О миссии и роли апологетов: раннехристианские писатели во II–III вв. Климент Александрийский, Ориген. Тертуллиан
христ. писатели II-III вв., выступавшие с обоснованием и защитой христ. веры.
Распространение христианства ко II в. среди всех слоев населения Римской империи вызвало реакцию со стороны языческого мира. С юридической т. зр. христианство оказалось в положении «недозволенной религии» (лат. religio illicita), общины христиан подпадали под категорию «незаконных собраний» (collegia illicita), а отказ от участия в языческих культах рассматривался как святотатство (sacrilegium, греч. ἀθεότης). В этот период появляются первые нападки на христиан со стороны образованных язычников. Главными оппонентами христианства во II в. были Фронтон (наставник имп. Марка Аврелия) и Цельс , автор направленного против христиан соч. «Истинное слово» (̓Αληθὴς λόγος, ок. 178). Эти авторы рассматривали христианство исключительно как учение, полное предрассудков и фанатизма и угрожающее античному миросозерцанию. Кроме того, о христианах распространялись клевета и сплетни, отчасти вызванные закрытостью их собраний (см. disciplina arcana). Задача А. состояла в том, чтобы продемонстрировать языческому миру приемлемость христианства с самых разных сторон - гражданской, философско-богословской, религиозной, культурной и т. д. (о развитии апологетического жанра см. ст. «Апологетика»).
Прежде всего А. р. старались опровергнуть возводимую на христиан клевету и дать ответ тем, кто обвинял Церковь в том, что она является угрозой гос-ву. Подчеркивая высокие нравственные качества своих единоверцев, они заверяли, что их вера способствует спокойствию и благополучию как императора и гос-ва, так и общества в целом. Во-вторых, А. р. раскрывали абсурдность и безнравственность язычества, его мифологии и божеств и утверждали, что христианство обладает единственно верным учением о Боге и мире. Они не просто опровергали аргументы философов, но показывали, что сама их философия, имея единственным обоснованием человеческий разум, не может достичь истины. Отмечая параллели между языческой философией и христианской мыслью, мн. А. р. в то же время представляли философию как предшественницу христианства, а христианство - как откровение того, что философия лишь предчувствовала. Кроме того, А. р. опровергали обвинения в чудовищных преступлениях (атеизм, каннибализм, эдиповы кровосмешения и проч.), возводимые на христиан, доказывая их невозможность и абсурдность. Наконец, А. р. раскрывали перед языческим миром христ. понимание Свящ. Писания, при этом отмежевываясь от «ветхого Израиля» - иудейства.
Деятельность А. р. отчасти уже была подготовлена эллинистическим иудаизмом: Филону Александрийскому принадлежали такие сочинения (несохранившиеся), как «Основания» (῾Υποθετικά) и «Апология в защиту иудеев» (̓Απολογία ὑπὲρ ̓Ιουδαίων). Иосиф Флавий написал апологию «О древности иудейского народа, против Апиона», оказавшую влияние на нек-рых А. р. Апологетическая тематика присутствует в НЗ (см., напр., Деян 14. 15-17; 17. 22-31; Рим 1. 18-32) и в творениях мужей апостольских . Однако в отличие от мужей апостольских, к-рые обращались преимущественно к христианам, А. р. адресовали свои творения языческой аудитории, что наложило отпечаток на круг рассматриваемых ими проблем.
Наиболее древними из греч. А. р. считаются Кодрат и Аристид , к-рые обратились с апологиями в защиту христ. веры к имп. Адриану (117-138) (Euseb . Hist. eccl. IV 3). Ок. 140 г. был записан «Диспут Ясона с Паписком о Христе» (̓Ιάσονος καὶ Παπίσκου ἀντιλογία περὶ Χριστοῦ), автором к-рого считают Аристона из Пеллы . Это произведение, фрагменты к-рого сохранились в апологии Оригена «Против Цельса», является наиболее ранним из дошедших до наст. времени сочинений, целиком посвященных антииудейской полемике. Самый известный из греч. А. р. II в.- мч. Иустин Философ († 166). Родившись в Палестине в языческой семье, он обратился в христианство после долгих поисков истины. Мч. Иустин, после обращения продолжавший «носить плащ философа», открыл в Риме одну из первых частных христианско-философских школ. Евсевий Кесарийский приписывает ему 8 сочинений (Hist. eccl. IV 18), из к-рых сохранились и достоверно принадлежат ему только 3: 1-я и 2-я «Апологии» (ок. 150 и 161) и «Диалог с Трифоном иудеем» (ок. 135). 1-ю «Апологию» св. Иустин адресовал императорам Антонину Пию (138-161) и Марку Аврелию (161-180, соправитель с 147), 2-ю - рим. сенату. Основной целью обоих произведений является защита христиан от преследования «за одно лишь имя» (nomen ipsum), а также попытка представить христианство достойным более внимательного и объективного взгляда со стороны просвещенных рим. самодержцев. 1-я «Апология», кроме того, содержит изложение христ. вероучения и первое описание таинств Крещения и Евхаристии в древней Церкви. «Диалог с Трифоном иудеем» представляет собой запись диспута мч. Иустина с ученым раввином Трифоном. В этой первой обширной апологии против иудаизма выражены 3 основные идеи: временное значение ВЗ в отличие от вечного и непреходящего смысла заповедей НЗ; оправдание поклонения Христу как Богу; богоизбранность христ. народов, составивших Нов. Израиль. Апологетический характер носит также речь мч. Иустина, сохранившаяся в составе его Мученичества.
У Евсевия (Hist. eccl. IV 26. 1; 27. 1) имеется свидетельство о свт. Аполлинарии, еп. Иерапольском, обратившемся с речью к имп. Марку Аврелию. Ему же принадлежали и др. апологетические сочинения: «К эллинам» в 5 кн., «Об истине» в 2 кн. и 2 кн. «К иудеям». Ритор Мильтиад также в царствование Марка Аврелия написал 2 кн. против эллинов, 2 кн. против иудеев и апологию христ. философии (Там же. V 28. 4; 17. 5). Ученик мч. Иустина Татиан (ок. 120-185) до своего уклонения в ересь написал «Речь к эллинам» (Λόγος πρὸς ῾´Ελληνας, после 165), в к-рой подверг уничижительной критике всю языческую культуру. Несмотря на резкость суждений, Татиан стремился к тому, чтобы добиться терпимости и уважения к новой вере. Проблема взаимоотношений Церкви и гос-ва на примере связи судеб Римской империи с христианством была развита св. Мелитоном , еп. Сардским, в «Апологии» (др. название - «Книжка к Антонину», Πρὸς ̓Αντωνῖνον βιβλίδιον, ок. 170, сохранилась только в отрывках), адресованной Марку Аврелию. Современником Татиана и Мелитона был Афинагор , христ. философ из Афин. Ему принадлежит «Прошение о христианах» (Πρεσβεία περὶ χριστιανῶν, ок. 177), направленное императорам Коммоду и Марку Аврелию, в к-ром он стремился доказать, что преследование христиан неразумно. В правление имп. Коммода (180-192) св. Аполлоний Эфесский произнес апологетическую речь, сохранившуюся в мученических актах.
Среди А. р. были и такие, к-рые адресовали свои произведения частным лицам. Из них прежде всего следует упомянуть последнего из греч. апологетов II в. св. Феофила Антиохийского, автора 3 кн. «К Автолику» (Πρὸς Αὐτολίκον, ок. 182), написанных для образованного и влиятельного язычника, имеющего предубеждения против христианства. Анонимное «Послание к Диогнету» (ок. 200) представляет собой апологию, составленную в форме письма для знатного язычника, желающего познакомиться с христ. религией.
В III в. апологии пишут Климент Александрийский и Ориген. В отличие от предыдущих апологий «Протрептик» («Увещание к эллинам», Προτρεπτικὸς πρὸς ̀λδβλθυοτεΕλληνας, нач. III в.) Климента Александрийского создан уже не столько для защиты христианства от нападок и преследований, сколько ради привлечения язычников к истинной вере. К жанру «Протрептика» близко и сохранившееся на сир. яз. «Слово к Антонину» Псевдо-Мелитона (нач. III в.). Самым значительным произведением раннехрист. греч. апологетики является соч. Оригена «Против Цельса» (Κατὰ Κέλσου, сер. III в.). Цельс был одним из наиболее серьезных критиков христианства из среды язычников. Долгое время его сочинение против христиан не имело достойного опровержения и только в лице Оригена, спустя ок. 75 лет, получило надлежащую отповедь.
Стимулом для дальнейшего написания апологий было появление в 260 г. 15 кн. «Против христиан» неоплатоника Порфирия . Ныне утерянное, сочинение содержало критику ВЗ и НЗ, жизни и учения Церкви. Первым ответом на него стал труд Евсевия Кесарийского «Евангельское приуготовление» в 15 кн. (Praeparatio evangelica, 312-322). Ему же принадлежит трактат «Против Иерокла» (311-313), неоплатоника, написавшего антихрист. соч. «Правдолюбец» (Θιλαλήτης) об Аполлонии Тианском , в к-ром он доказывал преимущества этого мага и философа перед Христом.
Список А. р., писавших на лат. языке, открывают рим. адвокат Минуций Феликс диалогом «Октавий» (Octavius) и Тертуллиан (160-220) соч. «К язычникам» в 2 кн. (Ad nationes, 197). Минуций Феликс многое заимствует из трактата Цицерона «О природе богов», а Тертуллиан, взяв за основу книгу Варрона «Antiquitates rerum divinarum» (Божественные древности), в к-рой содержится критика рим. религии, показывает суетность и ложность политеизма, призывая уверовать в единого Бога. Самым значительным апологетическим произведением Тертуллиана является его «Апологетик» (Apologeticum, ок. 197), адресованный рим. наместникам в Африке. В этом сочинении Тертуллиан помимо критики языческой религии утверждает, что вера в единого Бога естественна для человека, поскольку человеческая душа «по природе христианка» (17. 6). В заключении Тертуллиан свидетельствует, что никакие гонения не могут уничтожить настоящую веру: «Кровь мучеников есть семя христианства» (50. 13). Тему о душе как «христианке по природе», затронутую в «Апологетике», продолжает трактат Тертуллиана «О свидетельстве души» (De testimonio animae; 197). В отличие от греч. А. р. II в. Тертуллиан считает ненужным апеллировать к философии для доказательства истинности христ. веры, поскольку сама душа является лучшим свидетелем Истины. Из др. апологетических сочинений Тертуллиана выделяются послание к Скапуле, проконсулу Африки (Ad Scapulam; 212), а также трактат «Против иудеев» (Adversus Iudaeos; между 198 и 206), написанный под влиянием «Диалога с Трифоном иудеем» св. Иустина Философа. В сер. III в. свт. Киприан Карфагенский написал «Книгу о суетности идолов» (De idolorum vanitate), в к-рой он доказывает, что языческие божества суть не что иное, как цари, к-рым после смерти начали воздавать поклонение. В «Книге к Деметриану» (Ad Dеmetrianum, ок. 252), направленной против некоего Деметриана, обвинявшего христиан в том, что они являются причиной войн и стихийных бедствий, свт. Киприан утверждает, что идолослужение и в особенности гонения против христиан вызывают гнев Божий. Антииудейской полемике свт. Киприан посвятил «Три книги свидетельств» (Testimoniorum Libri III, ок. 249).
Среди поздних лат. А. р. следует упомянуть Арнобия Старшего († ок. 330), автора 7 кн. «Против язычников» (Adversus nationes; кон. III - нач. IV в.), из к-рых первые две апологетические, остальные - полемические, и Лактанция (ок. 250-330), ученика Арнобия, создателя апологии «Божественные установления» в 7 кн. (Divinae institutiones; 304-313). Последняя помимо собственно апологетического материала содержит древнейшую на Западе систему христ. вероучения. К ней примыкает соч. «О гневе Божием» (De ira Dei; ок. 303), написанное против язычников (особенно стоиков и эпикурейцев). В ней Лактанций защищает возможность применения к Богу слова «гнев». Апологетические темы развиваются и в др. сочинении Лактанция - «О смертях преследователей» (De mortibus persecutorum; ок. 314).
Несмотря на то что деятельность А. р. видимым образом мало способствовала ослаблению гонений на христиан, она, без сомнения, подготовила постепенную эволюцию сознания греко-рим. языческого общества в сторону принятия христ. религии. А. р. выступили во всеоружии совр. религ. и философских систем, используя их понятийный аппарат и нек-рые идеи (напр., учение стоиков о Логосе) для обоснования христ. веры перед лицом своих языческих современников. Одновременно они сделали первые шаги в формировании христ. богословской терминологии.
