченность.
Особенно ясно проявляется лиризм Павловска в ряде построек, посвященных памяти умерших. В создании этих памятников участвовали лучшие русские скульпторы конца XVIII века с М. Козловским и И. Мартосом во главе. „Гении мест", которыми наши скульпторы населили Павловск, пребывают преимущественно в состоянии тихой задумчивости, чуть затронутой светлой грустью. Женщина в широком плаще, склонившись на колени, припала к каменному столбу с погребальной урной - таково надгробие Павла И. Мартоса. Другая женщина оплакивает умершего, между тем как стройный юноша бережно снимает с урны легкое покрывало - таков Памятник родителям тоже И. Мартоса. Другой юноша стоит, задумчиво опираясь на погашенный факел, - таков рельеф памятника Елене Павловне (Там же, рис. на стр. 223. ). Женщина в легкой тунике возводит глаза к небу, в то время как крылатый юноша, благоговейно опустившись на колено, пытается удержать ее на земле, - эти фигуры И. Мартоса украшают памятник Александре Павловне. Двое кудрявых юношей с огромными крыльями за плечами преклонили колени и молитвенно сложили руки - М. Козловский украсил ими алтарь дворцовой церкви. Во дворце можно было видеть и другие статуи М. Козловского: одна изображала мальчика на скале с остановившимся в недетской задумчивости взглядом, другая - крылатого бога, оставившего свои шалости и коварство, утомленного и предающегося сладким сновидениям („Амур"). В Тронном зале кариатиды И. Мартоса поддерживают тяжелый антаблемент - это величаво-спокойные, могучие женщины, погруженные в раздумье.
Разбивка Павловского парка была начата еще Ч. Камероном (Обстоятельное рассмотрение планировки Павловского парка см.: М. Коржев, Павловский парк. - „Проблемы садово-парковой архитектуры", М., 1936, стр. 189. ). Но его истинным создателем следует считать П. Гонзаго, вступившего в свою роль в 1792 году. Можно заметить некоторые различия между частями парка, созданными при Ч. Камероне, и частями, созданными при П. Гонзаго. В первых более заметную роль играют архитектурные сооружения. Эти оформленные Ч. Камероном виды парка порой напоминают классические пейзажи Клода Лоррена. С чуткостью подлинного поэта природы он угадывал силы, как бы заложенные в самой местности Павловска на отлогих берегах извилистой Славянки. Там, где в парке имелась возвышенность, он ставил павильон или памятник, и тогда холм под ним служил постаментом. В том месте, откуда может открыться красивый вид, он разрежал зелень, отсюда глаз радуют другие постройки, вписанные в живописные панорамы. В этих частях парка главная роль принадлежит архитектуре.
На долю Гонзаго досталась обработка нетронутого лесного массива, ему приходилось не столько заниматься насаждениями, сколько „изымать лишнее", пролагать в естественном лесном массиве дороги, тропинки и просеки. Вместе с тем парковые работы П. Гонзаго приобрели более широкий размах.
Известно, что П. Гонзаго приехал в Россию в качестве театрального декоратора. В Павловске он проявил себя в области декоративной живописи, в росписи Галереи и в выполнении перспективной росписи стены, видной из окон Библиотеки. Зрителей издавна останавливало мастерство П. Гонзаго, создавшего на плоской стене обманчивое впечатление глубины. Он был не только умелым перспективи-стом, но и тонким художником, поэтом кисти. Архитектурным фантазиям П. Гонзаго обычно чуждо то эффектное нагромождение невиданного и небывалого, которым блещут декораторы барокко, вроде Д. Валериани. Своими росписями П. Гонзаго не „разрушает" архитектуры, как это делали мастера рококо, покрывая стены зеркалами и живописными панно. Декоративные росписи П. Гонзаго составляют всего лишь естественное продолжение архитектурного пространства. В них можно видеть стройные колоннады, широкие пролеты арок и окон, лестницы, балюстрады, кассетированные потолки - подобие того, что и в самом Павловске повсюду окружает зрителя. Но в живописи эти мотивы предстоят очищенными от всего случайного, пронизанными светом и воздухом и возведенными в степень радующего глаз совершенства. Сходные принципы были положены Гонзаго в основу Павловского парка.
П. Гонзаго не насиловал природу, как А. Ленотр, с его пристрастием к строгому порядку, не заставлял ее превзойти себя, как это делали создатели итальянских парков эпохи барокко. Но Гонзаго не был также поэтом элегических настроений, подобно создателям северных романтических парков с их навевающими грусть руинами. Он полюбил природу и растительность тех краев нашей страны, где находится Павловск, узнал, что может приняться на ее почве, и поэтому некоторые его парковые насаждения почти не отличимы от девственной природы с ее соснами, березами и осинами.
Вся долина Славянки была засажена, и в ней были проложены дорожки с расчетом, чтобы южный, более высокий берег служил местом, откуда хорошо виден северный берег, обычно освещенный дневным солнцем, с кустарниками, подлеском и замыкающими перспективу высок имидеревьями. „Парадное поле", плац Павла, заброшенный после того как император перенес военное учение в Гатчину, был превращен Гонзаго в живописную лужайку. Деревья стоят группами, образуя пышные букеты, раскидистые дубы высятся поодиночке и, ничем не теснимые, разрастаются вширь своими круглыми купами; серебристые ивы чередуются с пушистыми пихтами, из-за раскидистых лип выглядывают островерхие зелено-бархатные ели. Деревья группами отдаляются от лесной чащи или сливаются с ней. Лужайки открываются между деревьями либо служат фоном для них.
Кто бывал в Павловске осенью, знает, какое дивное зрелище представляет собой его парк, когда начинают желтеть и краснеть различные его древесные породы. В той части Павловского парка, где прямая дорога тянется от „Розового павильона" до самого его края, к „Белой березе", Гонзаго решил ограничить свою палитру скромными красками обычных на севере деревьев - берез и сосен. По краям дорожки стоят редкие, как бы случайные деревья; они не образуют сплошного ряда, как обычно аллеи XVIII века, и поэтому не закрывают видов по бокам, но служат всего лишь их обрамлением. Прогулка по этой дороге сопровождается богатой сменой впечатлений; взору то открываются далекие просторы лугов, то вперед выступают группы деревьев, то вид закрывают сплошные лесные массивы. Дорога завершается круглой поляной, на которой вокруг высокой кудрявой березы стоят в кружок двенадцать берез, составляющих своеобразный белоствольный хоровод.
В Павловске постоянно вспоминаются слова Жуковского: „Что шаг, то новая в глазах моих картина". Действительно, есть нечто возвышающее в том богатстве зрительных впечатлений, которым прогулка по Павловскому парку одаряет посетителя на каждом повороте дорожки. Нечто приветливое проглядывает в каждой полянке, нечто влекущее есть в просветах среди деревьев, нечто бодрящее в том, что глазу не приходится самому выискивать среди чащи зелени ритм и порядок, он получает их прямо от художника. И если французский писатель XVIII века Сен Мор признавал, что Павловск „отвечает всем настроениям души", то это в первую очередь относится к его парку.
П. Гонзаго проявил в Павловске свое великое искусство чародея сцены, несравненное владение мастерством иллюзии. Многое выглядит так, как бывает в лесу, в тех редких краях, куда не ступала человеческая нога, где деревья были предоставлены естественному росту, и вместе с тем многие уголки прекрасны, как в живописной картине, хотя деревья не написаны на холсте, а представляют собой настоящие деревья, ветер шелестит их листьями, и ничто не мешает человеку войти в картину и этим как бы сделать шаг вперед на пути к блаженству.
В конце XVIII и в начале XIX века в Павловске имели возможность проявить себя архитекторы В. Бренна, Тома де Томон и К. Росси, которые, отступая от Камерона, внесли в облик Павловска новые черты. Боковые крылья, пристроенные В. Бренной в 1798-1799 годах к дворцу Ч. Камерона, придали ему более замкнутый, крепостной характер на манер Михайловского замка, но существенно не обогатили его первоначального замысла. После пожара 1803 года Большой тронный зал, зал Мира и Войны и многие другие залы были украшены В. Бренной богатой, по-римски натуралистической, перегруженной трофеями лепниной, и она также отличается от первоначальных строгих и изящных арабесок Ч. Камерона. В парке В. Бренна построил в 1799 году „Музыкальный павильон". Достаточно сравнить его замкнутый и слитный объем с легким „Вольером" Ч. Камерона, чтобы признать, что и здесь В. Бренна существенно отступил от своего предшественника. Еще резче выступает новое в более поздних работах молодого К. Росси. Как ни превосходен сам по себе этот мастер, его постройки выглядят в Павловске чем-то чужеродным и от этого значительно проигрывают. В построенной К. Росси над галереей Гонзаго Библиотеке (1823) бросаются в глаза ее чрезмерная тяжеловесность, неуместная торжественность, холодная гладь стены, резко противостоящая темным пролетам. Плохо вяжутся с архитектурным обликом Павловска дорические колонны Николаевских ворот К. Росси (1826) с водруженным на них огромным орлом. К архитектуре все более предъявляется требование служить прославлению императорской власти, и поэтому В. Бренна, а позднее и К. Росси, все чаще оглядывались на архитектурные образцы императорского Рима.
Среди отступающих от стиля Павловска построек наиболее значительным следует признать Мавзолей супругу-благодетелю (1805-1806). Созданный Тома де Томоном, этот мавзолей решительно контрастирует с Памятником родителям, построенным по проекту Камерона. У Ч. Камерона мы находим приветливо открытое пространство ниши, величаво-простую и ясную композицию, дорические колонны, мягкую лепку форм. Мавзолей Тома де Томона производит замкнутое, суровое и даже мрачное впечатление. Его глухие боковые стены должны подчеркивать отрешенность мира умерших от мира земного. Гранитные, гладко полированные розовые колонны противопоставлены русту стен, и потому все здание лишено цельности построек Ч. Камерона. Трагические маски с черным оскалом открытого рта повторяются в метопах с той настойчивостью, которой не позволяли себе античные мастера. В пропорциях здания нет свойственной произведениям Ч.Камерона мягкости. Своей суровой простотой и жесткостью деталей мавзолей Тома де Томона скорее похож на архитектурные образы Н. Леду. Спрятанный в стороне от главных аллей, в самой глухой части парка, среди высоких розовоствольных, как и колонны его, сосен, мавзолей вносит нотку мрачной тревоги в общее смягченное настроение Павловского парка. Его напряженный романтизм противостоит элегичности Павловска.