Отношение к языческой культуре среди А. р. было различным: от полного неприятия: «Что общего между Афинами и Иерусалимом?» (Tertull . De praescript. haer. 7) - до осознания себя наследниками того лучшего, что было когда-либо посеяно Божественным Логосом в мире: «Все, что сказано кем-нибудь хорошего, принадлежит нам, христианам» (Iust. Martyr . Apol. II 13). На фоне критики языческой религии и философии складывались собственно христ. представления о Боге, мире и человеке. Политеизму противопоставлялось учение о едином, вечном Боге, обладающем по преимуществу такими апофатическими свойствами, как нерожденность, беспредельность, бесстрастность, непознаваемость (ср.: Iust. Martyr . Apol. II 6; Tat . Contr. graec. 4; Athenog . Legat. pro christian. 10). Против философского учения о совечности Бога и материи нек-рые А. р. (Афинагор , Феофил Антиохийский) утверждали идею творения мира «ex nihilo» (из ничего). Вместо представления о роке и предопределении раскрывалось учение о Промысле Божием (Athenog . Legat. pro christian. 24; Minucius Felix . Octavius. 18). А. р. впервые начали развивать христ. учение о Пресв. Троице, используя филоновское и стоическое учение о Логосе. Христологическим вопросам уделялось меньше внимания по причине внешней ориентации богословия А. р. (исключение составляет лишь мч. Иустин). Из остальных тем, затрагиваемых А. р., можно выделить проблему образа и подобия Божия в человеке (Tat . Contr. graec. 7-11), вопросы о первородном грехе (Theoph . Antioch . Ad Autol. II 17), о воскресении, опровержение античного представления о судьбе и др.
В целом сочинения А. р. имели исключительно важное значение для самосознания христ. Церкви. Будучи во мн. вопросах первопроходцами, А. р. проложили путь для дальнейшей христианизации эллинизма и формирования целостной системы христ. богословия.
Соч.: Corpus Apologetarum Christianorum saeculi secundi / Ed. J. Ch. Th. von Otto. Jena, 1857-1881. Wiesbaden, 1969r. T. 1-9; Die Ältesten Apologeten / Hrsg. v. E. J. Goodspeed. Gött., 1914; Βιβλιοθήκη ῾Ελλήνων Πατέρων καὶ ̓Εκκλησιαστικῶν Συγγραφέων. ̓Αθῆναι, 1955. Т. 2-4; рус. пер.: Сочинения др. христ. апологетов / Пер. прот. П. Преображенского. М., 1867. СПб., 18952 (переизд. с доп.: Раннехрист. отцы. Брюссель, 1988; СДХА); Раннехристианские отцы Церкви: Антология. Брюссель, 1988; Раннехристианские апологеты II-IV веков. М., 2000.
Лит.: Скворцов К . Философия отцов и учителей Церкви: Период апологетов. Киев, 1868; Остроумов С ., свящ . Разбор сведений Евсевия Кесарийского и блж. Иеронима Стридонского о греческих апологетах христианства второго века. М., 1886; Сергиевский А . Отношение апологетов Восточной Церкви II в. к языческой философии // ВиР. 1886. Т. 2. Ч. 1; Реверсов И . Очерк западной апологетической литературы II и III вв.: (Исслед. из обл. древней церк. письменности). Каз., 1892; он же . Защитники христианства (апологеты). СПб., 1898; Гусев Д . Чтения по патрологии. Каз., 1898. Вып. 2; Дроздов И ., свящ . Очерки по всеобщей церковной истории. Иркутск, 1907. Вып. 3; Болотов . Лекции. Т. 2; Puech A . Les Apologistes grecs. P., 1912; Andres F . Die Engellehre der griechischen Apologeten. Paderborn, 1914; Little V . A . S . The Christology of the Apologists. L., 1934; Casamassa A . Gli apologisti greci. R., 1944; Pellegrino M . Gli apologeti. R., 1947; Епифанович С . Л . Патрология: Церк. письменность I-II вв.: Курс лекций, читанных студентам КДА в 1910-11 учеб. г. / Под ред. Н. И. Муравьева. Загорск, 1951. Ч. 3. Отд. 1. Ркп.; Kelly J . N . D . Early Christian Doctrines. L., 1958; Cross F . L . The Early Christian Fathers. L., 1960; Бовтюк Я . Творения древнейших апологетов (до Оригена) и их значение для христианской науки: Курс. соч. / МДА. Загорск, 1960. Ркп.; Chadwick H . Early Christian Thought and the Classical Tradition. Oxf., 1966; Joly R . Christianisme et philosophie: Études sur Justin et les Apologistes grecs du deuxième siècle. Brux., 1973; Timothy H . The Early Christian Apologists and Greek Philosophy. Assen, 1973; Quasten J . Patrology. Utrecht; Antw., 1975. Vol. 1; Майоров Г . Г . Формирование средневековой философии: Латинская патристика. М., 1979. С. 55-142; Бычков В . В . Эстетика поздней античности: I-III века. М., 1981; Grant R . M . Five Apologists and Marcus Aurelius // VChr. 1988. Vol. 42; idem . Greek Apologists of the Second Century. Phil., 1988; idem . Jesus after the Gospels: The Christ of the Second Century. Louisville, 1990; Koester H . Ancient Christian Gospels: Their History and Development. Camb., 1990; Карсавин Л . П . Святые Отцы и учители Церкви. П., 1926. М., 1994п; Сидоров А . И . Курс патрологии: Возникновение церк. письменности. М., 1996; Киприан (Керн), архим . Патрология. П.; М., 1996. Т. 1; Каприо С ., свящ . Введение в патрологию. М., 1997. Ч. 1; Холл С . Дж . Учение и жизнь ранней Церкви. Новосиб., 2000; Вдовиченко А . В . Христианская апология: Краткий обзор традиции // Раннехристианские апологеты II-IV веков. М., 2000. С. 5-38.
Рождественский Н. П.
Христианская апологетика
Рождественский Н.П. Христианская апологетика. – СПб., 1884. 2 тома.
Исторический очерк развития Христианской апологетики или Основного Богословия
От начала христианства до XV века (эпохи Возрождения)
В форме особой богословской науки Основное Богословие является с недавнего времени. Первые опыты цельного систематического построения этой науки не восходят раньше последней половины текущего столетия, как в нашей, так и в иностранной богословской литературе. За всем тем Основное Богословие имеет едва ли не самую обширную литературу из всех других богословских наук. Подготовительная история его обнимает почти двухтысячелетний период времени. Начальные зародыши его скрываются в самых древних произведениях христианской письменности, преимущественно в творениях, известных под именем христианских апологий. В известном смысле можно простирать подготовительную историю науки Основного Богословия и еще далее – даже за пределы христианской эпохи. Не было ни одного сколько-нибудь умственно развитого народа, который не чувствовал бы потребности дать себе отчет в своих верованиях и уяснит для себя их основания. В этом смысле и дохристианскому миру нельзя отказать в попытках обосновать религиозные верования путем философских умозрений, таковы например умозрения Сократа, Платона, Аристотеля и др. философов. Но богословской науки, в строгом смысле, не было в языческом мире. Хотя слово "Θεολόγια", "Theologia" (богословие), часто употребляется у древних языческих писателей, но употребляется не в том смысле, в каком мы понимаем это слово. Теологами ("theologi"), классические писатели называли древнейших поэтов – Гомера, Гезиода, Орфея, сложивших поэмы о богах и оставивших образцы молитвенных гимнов . Этим именем они называли также тех, которые впоследствии старалиcь разбирать древние мифы, отыскивать их корень и извлекать из них вероятные объяснения их значения . Случалось, что слову теология языческие писатели придавали более обширный смысл, разумея под ним философское учение о божестве. Так например Аристотель прилагает название богословия к той части философии "πρώτιη φιλοσοφία", которая занимается изучением божеского естества и называет эту часть "φιλοσοφία θεολογικὴ " в отличие от "φιλοσοφία φισιολογική".Известно также, что некоторые классические писатели, например Варрон, подразделяли богословие на частные виды, причем различали троякий род его: мифологический или поэтический, естественный или философский и народный или популярный . Но при всем том богословия в смысле самостоятельной богословской науки не было и не могло быть в древнем мире. Оно сливалось с одной стороны с философиею, насколько последняя занималась религиозными вопросами, с другой – с мифологий. В языческих религиях большей частью учительный элемент стоял на последнем плане; их действие на народ ограничивалось почти исключительно внешними обрядами, умственное же влияние их было совсем ничтожно. В языческой древности не существовало ни одного специально богословского учреждения для строгой и систематической обработки богословской науки; не было ни религиозного просвещения, ни религиозных школ, ни специальных учителей религии. Перечисляя людей, от которых можно узнать что-нибудь относительно религиозных вопросов, классические писатели обыкновенно называют не жрецов, но философов, поэтов и законодателей . В Риме научным изучением религии больше всего занимались юрисконсульты и грамматики , в Греции – философы. Если некоторые из вышеупомянутых родов и видов языческого богословия представляют кажущееся сходство с названиями тех или других богословских наук, развившихся на христианской почве, то по внутреннему существу они имеют весьма мало общего с последними. То, что древние называли философским или естественным богословием, "genus theologiae physicon", представляет лишь самое отдаленное сходство с христианскою наукою, известною под именем "Естественного богословия". Задача философского богословия в древности состояла главным образом в аллегорическом объяснении мифов и в толковании баснословных чудес языческой древности в смысле естественных сил и явлений природы. Христианство, явившееся в лице своего Основателя и в самой своей сущности как свет истинный (Иоан. I, 5-9; III, 19; VIII, 12), возвысило учительный и просветительный элемент в области религии, вместе с деятельным, на небывалую дотоле высоту. Этим обусловливалось широкое развитие богословствования на христианской почве. Не только в древние, но и в средние века христианства богословие царило над всеми прочими науками и обнимало собою все отрасли знания. Впрочем уже с древних времен, преимущественно на Востоке, тамошние церковные писатели различали богословие, понимаемое ими в тесном смысле этого слова, от прочих предметов религиозного ведения. Богословием в тесном смысле они называли то, что служит основою всего богословского знания, именно учение о Боге Едином по существу и Троичном в Лицах; учение же о делах Божиих, как-то: о творении промышлении и, особенно об искуплении человеческого рода, они называли другим термином, в отличие от богословия, – учением о "Божественном домостроительстве" (οίκονομία) . От этого между прочим имя богословов древней церковью усвоено только апостолу и евангелисту Иоанну и вселенскому учителю Григорию Назианзину ; из более поздних церковных учителей название богослова – Симеону, с наименованием его "Симеоном новым богословом".
Название Основного Богословия не встречается в древней святоотеческой письменности, но в ней искони обращалось главное внимание на раскрытие и защиту основных истин веры. Почти на самых первых порах развития христианской богословской письменности мы находим в ней уже особый род богословских произведений, известных под именем христианских апологий, которые и по предмету и. по задаче своей имеют самое близкое отношение к литературе Основного Богословия, как древнейшие опыты защиты христианской истины против нападений врагов ее. В общей своей совокупности христианская апологетическая литература весьма обширна; она представляет едва обозримое поле самых разнообразных защитительных сочинений в пользу христианства, тянущихся непрерывною нитью от первых веков христианства до настоящего времени. Для нашей цели достаточнб обозначить только главнейшие моменты ее постепенного исторического развития
Сообразно главнейшим наиболее выдающимся фазисам в постепенном развитии христианской апологетической письменности, история ее может быть разделена на три периода. Первый обнимает время борьбы против иудейства и язычества древних христианских апологетов. Второй начинается с появления магометанства и обнимает средние века. Третий включает в себя новое время, начинающееся с эпохи возрождения наук на западе и продолжающееся до наших дней. Так как ближайшее отношение к истории Основного Богословия, как особой богословской науки, имеет последний из означенных периодов в развитии богословско-апологетической литературы, то мы ограничимся лишь самым сжатым очерком предшествующих ему периодов, насколько это необходимо для уяснения связи между древней и новой научной апологетикой христианства.
Апологетическая деятельность древней церкви направлена была главным образом против внешних врагов христианства. Древнейшие христианские апологии II века имеют в виду защитить христианство против нападений и гонений отчасти, со стороны неверующего иудейства, преимущественно же со стороны язычества. Известно, как велика была вражда древних евреев к христианству. Божественный Основатель христианства умер на кресте жертвою ненависти иудейских законников и фарисеев, которые не могли терпеть нового духа евангельской проповеди. Не лучше относились они и к апостолам. Мы знаем, что апостолы многое претерпевали от иудеев за свою проповедь Евангелия. Они не редко призываемы были старейшинами иудейскими на суд. В Иерусалиме апостола Петра и его сотрудников заключили в темницу, и потом, по проискам иудейских священников, подвергли там побоям (Деян. IV, 3). Этому также подвергался и апостол Павел за проповедание имени Христова. Однажды иудеи, увидев его в храме, возмутили весь народ и наложили на него руки. Когда апостол защищал святое дело Христово и себя, указывая, что он был самым ревностным иудеем и гнал до смерти последователей учения Христова, но когда уверовал во Христа, как в Мессию, с того времени согласно воле Божией начал возвещать евангельское учение (Деян. XXI, 27): иудеи, услышав это, подняли крик, метали одежды, бросали пыль на воздух и кричали к тысяченачальнику: истреби от земли такого, ибо ему не должно жить (Деан. XXII, 22, 23). Ненависть иудеев простиралась не на одних апостолов, но и на всех последователей христианства. Первый христианский мученик, запечатлевший своей кровью истину евангельской проповеди, – Стефан, пал жертвой иудейской ненависти. Призванный в иудейский синедрион, он произнес защитительную речь исполненную силы истины, но она не спасла его от злобы ослепленных судей и ярости иудейской черни: выведенный за город, он был побит камнями, как хулитель Бога и Моисея (Деян. гл. VII). Церковь Христова сохранила нам в своих преданиях память о многих других мучениках, погибших в Сирии и Африке, где евреи были главными виновниками гонений. Но хотя иудаизм был сильно враждебен христианству, однако же вражда его скоро принуждена была перейти в бессильную ненависть к христианству, лишенную возможности внешним образом противодействовать его распространению. После того как буря римского вторжения обратила в пепел Иерусалим и в прах все здание иудаизма, обратив евреев в бродячий народ лишенный политического значения и материальной силы, христианство увидело падение своего первого жесточайшего противника и свою внешнюю безопасность от него. Этим между прочим объясняется сравнительная малочисленность древних христианских апологий, написанных в защиту христианства против нападений со стороны иудейских противников, по сравнению с апологиями, вызванными нападениями со стороны язычников. От второго и третьего веков христианства сохранилось только три цельных апологии, направленных специально к опровержению иудейских ложных мнений о христианстве. Сюда относятся: обширная апология св. Иустина Мученика : "Разговор с иудеем Трифоном " (142 гл.) ; сочинение Тертуллиана "Против иудеев" и св. Киприана "Свидетельство против Иудеев" . Общая цель этих сочинений – доказать истину христианства на основании ветхозаветного учения, превосходство христианства пред окончившим свою приготовительную миссию иудейством и действительное явление в лице Иисуса Христа истинного Мессии, обетованного человеческому роду. Применительно к верованиям и преданиям иудеев наиболее выдающееся место в этих сочинениях занимают доказательства, заимствованные из ветхозаветных пророчеств о Мессии и из их исполнения на лице Иисуса Христа.
Гораздо многочисленнее и разнообразнее древние христианские апологии, написанные по поводу гонений и нападений на христианство со стороны языческого мира . Язычество пыталось бороться с христианством тремя различными способами. Сначала оно испробовало высокомерное пренебрежение к нему, как к малозначительной иудейской секте, и на первых порах относилось более или менее равнодушно к делу его распространения. Когда необычайные успехи христианской проповеди рассеяли это языческое заблуждение и вразумили язычников, что христианство есть нечто гораздо большее, чем еврейская секта, язычество объявило христианство новой вредной сектой, опасной для религии и политики Рима и не имеющей законного права на существование. Надеясь на победу грубой силы и сокрушительной жестокости, оно испытало все насильственные меры к подавлению и уничтожению христианства. Но христианство было от Бога, а потому несокрушимо. В третьих язычники пытались пустить в ход убеждения и красноречие в опровержение христианской истины и противопоставить христианству эклектическое возрождение разлагавшегося трупа древней языческой религии (ново-язычество Юлиана отступника). Первые по времени христианские апологии падают на время жестоких гонений на христиан и борьбы язычества против христианства преимущественно грубой внешней силой и оружием клеветы и насмешки над обычаями и верой христиан. Древнейшие христианские апологеты поставлены были в необходимость защищать прежде всего само право на существование христианской церкви. На христиан взводились нелепые, но вместе с тем тяжкие обвинения, будто они в своих тайных собраниях закалали новорожденных детей, смешивали их кровь с медом и ели эту пищу, что они предавались оргиям в своих ночных собраниях и т. под. Относительно веры христиан в языческом мире, еще со времен Светония и Тацита , сложилось мнение как о "вредном суеверии"; впоследствии к этому присоединились нелепые слухи, в роде наприм. того, что христиане оказывали божеские почести солнцу, ослиной голове и проч. . Вместе с этим христиан, как не почитавших языческих богов и уклонявшихся от возлияний на жертвенные алтари в честь гения императоров, язычники упрекали в безбожии и обвиняли в неповиновении государственной власти.
Соответственно этим и подобным нападкам, общий характер древнейших христианских апологий, независимо от их частных особенностей, состоит в том что в них защищается главным образом безукоризненность поведения и чистота веры христиан. Апологии эти назначались частью для императоров и их наместников, частью для общества и преимущественно своей целью имели рассеять клевету и предубеждения против жизни и веры исповедников христианства. Существенное содержание их в. общих чертах сводится к следующему. В них доказывается несправедливость гонений на христиан; приглашаются власти языческого мира к тщательному и точному исследованию обычаев и веры христиан, устраняется обвинение христиан в безбожии чрез указание на их веру в невидимого триединого Бога: Отца, Сына и Св. Духа (Иустин "Аполог." 1 , гл. 6; Афинагор "Прош" . гл. 4-11); выставляется на вид чистота и высота нравственного христианского учения и указывается на сообразное с этим учением доброе поведение христиан, на их миролюбие, благотворительность, твердость в перенесении несчастий, любовь даже к врагам, добросовестность в исполнении обязанностей и проч. (Иустин гл. 15, 16; Афинагор гл. 12, 31-33); разъясняется несовместимость с христианским учением воздавать божеские почести императорам, но полная совместимость с ним истинного верноподданичества, молитвы за царя и исполнения государственных законов (Иуст. гл. 17); свидетельствуется, что в христианском богослужении имеет место только одно то, что свято и благочестиво (Иуст. гл. 66); оправдывается оставление христианами, обратившимися из язычества, их прежних языческих богов, как богов ложных, и защищается право и обязанность христиан распространять учение об истинном Боге (Иуст. I "Апол". гл. 5; II "Апол". гл. 9; Татиан гл. 4); обличается языческое идолослужение и показывается его несостоятельность перед судом здравого разума и его нравственный вред, с нередким указанием на его темное демоническое происхождение (Татиан гл. 8-10; Афинагор гл. 23-30); доказывается недостаточность языческой философии для полного познания истины через разоблачение взаимных противоречий древних философских учений (Ермий) и защищается необходимость сверхъестественного откровения (Феофил Антиох. гл. 9); подтверждается истина христианского откровения частью необычайной высотой его учения (единство и духовность Бога, творение мира, происхождение и конечная цель человека, Феоф . Антиох. гл. 1-4; 16-29), но главным образом ветхозаветными пророчествами и их исполнением в христианстве; доказывается божественное достоинство Иисуса Христа, как личного Слова (Логос) Отца, чрез Которое все сотворено (Татиан, гл. 4) и Которое было светом и для язычников, не имевших писаннаго откровения (Иуст. I Аполог., 10 гл.; Афинагор гл. 7). Христианство вообще изображается в древнейших христианских апологиях как единственно истинная и достойная человека религия (Татиан, гл. 31-41), в которой в самом полном и совершенном виде является все то, что было истинного в учении древних философов и что содержалось в незаконченном и неполном виде в ветхозаветной религии.
У христианских апологетов второго и начала третьего века не находится подробных исследований и разъяснений по некоторым вопросам, более полное разъяснение которых относится к позднейшим периодам христианской апологетики. Таковы общие вопросы о религии, о ее сущности, происхождении и проч., а также и некоторые частные вопросы, относящиеся к учению об откровении. Древние апологеты не останавливаются на вопросах о возможности откровения, чудес, пророчеств, вообще сверхъестественного. Это объясняется отсутствием ближайших поводов к защите этих истин в описываемый период. Ни со стороны иудеев, которые сами обладали богооткровенною религиею, ни со стороны язычников, которые верили в близкие отношения богов с людям, не подвергалась отрицанию возможность откровения. Древнейшие христианские апологеты не имели таким образом внешнего повода доказывать или защищать эту возможность. В учении об откровении они указывают главным образом на его важность и необходимость, в виду опасности заблуждений, которым подвержен человеческий разум в изыскании истины, будучи предоставлен одним собственным силам .
Более полное и многостороннее развитие древней христианской апологетики началось со времени учреждения христианских школ в Александрии и Антиохии, существенно способствовавших умножению ученых сил в христианской церкви. С этими силами христианство смело могло войти в ученое состязание с языческими философами, пытавшимися перенести борьбу против христианства на научную почву. Наиболее ожесточенными борцами на этой почве из языческих философов были последователи неоплатонической школы, поставившей своей задачей поддержать с помощью философии язычество, видимо падаюшее пред внутреннею силою и нравственным могуществом христианства. Но и последователи других направлёний – языческие сатирики, риторы, историки тщетно напрягали свои силы в этой неравной борьбе с христианством . В предшествующий период древней христианской апологетики, занимавшейся по условиям и обстоятельствам, в которых находилась христианская церковь, главным образом отражением клевет и наветов на христианство, распространенных в массе языческого общества, подробный разбор мнений о христианстве его философских противников не входил в прямую задачу апологий. Эта задача выступила на видный план в христианской апологии только со времени выступления на апологетическое поприще знаменитых александрийских христианских ученых: Климента Александрийского и Оригена , которые своим многообъемлющим и глубоким взглядом оказали незабываемые услуги апологетике христианства, поставив ее на более строгую научную почву, по сравнению с предшествующим периодом. После того как Климент Александрийский (†217) отчасти в своем "Увещательном слове к эллинам" , особенно же в более обширном сочинении: "Στρὼματα " ), через подробное сравнение греческой философии с истинным христианским знанием (гносис), показал существенное превосходство христианской философии пред языческою и раскрыл учение о Слове (Логос), как единственном руководителе к истинному богопознанию, христианская апологетика получила глубокое философское направление. В лице Оригена (†250 г.) она имела сильного философского представителя с его восьмью апологетическими книгами, направленными против Цельса , составившими эпоху в истории христианской апологетики. Великое благо для дела защиты христианства, оказали такие высокие представители обширной христианской учености, каковы Климент и Ориген. Как истые образцы в деле опровержения философских нападений на христианство со стороны его противников, они доказали несправедливость языческих нареканий, возводимых на христианское учение, разбили на голову Цельсов и Порфириев , и, что еще важнее, вместо опровергнутых предубеждений и заблуждений предложили превосходные объяснения истины. Они проложили новый путь в области христианской апологетики – путь по преимуществу философский, дав вместе с тем сильное оружие и последующим апологетам для опровержения нападений на достоверность евангельской истории, на божественное достоинство Иисуса Христа, на подлинность Его чудес и проч. Их апологии имели большое влияние на все последующее развитие христианской апологетики. Не задолго пред временем перехода греко-римской империи от язычества к христианству при императоре Константине Великом, церковный историк Евсевий Кесарийский (†340) написал три сочинения, имеющие апологетическую цель: " Евангельское приготовление" , "Евангельское доказательство" и "Опровержение Гиерокла". Первые два сочинения Евсевия составлены по обширному плану и снабжены богатой эрудицией, последнее замечательно опровержением мнимого сходства между Иисусом Христом и Аполлонием Тианским . Главная заслуга Евсевия в истории научной апологетики христианства состоит в собрании и систематическом упорядочении обширного материала из апологетической письменности предшествующих веков. Он положил основание историко-систематической апологетики христианства. Его "Евангельское приготовление" и особенно "Евангельское доказательство" служили во многих отношениях образцами, по которым строились многие из позднейших обширных историко-богословских опытов защиты христианства. Св. Афанасий Александрийский (†373) своими творениями "Слово к эллинам" и "O воплощении Слова" , возвысил христианскую апологетику на высокую ступень богословского умозрения. В упомянутых творениях его последовательно проводится глубокое и целостное мировоззрение, основанное на началах самобытной православно-христианской мысли. В оправдании истины христианства он выходит не из внешних доказательств, но из внутреннего средоточия самого христианства, из того, что составляет его сущность, именно из догмата об искуплении. Подобно Клименту Александрийскому, но с большей глубиной, он раскрыл учение о Слове, как основании всего христианского богословия. Св. Кирилл Александрийский (†433 г.) написал обширное апологетическое сочинение против Юлиана отступника . Блаженный Феодорит (†458) написал апологию под названием "Врачевание эллинских страстей" , в котором он пользуется лучшими из апологетических сочинений своих предшественников. Этим сочинением заканчивается ряд древних христианских апологий, появившихся на Востоке во время борьбы христианства с древним язычеством.