В те самые годы, когда облик Павловска подвергался существенным изменениям последующими постройками и переделками дворца, его художественная ценность приобретала все более широкое признание в глазах русского общества. Павловск стал „духовной отчизной" поколения поэтов-карамзинистов. Вот почему проникновенные слова В. Белинского об историческом значении поэзии В.Жуковского, „как о столь же необходимом, сколь и великом моменте в развитии духа целого народа", помогают найти место и Павловску в истории русской художественной культуры (В. Белинский, Рецензия на книгу Н. Полевого „Очерки русской литературы". - „Отечественные записки", т. VIII, 1840. ).
В начале ХТХ века в Павловске появились Н. Карамзин, В. Жуковский, Н. Гне-дич, И. Крылов. В. Жуковский был первым русским автором, который в стихах воспел Павловск, его особенную, им верно угаданную красоту. В меру своих
живописных способностей он пытался зарисовать свои впечатления. В альбом, хранившийся в „Розовом павильоне", И. Крыловым была собственноручно вписана одна из его поэтических басен - „Василек". Все это относится, правда, уже к позднейшему периоду существования Павловска, когда выстроенный А. Воро-нихиным „Розовый павильон" стал местом, где собиралось общество литераторов. Все они чувствовали себя в Павловске, как в родной среде. Это особенно ясно выразил один из писателей этого направления, переводчик „Ночей" Юнга, С. Н. Глинка, восхищенно отметивший в Павловске „вместо блесков роскоши и вычур моды" „очаровательный вкус и благородную простоту".
Это определяет и своеобразное место, занимаемое Павловском среди наших загородных дворцов XVIII века. Петергоф, хотя и достраивался при Елизавете, сохранил значение памятника Петру и всей славной петровской поре; недаром М. Козловскому выпала на долю честь украсить его образом российского Самсона. Сооруженный на берегу Балтийского залива, Петергоф всем масштабом своей архитектуры и обширного парка как бы соразмерен морским просторам. В Петергофе, где, по словам Г. Державина, „с шумом в воздух бьют стремленья водоточны", в самом неустанном и стройном движении водной массы заключена идея усмирения стихии великим преобразователем. Царское Село приобрело другой смысл и сложилось в иные формы. Царскосельский дворец В. Растрелли - это памятник зенита российской дворянской державы XVIII века; здесь царят роскошь и блеск, величие и радость славы, то беззаботное веселье, на смену которому в конце столетия явились идеалы Просвещения, воплощенные Ч. Камероном в его классической Галерее, с ее бюстами мудрецов и героев. В Царском Селе вода находится не в движении, не беспредельна, как в Петергофе: она расстилается обширным, но обозримым из дворца тихим озером, и только разбросанные по его берегам и островкам монументы „екатерининским орлам" вызывают воспоминание о славе русского оружия. Гатчина, первоначально дворец всесильного фаворита, потом не угодного престолу наследника, была задумана как вилла-крепость, и в годы, когда на Западе заколебались алтари и троны, она, с ее непривычными у нас и так и не привившимися башнями и амфитеатром, приобрела смысл грозной Бастилии; даже со стороны парка гатчинская твердыня отделена от озера тяжелой каменной набережной и сохраняет суровый крепостной облик.
Павловский дворец - это последний в России императорский дворец крупного исторического и художественного значения. И вместе с тем он заметно приближается к типу рядовой дворянской усадьбы. Павловск создан не для балов, не для торжественных приемов, но для одинокого, погруженного в думы человека, и потому вода в Павловске - это „Славянка тихая", которая своим извилистым течением ведет гуляющего вдоль берега, пробуждает в нем потребность идти на поиски чего-то, хотя и несбыточного, но прекрасного. В Павловске скрестились настроения „ночной поэзии" XVIII века, которая оставляла человека наедине с самим собой, и идиллической поэзии с ее светлыми образами минувшего счастья. В Павловском парке картины радостной природы, зеленые лужайки чередуются с надгробными памятниками. Пробуждая в людях мысли о смерти, они навевают светлую грусть. В поэзии Г. Державина эпикурейская привязанность к жизненным утехам резко противостоит темному страху смерти. В отличие от этого поэзия Павловска должна помочь человеку увидеть в жизни не одно лишь мимолетное и преходящее, победить страх смерти любовью к близким и признанием их посмертной славы.
В развитии отдельных национальных художественных школ историки искусства до сих пор придавали чрезмерное значение архитектурным стилям. Между тем даже в период господства и повсеместного распространения стилей, вроде классицизма, их проявление в различных странах несло на себе печать национального своеобразия. В этом нетрудно убедиться путем сравнения павловских построек с современными им и сходными по типу постройками Англии, Франции и Германии. Было уже отмечено, что архитектурный образ Павловского дворца не находит себе полной аналогии на родине Камерона с ее чопорными представительными дворцами (М. Алпатов, Камерон и английский классицизм. - „Доклады и сообщения филологического факультета Московского университета", I, M., 1946, стр. 55. ). В Павловском дворце больше простоты и ясности форм, того органического роста, который всегда был присущ лучшим памятникам русской архитектуры. В „Храме любви" архитектора Мика в „Малом Трианоне" преобладают грациозное, кокетливое изящество и римская сухость форм; в аналогичных павловских моноптерах формы сочнее, в них больше эллинской мягкости, позднее ставшей достоянием русского классицизма начала XIX века. Декоративное убранство Бильярдной прямоугольными филенками находит известную аналогию в интерьерах Версаля и Фонтенбло времени Людовика XIV. Но во Франции царят филигранная обработка деталей, мелкая профилировка, впечатление хрупкого изящества - в Павловске больше простоты, естественности, ясности и свободы.
Эти расхождения нельзя считать случайными. В них выступают коренные отличия между классицизмом в России и на Западе. Недаром наиболее существенные черты Павловска получили дальнейшее развитие в русском классицизме, особенно в его московском варианте. Недаром весь павловский ансамбль послужил образцом, которому в более скромных размерах следовали строители русских усадеб начала XIX века с их липовыми парками, храмиками дружбы, домами с колоннами, заросшими прудами.
ИЗЯЩНЫЙ
ИЗЯЩНЫЙ
Слово изящный вошло в древнерусский литературно-книжный язык из языка старославянского. По своему происхождению оно обычно связывается с глагольной темой *изьм- и глаголом изѧти (ср. современное изъяти ). Его первоначальное значение понимается как `избранный". В «Этимологическом словаре» А. Преображенского о слове изящный написано: «Изя́щный красивый, со вкусом книжн. заимств. из цсл.: изя́щество , изя́щность , др. изящьный , изячьный άριοτος изящьство прием, способ (?) (Срезневский, 1, 1086). сс. изѧштьнъ 【ξαίρετος (MEW. 103). - Тема: изьм- к имѫ, èти; след. собств. избранный . Относительно значения ср. фр. élégant (Преображенский, 1, с. 267). Несомненно, что в этом объяснении семантической структуры слова изящный (так же, как и у М. Р. Фасмера - см. дальше) содержатся значительные элементы модернизации.
Слово изящный (старинный русский вариант изячьный ) в языке древнерусской письменности было свойственно главным образом «высокому» книжному стилю и сначала было окружено экспрессивным ореолом церковно-культового эпитета. Оно значило не только `избранный; но и `лучший, выдающийся, отличный, сильный, знаменитый". В «Материалах» акад. И. И. Срезневского отмечены, между прочим, такие фразовые контексты употребления этого слова в старейших русских памятниках религиозного и исторического содержания (XI - XV вв.): «изѧщьное мужьство (Минея 1097 г.); яко изяштьна сушта въ апостолѣхъ (Минея Путятина XI в.); в списке XII в. вместо изяштьна стоит: знаменита , ...Чинь изящьнъ (τάξις 〄ριστη ordo optimus) (Ефремовская Кормчая); ...изящьну пользу (Пандекты Антиоха XI в.). Даръ... изяштьнъ (εαιρετον ); ...людие изящьни (там же). Изященъ воинъ (Пролог XIII в.); ...изящный его (игумена Сергия) послушникъ инокъ Пересвѣтъ (Пов. о Кулик. битве)» и нек. др. (Срезневский, 1, с. 1086, см. там же слово изящьство ).
Акад. В. М. Истрин находил, что слово изящный не подверглось в русском языке сильным семантическим изменениям: «...В то время, как, напр., слово ”изящен “ сохранило свое значение от Симеоновского периода (встречается у Иоанна экзарха) до нашего времени, слово ”напрасен “ в древнейшее время употреблялось только в значении `неожиданный"» (Истрин, с. 80). В древнерусской церковно-богословской литературе отмечено также производное от изящный , - кроме изящность , - слово изящьство (Послание Симона к Поликарпу 1225 г.). В позднем списке Хроники Георгия Амартола (XV в.) Срезневский вслед за А. X. Востоковым указал также искусственно-книжное образование, возникшее, по-видимому, в эпоху второго южнославянского влияния: «Изящьньствие- praestantia «Паче слова изящьньствие его» (Срезневский, 1, с. 1086). Ср. в словаре А. X. Востокова: «...изѧштение . 【ξαίρεσις , exemptio. Ant.; изѧштитисѧ- гл. возвр. `отличиться". Мин. праздничн. XII в. Авг. 5. врага борителя низвьрглъ еси изящивъся пресвѣтьло; изѧштъньствие , с. ср. `изящность". Амарт. XV века. паче слова изяштньствiе его; изѧштьничьскъ 【ζαίρετος peculiaris. Cod. Sup.. 427; изѧштпьнъ- εζαίρετος , peculiaris. Ant. Pat.; изѧштьствовати - 〿περβαίνειν . superare. Dial .». Ср.: «Ничто же от первых добродетелии изяществие полезно ему бысть» (Хрон. Г. Амартола. Изящьньствие- 〄ριστεία ). Был в употреблении также глагол изящьствовати : «Таковии же оубо и тации на врагы изѧщьствоують » (изяществовати - 〄ριστεύειν )(т. 1, с. 161. Ср. то же в Ипатьевской летописи, ПСРЛ, т. 2, с. 270). См. также в материалах картотеки древнерусского словаря XIII - XVII вв. В Никольск. летоп.: «Фока..., ему же имя Лев, мужь величеством тѣла и силою изяществуя , воевода бѣвсѣмъ тогда греческимъ военачалиемъ» (ПСРЛ, т. 9, 25, 1111). Изячествовати как эквивалент церковнославянского изяществовати употреблялось до начала XVIII в. См. у Симеона Полоцкого в «Орле Российском» (1667): изячествует (л. 24).
У М. Фасмера в его «Этимологическом словаре» под словом изящный помещены такие ссылки и сопоставления.