На Западе в рассматриваемый период не являлось в таком обилии и с таким богатым и глубоким содержанием апологий в защиту христианства. Большей частью западные апологий по своему содержанию скуднее восточных, или зависимы от последних. Из них, кроме апологий Тертуллиана, более известны апологетические сочинения: Арнобия (†325) , Лактанция (†330) , Орозия (+416) , но особенно блаженнoго Августина (†427) .
О значении древних христианских апологий в истории науки Основного Богословия следует заметить, что ими не только положены начала этой науки, но и в значительной степени подготовлена почва для ея систематической обработки. Особенно это нужно сказать об апологиях, относящихся ко второму периоду их развития, который начинается с Климента Александрийского и Оригена. В этот период дано широкое раскрытие, древними христианскими апологетами, многим предметам христианского умозрения, входящим в область науки Основного Богословия. В некоторых же наиболее полных и обширных апологетических сочинениях древних христианских писателей, каковы напр. вышеупомянутые труды Евсевия и бл. Августина, мы находим цельные опыты подробной систематической защиты веры. Но в этих, как и во всех вообще древних апологиях, предметы, относящиеся к Основному Богословию, не отделены от предметов, входящих ныне в состав других богословских наук. Древние апологии обнимают не одни общие и основные религиозные вопросы, но и частные, относящиеся к догматике, к христианскому нравоучению, к учению о богослужении и проч. Последние вопросы нередко в них раскрываются даже полнее и многостороннее, чем первые, сообразно с нуждами и потребностями времени. Целая группа общих вопросов, составляющих в настоящее время предмет наиболее горячей борьбы между защитниками и противниками христианства, в период древней христианской апологетики затрагивалась лишь вскользь и не была предметом специального обсуждения. Сюда относятся например многие из вопросов, касающихся сущности религии, ее происхождения, отношений к другим фактам нашей духовной жизни и т. под. Даже у сравнительно позднейших из древних апологетов, как напр. у бл. Августина, по этим вопросам можно находить только более или менее общие замечания. Независимо от других причин, это объясняется тем, что тогдашнее состояние психологии, антропологии, сравнительной этнографии и проч., находилось не на такой степени научной разработки, чтобы оно могло обусловить более полное разъяснение этих и подобных вопросов в древней апологетической письменности. Тоже следует заметить о некоторых вопросах, относящихся к учению об откровении. До самого конца древней христианской апологетики преимущественное внимание христианских апологетов обращалось на доказательство подлинности, действительности и исторической достоверности ветхозаветных и евангельских чудес, но не их возможности. Древние противники христианства, не исключая даже наиболее скептических из них, с своей стороны также не отрицали в борьбе с христианскими апологетами, по крайней мере прямо и открыто, возможности сверхъестественного и чудесного вообще. Они отвергали действительность евангельских чудес, действительность сверхъестественного происхождения христианства, но в тоже время христианским чудесам противопоставляли мнимые чудеса своих чародеев, – ветхозаветным пророчествам – мнимые предсказания своих оракулов. Вопрос о возможности сверхъестественного вообще вследствие этого не входил в область спорных прямых вопросов между языческими философами и древними апологетами христианства. Обе стороны по-видимому сходились в признании этой возможности и расходились главным образом в понимании самой сущности сверхъестественного и затем касательно того, где, когда и в чем сверхъестественное имело свое действительное обнаружение. Поэтому и в древних христианских апологиях мало говорится о возможности чудес, пророчеств и сверхъестественного вообще. Можно было бы указать много и других подобных пробелов в древней апологетике, но для пояснения достаточно приведенных примеров. Относительно применения древних апологий к делу защиты веры против современного неверия нельзя утверждать, что это применение может быть полное и всецелое. В умственной борьбе, подобно тому как и в обыкновенной войне, позиции воюющих время от времени изменяются; противники меняют свою тактику, в одно время нападают на один пункт, в другое на другой. Защитники точно также должны изменять свою оборонительную систему. В настоящее время возбуждено не мало новых вопросов и из прежних не все имеют ту же самую постановку в современной философии, какую имели они во времена давно протекшие. Древние христианские апологеты боролись против миросозерцания, совершенно чуждого христианству, возникшего на языческой почве. В настоящее время враждебно выступает против христианства образование, выросшее на его собственной почве, но как бы забывшее свое происхождение и отчуждившееся от его начал, от его духа и жизни. Стрелы новейших противников христианства бьют гораздо дальше, чем древних его противников. Современное неверие в крайних своих проявлениях доходит до отрицания не только христианства, но и религии вообще, и в своих нападениях на веру пользуется обильною массою материала, накопленною в позднейшие века в разных областях научного исследования. Задача современной научной апологетики христианства несомненно гораздо сложнее, шире и глубже по сравнению с задачею древней апологетики. Но из всего этого не следует, что борьба древних христианских апологетов принадлежит исключительно прошедшему и не имеет никакого значения для той умственной борьбы, которой занято настоящее время. Считается же до сих пор ознакомление с военной тактикой Цезаря одним из лучших средств военного образования, хотя образ ведения войны вообще и средства нападения и защиты, совершенно изменились со времен этого великого римлянина; считается же доселе ознакомление с римским правом одним из лучших средств к выработке научного юридического такта при юридическом образовании, хотя непосредственного практического приложения к частным явлениям жизни римское законодательство не может иметь ни в одном из современных государств. И современный богослов-апологет многому может поучиться у знаменитых древних апологетов христианства, особенно же той изумительной энергии, той пламенной ревности о христианской истине, той прямоте и непоколебимой твердости и искренности, с какими они защищали христианство, защищали в то время, когда против него направлены были все враждебные силы. Не малому может поучиться у них современный богослов и относительно самого способа защиты веры, даже многих отдельных приемов, которыми они пользовались при своих доказательствах. Что может быть например мудрее и целесообразнее в деле защиты истины правила, внушаемого одним из самых древних апологетов относительно приведения доказательств.
"Доказательство истины учения или каких либо предметов, подлежащих исследованию, говорит он, сообщает неложную достоверность положениям тогда, когда заимствуется не откуда-нибудь из вне и не из того, что кажется или казалось некоторым, но из общего всем и природного смысла, или из связи производных истин с основными. Ибо дело идет или об основных истинах, и тогда нужно только указание на природный смысл, или о таких, которые естественно вытекают из первых или находятся в естественной связи с ними, тогда нужно соблюдать в них порядок и показать, что действительно вытекает из основных или прежде доказанных истин, дабы не была пренебрежена истина и ее правильное доказывание, не было смешано или разорвано в своей естественной связи то, что по природе находится в порядке и разграничено. Защитнику истины нужно иметь в виду при этом разных ее противников".
"Одни совершенно и решительно отвергают истину в предметах веры, другие извращают их по своим воззрениям, а иные стараются подвергнуть сомнению самое очевидное. Поэтому апологету нужно иметь двоякого рода доказательства: одни (непрямые) – в защиту истины, а другие (прямые) – в подтверждение истины; одни в защиту истины против неверующих или сомневающихся, а другие в подтверждение истины для благомыслящих и охотно принимающих истину. Поэтому, желающие рассуждать об этих предметах должны всегда иметь в виду, что именно нужно в тот или другой раз, когда и по отношению к кому те или другие доказательства бывают полезны, и с этим сообразовывать свои доказательства, и самый порядок раскрытия их приспособлять к потребности, а не пренебрегать тою или другою нуждою, тем или другим местом, свойственным каждому предмету, для того, чтобы казаться выдерживающим одно и то же начало. Одному роду доказательств естественно надлежит занимать первое место, а другие должны сопутствовать первому на подобие телохранителя, пролагать путь и отстранять все, что препятствует и противится. Конечно, в отношении к доказыванию и естественной последовательности, доказательства прямые, подтверждающие истину, должны предшествовать доказательствам непрямым, защищающим истину. Ибо прямые доказательства, как необходимые всем людям для твердости в убеждении и для спасения занимают первое место и по природе своей, и по порядку, и по пользе: по природе своей, так как они доставляют познание о вещах; по порядку, так как они существуют в том и вместе с тем, что доказывают; а по пользе, так как способствуют твердости в убеждении и спасению тех, которые познают. А непрямые доказательства истины и по природе своей и по силе стоят ниже, ибо менее значит обличать ложь, нежели подтверждать истину, и по порядку они занимают второе место, ибо имеют силу только по отношению к ложно мыслящим, а ложное мнение рождается от пришлого сеяния и извращения истины. Но хотя это действительно так, последние (т. е. непрямые доказательства часто поставляются на первом месте и бывают иногда более полезны, так как служат к истреблению и предочищению обременяющего некоторых неверия и сомнения или ложного мнения тех, кто только что приступает к истине. Так и земледелец не может с пользою бросать в землю семена, если наперед не очистит ее от трав диких и вредных для бросаемых добрых семян; и врач не может впускать в больное тело какое-нибудь из целительных веществ, если наперед не очистит его от находящейся в нем злокачественной материи или не удержит ее притока. Так и желающий учить истине, говоря об истине, не может убедить никого, пока какое-нибудь ложное мнение господствует в уме слушателей и противится словам его. Те и другие доказательства направляются к одной цели, – ибо к благочестию ведут и те доказательства, которые обличают ложь, и те, которые подтверждают истину, – однако они не одно и тоже: одни, как я сказал, необходимы для всех верующих и заботящихся об истине и собственном спасении, а другие бывают полезнее иногда некоторым и по отношению к некоторым, и в этом последнем случае непрямые доказательства должны предшествовать прямым".
Эти мысли излагаются в 1-й и 2-й главе сочинения Афинагора о воскресении мертвых , и они так хороши, так рациональны, что и теперь могут иметь применение к защите христианских истин. Подобные мысли встречаются и у других древних апологетов.
Древние христианские апологии вообще важны для нас, как драгоценные памятники апологетической деятельности древней церкви, имеющие великое значение в истории развития христианско-богословской мысли вообще и ближайшим образом в подготовительной истории науки Основного Богословия. В них так глубоко и верно схвачен внутренний мир человека, что независимо от внешних случайностей, обусловленных местом и временем, общечеловеческое значение их не потускнеет до тех пор, пока люди будут интересоваться высшими религиозными вопросами. По своему плодотворному влиянию на развитие христианско-апологетической письменности, древние апологии не имеют равных себе трудов во всей последующей обширной богословско-апологетической литературе, накоплявшейся в течение более тысячелетнего периода времени. В продолжение всех средних веков не было создано ничего не только высшего и лучшего, но даже одинакового по своему достоинству с этими великими творениями древней церкви, возникшими на поле брани ее с ожесточенными врагами христианства. Как победные знамена древней церкви над врагами Христовой истины, они одушевляли к борьбе за эту истину лучших ее защитников во все последующие времена и отнюдь не утратили своего значения и для современной научной апологетики христианства. Дело в том, что многие новейшие противохристианские мировоззрения, с которыми борется современная апологетика, если не во всех, то в известных отношениях имеют при всем различии не малое однако же и сходство с теми заблуждениями, против которых боролись древние апологеты и которые блестяще опровергнуты ими. Под разными внешними отличительными формами, в которых высказывается новейшее неверие и отрицание, часто скрывается один и тот же дух, с которым боролись древние апологеты христианства. В запальчивой оппозиции, которую держит против христианства неверие ХIХ-го века, нередко до наглядной ясности отражаются следы античного натурализма и пантеизма, выразителями которых в свое время были Цельс, Порфирий, Юлиан. Воззрения так называемого "чистого гуманизма", который так часто противопоставляется христианству в новейшее время, так же не безусловно новое явление, но скорее представляют поздний отпрыск древних языческих мнений, как в этом прямо и открыто сознается один из горячих приверженцев этого гуманизма (Штраус). "Свежая, гармонически развившаяся гуманность, человечность Греции, уверенное в самом себе мужество Рима, – вот что, по его мнению, мы опять должны в себе выработать, пережив длинные христианские века и обогатившись их умственными и нравственными приобретениями" . Из этого откровенного признания новейшего гуманиста видно, что новейший гуманизм ищет духовного содержания не в себе самом, а в той же классической древности, которая давным-давно уложена в гроб, – в той же античной гуманности, которая была побеждена чрез противопоставление ей несравненно высшего христианского нравственного идеала, раскрытого и разъясненного в творениях древних христианских апологетов.
После падения древнего язычества не окончилась борьба христианской апологетики с врагами христианства. С одной стороны, у нее оставались счеты с самыми древними противниками христианства-евреями, неоконченные, как известно, и до ныне. Хотя евреи давно уже лишились возможности внешним образом преследовать христиан, но тем не менее отношения их к христианству остались столь же враждебными, какими были при начале его распространения. Раввины иудейские и Талмуд поставили в области иудейской религии такую преграду, что ни века и никакие исторические обстоятельства не могли сокрушить ее и сблизить иудеев с христианами. Прежде чем еврей выростает, он уже становится врагом христианства; это потому, что с самого младенчества родители его стараются вкоренить в него самые дурные и превратные понятия об Иисусе Христе, о Его религии и о Его последователях. Гебраизм вел упорную внутреннюю борьбу против христианства в течение всех средних веков, особенно на Западе, где он имел многих ученых представителей (Моисея Маймонида и др.). Поэтому западные богословы средних веков не редко, кроме литературной полемики против иудейства, вступали в открытые публичные состязания с учеными иудеями . С другой стороны, для христианской церкви, начиная еще с конца V века, воздвиглись опасности и от новых внешних врагов. Разумеем вторжение северных варваров в западную Европу и внезапное появление магометанства на Востоке. Относительно сохранения религиозных основ своих христианству нечего было опасаться в виду появления этих новых врагов. Варвары, нахлынувшие на западную Европу, с этой стороны менее всего были опасны для христианства. Они не имели ни философии, ни литературы, ни даже цельных систем религии; вообще они не имели никаких средств для того, чтобы подобно древнему греко-римскому язычеству вступить в ученое состязание с христианством. У гуннов, вандалов и др. варваров не было никакого оружия для научной борьбы. У них не было также и той массы вековых и закоренелых языческих предрассудков, которые разжигали и воспламеняли древнее язычество в его упорной борьбе против христианства. Геройские сердца варваров, угрожавших разгромить западную Европу, скоро были очищены истиною христианской веры и исполнились горячей преданности и любви к ней. Свирепость гунна Аттилы была, как известно, побеждена Львом III при молинском мосте, а жестокость вандала Генсерика-при воротах римских, без всякой ученой полемики. Варвары, которые увидели такие типы христианского благородства, как Улфила, а позднее Бонифаций, без труда признали существование в христианстве более высоких добродетелей, чем их собственная храбрость и внешняя сила. Таким образом их бешеное вторжение скоро укротилось и они приняли христианство, которое стало основанием их новой культурной жизни. Христианство было спасено от них не столько апологетическою, сколько миссионерскою деятельностью церкви, благодаря которой они из врагов церкви сделались ее горячими друзьями.
Апологетические сочинения против язычества ("contra gentiles"), появлявшиеся от времени до времени на Западе в период борьбы против варваров и позднее, большею частью направлены были не против заблуждений языческих варваров, а против принципов древнего язычества. Таково напр. сочинение средневекового западного ученого Фомы Аквината "Против язычников". Сочинения против мнений и учений древних языческих философов появлялись также иногда и на Востоке в средние века. Таково например обширное полемико-апологетическое сочинение Николая, мефонского епископа XII века: "Опровержение богословского наставления Прокла Платоника" (Ἁνάπιυξισις τἣς θεολογικἣ στοιζειώσεως Πρόκλου Πλατονικοὓ ) .
Подобные сочинения не лишены были для своего времени живого апологетического значения; в них мы находим отзывы на важные вопросы, занимавшие современников, так как предания языческой древности не угасли еще в это время. Эти предания поддерживались особенно на Востоке отчасти самыми источниками общего образования, т. е. литературными памятниками языческой древности, возбуждавшими иногда новые вопросы.касательно христианских догматов и волновавшими пытливые умы. Известно, что на Константинопольском соборе (1084 г.) были осуждены "предпочитающие тщетную мудрость внешних философов и говорящие, что эллинские мудрецы и первые ересиархи во многом лучше соборов и в православии просиявших отцов". И после того идеализированным язычеством обольщались многие, как видно из вышеупомянутого сочинения Николая мефонскаго и еще из более позднего свидетельства византийского историка Никиты Хониата, который в числе еретиков упоминает о "язычески мыслящих" (ἑθνοφροὺες ), которые, считаясь христианами, придерживались однако языческих мнений и обычаев . Вот против этих-то увлечений языческими воззрениями и направлялись в средние века как на Востоке, так и на Западе апологетические сочинения, написанные с целью доказать превосходство христианства пред язычеством.
Что касается апологетики, вызванной нападениями магометанства на христианство, то почин ее принадлежит Востоку, а дальнейшее развитие преимущественно Западу. Будучи силен, как воинственная теократия, ислам, как религия, не мог грозить ниспровержением христианству. Представляя смесь язычества с иудейством, он повторял большею частью то, что давно было опровергнуто христианскою апологетикою. Но, благодаря своему поступательному движению с оружием в руках, исламизм был губительной силой для христианских народов. Задержанный в Европе, он широко раскинул свое господство на Востоке и стремился к уничтожению здесь христианской церкви. Из основных истин христианства особенным предметом нападений мусульман были догматы: о св. Троице, о воплощении и божестве Иисуса Христа. Из круга основных христианских истин, эти именно истины преимущественно и защищаются в христианско-апологетических сочинениях, написанных против мусульман. На Востоке центром ученой борьбы христианства против исламизма был Дамаск. Из сочинений древних восточных богословов против магометанства назовем сочинение св. Иоанна Дамаскина (†756 г.): "Разговор сарацина и христианина" . На Западе центром апологетической письменности против ислама была Испания. Но ученая противо-мусульманская апологетика на Западе развилась сравнительно уже в позднейшее время – в средние века. Она вызвана там ближайшим образом столкновением с магометанами, жившими в Испании (арабы и мавры), которые славились своею образованностью в средние века и имели в своей среде знаменитых ученых, как например Авероэса и др. Подобно тому как иудеи в средние века на Западе имели ученых защитников своей веры, наприм. Моисея Маймонида , и исламиты имели там своих ученых, которые старались дать философское обоснование учениям Корана и доказать мнимое превосходство его пред христианством. Для образования опытных и сведущих апологетов для борьбы против магометанства и иудейства, в Испании в 1250 году учрежден был особый институт, в котором преимущественное внимание обращено было на изучение еврейского и арабского языков. Большая часть западных средневековых сочинений, написанных в защиту христианства против магометанства, соединена с защитой христианства против нападений со стороны иудейства. Из них мы поименуем следующие: Раймунда Мартини "Рugio fidei adversus Mauros st Iudeos" (Оружие веры против мавров и иудеев), Альфонса де-Спина "Fortaliumfidei contra Iudeos, Saracenos aliosque Christianae fidei inimicos" (Твердыня веры против иудеев, сарацин и других противников христианской веры), Николая Кузы "Cribrationum Alkorani", три книги. Заметим кстати, что и новейшая западная литература богата трудами по исследованию мусульманства, но в большинстве своем проникнута чрезмерной идеализацией учений Корана и рационалистическими тенденциями в отношении к христианству .
В течение средних веков никакой внешний враг не угрожал западному христианству, и богословская наука на Западе получила возможность предаться чисто ученым интересам. В стенах школы, при содействии массы ученых сил, она выработала для себя стройную внешнюю организацию. Западное богословие средних веков, известное под именем схоластики (от schola – школа), не имеет той силы одушевления и того творческого духа, которыми проникнуты знаменитые произведения древних отцов церкви, но оно. сделало значительный шаг вперед в деле систематизации богословского учения. Стремясь довести до возможной точности техническую формальную сторону богословия, западные средневековые схоластики установили множество подразделений богословия соответственно специальным задачам той или другой его части. Но при этом не было еще построено целой науки Основного Богословия. Вообще подразделение разных частей богословия в средние века еще не доходило до обособления этих частей в отдельные и самостоятельные богословские науки. Тогдашние богословские системы, носившие названия: "Суммы теологии"(Фомы Аквината, Петра Ломбарда и др,), стремились обнять все относящееся к богословию и помещали в разных отделах своих те части его, которые впоследствии, с дальнейшим развитием богословского знания, обособились и получили самостоятельность. За всем тем в кругу подразделений богословия, установленных западными богословами в средние века, дано самое видное место той части богословия, которая, занимается обоснованием общих истин веры. Эта часть богословия носила название: "Тhеоlogia rationalis, generalis, naturalis"и иногда "theologia fundamuntalis". Наиболее выдающиеся труды по обработке общей части богословия принадлежат знаменитым столпам западной схоластики: Ансельму Кентерберийскому (†1109) и Фоме Аквинату (†1274). Первый из них особенно известен своим изобретением или, точнее говоря, остроумным формулированием так называемого онтологического доказательства бытия Божия , – доказательства, которое сделалось впоследствии, с одной стороны, предметом столь многих подражаний и попыток к его исправлению (Декарт, Лейбниц, Гегель), с другой – столько же многочисленных нападений и пререканий, особенно после кантовской критики его. Фоме Аквинату принадлежит построение обширного богословского опыта , которому доселе подражает как образцу большинство западных католических богословов в своих апологиях христианства. Этот опыт составляет род общего введения в богословие. В нем только 4-я часть занимается изложением богооткровенных истин христианского учения; первые же три части имеют своим предметом общие религиозные истины: бытие Божие, творение, отношение Бога к миру, отношение веры к разуму, отношение естественной религии к откровению и проч. К недостаткам схоластического метода вообще и особенно в его применении к делу защиты живой христианской истины относятся: излишняя сухость и преобладание формальной диалектики над богатством внутреннего содержания. Но к гораздо более важным и существенным недостаткам западной схоластики относится логический рационализм, лежащий в самой ее основе. Не смотря на то, что схоластическое богословие самой главной своей задачей считало соглашение веры со знанием, – и это было основной тенденцией всей схоластики – от всех ее построений по этому предмету выносится однако же одно общее впечатление, что в них вера и разум делят между собою свои владения. Холодная рассудочная теология, выработанная на западе в период средневековой схоластики, носит отпечаток школьного духа, лишена жизни и силы; в ней не мало внешнего блеска, но мало теплоты, внутреннего огня. Это – не греющее так сказать светило; это – одно логическое знание, отрешенное от живой веры; как знание одностороннее оно скрывало в себе семя большой опасности для будущего развития западного богословия.
Несомненно, что Кельс стоял на высоте образования своего времени . Хотя сам Ориген пытается причислить его к эпикурейцам, но в настоящее время общепризнано, что он принадлежит по своим воззрениям к поздним платоникам, примыкающим к так называемому “среднему платонизму” , хотя его платонизм имеет несколько размытый характер, включая в себя элементы стоицизма и некоторых других античных философских школ. Впрочем, это нисколько не препятствует тому, чтобы основные моменты его воззрений определялись всё же платонической традицией . Из этих основных моментов можно отметить то, что Кельс, в соответствии с данной традицией представлял Бога в качестве нетелесного, вечного, неизменного и т. д. Иногда Бога он мыслил в качестве Мировой души, но иногда высказывался о Нём как о Логосе. Отношение Бога к миру опосредовалось наличием множества демонов. Им вручал управление миром и даровал власть охранять опекаемых ими. Ставя проблему зла, Кельс решал её в духе метафизического дуализма: Богу как Началу благому противопоставлялась материя как принцип зла . При этом Кельс констатировал, что вопрос о происхождении зла (№ ton kakоn gљnesij) весьма трудно решаем для того, кто не причастен философии (tщ mѕ filosof"santi), и “толпа” должна довольствоваться простым указанием на решение его: зло – не от Бога (IV,65) . Что же касается человека, то, по мнению Кельса, “душа от Бога, но тело иной природы, и в этом отношении нет никакого различия между телом летучей мыши, червяка, лягушки и телом человека, так как одна и та же материя, из которой они произошли, и одинаково подвергнуты тленности и изменяемости и всё происходящее от материи смертно” . Таким образом, антропологический дуализм является у Кельса органичным следствием дуализма метафизического. Поэтому для него человек в общей гармонии вселенского бытия совсем не занимает исключительного места.