«Изящный , стар. русск. изящный ”ловкий“, также ”знатный“ (Катыр.-Рост., XVII в.; см. Гудзий, Хрест. 320), неизящен ”не знатен“ (Дракула 657), сербск.-цслав. изѧштьнъ 【ζαίρετος , чеш. vzácný ”редкий; дорогой“, слвц. vzácny (польск. zacny - из чеш.). Восходит к *jьz-tej-ьnъ (от за- и ять во взять ), заимств. из цслав.; см. Mi. EW 103; LP 254; Преобр. 1, 267; Гебауэр, НМI, 384; Шимек, LF 67, 377 и сл. Ср. лат. elegans, франц. élégant, первонач. ”избранный“ (см. Гамильшег, EW 346)» (Фасмер, 2, с. 124).
Пользуясь картотекой древнерусского словаря XIII - XVII вв. (Институт русского языка АН СССР), легко убедиться в широкой многозначности слова изящный и в многообразии способов и форм его сочетаемости с самыми разными словами в донациональную эпоху истории русского литературного языка. Вот наиболее показательные иллюстрации из древнерусских памятников разных веков, с XIV вплоть до XVIII в. В Никоновской или Патриаршей летописи: «...воевода нарочить и полководець изященъ и удалъ зѣло» (ПСРЛ, 11, с. 56); «чудотворечь изящен , предивен и милостив» (Чудо Николы, рукопись XIV в.); «изящен воин» (Пролог XIV в.); «жить"а изящна и веры» (Лаврентьевская летопись 1377 г.); «дело драго и изящно » (Послание папы Льва XIV в.). Из древнерусских источников XV в.: «...к своему угоднику и другу изящну » (Софийский временник); «и нуждъно же есть пастырю, по временю сему последнему, о каждаго мысли и естестве изящну быти , да всяческа в единообращение к богу наставити» (Послание митрополита Фотия, 1419-1430); «мужа тиха, кротка, смѣрена, хитра, премудра, разумна, промышлена же и расъсудна, изящена в божественных писаниях, учителна и книгам сказателя» (Рогожский летописец, ПСРЛ, 15, с. 105); «изящное борение еже без помысл имети сердце в молитве» (Устав Нила Сорского, список XV - XVI вв.), в «Московском летописном своде» конца XV в.: «...избравъ его мужа тиха, кротка же и смирена, мудра и разумна и изячна въ божественом писании, и сказателя книгамь просто же рещи, во всякой добродѣтели преспѣюще и всѣстепени прошедша» (ПСРЛ, 25, с. 189).
Из письменности XVI в.: «Житиа изящна » (Типографская летопись, XVI в., ПСРЛ, 24); «изящных (вар. изячных ) молотцов и искусных ратному делу» (Львовская летопись, (ПСРЛ, 20); «церковь соборную повеле подписати изящным иконописьцем» (Книга Степенная царского родословия, ПСРЛ, 21); «в телесных и естественных изящен бе зело» (Послание Иосифа Волоцкого); «сотвори же Владимир отрока того честным вельможею токо же и отца его изящным величеством почьте и весь род его» (Книга Степенная, 117); «сей Митяи... словесы речист, глас имея доброгласен износящь, грамоте горазд, пети горазд, чести горазд, книгами говорити горазд, всеми делы поповьскыми изящен и по всему нарочит бе» (Симеоновская летопись, список первой половины XVI в.; ПСРЛ, 18).
Из литературно-письменных текстов XVII в.: «...отче духовный учителю изящный и всему доброму моему ходатаю» (Варлаам и Иоасаф, список XVII в.); «изящное посольство» (История о Мелюзине, XVII в., 39); «муж зело премудростию украшен и в книжном учении изящен и в чистоте жития известен» (Дополнения к Актам историческим, т. 2, 1614); «изящен бе в вере» (Евфросин. Отразительное писание», 1691); «изящный делателю винограда Христова» (Житие Антония Сийского, рукопись XVII в.); «рода изящна » (Великие Минеи Четьи); «бога даровавшаго такова изящна пастыря» (Житие митрополита Филиппа, рукопись XVII в.); «изрядна и изящна здателя» (там же); «Феофан гречин, книги изограф нарочитый, живописец изящный во иконописцах» (Послание Епифания к Кириллу, список XVII в.); «мужа великаго (В. В. Голицына) рассуждения, изящна в посолственных уставех и искусна» (Повесть Катырева-Ростовского); «изящному в премудрости великому государю» (Переписка царя Михаила Федоровича); «пастырь и учитель изящен » (Житие Арсения Тверского, рукопись Ундольского № 286, XVII в.); «...прошу... вашего манаршеского милосердия, дабы по вашему милостивому указу обыкновенным и преславным вашим монаршеским правам изящная ваша царского Величества грамота на то село Михайловку... ему Михаилу была дана...» (1681 г.) 100 ; «тогда имаши быти в чести изящнейшей , что ти оскудеет тогда ко отчей славе высочайшей» (Артаксерсово действо, 1672 г., л. 55 об.); «много бо... слухи наши отвратиша от доброразсудия их и в словесех изящества » (Пролог, сентябрьской и мартовской половины года, печ. 1643, л. 952); «Токмо на простописаныя взираю // И тех изящно разумевати не возмогаю...» (Послание Стефана иноку-справщику Арсению Глухому 1 пол. XVII в.; Тр. ОДРЛ, 17, с. 404); (Антагор) «между многими узре корабль пребольшии всех и во уряжении изящнем , обаче черными виды... и знамя корабля черное» (Повесть об Аполлонии Тирском, XVII в., список XVIII в.); «изящнее разумети» (Космография 1620 г.); «изряднейше и изящнейше » (Памятники Смутного времени); в «Записках графа А. А. Матвеева» (СПб., 1841): «...многие верные слуги, изящных и заслуженых фамилий». Ср. также: «Во весь день пребыли есмы во граде, но ничтоже изящного видети было, паче же древних вещей» (Похождение в землю святую князя Радивила Сиротки 1582-1584. Перевод с польск. изд. 1617 г., список 1695 г., 114) - «Cały dzień strawiliśmy w mieście, ale nie było co widzieć»; «тамож концлер изячную речь к нему учинив» (История о Мелюзине, XVII в.); «великому государю, в чести величества изящному и многим мусульманским родом повелителю» (Посольство М. Н. Тиханова, 1613-1615 гг.); «чюдотворец предивен и молитвеник к богу в мире изящен явися» (Герасим Фирсов, сп. XVII в.); «о постановлении с писма изящного рассуждения от слова» (Риторика, 1620, л. 408); «и по сему изящно ево никонианская ересь познавается» [Челобитная Никиты Добрынина (Пустосвята), 1665]; ср. там же: «...изящно же Иосиф Волоцкий от божественных писаний собрав, пишет сице...» (37); «...тако и наше яко оного истый ученикъ и подражатель воспрiиметъ усердiе, не приносимыхъ худости сматряя, но предложенiя изящество прiемля, ибо и Бог не даровъ и трудовъ количеству, но изволенiя качеству является мзды воздаруя» 101 .
По этим иллюстрациям легко судить не только о разнообразии словосочетаний со словом изящный в русской средневековой письменности (ср.: житие изящно , дело изящно , изящное борение, чудотворець, воин, предстатель, пастырь, учитель, друг, муж, начальник изящный , изящный иконописец, живописец, изящный род, изящная фамилия, изящная грамота, честь изящнейшая , уряжение изящное , изящное рассуждение и т. п.), не только о развитии (по-видимому, особенно с XV в.) и умножении форм синтаксической сочетаемости слова изящный с распространяющими и определяющими его словами (в чем и чем ;«изящена в божественных писаниях» - Рогожский летописец, Московский летописный свод; «всеми делы поповьскыми изящен » - Симеоновская летопись, список XVI в.; «в книжном учении изящен », «изящен в вере», «изящный в премудрости» и т. п.), но и о семантической сложности структуры слова изящный и о необыкновенном богатстве и широте выражаемых им оттенков оценочных значений, относящихся к квалификации и выдающихся социальных качеств, и моральных, этических, эстетических и даже физических достоинств, силы и влияния.
Словено-российские и русские лексиконы XVI - XVIII вв. не отражают всего этого многообразия значений слова изящный и родственных ему слов.
В «Лексисе» Лаврентия Зизания слово изѧштство поясняется словом `выборность; а изѧштны - `выборный" (Зизаний Л. Лексис. л. 14 об.). В «Лексиконе» Памвы Берынды (по изд. 1653 г.) помещены слова: изѧшник : Над всѣх силнѣишiи, рыцерь, и переднѣишiи до иныхъ справъ. Изѧщество : знаменитост, превышанье, выборность, крѣпость (Берында П. Лекс., с. 56-57). В «Синониме славеноросской», изданной П. И. Житецким в приложении к исследованию: «Очерк литературной истории малорусского наречия» слово изящный и изящество не подвергаются семантическому истолкованию. Они не названы в числе основных синонимов, объясняемых параллельными выражениями. Но они широко используются для пояснения других слов и выражений. Например, Зацный- благонарочить, изящный , преславный, неначаемый (см. Житецкий, с. 28). Значеный- знаменитый, благонарочить, изрядный, изящный , великъ, преимѣяй, первый (там же, с. 32). Найпереднейшее- преизящнѣйшее , преизящное , преднастоящее (там же, с. 45). В «Немецко-латинском и русском лексиконе» (СПб., 1731 г.) находим (в обращенном порядке - на первом месте русские, затем латинские и на последнем немецкие слова): «Избранный , изящный , изрядный , - Excellens, exquisitus. - Ausbundig (с. 53); Изящный , избранный . - Lectus, exquisitus. - Auserkohren, auserlesen (с. 53)». Ср. Лучшiи , добрѣишiи , изящнѣишiи- т. е. Melior, praestantior. - Besser» (с. 87); «Изящный , изрядный , достохвалный . - Laudabilis, egregius, audax. - Brav» (с. 107).
В «Полном церковно-славянском словаре» магистра Григория Дьяченко помещены слова изяществовати и изящный с такими объяснениями: изяществовати- `превышать, превосходить". Изящный - `отменный, превосходный; (〒ξαρχος ), `начальствующий, главный" (2 Цар. 6, 14) (Ц.-сл. сл., с. 219).
У Симеона Полоцкого в «Полемических статьях против протестантства» XVII в. (рук. БАН): «И худая вещь изящнейшая знаменовати может. Егда убо мы покланяемся иконам, не по естеству вещы их то творим» (65). Ср. там же: «Глаголят же, Господи Иисусе Христе боже наш помилуй нас, моляше в нем то, еже есть изящнейшее , сиречь божество» (233 об.). «Третий вид превосхождения есть средний между божиим и человеческим. Таково есть изящество благодати и славы святых» (там же).
В русском литературном языке первой половины и отчасти третьей четверти XVIII в. слова изящный , изящнейший продолжают еще сохранять свои старые славянско-книжные значения. Например, в «Синонпсисе... о начале славянороссийского народа» Иннокентия Гизеля (М., 1714) читаем: «Азiа, часть есть свѣта болшая, и изящнѣйшая ... изящнѣйшая того ради, яко въ ней Богь рай насади, человѣка сотвори, и законъ даде» (с. 9). В «Докладах и приговорах, состоявшихся в Правительствующем Сенате в царствование Петра Великого, изданные имп. АН под ред. Н. В. Калачова» (СПб., 1883, т. 2, кн. 2, 1712 г.) найдем: «игумени священных и честных монастырей, благоговейнейшие иереи, изящнейшии бояре и купцы...». В «Духовном регламенте» (1721) говорится о причащении (святой евхаристии): «Сiе бо есть и благодаренiе наше изящнѣйшее Богу...» (с. 54). В «Книге Систиме, или Состоянии мухаммеданския религии»: «Мустафа, своiственно знаменуетъ избранныи, или надъ протчiхъ изящнѣйшiй » (Д. Кантемир, Книга Систима). В «Арифметике» Л. Магницкого говорится об «изяшнѣйшем образце дѣленiя» (Магницкий, л. 21 об.). Здесь изящнейший обозначает `наиболее основательный, высокий по качеству, сильный, точный". В рукописи XVIII в. «Наука красноречия си есть Риторика»: «Изчисление есть краткое изящнейших аргументов воспомяновение, да еже в целом глаголании речено есть, сие кратко собранное воспомянется» (67 об.). В «Книге, зовомой земледелательная» (нач. XVIII в., рукоп. БАН, лл. 59 об. - 60): «Брегися прочее елико можеши от всех вреждающых и учреждайся зимою власяными одеждами, и наипаче нощию да будеши добрѣприкровен, и изящнѣ главу и ноги твои». Там же: «Сего ради пишю вам зде впереди некая сказания и повеления зело потребная да знаете како пребывати вам во всех деланиих ваших, и изящнее в живопитании» (л. 57). В «Истории о ординах или чинах воинских паче же кавалерских... Автора Адриана Шхонбека» читаем: «...Такожъ имѣютъ онi власть изящную печатать свои патенты (или жалованные грамоты) печатью златою, сребреною, свiнцовою, или восковою...» (История о ординах или чинах воинских паче же кавалерских... Адриана Шхонбека, ч. 1. Пер. с франц., М., 1710, с. 85). Ср. там же: «Всесiлный прiсносущный боже, на сего (имярека) раба твоего, иже изящнымъ мечемъ опоясанная желаеть благодать твоего багословенiя излей...» (с. 140).
Во второй половине XVIII в. слово изящный еще продолжает употребляться и в прежних сочетаниях, но вместе с тем все сильнее выступает в нем тенденция к выражению отвлеченных внутренних качеств - моральных, эмоциональных и эстетических.
Например, в «Записках Болотова»: «я вижу, что вы честной и такой человек, которой знает, что есть честь, здравой разсудок и добродетель в свете, и готов за вас везде божиться, что вы одарены изящнейшим характером» (Болотов, 1875, 1, с. 388-389). Но ср. там же: «Храброй Лаудон, зделавшейся из доброго солдата изящным генералом, командовал легкими цесарскими войсками» (1, с. 771). Здесь изящный равно - `отличный, превосходный". См. также в начале XIX в. у С. Т. Аксакова: «В твоих быстрых родниковых ручьях, прозрачных и холодных, как лед, даже в жары знойного лета, бегущих под тенью дерев и кустов, живут все породы форелей, изящных по вкусу и красивых по наружности...» (Аксаков, Семейная хроника, 1, с. 24).
У В. Лукина: «...сия драмма, преобразившись в нашу одежду, обогащена еще многими изящными мыслями» (Лукин, 2, с. 10). В «Записках» С. Порошина (1765, сентябрь): «...храбрость российского народа и многие изящные его дарования... всему свету доказаны...» (Порошин, с. 449).
В «Веселом и шутливом Меландре»: юноша «не отстал [от сна и нерадения]... даже и тогда, когда тесть его, человек весьма случайной и муж изящной добродетели, обещался ему всячески помогать и доставлять все то, что только нужно будет к его промоции, или повышению чином» 102 .
В сочинениях акад. И. И. Лепехина: «...о Табынской глине умолчать для разных причин не можно. Во первых доброта ее весьма изящна . Она так вязка, что... никакой грубости сжимающим перстам не доказывает...» (Лепехин, ч. 2, с. 15). Ср. там же, в ч. 1: «...природа одарила животных изящным вкусом и обонянием, по которому они могут вредную траву отличить от здоровой...» (ч. 1, с. 107).
В «Словаре Академии Российской» приведены почти те же значения этой группы слов, которые господствовали в старых церковно-славянских и славянорусских текстах: «Изящество ... Превосходство, изрядство, отличная доброта. Изящество книги, сочинения. Изяществовать ... Иметь превосходство. Изящно ... Превосходно, отменно хорошо, изрядно. Изящность ... То же, что изящество . Изящный ... Превосходный, отличный, изрядный, отменно хороший. Изящные дарования. Изящный труд. Изящные книги» (сл. АР, 1809, 2, с. 1129-1130).
Весь этот список слов и те же определения были буквально воспроизведены в словаре Петра Соколова (см. с. 1041). В этих определениях лишь слова «отличная доброта», «отменно хорошо», «отменно хороший» могут указывать на перенос выражений изящный , изящество в эстетическую сферу. Семантический сдвиг в употреблении и смысловых оттенках этого лексического гнезда находит более определенное, хотя и довольно слабое еще отражение в «Русско-французском словаре, в котором русские слова расположены по происхождению; или этимологическом лексиконе русского языка» Филиппа Рейфа: «Изя́щный ... beau, excellent, prééminent; изящныядарования , des talents éminents; изящныя творения , des chefs-d"oeuvre; изящныя художества , lex beaux-arts, les arts libéraux. Изящное ... le beau; чувствительность к изящному , le sentiment du beau. Изящно ... excellemment, éminemment. Изящность ... и Изящество ... excellence, prééminence. Изяществовать ... exceller, prévaloir. Преизящество ... prééminence, majesté splendeur, pompe» (Рейф, 1, с. 352).
В словаре 1847 г. содержатся те же слова, но наблюдается некоторое смещение значений, сравнительно с словарями АР: «Изящество ... Отличная доброта или красота; превосходство. Изяществовать ...Иметьизящество . Изящно ... С изяществом , превосходно. Изящный ... Отлично хороший, превосходный. Изящные дарования . Изящное произведение . - Изящные искусства . Так названы музыка, живопись, ваяние и зодчество» (сл. 1847, 2, с. 129). Только в толковом словаре В. И. Даля нашли полное выражение и определение те семантические изменения, которым подверглись слова изящный , изящество в русском литературном языке конца XVIII и начала XIX в. Здесь читаем: «Изящный , красивый, прекрасный, художественный, согласованный с искусством, художеством; вообще, сделанный со вкусом. Изящное ... отвлеченное понятие о красоте, соразмерности и вкусе. Изящные искусства : музыка, живопись, ваянье и зодчество; присоединяют к сему и поэзию, мимику, пляску и пр. Изящность ... свойство, качество, принадлежность всего, что изящно . Изящность работы этой вещи замечательна . Изящество ... то же, изящность , но более в значеньи самостоятельном и отвлеченном; красота. Изящество , это союз истины и добра . Изяществовать , красоваться изящностью . Изящесловие ... эстетика, наука об изящном» (сл. Даля 1881, 2, с. 37).
Между тем уже в последние два десятилетияXVIII в. наметился некоторый сдвиг в употреблении и значении слова изящный . Об этом можно судить хотя бы по таким иллюстрациям. В 1788 году в Университетской типографии у Н. Новикова была напечатана книга: «Дух изящнейших мнений, избранных большею частию из сочинений...лучших Писателей». Здесь находим такие случаи употребления слова изящный : IX. «Сугубой цены есть прелести той, которая присовокупляет к изящной своей красоте преимущество быть неизвестною о том, что она прекрасна» (с. 6). LXVIII. «Книги доставляют нам материалы к строению изящного здания науки, рассудок сбирает и соединяет их, а опытность вводит в оное обитать премудрость» (с. 29). CCCXV. «Знатное рождение, изящные достоинства, любезная добродетель, тогда только поражают других зрение, когда щастие лучами освещает добрые сии свойства. Оные подобны цветами усеянным долинам, которые не видимы ночью, и коим одно только солнце сообщает всю их красоту» (с. 131-132). См. в журнале Новиковского масонского кружка: «Человечество [т. е. `гуманность". - В . В .], сия изящная и благородная добродетель, объемлющая все другия, составляющая предмет здравой философии и основание христианства» (Магазин, т. 1, ч. 1, с. 32-33); в «Путешествии из Петербурга в Москву»: «Безбожник, тебя отрицающий, признавая природы закон непременный, тебе же приносит тем хвалу, хваля тебя паче нашего песнопения. Ибо, проникнутый до глубины своея изящностию ) твоего творения, ему предстоит трепетен» (Радищев, 1979, с. 52).
В письме масона Тедена к П. А. Татищеву (от 9-го апреля 1784 г.) читаем: «уведомление о смерти преизящного бр. Шварца (которого я по гроб оплакивать и в радости исполненной вечности любить буду) растворило вновь кровию обливающиеся раны мои» (Ежевский, Сочинения, с. 218).
В своем выборочном «Словаре к стихотворениям Державина» акад. Я. К. Грот поместил следующие примеры Державинского употребления слов - изящность и изящный :«Изящности душевны. Вельм. 628, 8»... «Изящный . - Не по достоинству изящнейшего слога. Прин. 715, с. 5»... «всех изящных душ. II, 297, 30» (см. Державин, 1883, 9, с. 382). Ср. также употребление слова изящество Николаем Страховым в его переводе на русский язык «Ваксфильдского священника» Гольдсмита: «...особенно находящияся в оном здравыя рассуждения достойны похвал каждаго чувствующаго цену изяществ умопроизведения» (Страхов, с. 7).
Особенно остро и наглядно сдвиг в сторону интеллектуальной эстетической характеристики лиц и предметов обнаруживается в языке сочинений Н. М. Карамзина. В стихотворении «Дарования» (1796) Карамзин писал:
Восстал, воззрел - и вся Природа,
От звезд лазоревого свода
До недр земных, морских пучин,
Пред ним в изящности явилась;
В тайнейших связях обнажилась;
Рекла: «будь мира властелин!