Таковы некоторые из основных моментов миросозерцания Кельса. Что же касается критики христианства, содержащейся в его сочинении, то она отнюдь не является “монотонной”, а развивается по нескольким направлениям. В “Истинном слове” встречается и обвинение в том, что христиане образовывают общества (sunq"kaj), тайные и противозаконные (I,1). Можно отметить также, что упорное стояние за веру христиан во время гонений вызывает даже определённое сочувствие (правда, оно может быть и притворным) у Кельса, и Ориген цитирует такое его высказывание: “Я вовсе не держусь того мнения, что человеку, приверженному хорошему учению (ўgaqoа dТgmatoj), в случае если ему предстоит ради него подвергнуться опасности от людей, надлежит отпасть от этого учения или притворно отказаться от него, или даже сделаться его отрицателем” (I,8). Но в то же время Кельс прилагает все старания для того, чтобы доказать факт невозможности причисления христианства к разряду “хороших учений”, а следовательно, все подвиги и мучения христиан, по его мнению, напрасны. Примечательно, что у Кельса не вызывает никакой антипатии то обстоятельство, что является “варварским учением” по своему происхождению. По словам , “он даже хвалит варваров за то, что они оказались способными изобретать учения (ѓkanoЭj eШre‹n dТgmata toЭj barbЈrouj)”, но, согласно его точке зрения, только эллины могут судить об этих открытиях варваров, обосновывать их и приспосабливать их к упражнению в добродетели (ўskБsai prХj ўretѕn; I,2). Видя истоки христианства в ветхозаветного Израиля, Кельс тем не менее очень невысоко оценивает последнюю, замечая на сей счёт: “Стражи и пастухи овец уверовали в единого Бога, но, именуя Его Всевышним, Адонаи, Небесным, Саваофом или как-нибудь ещё иначе, они, собственно, выражают свои чувства (ca…rousi ‘радуются’) перед этим же миром; и больше никакого знания они не приобрели” (I,4). Вообще же согласно Кельсу вся ветхозаветная религия полна, с одной стороны, нелепиц, а с другой, заимствований из греческих мифов. В частности, он утверждает, что учение о творении мира “Моисей перенял у мудрых народов и учёных мужей (to‹j sofo‹j њqnesi ka€ ™llog…smoij ўndrЈsin), усвоил его самому себе и тем самым снискал имя Божественного посланника (Фnoma daimТnion)” (I,21). Вместе с тем к иудеям, в отличие от христиан, Кельс относится с определённой степенью уважения: они стали особым народом (њqnoj ‡dion), учредив законы, соответствующие их “среде обитания”. И доныне иудеи, подобно другим уважаемым народам, сохраняют религию (qrhske…an), которая, какая бы она ни была, является традиционной (pЈtrion; V,25). И зная о богословских спорах между христианами и иудеями (“христиане и иудеи ведут между собой спор уж слишком бестолково”; III,1), Кельс подливает масла в огонь в эти споры и в своём сочинении даёт слово воображаемому иудею, который дважды выступает с полемическими речами против религии Христовой (I,28–71; II,2–79). Симпатии Кельса при этом несомненно на стороне иудеев.
Именно поэтому в своей полемике против христианства он не гнушается теми отвратительными сплетнями, которые иудеи распространяли о Божественном Основателе нашей религии. Так, Кельс ссылается на одну из подобных сплетен и замечает, что “мать Иисуса была изгнана своим мужем-плотником после того как была изобличена в нарушении супружеской верности и родила от какого-то солдата, по имени Пантера” (I,32) . Вообще Господь в изображении Кельса, который для уничижения Христовой часто использует обличье иудея, описывается как чародей, изучивший искусство магии, и обманщик. По словам этого критика христианства, “хороший предводитель, повелевающий многими тысячами, никогда ещё не был предан, не был предан даже начальник разбойников, хотя бы он стоял во главе совершенно дурных людей, если только его приближённые видели от него пользу. Иисус же, напротив, был предан Своими подчинёнными, Он не сумел внушить к Себе со стороны обманутых учеников даже такого благоволения, какое оказывают разбойники своему начальнику” (II,12). Под стать Учителю согласно Кельсу были и ученики: “Иисус приблизил к Себе каких-то десять или одиннадцать отпетых (™piё·"touj) людей – мытарей и лодочников, очень дурной нравственности (ponhrotЈtouj), и вместе с ними скитался там и сям, снискивая Себе пропитание путём постыдного и настойчивого выпрашивания” (I,62).
Естественно, что аналогичным образом рассматривает Кельс и все основные моменты христианского вероучения. Прежде всего им подвергается сомнению одна из фундаментальных основ этого вероучения – представление о Воплощении Бога Слова. Христианам он задаёт убийственный по его мнению вопрос: “Какой смысл такого снисхождения Бога?” (kaqТdou tщ Qeщ; IV,3). Сам он, конечно, ответ на подобный вопрос знает: смысла в этом никакого нет и если бы данное “снисхождение” имело место, то оно привело бы к ниспровержению всех устоев мироздания, в котором нельзя ничего менять. На сей счёт оппонент христианства изрекает такую мысль: “Если ты изменишь здесь хотя бы самую малейшую часть, то весь мир (t pЈnta) у тебя разрушится и погибнет” (IV,5). Неприемлем для Кельса и христианский тезис, что для Бога всё возможно (p©n dunatХn tщ Qeщ). В противоположность такому тезису он считает, что для Бога невозможно желать что-либо противное природе (t par fЪsin boЪletai) или постыдное (V,14). Тем самым в отличие от христиан этот языческий философ считает, что “природа” детерминирует Бога, а не наоборот. Не принимает защитник традиционных основ эллинского любомудрия и христианскую эсхатологию, особенно, конечно, учение о воскресении тел. Наконец, лучшие черты в нравственном учении христиан, вызывающие у него невольную симпатию, Кельс считает заимствованными у Платона и других греческих мудрецов (см., например, его высказывания о терпении в VII,58).
Много места в своём сочинении Ориген уделяет и защите Богочеловеческой Личности Основателя христианства от нападок Кельса, использующего инсинуации иудеев. Искусно используя своё выдающееся знание Священного Писания , он старался доказать язычникам истинность того, что там написано. Попутно Ориген, разумеется, касался и вероучительных вопросов. Так, он, в частности, говорит, что поскольку Господь “принял тело путём рождения, то Он воспринял именно то тело, которое доступно страданиям (pТnwn dektikТn) и всем тяготам, присущим [нашим] телам, – особенно если мы будем понимать под тяготой [нечто] непроизвольное. И поскольку [Господь] возжелал принять тело, существенно не отличающееся от природы человеческой плоти (sоma oЩ pЈntV Ґllhj fЪsewj par ўnqrwp…nhn sЈrka), постольку Он воспринял вместе с телом страдания и тяготы его, не чувствовать которые Господь был даже не в состоянии (пn prХj tХ mѕ paqe‹n kЪrioj oЩk Гn). Вот почему и Его враги получили возможность причинять Ему тяготы и страдания. Мы выше уже сказали, что [Иисус], собственно, мог и не отдаваться в руки людей, если бы только захотел. Но Он пришёл [для этого], потому и восхотел, а восхотел потому, что Его смерть за людей должна принести пользу всем (tщ pant€ cr"simon; II,23)”. Впрочем, Иисус, приняв человеческое тело, способное и к человеческой смерти (qanЈtou ўnqrwp…nou dektikХn), явил Себя “великим Борцом” (mљgan ўgwnist"n) в этом теле, которое искушалось во всём, подобно всем людям, кроме греха (). Поэтому необычный способ рождения по человечеству Господа и отсутствие в Нём греха позволяют думать, что Его тело было более Божественным (qeiТteron) по сравнению с телами прочих людей и в некотором смысле может быть названо “телом Бога” (kat ti shmainТnon Qeoа sоma; I,69). Эту мысль об обожении человечества Христа, которое, как можно полагать, является залогом нашего обожения, Ориген выражает ещё следующим образом: мы веруем, “что Он есть Бог от вечности (ўrcБqen) и Сын Божий, есть Само Слово и Сама Премудрость и Сама Жизнь (Р aЩtТlogoj, № aЩtosof…a, № aЩtoal"qeia). Что же касается Его смертного тела и человеческой души, которая была в Нём, то они – как мы утверждаем – возвышены до величайшего достоинства не только через своё общение (koinwn…v), но также и через своё соединение (nиsei) и связь (ўnakrЈsei) с Ним, они сделались участниками Его Божества и обожествились (e„j QeХn matabeblhkљnai)” (III,41).
Естественно, что и Воскресение Господа энергично защищается Оригеном против нападок со стороны как иудеев, так и язычников. На сей счёт он замечает: “Мы верим, что Иисус воистину воскрес, как об этом Он Сам предсказывал и как об этом возвестили пророки. И самое Его Воскресение из мёртвых ещё чудеснее, чем воскресение других, потому что эти последние были воскрешены только пророками – Илией и Елисеем; Этот же (Иисус) воскрешён Отцом Его Небесным, а не пророками. Вот почему Его Воскресение было более плодотворным (me…zona e„rgЈsato), чем воскресение тех людей” (II,58). Христианское учение о воскресении всех людей, залогом которого послужило Воскресение Господа, Ориген излагает, опираясь на святого апостола Павла (преимущественно на ). По его словам, “мы знаем, что есть тела небесные и тела земные , что одна слава телам небесным , и другая слава телам земным , и что у небесных тел слава не одна и та же, ибо иная слава солнца, иная звезд , да и в самих звёздах звезда от звезды разнится в славе . Вот почему мы утверждаем, что при воскресении мёртвых, которого мы чаем, качества, присущие телам, изменятся (metabolЈj fЈmen g…nesqai poiot"twn ton ™n sиmasin). Ибо то, что сеется в тлении, будет восстановлено в нетлении, что сеется в бесчестии, будет восстановлено в славе, что сеется в немощи, будет восстановлено в силе, – сеется тело душевное, а восстанет тело духовное. Словом, мы утверждаем, что материя, лежащая в основе вещей (tѕn Шpokeimљnhn Ыlhn), может принимать все те свойства, которые желает ей дать Творец, – и в этом мы нисколько не сомневаемся, коль скоро допускаем Промысел [Божий]” (IV,57). Таким образом, в данном случае Ориген уточняет своё учение о воскресении: здесь идёт речь не о “логосе -смысле”, как во фрагменте его другого сочинения “О воскресении”, но об изменении качеств тел , причём такое изменение определяется Всемогуществом Божиим. Если судить по данному высказыванию Оригена , то его учение не расходится коренным образом с православным . И вообще, как считает Ориген , Кельс не был в состоянии понять христианское учение о воскресении – богатое, но трудно поддающееся объяснению (polЭn Фnta ka€ duserm"neuton – естественно, трудно объяснимое для язычников) и требующее мудрого толкователя. Далее Ориген разъясняет это учение, опять исходя из слов святого апостола Павла, только в . Как считает христианский дидаскал , душа, будучи по естеству нетелесной, нуждается, когда оказывается в любом телесном месте (™n pant€ swmatikщ tТpJ tugcЈnousa), в теле, которое бы соответствовало данному месту. Тело, носимое душой во время своего земного бытия, не пригодно для её обитания в более чистых, эфирных и небесных местах, а поэтому ей потребно лучшее облачение (kre…ttonoj ™ndЪmatoj). Это подобно тому, как, рождаясь в этот мир, душа покидает плаценту материнской утробы, облачаясь в тело, потребное для земной жизни (VII,32). – Данный образ также вполне вписывается в православное учение о воскресении . Поэтому сочинение “Против Кельса” является, несомненно, важным источником, позволяющим нам лучше и полнее понять один из наиболее спорных пунктов учения Оригена .
Вопросы экклезиологии также занимают важное место в рассматриваемой апологии. Рассуждая на сей счёт, Ориген исходит из известного определения Церкви как Тела Христова у святого апостола Павла (): это Тело, по мнению дидаскала, одушевляется (yucoЪmenon) Сыном Божиим, а членами Тела являются все верующие. Как душа оживляет и приводит в движение тело, которому самому не присуще двигаться жизненным движением (kine‹sqai zwtikоj), так и Слово приводит в движение в нужном направлении (™p€ t dљonta) тело Церкви и воздействует на него, причём Оно воздействует не только на всё это Тело, но и на каждый его член, который вне Слова ничего не делает (VI,48) . Поэтому Божия, проявляя себя как некое множество (“церкви”), коренным образом отличается от всех гражданских обществ. На сей счёт Ориген говорит: Бог, пославший Иисуса, сделал то, что “Евангелие Иисуса одержало победу по всей земле (pantacoа tБj o„koumљnhj) ради обращения и исправления людей и повсюду образовались церкви (™kklhs…ai), живущие по законам, противоположным законам обществ людей суеверных, невоздержанных и несправедливых (ўntipoliteuomљnaj ™kklhs…aij deisidaimТnwn ka€ ўkolЈstwn ka€ ўd…kwn), – а из людей такого рода и состоят почти повсюду общественные организации в городах. Церкви же Божии, научаемые Христом, по сравнению с обществами граждан, с которыми они обитают по соседству (parikoаsi), суть как светила в мире (). И кто будет отрицать, что даже те члены Церкви, которые [в добродетели и ведении] не достигли такого преуспеяния, как более совершенные (sugkr…sei beltiТnwn), превосходят лучших в этих обществах граждан?” (III,29). Поэтому члены Церкви, или “люди Божии”, суть соль земли () и жизненно необходимы для сохранения земного устроения мира (thrhtiko€ ton ™p€ gБj sustЈsewn toa kТsmou) . Своими молитвами вкупе с аскетическими подвигами и молитвенными размышлениями [над Священными Писаниями] (sЭn ўsk"sesi ka€ melљtaij) христиане содействуют благому течению (sumponoаmen) общественных дел и более других граждан сражаются [духовным оружием] за царя и государство. Вследствие чего христиане более остальных людей являются благодетелями отечества (eЩergetoasi tj patr…daj): они воспитывают своих сограждан в благочестии и возводят тех из них, которые ведут добрую жизнь, к Божественному и небесному Граду (e„j qe…an tin ka€ ™pourЈnion pТlin; VIII,71–74). Говоря о небесном Граде , Ориген подразумевает, вероятно, и наличие града земного ; таким образом он задолго до блаженного Августина намечает идею “двух градов”.