Мои богатства пред тобою:
Хвали Творца- будь сам творец!»
И смертный гордою рукою
Из рук ее приял венец.
К этой строфе Карамзин присоединил такое примечание: «Чувство изящного в Природе разбудило дикого человека и произвело Искусства, которые имели непосредственное влияние на общежитие, на все мудрые законы его, на просвещение и нравственность. Орфеи, Амфионы были первыми учителями диких людей» (Карамзин, 1917, 1, с. 200).
В том же стихотворении «Дарования»:
Любовь к Изящному вливая,
Изящность сообщают нам;
Добро искусством украшая,
Велят его любить сердцам.
Говоря здесь же о поэзии, как об украшенном подражании природе, Карамзин делает такое примечание: «Все прелести Изящных Искусств суть не что иное, как подражание Натуре: но копия бывает иногда лучше оригинала - по крайней мере делает его для нас всегда занимательнее: мы имеем удовольствие сравнивать» (там же, с. 204).
В «Письмах русского путешественника»: «Вышедши из Театра, обтер я на крыльце последнюю сладкую слезу. Поверите ли, друзья мои, что нынешний вечер причисляю я к щастливейшим вечерам моей жизни? И пусть теперь доказывают мне, что ИзящныяНауки не имеют влияния на щастие наше!» (Моск. журн., 1791, кн. 1, ч. 2, с. 23). «Здесь жил не Король, а Философ Фридрих - не Стоической и не Циник - но Философ, любивший удовольствия и умевший находить их в Изящных искусствах и науках » (там же, с. 28). «Ах! есть ли бы теперь, в самую сию минуту, надлежало мне умереть, то я со слезою любви упал бы во всеобъемлющее лоно Природы, с полным уверением, что она зовет меня к новому щастию; что изменение существа моего есть возвышение красоты, перемена изящного на лучшее» (там же, кн. 2, ч. 4, с. 169-170). Ср. также: «Слезы наши текут и в прахе исчезают; изящные произведения художеств живут во веки...» (там же, кн. 3, ч. 5, с. 367). Ср. там же о Гердере: «По изящному закону Премудрости и Благости, все в быстрейшем течении стремится к новой силе юности и красоты - стремится, и всякую минуту превращается».
В принадлежащем Н. М. Карамзину переводе из Боутервека «Аполлон» (Изъяснение древней аллегории): «Выражение чувства (или ощущения) посредством изящных мыслей есть цель поэзии» (Моск. журн., ч. 8, с. 120). Ср. там же: «Прекрасные мысли бывают не всегда пиитические; но всякая пиитическая мысль прекрасна, хотя мы и не можем разобрать ее философически, - хотя и не можем показать всего, что составляет ее изящность ! (там же, с. 122).
«Нечто о мифологии (Перевод из Морицовой Götterlehre)»: «...Кто может высочайшее произведение искусства рассматривать как гиероглиф или мертвую букву, которая всю свою цену имеет от того, что ею означается: тот, конечно, не рожден чувствовать изящного , и мертв для всех красот. Всякое истинное творение искусства всякой изящный вымысл есть сам по себе нечто совершенное, собственно для себя существующее и прекрасное от гармонического расположения частей своих» (там же, ч. 6, с. 281). Ср. также в переводах из Геснера: «Материя и орудия могут быть различны, но изящное всегда одинаково - всегда есть оно ничто иное, как ”гармония в разнообразии, как единство во многих частях“» (Моск. журн., 1792, ч. 6, с. 292).
В сказке «Прекрасная царевна и щастливой Карла»: «...вы, которые ни в чем не можете служить образцом художнику, когда он хочет представить изящность человеческой формы!» (там же, ч. 7, с. 209).
В предисловии Карамзина к переводу Шекспировской трагедии «Юлий Цезарь» (1787): «[Брут] есть действительно изящнейший из всех характеров, когда-либо в драматических сочинениях изображенных» (с. 7). В его же предисловии к переводу Шекспировой трагедии «Юлий Цезарь» (М., 1787): «Время, сей могущественный истребитель всего того, что под солнцем находится, не могло еще доселе затмить изящности и величия Шекеспировых творений. Вся почти Англия согласна в хвале, приписываемой Мужу сему. Пусть спросят упражнявшагося в чтении агличанина: каков Шекеспир? Без всякаго сомнения будет он ответствовать: Шекеспир велик! Шекеспир неподражаем!» (с. 3). Ср. также «Что может быть невиннее, как наслаждаться изящным ?» (Аполлон. Перев. Карамзина из Боутервека, Моск. Журнал, 1792, ч. 8, с. 130-131).
В письме А. А. Петрова к Н. М. Карамзину от 11 июня 1785 г.: «Судя по началу сего преизящного трактата, должно заключить, что если Соломон знал и говорил по-немецки, то говорил гораздо лучше, нежели ты пишешь». 103
Новые семантические тенденции, приведшие к сближению слов изящный , изящество с élégant, élégance, ярко сказались в языке Н. М. Карамзина. В «Пантеоне Российских Авторов» Н. М. Карамзин писал в заметке о Кантемире: «...разделяя слог наш на эпохи, первую должно начать с Кантемира, вторую с Ломоносова, третью с переводов Славяно-Русских господина Елагина и его многочисленных подражателей, а четвертую с нашего времени, в которое образуется приятность слога, называемая Французами élégance» (Пантеон рос. авторов, ч. 1).
П. А. Вяземский в «Старой Записной книжке» поясняет слово изящество французским élégance: «Вольтер сказал в своем опыте о различных вкусах народов: «Французы имеют за себя ясность, точность, изящестсво (élégance)» (Вяземский, 8, с. 37).
Приспособление слова изящный для передачи французского beau едва ли не раньше всего произошло в переводе les belles lettres . П. А. Вяземский записал в своей «Старой записной книжке»: «На французском языке есть очень удобное выражение, соответственное слову литература и, так сказать, дополняющее и выясняющее его: les belles lettres . Само собою разумеется, что слова литература и литератор происходят от литера , т. е. азбучных знаков. Азбука все-таки есть начало всего. Но дело в том, что грамота грамоте рознь. Одной грамоты недостаточно. Нужно еще, чтобы грамота была изящная . Les belles lettres - прекрасные письмена» (там же, с. 331).
Эрн. Гамильшег (Ernst Gamillscheg) пишет о слове élégant, что оно во французском языке укрепилось в XV столетии, живет до XVIII в. в значении `украшенный, нарядный, полный прелести" (Schmuck, reizvoll), в особенности часто применительно к языку и стилю, а также к одежде, затем с конца XVIII в. обозначает также щеголя, франта (из латинского elegante `избранный, исполненный вкуса") (E. Gamillscheg, s. 346). Оскар Блох отмечает, что впервые слово élégant отмечено в старофранцузском памятнике 1150 года, но употреблялось редко до XV в. Слово élégance ведет свое употребление с XIV в. (1327 г.). Эти слова заимствованы из латинского языка (elegans , elegantia ). Слово élégant было модным словом и обозначало в конце XVIII в. изящного светского человека (une personne d"une mise distinguée) (O. Bloch, t. 1, p. 246).
В письме И. И. Дмитриева к В. А. Жуковскому (от 20 февраля 1813 г.): «Но это не помешало всем отдать справедливость изяществу вашей поэзии» (Дмитриев, 1895, 2, с. 217).
М. В. Чистяков в «Курсе теории словесности» писал: «Иногда, желая или выразить новую сторону идеи, или уловить новый оттенок картины, писатель составляет свои слова, т. е. производит от прежних слов новые, чрез изменение окончаний, или чрез сочетание одного слова с другим. Так, в недавнее время составлено несколько весьма удачных слов: изящный , изящество , искусственный , искусственность , народность , гражданственность , осуществить , осуществление , видоизменение и т. д.» (Чистяков, ч. 2, с. 76).
В языке Пушкина отражается завершение семантического движения слов изящный , изящество , изящность к их современному употреблению (см. сл. Пушкина, 2, с. 215 - 216).
Статья под названием «История слова изящный . (В связи с образованием выражений изящная словесность , изящные искусства ) опубликована в сб. «Роль и значение литературы XVIII века в истории русской культуры». К 70-летию со дня рождения члена-корреспондента АН СССР П. Н. Беркова. (М.; Л., 1966). Однако эта публикация представляет собой лишь третью часть рукописи, сохранившейся в архиве под тем же названием. Эта рукопись состоит из 74-х пронумерованных листков и выписок, написанных на разной бумаге и в разное время. Здесь печатается по оттиску, дополненному по рукописи. Таким образом, настоящая публикация представляет собой полный авторский текст статьи, посвященной истории слова изящный и выражения изящная словесность .
Кроме того, в архиве сохранились несколько листков, которые, по-видимому, должны были служить продолжением статьи и предшествовать рассмотрению употребления слов изящный - изящество в новое время. Вот этот текст:
«В 17-томном словаре отмечены с пометой- ”устарелое“ - изящное , в знач. сущ. ”То же, что прекрасное. Цель наблюдения, сказали мы, есть истина, а душа действия - доброта. Прибавим, что совершенное слияние той и другой есть изящное , или поэзия. Марл. О романтизме... Изящные искусства . Устарелое собирательное наименование для музыки, живописи, ваяния и зодчества. Музей изящных искусств “ (БАС, 5, с. 274-275).
Параллельный процесс наблюдается в болгарском языке. В ”Български тълковен речник“ (София, 1955) находим: ”Изя́щен прил. Изтънчена красив, грациозен. Изящна фигура . Изящен стил .
Изя́щество ср . Изтънчена красота; изящност .
Изя́щностж . Качество на изящен , изтънчена красота, изящество . Изящност на маниерите. Изящност на фигурата“. (Андрейчин, Бълг. речн., с. 259). В языке Христо Ботева слово изящен употребляется лишь в сочетании со словом - изкуство :изящнитеизкуства , изящного изкуство (Речник на езика на Христо Ботев. Том първ. А.-К, София. 1960, с. 513)». - В . П .
100 Материалы для истории колонизации и быта степной окраины Московского государства (Харьковской и отчасти Курской и Воронежской губ.) в XVI - XVIII столетии. Харьков, 1886. С. 113.
101 Никольский Н. К. Сочинения соловецкого инока Герасима Фирсова по неизданным текстам. (К истории севернорусской литературы XVII века). Пгр., 1916 (Памятники древней письменности и искусства, № 188). С. 27
102 Веселый и шутливый Меландр... Перевод А. Урусова с латинск. М., 1789. С. 54.
103 М. П. Погодин. Н. М. Карамзин, ч. 1. М., 1866. С. 30. Толковый словарь Ушакова
ИЗЯЩНЫЙ, красивый, прекрасный, художественый, согласованный с искусством, художеством; вообще, сделанный со вкусом. Изящное ср. отвлеченное понятие о красоте, соразмерности и вкусе. Изящные искусства: музыка, живопись, ваянье и зодчество;… … Толковый словарь Даля
ИЗЯЩНЫЙ, ая, ое; щен, щна. Отличающийся изяществом. И. почерк. Изящное платье. Изящная девушка. Изящное решение задачи (перен.: короткое и нетривиальное). Изящная словесность или литература (устар.) то же, что художественная литература. | сущ.… … Толковый словарь Ожегова
ИЗЯЩНЫЙ - см. Среднеплетистый, универсального использования. От массовых всходов до плодоношения 45 50 дней. Отличается повышенной выносливостью к неблагоприятным погодным условиям и оливковой пятнистости (кладоспориозу). Зеленец эллипсоидальной формы,… … Энциклопедия семян. Овощные культуры
изящный - рассказывая о Куликовской битве, летописец Нестор назвал русского витязя Пересвета, выбранного воинами для поединка с татаро монгольским богатырем, изящный инок. А что в нем было такого уж изящного? До того, как выбрали ровным счетом ничего.… … Занимательный этимологический словарь
изящный - ▲ красивый легкая (форма) изящество красота тонкости, легкости, простоты. изящный. стройность. стройный (# система). грация. грациозность. грациозный изящный в движениях. элегантность. элегантный. тонкий (# черты лица). ↓ мода … Идеографический словарь русского языка
Стар. русск. изящный ловкий, также знатный (Катыр. Рост., XVII в.; см. Гудзий, Хрест. 320), неизящен не знатен (Дракула 657), сербск. цслав. изѧштьнъ ἐξαίρετος, чеш. vzacny редкий; дорогой, слвц. vzacny (польск. zасnу – из чеш.). Восходит к… … Этимологический словарь русского языка Макса Фасмера
Прил., употр. сравн. часто Морфология: изящен, изящна, изящно, изящны; изящнее; нар. изящно 1. Человека называют изящным, если он красив, строен, хорошо, со вкусом одет. Это был изящный, элегантный молодой человек с мягкими манерами. | Жена у… … Толковый словарь Дмитриева
изящный - Заимств. из ст. сл. яз., в котором оно является суф. производным от страдат. прич. общеславянского глагола izęti «избрать» (см. взять, снять и т. п.); tj > шт’ > щ (ср. искон. изячный). Изящный буквально «выбранный, отобранный» (и как… … Этимологический словарь русского языка
Морская бухта здесь ни при чём. С бухты-барахты значит «неожиданно, необдуманно действовать». Фразеологизм образован от глаголов «бухнуться» и «барахтаться» и связан с образом человека, который случайно упал в воду и вынужден беспомощно в ней плескаться. Ситуация так себе, поэтому старайтесь действовать обдуманно, а не с бухты-барахты.
2. Прокрустово ложе
Вы бы не хотели в нём оказаться. Прокруст - герой древнегреческих мифов и разбойник, ловивший путников и подвергавший их своеобразной пытке. Он клал людей на своё ложе и проверял, подходит ли оно им по длине. Если человек оказывался короче, то Прокруст вытягивал ему ноги, если длиннее - обрубал. Примечательно, что самому разбойнику ложе было мало, за что он впоследствии и поплатился.
Выражение «прокрустово ложе» употребляют, когда какое-то явление пытаются подогнать под заданные мерки, намеренно искажая его.
3. Кисейная барышня
Кто такая «барышня» должно быть понятно, а «кисейная» - значит «одетая в платье из кисеи, тонкой хлопковой ткани». Этот изящный, но непрактичный наряд был популярен в конце XVIII века, однако потом вышел из моды и превратился в символ неприспособленности, жеманства, изнеженности и даже глупости.
4. Хватил кондрашка
Кондрашка - это не приветливый сосед, а эвфемизм инсульта или апоплексического удара. Выражение значит то же, что и «скоропостижно скончался». Считается, что болезнь не называли своим именем, чтобы случайно не накликать её на себя: суеверный народ считал, что это работает. Иногда кондрашку заменяют на более почётного Кондратия.
5. На цугундер
Если кто-то пригрозит взять вас на цугундер, бегите. Потому что это значит «наказать» или «отдать под суд». Фразеологизм пришёл из немецкого языка и относится примерно к XVII–XIX векам, когда арестованных солдат приговаривали ко ста ударам гибкими плетями, или шпицрутенами. «Цу хундерт» - по-немецки значит «ко ста».
6. Тары-бары-растабары
Выражение не имеет никакого отношения ни к растаманским барам, ни к тарам, в которые упаковывают продукцию. Оно значит «болтать попусту». Фразеологизм произошёл от глаголов «тараторить» и «тарабанить», обозначающих «болтать, пустословить», и чаще всего употребляется в связке с глаголом «разводить». Разводите в баре тары-бары-растабары.
7. Сума перемётная
Оппортунисты и хамелеоны всея Руси назывались именно так. Изначально словосочетание обозначало сумку, висевшую на животном. Чтобы груз был распределён равномерно, суму делили на две части и перекидывали, перемётывали через седло. Впоследствии слово «перемётный» приобрело негативное значение: так говорили о человеке без принципов, который занимает наиболее выгодное положение.
8. Разводить турусы на колёсах
Трусы здесь ни при чём. Туруса на колёсах - деревянная осадная башня, обтянутая шкурами. Такие использовали древние римляне. Внутри неё сажали воинов, чтобы те передвигали конструкцию к крепостной стене противника. Современники Александра Пушкина не верили, что такие башни могли существовать, поэтому обо всём невероятном говорили «разводить турусы на колёсах», подразумевая «нести чепуху».
9. Лазаря петь
Весьма недостойное занятие. Лазарем называют льстивого попрошайку, а само выражение означает «жаловаться на свою судьбу, прикидываться несчастным». Оно пришло из евангельской притчи о богаче и нищем Лазаре. Согласно ей, Лазарь лежал у ворот богача, пока тот пировал и вёл разгульный образ жизни. После смерти нищий попал в рай, а богач - в ад. Богач мучился в аду от жары и захотел, чтобы Лазарь подал ему воды. Но Бог отказал ему, сказав, что богач уже достаточно насладился жизнью.
10. Метать бисер перед свиньями
Звучит как интересная игра, но нет. Этот фразеологизм тоже пришёл к нам из Евангелия и употребляется по отношению к человеку, который не способен или не хочет понять чьи-то мысли и чувства. В оригинале текст звучал так: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас». Другими словами, не растрачивайте свои ресурсы ради тех, кто никогда этого не оценит.
11. Ни бельмеса
Очень полезное выражение, если вы преподаватель или начальник. Оно означает «ничего не знать и не понимать» и переводится с татарского как «он не знает». Сначала на Руси бельмесом называли невежду, а потом народ заметил звуковое сходство между словами «бес» и «бельмес» и стал использовать последнее в значении «ни черта нет» и «ни черта не понимает».
12. Почить в бозе
Это выражение означает «умереть, скончаться», но сейчас чаще употребляется с ироническим оттенком «прекратить существование». Пришло оно из церковнославянского языка и использовалось в заупокойных молитвах. Выражение «почить в Бозе» буквально означает «уснуть в Боге», то есть отдать свою душу Богу. Но вы можете употреблять его по отношению, например, к закрывшимся проектам и компаниям.
Настоящее искусство - отражение человеческой жизни, но каждый по своему дает определение этому понятию, я считаю так. Издавна во всех уголках Земли жили и творили мастера и мастериц, они старались своим творчеством передать опыт следующим поколениям. Сегодня мы черпаем эти знания на выставках, в музеях, концертных залах, мы знакомимся с миром искусства и его красотой. Вот оно настоящее – но это не только отображение прекрасных мыслей, но и произведения искусства, великие творения, которые вызывают эмоции у народа. Человек начинает по - другому воспринимать окружающую среду. И ему нравится находиться в мире фантазий и идей, помогающие отвлечься от бурной реальности.
Создателями искусства является обычный народ. Из них и врачи, учителя, плотники, кузнецы – ограничений и правил нет как среди, творящих, так и то, что они творят, может быть любым. Каждый по-своему познает и узнает мир. Я, например, тоже люблю фотографировать и получаю от этого занятия огромное удовольствие. Для меня фотоискусство это не просто запечатление на снимке интересных моментов, но и проявление себя, как творческой личности. Так как искусство – творение человека, оно не может олицетворять зло или призывать человечество на борьбу с ним. Оно показывает только прекрасное, призывает любить и верить.
То, что принято считать искусством является настоящими шедеврами, которыми люди интересуются, и по сей день. Например, ту литература и музыка, которую изучаем мы в школе, является настоящим искусством. А вот сегодня можно утверждать, что наша современная проза не всех воодушевляет и ее нельзя назвать шедеврами. Но в мире кино и живописи все кардинально поменялось.
В принципе, это хорошо когда люди не бояться проявлять себя в одном или нескольких направлениях, распахивая свой внутренний мир напоказ. А вот с другой стороны среди обычных людей творцов заметить становится нелегко. Поэтому в нашем сумасшедшим мире возможно и такое, что, человек, имеющий шикарный голос, работает бухгалтером. Качества нашему современному искусству не хватает.
Интересно, как бы мы чувствовали себя счастливыми, если бы в нашей жизни не присутствовало искусство. Например, без музыки. Я не имею в виду те бессмысленные песни, в которых слова вообще не связаны между собой.
Таким образом, настоящее искусство можно и нужно воспринимать только чистой душой и сердцем. Ведь оно завораживает дух.
9 класс, аргументы, 15.3, текст домбровский, паустовский, хлудов, как вы понимаете выражение Настоящее искусство, 70 слов.
Несколько интересных сочинений
- Смешное и грустное в рассказах Чехова сочинение
Знаменитый русский писатель Чехов Антон Павлович уже очень и очень давно считается одним из признанных мастеров отечественной литературы, которые способны объединить в своих произведениях мягкий лиризм, человеческую любовь и привязанность
- Путь исканий Пьера Безухова в романе Война и мир Толстого сочинение
В произведении Толстого “Война и мир” присутствует огромнейшее множество персонажей, которым автор уделил немалое внимание, раскрыв их образы и рассказав их историю читателю, но, однако, любимым персонажем у Толстого
- Образ и характеристика Тонкого в рассказе Толстый и тонкий Чехова сочинение
Тонкий - один из двух главных персонажей сатирического рассказа Антона Павловича Чехова под названием «Толстый и Тонкий».