В своём сочинении Ориген пытается противостоять и философскому высокомерию Кельса. В противоположность философскому снобизму последнего христианский дидаскал высказывается следующим образом: если было бы возможным, чтобы все люди, оставив житейские дела, посвятили весь свой досуг любомудрию, то ничего не могло быть лучше этого пути [к христианству], ибо подобное занятие любомудрием способствовало бы исследованию вероучения и внятному изложению тёмных мест у пророков и в Евангельских притчах. Однако жизненная необходимость и человеческая немощь лишь очень немногим оставляют возможность посвящать себя размышлению (или знанию, разумению – ™p€ tХn lТgon). Для большинства же христиан всегда открыт путь к нравственному преуспеянию, которое зиждется на простой вере (yilБj p…stewj) . Эту веру вовсе нельзя удостаивать лишь презрения, ибо она полезна для большинства людей (cr"simon to‹j pollo‹j). Более того, обращение к тому или иному философскому учению и принятие его в качестве жизненного ориентира, по мнению Оригена , также основывается на вере (I,9–10). Возражая Кельсу, превратно понимающему слова святого апостола Павла в и толкующему их так: “Мудрость в жизни сей есть зло, а безумие – благо”, Ориген замечает, что “мудростью века сего” мы называем всякую философию, преисполненную ложных мнений (p©san yeudodoxoаsan filosof…an), а о “безумстве” говорим как о благе, когда оно является юродством для века сего (I,13). Учение же христиан не хуже всякого другого призывает к [подлинной] мудрости (oЩdenХj Нtton Р Cristanоn lТgoj ™p€ sof…an prokaloЪmenoj). Эта мудрость провозглашается уже в Ветхом Завете, особенно в писаниях Соломона. Слово [Божие] (Р lТgoj) желает, чтобы среди верующих были и люди мудрые, а для этого Оно стремится упражнять разумение (gumnЈsai tѕn sЪnesin) внимающих Ему, вследствие чего некоторые истины возвещаются Словом в виде образов, сравнений, притч и т. д. Поэтому среди тех, которые внимали притчам Господа, можно найти, с одной стороны, массу верующих, находящихся как бы “вовне” и достойных лишь “экзотерического учения” (жj њxw tugcЈnontaj ka€ ўx…ouj mТnon ton ™xwterikоn lТgwn), а с другой, учеников, изучающих толкование притч наедине с Учителем. И указанное высказывание в следует понимать в смысле укоризны по отношению к людям дурным (ўnqrиpouj faЪlouj), которые занимаются не духовными (умопостигаемыми), незримыми и вечными вещами, а тяготеют только к вещам чувственным – это и есть, по Апостолу, “мудрость века сего”. А противоположная ей мудрость Божия состоит в презрении к чувственному и в устремлении к Богу и к блаженству в Царстве Божием (III,44–47) . В этих рассуждениях Оригена замечается серьёзное уклонение от учения Господа и Апостолов. Противостоя философскому высокоумию Кельса, Ориген по сути дела психологически близок к нему в своём элитарном мироощущении. “Простым верующим” он оставляет только нравственное преуспеяние, тогда как “христианским мудрецам”, являющимся в собственном смысле слова преемниками Апостолов, уделяет как бы в “полное владение” изысканную область богословского исследования. Подобная дихотомия и подобный элитаризм несомненно чужды глубинной и стержневой интуиции всего христианского мироощущения, зиждящегося на заповедях Господа, ибо это мироощущение требует всецелого покаяния ветхого сознания человека (основой которого является гордыня), то есть всецелого изменения ума его . Ориген же в данном случае пытается новое вино христианского мироощущения влить в ветхие мехи сознания избранных “игроков в бисер”.
В ходе полемики Ориген касается и ряда других важнейших мировоззренческих моментов, в частности, насущнейшей проблемы для всех времён – вопроса о сути и происхождении зла. Что касается первого (per€ fЪsewj kakоn), то Кельс формулирует свою позицию прежде всего следующим тезисом: “Зла в сущих (™n to‹j oвsin) как в прошлом, так в настоящем и будущем заключается ни больше и ни меньше. Ведь природа вселенной (№ ton Уlwn fЪsij) – [постоянно] одна и та же, и происхождение зла – также одно и то же”. Таким образом, зло, согласно Кельсу, есть некая фатальная неизбежность мирового бытия. Отсюда эта позиция может предполагать и вывод, что зло даже полезно для поддержания гармонии во вселенском бытии. По мнению же Оригена , подобный подход к проблеме зла уничтожает “прекраснейшее учение” (dТgma kЈlliston), распространённое среди самих эллинов, а именно, что порок является лишённым пределов, а зло – бесконечным по своему смыслу (per€ toa ўТriston enai tѕn kak…an ka€ t kak ka€ tщ „d…J lТgJ Ґpeira) . Кроме того, Кельс, признавая Промысел Божий, невольно предполагает, что этот Промысел заправляет злом, не позволяя ему становиться большим или меньшим. Такому тезису Ориген противопоставляет (опираясь, среди прочего, и на сочинение Хрисиппа) положение о, так сказать, “колебании” количества зла в мире: данное положение подразумевало, что зло то усиливается, то ослабляется. Кроме того, Кельс, считая вопрос о происхождении зла трудным и доступным для решения только одним философам, высказывается на сей счёт в духе Платона: зло не от Бога, а присуще (“прилежит, примыкает к”) материи (ЫlV prТskeitai) и местом своего обитания имеет смертные существа (to‹j qnhto‹j ™mpoliteЪetai). С первой половиной этого высказывания (“зло не от Бога”) Ориген соглашается, но против второй половины тезиса решительно возражает: источник зла, по его мнению, отнюдь не материя, поскольку причиной зла является владычествующее начало (tХ №gemonikХn) каждого человека (или разумного существа), от которого и происходят злые деяния (IV,62–66). Таким образом, Ориген, в созвучии с общехристианской точкой зрения, категорично отрицает онтологичность зла.
В связи с проблемой зла Оригеном затрагивается и вопрос о сатане, который, правда, лишь намечается, но подробно не разрабатывается. Прежде всего им высказывается замечание, что “сатаной” является всякий [человек], избравший порок (p©j d Р tѕn kak…an lТmenoj Satan©j ™sti) и совершающий деяния противоположные добродетели, – такой человек есть супротивник (ўntike…menoj) Сына Божия, являющегося Правдой, Истиной и Премудростью. Но сатаной в собственном смысле слова (kurииteron) можно назвать того, кто первый из разумных существ, проводивших жизнь блаженную и мирную, лишился крыльев (pterorru"saj) и ниспал из блаженного состояния (VI,44). Органичным следствием данного учения является представление об антихристе, отрицаемое Кельсом . Рассуждая на этот счёт, Ориген , исходя из (Якоже суть неподобна лица лицам, сице ниже сердца человеков ), говорит, что в сердцах людей наблюдаются различия: как среди тех, которые склоняются к добру, ибо они все в неравной степени и неодинаково запечатлеваются и образуются стремлением к нему, так и среди тех, которые вследствие своего нерадения о добре устремляются к противоположному, поскольку у одних порок (kak…an ‘зло’) более силён, а у других он слабее. Поэтому в человечестве существуют две крайности: одна, связанная с добром, а другая – с противоположностью ему; первая крайность с предельной отчётливостью проявляется “в человеке, который мыслится в Иисусе” (™n tщ kat tХn ‘Ihsoаn nooumљnJ ўnqrиpJ) , а другая – в том, который называется “антихристом”. Первая называется “Сыном Божиим”, а вторая – “сыном лукавого беса”, то есть сыном сатаны и диавола. Когда явится антихрист, то его, при содействии ему отца-диавола, будут окружать различные знамения, чудеса и многие обманы (VI, 45–46), которые, как подразумевается, соблазнят многих.
В общем же можно признать, что рассматриваемое произведение Оригена является одной из лучших страниц в истории древнехристианской апологетики. Как то констатирует А. Спасский, в своём полемическом труде христианский дидаскал проявляет себя сильным полемистом и “на каждое возражение Цельса даёт соответственное ему опровержение в полноте или во всей цельности и совершенстве. И при этом Ориген в своей полемике с Цельсом не ограничивается опровержением только того, что высказано Цельсом в каждом отдельном тезисе, а напротив, часто пользуется им – этим тезисом – для того, чтобы развить по поводу его свой какой-либо новый и оригинальный на обсуждаемый вопрос взгляд”. Вследствие чего можно сказать, что “апология Оригена не ставит своей исключительной целью полемику с Цельсом, но имела в виду доставить и общеполезные сведения, богатые оригинальностью содержания и богословской ценностью”. А подобное раскрытие положительного содержания христианского вероучения, отнюдь не ограничивающееся отрицанием противоположных тезисов, является сущностным и важнейшим свойством апологетики . В своём труде “Против Кельса” Ориген развил лучшие традиции предшествующей греческой апологетики. Своему оппоненту он противопоставляет основательность аргументов, серьёзную богословскую и философскую эрудицию и, самое главное, незыблемую веру в истинность Христовой. Безусловно, апологетический труд Оригена носит присущий многим греческим апологиям теоретический характер , но при этом и практические реалии бытия христиан в окружении языческого мира не остаются в пренебрежении. Поэтому “Против Кельса” есть не только заметное явление в истории древнецерковного богословия, но и ценный источник по истории древней Церкви, из которого можно почерпнуть множество полезных сведений.
Наиболее яркой фигурой среди ранних апологетов был мученик Иустин Философ. В своем “Историческом учении об отцах Церкви” Филарет, архиепископ Черниговский и Нежинский, пишет: “После мужей апостольских первое место занимает Иустин Философ по имени и образованию, учитель Церкви с ревностью и духом Апостольским, по страдальческой кончине - мученик Христов” . Обычно он считается основателем апологетики, хотя у него были предшественники .
Единосущного Отцу
Точная дата мученической смерти Иустина Философа неизвестна. Церковный историк Евсевий Кесарийский относит ее к шестидесятым годам (161–169 гг.)
<…>
Исследуйте Писания <…> они свидетельствуют о Мне.
дня
и в кондаке
икономии
На западе Викторин (26 . Блаженный Августин (*354–†430) в своей христианской доктрине замечает, что Иларий овладел языческой ученостью, чтобы поставить ее на службу христианской вере. Иларий и Августин считали, что вера и разум не противоречат друг другу, а находятся между собой в гармонии. Кстати, Викторин, один из образованнейших людей своего времени, в молодости был противником христианства, а затем лишь стал его апологетом.
Иустин родился в первые годы II века (ок. 105 г.) в языческой семье, получил прекрасное эллинское образование, учился у многих философов, был знаком со многими языческими школами: стоиков, киников, пифагорейцев, платоников (неоплатоников) и т. д., сам был преподавателем риторики, но нигде и ни у кого он не получал умственного и духовного удовлетворения. Он метался в поисках правды и истины, меняя наставников и учителей. Любопытны характеристики, которые он им впоследствии давал. Однажды, погруженный в размышления, он гулял по берегу моря и встретил старца, с которым имел длительную беседу, а потом, видимо, еще много встреч и разговоров. Эти беседы привели Иустина к христианству. Имени старца мученик Иустин в своих трудах не называет, вероятно, из конспиративных соображений, естественных в условиях гонений. Последующие же авторы и церковное предание указывают, что это был священномученик Поликарп, епископ Смирнский.