- Характеристика и образ Яши в пьесе Чехова Вишнёвый сад
В каждом народе каждого времени есть такой тип людей, которые всегда жалуются на то, какая их страна угрюмая, необразованная и не имеющая будущего, при этом ничего не делая для улучшения ситуации.
По – моему мнению, зима – самое чудесное время года. Она наполнена некой романтикой и в душе нас оживает маленький ребенок, который ждет долгожданного праздника Нового года
МАТЕРИАЛ ДЛЯ ПОДГОТОВКИ К СОЧИНЕНИЮ 15.3 (ОГЭ)
Драгоценные книги
1. формулировка задания;
2. определение значения понятия;
3. тезисы по теме;
4. примеры аргументов (источники);
5. сочинения;
6. банк аргументов;
1. Формулировка задания 15.3
Выбраны все тексты по данной теме из Открытого банка заданий ОГЭ; указано, отрывками из каких произведений они являются; даны материалы для работы над лексическим значением словосочетания; подобраны афоризмы и стихи о книгах, которые могут оказать помощь при написании вступления и заключения, построения «мостиков».
Как Вы понимаете значение выражения ДРАГОЦЕННЫЕ КНИГИ?Сформулируйте и прокомментируйте данное Вами определение. Напишите сочинение-рассуждение на тему «Что такое ДРАГОЦЕННЫЕ КНИГИ» , взяв в качестве тезиса данное Вами определение. Аргументируя свой тезис, приведите 2 (два) примера-аргумента, подтверждающих Ваши рассуждения: один пример- аргументприведитеиз прочитанного текста, а второй - из Вашего жизненного опыта.
2. Работа с понятием
ДРАГОЦЕННЫЙ - 1. м. разг. Тот, кто очень мил, дорог.
2. прил. 1) Очень ценный, дорого стоящий; дорогой.
2) а) перен. Имеющий большое значение, очень важный, нужный для кого-л.
Б) Обладающий особыми полезными, ценными и т.п. свойствами, отличающими что-л. от чего-л. подобного.
3) Милый, дорогой (обычно в составе ласкового обращения).
Толковый словарь Т.Ф. Ефремовой
Синонимы к слову ДРАГОЦЕННЫЙ : бесценный, дорогой сердцу, важный
3. Тезисы по теме
Драгоценные книги - это те книги, которые становятся путеводной звездой читателя, на всю жизнь формируют его идеалы и мировоззрение. Это дорогие нашему сердцу сокровища литературы, произведения, благодаря которым мы познаём нравственные уроки жизни.
Драгоценные книги – это книги , которые мы особенно ценим, потому что они помогают нам найти ответы на многие вопросы, формируют наш характер, книги, к которым мы готовы обращаться снова и снова. Такие книги становятся другом и советчиком человека, завораживают его, делают участником событий, описанных на их страницах.
Драгоценные книги - это книги, которые развивают воображение и фантазию человека, дарят ему новые впечатления, переносят в другой мир и закладывают основы нравственности.
Драгоценные книги должны быть у каждого ребёнка, потому что острота восприятия в детстве очень велика и ранние впечатления могут потом влиять на всю жизнь.
Впечатления, связанные с драгоценными книгами, надолго остаются в памяти людей.
4. Примеры аргументов
Произведения, из которых можно взять примеры для аргументации
5. Сочинения.
1.
Драгоценные книги - это книги, которые развивают воображение и фантазию человека, дарят ему новые впечатления, переносят в другой мир и закладывают основы нравственности. Такие книги должны быть у каждого ребёнка, потому что острота восприятия в детстве очень велика и ранние впечатления могут потом влиять на всю жизнь. Докажу свои слова конкретными примерами.
Обратимся к тексту А.А.Лиханова , герой которого, маленький мальчик, открыл для себя мир книг. Чтение книг его очень захватило и увлекло, герои оживали в его воображении. Мальчик не только примерял на себя разные роли положительных персонажей, но и сочинял исправленные сюжеты. Я уверена, что всё это не пройдёт бесследно: прочитанные книги станут путеводной звездой в дальнейшей жизни мальчика.
Для меня драгоценными книгами являются тоже книги детства, например, сказкиГ.Х.Андерсена . Они научили меня доброте, дружбе, преданности. Эти произведения не только расширили мои представления об окружающем мире, но и во многом определили мои идеалы.
Таким образом, роль драгоценных книг в жизни каждого человека очень велика.(154 слова)
2.
Драгоценные книги – это книги, которые развивают воображение, обогащают внутренний мир человека, открывают перед ним что-то новое. Такие книги должны быть у каждого, ведь именно благодаря им в человеке закладываются основы нравственности. Впечатления, связанные с драгоценными книгами, надолго остаются в памяти людей. Докажу свои слова двумя примерами.
Обратимся к тексту Пескова В.М ., главный герой которого, маленький мальчик, благодаря истории, связанной с одной книгой, сделал очень важное для себя открытие. Однажды он уронил книгу, о которой давно мечтал, между окон в вагоне поезда. Пассажиры, ехавшие вместе с ним, увидев, как сильно расстроился ребёнок, пообещали достать ее и вернуть по почте. На удивление рассказчика через несколько дней после происшествия почтальон стал приносить одинаковые книги одну за другой. Так мальчик с ранних лет понял, что "бескорыстных и хороших людей больше, чем плохих".
Вспоминается другой случай, связанный с книгой, о котором поведал в своём произведении писатель В.Дроганов . Этот случай помог главному герою открыть глаза на важные вещи. Однажды в школьные годы он пожалел одну очень хорошую книгу для своего одноклассника. Спустя какое-то время рассказчик посмотрел на эту историю другими глазами: ему врезались в память и грубые слова, которые он прорычал однокласснику, и его растерянность. Главный герой признается, что произошедшее даже через тридцать лет отзывается болью в сердце, потому что он осознал, что вот так легко "разрушил огромный дом человеческой веры".
Таким образом, роль драгоценных книг в жизни каждого человека очень велика.
3.
Как Вы понимаете значение словосочетания ДРАГОЦЕННЫЕ КНИГИ?
Драгоценной делает книгу то, что она является источником не только знаний, но и нравственности. Одной из вечных истин является безграничная вера в воспитательную силу книги. Школа – это прежде всего книга. Воспитание - прежде всего слова, книга –это живые человеческие отношения. Так, детская книжка с картинками дорога герою В.М.Пескова тем, что помогла ему определить отношение к миру и уяснить очень важный жизненный урок: «бескорыстных и хороших людей больше, чем плохих».
Вспомним, как отреагировали пассажиры поезда на беду мальчика, утрату бесценной для него книги. Через три дня после происшествия пришла бандероль с этой книгой, а потом еще шесть таких же! Поступки этих добрых и отзывчивых людей позволили герою запомнить на всю жизнь, что «жизнь движется вперёд не тем, что в человеке плохого, а тем, что есть в нём хорошего».
Встреча с книгой, что с другом,
Для всех словно праздник,
А для детской души
Что ведет их от сказок,
Былин и преданий
В мир жизни реальной,
Мир науки и знаний.
Конечно, такой драгоценной книгой-другом дети будут очень дорожить.
Таким образом, драгоценная книга учит нас не только быть добрыми и щедрыми, но и помнить, что в мире очень много бескорыстных друзей.
Ангелина
P.S. Ребята, когда я подбирала в Интернете материалы к этому сочинению, то натолкнулась вот на это стихотворение неизвестного автора. Мне оно не подошло, но, может, вам пригодится:
Валяется...в клочья разорвана книга,
Ничто в ней не выдаст волшебного мига.
Когда, шелестя за страницей страницу,
Светлели от счастья и радости лица.
Листок ни один не испачкать, не смять.
На нужной странице лежала закладка,
Обёрнута книга бумагою гладкой.
Давно это было, но всё-таки было.
От боли сейчас моё сердце застыло:
Валяется книга, разорвана в клочья.
И стыдно ей, видно, и больно ей очень...
Лиханов. Детская библиотека (повесть о тяжелом военном детстве) |
Драгоценные книги - это те книги, которые становятся путеводной звездой читателя, на всю жизнь формируют его идеалы и мировоззрение. |
Драгоценные книги, Ценный, дорого стоящий, дорогой, память людей. |
Драгоценные книги должны быть у каждого ребёнка, потому что острота восприятия в детстве очень велика и ранние впечатления могут потом влиять на всю жизнь. Впечатления, связанные с драгоценными книгами, надолго остаются в памяти людей. |
Для меня драгоценными книгами являются тоже книги детства, например, сказки Г.Х.Андерсена. Они научили меня доброте, дружбе, преданности. Эти произведения не только расширили мои представления об окружающем мире, но и во многом определили мои идеалы. |
Песков В.М.. История, которая во многом определила отношение к миру. |
Драгоценные книги – это книги, которые мы особенно ценим, потому что они помогают нам найти ответы на многие вопросы, формируют наш характер, книги, к которым мы готовы обращаться снова и снова. Такие книги становятся другом и советчиком человека, завораживают его, делают участником событий, описанных на их страницах. |
воображение, обогащение внутреннего мира человека, |
Драгоценные книги – это книги, которые развивают воображение, обогащают внутренний мир человека, открывают перед ним что-то новое. Такие книги должны быть у каждого, ведь именно благодаря им в человеке закладываются основы нравственности. Впечатления, связанные с драгоценными книгами, надолго остаются в памяти людей. |
Вспоминается другой случай, связанный с книгой, о котором поведал в своём произведении писатель В.Дроганов . Этот случай помог главному герою открыть глаза на важные вещи. Однажды в школьные годы он пожалел одну очень хорошую книгу для своего одноклассника. Спустя какое-то время рассказчик посмотрел на эту историю другими глазами: ему врезались в память и грубые слова, которые он прорычал однокласснику, и его растерянность. Главный герой признается, что произошедшее даже через тридцать лет отзывается болью в сердце, потому что он осознал, что вот так легко "разрушил огромный дом человеческой веры". |
6. Банк аргументов
Афоризмы о драгоценных книгах
Любите книгу, она облегчает вам жизнь, дружески поможет разобраться в пестрой и бурной путанице мыслей, чувств, событий, она научит вас уважать человека и самих себя, она окрыляет ум и сердце чувством любви к миру, к человечеству. Максим Горький
Читая в первый раз хорошую книгу, мы испытываем то же чувство, как при приобретении нового друга. Вновь прочитать уже читанную книгу — значит вновь увидеть старого друга. Франсуа- Мари Вольтер
Жизнь должна быть наполнена книгами, которые наполнены жизнью. Аврелий Марков
Самая лучшая и драгоценная книга — та, которая по прочтении не оставляет меня в прежнем состоянии; книга, которая приводит в движение во мне новое благородное чувство, или новое великое стремление, или новую высокую мысль; книга, которая двигает меня с места или заставляет двигать находящихся кругом; книга, которая пробуждает меня от глубокого сна, или заставляет выскочить из грязи равнодушия, или ведет на дорогу, где я развяжу один из жизненных узлов. Амин Ар-Рейхани (известный ливанский философ, мыслитель, поэт, просветитель)
Лучшая служба, которую может сослужить вам книга, это не только сообщать истину, но заставлять задумываться над ней. Элберт Хаббард (американский писатель)
Случайная встреча с хорошей книгой может навсегда изменить судьбу человека. Марсель Прево (французский писатель)
Все хорошие книги сходны в одном, — когда вы дочитаете до конца, вам кажется, что все это случилось с вами, и так оно всегда при вас и останется: хорошее или плохое, восторги, печали и сожаления, люди и места, и какая была погода. Э. Хемингуэй
Книги — корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению. Фрэнсис Бэкон (английский философ, писатель)
Как пчела, припадая к разным цветам, собирает мед в соты, так и я по многим книгам собирал сладость слов и смысл их собрал, как в мех воды морские. Даниил Заточник(древнерусский писатель)
В книгах заключено особое очарование; книги вызывают в нас наслаждение: они разговаривают с нами, дают нам добрый совет, они становятся живыми друзьями для нас. Франческо Петрарка
Есть книги, которые надо только отведать, есть такие, которые лучше всего проглотить, и лишь немногие стоит разжевать и переварить; иначе говоря, одни книги следует прочесть лишь частично, другие — без особого прилежания и лишь немногие — целиком и внимательно. Фрэнсис Бэкон
С книгами у нас обстоит дело так же, как и с людьми. Хотя мы со многими знакомимся, но лишь некоторых избираем себе в друзья, в сердечные спутники жизни. Людвиг Фейербах
Книга всегда была для меня советницей, утешительницей, красноречивой и спокойной, и я не хотела исчерпать ее благ, храня их для наиболее важных случаев. Жорж Санд (французская писательница)
Что может быть драгоценнее, чем ежедневно входить в общение с мудрейшими людьми мира. Л.Н. Толстой
Все великие книги созданы страданьем и любовью к людям. И если книга причинит вам боль, это боль исцеляющая. Г.Бакланов (писатель, публицист)
Стихи о драгоценных книгах
Друзья мои! С высоких книжных полок
Приходите ко мне вы по ночам,
И разговор наш – краток или долог, –
Всегда бывает нужен мне и вам…
Всеволод Рождественский
Стареют книги
Стареют книги... Нет, не переплет,
Не тронутые плесенью страницы,
А то, что там, за буквами, живет
И никому уж больше не приснится.
Остановило время свой полет,
Иссохла старых сказок медуница,
И до конца никто уж не поймет,
Что озаряло наших предков лица.
Но мы должны спускаться в этот мир,
Как водолазы в сумрак Атлантиды,—
Былых веков надежды и обиды
Не только стертый начисто пунктир:
Века в своей развернутой поэме
Из тьмы выходят к Свету, к вечной теме.
Всеволод Рождественский
Книги в красном переплете
Из рая детского житья
Вы мне привет прощальный шлете,
Неизменившие друзья
В потертом, красном переплете.
Чуть легкий выучен урок,
Бегу тотчас же к вам, бывало.
— Уж поздно! — Мама, десять строк!..—
Но, к счастью, мама забывала.
Дрожат на люстрах огоньки...
Как хорошо за книгой дома!
Под Грига, Шумана и Кюи
Я узнавала судьбы Тома.
Темнеет... В воздухе свежо...
Том в счастье с Бэкки полон веры.
Вот с факелом Индеец Джо
Блуждает в сумраке пещеры...
Кладбище... Вещий крик совы...
(Мне страшно!) Вот летит чрез кочки
Приемыш чопорной вдовы,
Как Диоген, живущий в бочке.
Светлее солнца тронный зал,
Над стройным мальчиком — корона...
Вдруг — нищий! Боже! Он сказал:
«Позвольте, я наследник трона!»
Ушел во тьму, кто в ней возник,
Британии печальны судьбы...
— О, почему средь красных книг
Опять за лампой не уснуть бы?
О, золотые времена.
Где взор смелей и сердце чище!
О, золотые имена:
Гек Финн, Том Сойер, Принц и Нищий!
Марина Цветаева
Бывают в этой жизни миги,
Когда накатит благодать,
И тут берутся в руки книги
И начинаются читать.
Вонзив пытливые зеницы
В печатных знаков черный рой,
Сперва одну прочтешь страницу,
Потом приступишь ко второй,
А там, глядишь, уже и третья
Тебя поманит в путь сама...
Ах, кто придумал книги эти –
Обитель тайную ума?
Я в жизни их прочел с десяток,
Похвастать большим не могу,
Но каждой третьей отпечаток
В моем свирепствует мозгу.
Вот почему в часы досуга,
Устав от мирного труда,
Я книгу – толстую подругу –
Порой читаю иногда.
Игорь Иртеньев
***
Я книги выбираю с наслажденьем –
На полках, в тишине библиотек,
То радость вдруг охватит, то волненье,
Ведь книга каждая – как будто человек.
Одна - стара, мудра, зачитана до дыр,
В другой - все необычно, странно, ново.
Мне книги открывают целый мир,
За шагом шаг иду от слова к слову.
На Севере могу я побывать
И в тропиках - там, где растут бананы.
Какая радость - открывать, читать
Рассказы, сказки, повести, романы!
Могу узнать, что было век назад,
И что когда-нибудь, наверно, будет.
О многом книги людям говорят,
Во многом книги помогают людям.
Лилия Охотницкая
Человек писал вот эти строки.
Я не знаю, для кого писал он.
Пусть он думал и любил иначе,
И в столетьях мы не повстречались…
Если я от этих строчек плачу,
Значит мне они предназначались.
Вероника Тушнова
***
Вот так здрасьте-досвиданья -
Вдруг нашлись на верхней полке
Книжки старого изданья,
Корешки мои, осколки.
Эти буквы и чернила,
Эти выцветшие краски,
Эти, господи помилуй,
Приключения и сказки.
Помнишь томики «Детгиза»
В переплете бледно-сером.
Где Том Сойер и Алиса,
Квентин Дорвард с Гулливером?
Мушкетеры с Робинзоном,
Дети капитана Гранта…
Пахло порохом, озоном,
Как морская контрабанда!
Жалко лампочка свисала.
Рыбий жир. Температура.
Ты одна меня спасала -
Вредная литература.
Голова горит и млеет,
Жар плывет перед глазами -
Но под снежными белеет
Мой корабль парусами.
Как читалось из-под парты
Про пиратов и чудовищ!
Вот они — цветные карты,
Вот он — остров мой сокровищ.
Позабытые небрежно
Конан Дойль и Сетон-Томпсон,
Вальтер Скотт и, уж конечно,
Монте-Кристо с Билли Бонсом!
Андрей Анпилов
Книгоград
В моём шкафу теснится к тому том,
И каждый том на полке словно дом…
Обложку-дверь откроешь второпях –
И ты вошёл, и ты уже в гостях.
Как переулок – каждый книжный ряд.
И весь мой шкаф – чудесный Книгоград…
Давид Кугультинов
***
Есть книги — волею приличий
Они у века не в тени.
Из них цитаты брать—-обычай —
Во все положенные дни.
В библиотеке иль читальне
Любой—уж так заведено —
Они на полке персональной
Как бы на пенсии давно.
Они в чести.
И не жалея
Немалых праздничных затрат,
Им обновляют в юбилеи
Шрифты, бумагу и формат.
Поправки вносят в предисловья
Иль пишут наново, спеша.
И — сохраняйтесь на здоровье,—
Куда как доля хороша.
На них печать почтенной скуки
И давность пройденных наук;
Но, взяв одну такую в руки,
Ты, время,
Обожжешься вдруг...
Случайно вникнув с середины,
Невольно всю пройдешь насквозь,
Все вместе строки до единой,
Что ты вытаскивало врозь.
Александр Твардовский
***
Свежий ветер напевает
Дальних странствий голоса,
Он страницы раздувает,
Завороженный милым книжным рядом.
И дни бегут, событиями полны,
Влекут меня по жизни за собой.
И снова не до тех мне, что на полках
Образовали неразрывный строй.
Мне стало стыдно обводить их взглядом,
Но я уверен — это до поры:
Настанет день — я ближе к книгам сяду,
И вот тогда — да здравствуют миры!
А. Жиряев
Второе рожденье
Я на книгу молюсь, как на хлеба ковригу.
Книга — пища души. Книга — к жизни зовет!
Я принес переплетчику ветхую книгу.
Он листы перешил. Обновил переплет.
Он разгладил углы. Он обрывы заклеил.
Он работал с предельной отдачею сил.
Он ее обихаживал. Холил. Лелеял.
Он страницы умолкшие вновь оживил.
И в искусстве его есть свое вдохновенье.
Есть свое мастерство для добротнейших дел.
Дал он книге старинной второе рожденье —
И поэт вместе с нею помолодел.
Г. Абрамов
Брожу по книжным магазинам
Брожу по книжным магазинам,
Лишь выпадет свободный час —
Меня влечёт к томам старинным,
К новинкам тянет всякий раз.
Страницы медленно листая,
Стою, теряя книгам счёт,
И вдруг находится такая.
Что сразу за сердце берёт.
Не расставайся с ней. Дружи с ней.
Листай в ночи, забудь про сон.
Нет, не одну, а сотни жизней
Я прожил, в чтенье погружен.
Петрусь Бровка
История
Главный герой одноименного романа
американского писателя Джека Лондона Мартин Иден — рабочий парень, моряк,
выходец из низов, примерно 21 года от роду, знакомится с Руфь Морз — девушкой
из состоятельной буржуазной семьи, которая пробуждает в полуграмотном Мартине
интерес к литературе. Герой твердо решает измениться, заработать деньги и стать
достойным своей новой знакомой, в которую он успел влюбиться. И книги помогают
ему в этом - он составляет программу по самосовершенствованию, работает над
своим языком и произношением, читает очень много романов, научных трудов,
стихотворных сборников. Упорный труд приносит свои плоды: Мартин намного
превосходит в интеллектуальном плане и Руфь, и ее семью, и знакомых – всех тех,
кем он восхищался поначалу и перед кем испытывал мучительный стыд за свое
невежество и необразованность. Более того, он сам начинает писать и становится
успешным писателем.