Стряхнув с себя античную мудрость пифагорейцев, неоплатоников и других языческих философов, святой Иустин весь свой талант и голос ученого направил на защиту и проповедь христианства. Эллин по внешнему виду и образованию, пламенный христианин по вере, Иустин путешествовал по всему тогдашнему римскому миру с востока на запад, чтобы повсюду распространять и утверждать веру во Христа Спасителя. Это был странствующий благовестник, не имеющий ни постоянного места жительства, ни церковной должности. Восторженное уважение, засвидетельствованное его учеником Татианом, говорит о привлекательности Иустина Философа и о силе его личного влияния на окружающих Так, он юридически доказывал, что христиане не разрушают государства, а наоборот, укрепляют его, что они не приносят вреда людям, что они не являются атеистами-безбожниками, как их пытались изобразить языческие авторы; показывал, что христианское мировоззрение неизмеримо выше языческого и атеистического. Наиболее интересным произведением Иустина Философа является, бесспорно, “Диалог с Трифоном иудеем” . Уникальный документ! Он сообщает массу биографических сведений и доносит до нас психологию того времени - первых веков христианства. В своих трудах, говоря современным языком, Иустин Философ использовал научно-методический аппарат и понятия, разработанные до него греческой философией. Этим он облегчает решение своей задачи - сделать свои труды понятными современному ему античному читателю и показать, что достижения греческой философии могут быть использованы для раскрытия содержания и защиты христианства. Из его апологетических трудов следовало, что: а) эллински образованный человек может принять и исповедовать христианство; б) христианство - более высокое мировоззрение, чем язычество со всеми его философскими модификациями и иудейство; в) христианство есть завершение еврейской религии, а Христос - Тот Мессия, Которого евреи ждали на протяжении веков.
Иустин Философ первым высказал предположение, что Господь Бог вел человечество ко встрече Иисуса Христа двумя путями: первый путь - путь еврейского народа, которого Бог готовил как избранный народ, а через него - и все человечество к встрече пришествия в мир Иисуса Христа; второй путь - это путь всего человечества через греческую философию. В своих трудах Иустин отмечает и положительные, и отрицательные ее стороны.
Кстати сказать, и наш Символ веры в первых своих членах, за исключением двух только слов, был очень близок к тому, что произнес Иустин Мученик на суде, приговорившем его к смертной казни: Верую во Единого Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым , то есть все сотворил Бог. В своем исповедании Иустин дал и понятие Иисуса Христа как Сына Божия , у него нет лишь слов Единосущного Отцу , которые появились в 325 году на Никейском соборе.
Очень четко выразил стиль творений святого мученика Иустина архиепископ Филарет: “…святой Иустин был философом по духу своему; таков он был в жизни; таков он и во всех сочинениях своих. С верным познанием откровенного учения он соединял глубокий взгляд на христианство. Свои мысли он излагает не в той форме простого наставления, в какой излагают их мужи апостольские; он исследует, сравнивает, проверяет. Говоря с язычником об истинах христианских, он вводит язычника в размышления о них, излагает предметы отчетливо и ясно, чтобы оставить потом язычника безответным перед ними за его неверие” ; говоря с иудеем, он заставляет его вникнуть в смысл пророческих книг.
Точная дата мученической смерти Иустина Философа неизвестна. Церковный историк Евсевий Кесарийский относит ее к шестидесятым годам (161–169 гг.) II века. Александрийская хроника датирует ее 169 годом.
У Иустина были ученики и последователи. Но пути многих из них разошлись: они очень по-разному стали относиться к классической философии и греческой, античной культуре. Сириец из языческого селения Татиан много путешествовал, изучал науки и философию; в Риме он встретил Иустина Философа, принял христианство, но, в отличие от Иустина, Татиан резко отрицательно относился ко всей греческой культуре, заявляя, что все, чем гордятся греки - все это заимствовано у других народов. Он считал, что все народы, исповедующие язычество, равно заблуждаются. Христианство для Татиана - полный разрыв с греческой культурой. Греческая мифология глуха и непостоянна, а греческие театры - школа разврата. Их танцы, музыка и поэзия преисполнены грехом. Татиан упрекает эллинов в том, что они мудрость разорвали на части и лишили себя истинной мудрости. Он упрекает античную философию в безнравственности и отмечает, что во многих случаях “мудрость варваров” выше мудрости эллинов. Склонный к крайностям и восточной мистике, он впоследствии отошел от Православия и основал секту энкратитов, гностическую по своему существу.
Другой последователь Иустина Философа, Афинагор , напротив, широко использует греческих авторов; его творения явно рассчитаны на лиц, имеющих греческое образование. Афинагор одним из первых попытался дополнить веру разумом, Откровение - принципом доказательства; ему принадлежит первое в истории христианства теологическое “дедуктивное доказательство”, направленное против языческого многобожия: Бог по самому своему понятию есть существо беспредельное всеохватывающее, следовательно, Он должен быть один. Афинагору принадлежит понятие “доказательные основания нашей веры”. Филолей (Филатей), в противоположность Афинагору, полностью отрекается от всего языческого и признает только Божественное откровение; все же остальное он считает плодом падшего ума .
Таким образом, уже во II веке в христианском обществе четко определились два подхода к проблеме соотношения знания и веры, а, следовательно, и задачам апологетики.
Жившему в III веке Тертуллиану из Карфагена приписывают формулу: “Верую, потому что это абсурдно”. Его не интересовали ни научные, ни философские искания. Он остановил свое внимание на вопросах нравственности, дал картины семейной жизни того времени, с которыми многим было бы полезно познакомиться и в наше время .
Принципиально иных взглядов придерживалась Александрийская школа богословия, которая очень высоко ставила светскую античную философию, учила о дополнительности веры и знания. Она вышла из Александрийской катехизической школы, возникшей во второй половине II века. Наиболее видными представителями этой школы были Климент Александрийский (ок. 150–215) и Ориген (185–254); второй считается еретиком .
Об остроте борьбы между двумя направлениями христианства первых веков свидетельствует Климент Александрийский, который писал: “Есть между нами немало людей, боящихся эллинской философии, как дети боятся привидения <…> Если их вера настолько слаба, что может колебаться от человеческих заблуждений, то пусть эти слабосильные христиане лучше признаются, что они никогда не верили в Истину”.
Клименту Александрийскому принадлежит знаменитый тезис “философия - служанка богословия”. Он ограничивал область знаний сферой рациональной интерпретации положений веры. Вера и знание неразрывно связаны. Веру он определяет как “сокращение знаний”. Климент впервые в истории христианской мысли отчетливо формулирует принцип гармонии веры и знания. В своих трудах он стремился увещевать язычников к принятию христианства. Он опровергает язычество, используя греческую философию, излагает основы христианской веры для новообращенных и пытается создать философию христианства для образованных христиан. Три его работы получили историческое и церковное признание: “Увещание язычников”, “Педагог”, “Строматы” ‘узорчатые ковры’. Давая такое название, Климент хотел показать разноцветность, многообразность, мозаичную многоцветность своих высказываний и мыслей - это еще не систематическое изложение богословских систем, это подход к нему.
Александрийцы старались использовать все те знания, которые накопило к их эпохе человечество, для осмысления христианства, для проповеди христианства, использовать аппарат языческой мудрости для разоблачения этой самой языческой мудрости. Недаром языческие философы писали Оригену, что он их данные, их достижения и методику использует для опровержения их же взглядов, для обоснования и защиты “варварского суеверия”. Знакомая картина! В послевоенные годы наши диалектические материалисты-атеисты обвиняли Альберта Эйнштейна в том, что он опозорил свое имя, имя ученого, отдал свой талант в услужение поповщине.
Использование языческих приемов для опровержения языческой лжемудрости и защиты христианства особенно ярко выражено в основном апологетическом труде Оригена “Против Цельса”. Цельс в своем огромном труде “Истинное слово”, не дошедшем до нас, но рассыпанном в цитатах и изложениях, опровергает христианство с позиций языческого философа, тщательно изучившего Библию и христианское учение. Он ищет аналогов Христа в других религиях, пишет о том, что вокруг образа Иисуса возникли сказания, легенды и мифы. По существу, все замечания антирелигиозной пропаганды, с которыми мы встречаемся в ХХ веке, были пущены в литературный обиход уже в первые века; изменялась форма, а не сущность, за исключением одного: древние не додумывались объявить Иисуса Христа мифом, несуществующей исторической личностью; это уже является “достижением” XIX–XX вв. В первые века еще не было сомнений в историчности Иисуса Христа: слишком близким был Он по времени для писателей тех времен, как для нас Наполеон , святые Серафим Саровский или Иоанн Кронштадтский.
Цельс утверждал, что христиане уступают язычникам в отношении богослужения и философии, поскольку они опираются на Библию, которая принадлежит варварскому еврейскому народу. Ему претит доступность христианского учения всем и каждому, между тем как истинная философия может быть доступна лишь единицам избранных интеллектуалов.
Очень характерно, что Цельс, подобно многим современным “мыслителям”, призывает христиан влиться в плюралистическое римское общество, сохранив веру в Христа Иисуса, но признавая все остальные “ценности” мира сего. Он обвиняет христиан в том, что они поклоняются Богу, рожденному от женщины и жившему на земле в человеческом образе. Язычники же, воздвигая статуи богам, понимают, что это не боги, а лишь их изображения. “Это, - пишет протоиерей Иоанн Мейендорф, - первый в истории миф о поклонении изображениям и религиозном искусстве” . По мнению того же богослова, работа “Против Цельса” представляет собою первую серьезную полемику между образованным христианином и язычником-интеллектуалом .
Ориген много занимался истолкованием Библии, а писал для своих гречески образованных современников. Он понимал, что для последних читать Библию - историческую Книгу варварского народа - не является очевидной для них необходимостью. Но он был убежден, что без Ветхого Завета невозможно правильно понять христианство. В своих многочисленных творениях Ориген в мельчайших подробностях ветхозаветных книг искал духовный смысл, аллегорически, символически относящийся к Христу. Порою, увлекаясь аллегоризмом, он “всецело пренебрегает историческим смыслом” .
Космогоническая система Оригена противоречива: на библейские представления явно накладываются гностические. Он считал, что до нашего мира было и после него будет бесчисленное множество подобных миров (эонов), которые приходят и уходят, замещаясь во времени все новыми и новыми. Наш мир сотворен единожды, он имеет начало и конец, об этом свидетельствует Священное Писание (Быт 1:1–2); у Екклезиаста он находит подтверждение о мирах древних (Еккл 1:10; 3:15), а о новых мирах пророчествует Исайя (Ис 56:22). Бог вечен, всемогущ, Он всегда творит мир. Ориген пытается соединить представление стоиков о цикличности и еврейско-библейское понимание линейности и абсолютности времени. Но в представлении Оригена материальные тварные миры сотворяются и гибнут, а единожды сотворенные души никогда не гибнут, но претерпевают лишь различные метаморфозы. Значение циклов материального мира в воспитании падших духов и возвращении их в нормальное состояние очень большое, но, имея свободную волю, они могут пожелать падения . Система Оригена фантастична, как и системы гностиков. Она показывает, как опасно аффектированно пытаться идти на компромиссы разных верований и представлений.
Следует отметить, что Александрийская школа заимствовала некоторые свои принципиальные и методические положения у широко известного в древности еврея-философа Филона, жившего в Александрии на грани двух эр (25 г. до Р. Х. – 50 г. по Р. Х.). Последний пытался создать некий синтез еврейских верований и античной философии. Он считал, что Библейское откровение и греческая философия имеют один и тот же источник - Божественный разум-Логос, но что Библия есть просто слово (Логос) Бога, а греческая философия есть человеческое отражение этого Логоса. Живя в иудейской общине среди языческого мира, в Александрии, одном из центров тогдашней античной культуры, и овладев ею, Филон по существу занимался иудейской апологетикой.
Заметный след в раннехристианской апологетике оставил и священномученик Киприан, епископ Кафагенский (*201–†258). Он в письме Донату дал емкую и литературно превосходную характеристику современного ему языческого общества. Им написаны работы “О сути идолов”, “Три книги свидетельства против иудеев”; ему приписывается “Трактат против иудеев” .
По дошедшим до нас отрывкам, упоминаниям в древних источниках можно предполагать, что апологетическая литература в первые века была весома и многочисленна . Известен перевод с греческого на латинский записи прений между Язоном, христианином из евреев, и Паписком, александрийским иудеем, об истинах христианской веры. Люди древности и средневековья любили диалоговую форму. Ею в совершенстве владел в ХХ веке священник Валентин Свенцицкий, диалоги которого до сих пор перечитываются.
Необходимо отметить, что многие работы древних авторов передергиваются и неправильно переводятся пропагандистами атеизма. Так, из труда “Диалог с Трифоном иудеем” иногда приводятся слова Иустина Философа: “Докажи, что Он - Христос”. А наши атеисты пытаются, передернув, донести эти слова как: “Докажи, что был Христос”! Вопрос ставился не так: “А является ли Иисус из Назарета тем самым ожидаемым Мессией, Которого ждали Апостолы, евреи, ждало человечество”, то есть в совершенно иной плоскости.
Таким образом уже в первые века на примерах работ Иустина Философа, Татиана, Климента Александрийского, Оригена, священномученика Киприана Карфагенского и других видны два основных направления апологетики: одно - против язычества, эллинизма; другое - против иудейства. В одном случае обличается ложь язычества, в другом случае на основании анализа еврейских священных книг обосновывается, что Иисус из Назарета является тем самым Христом, Которого в течение веков ждал еврейский народ. В основе последнего направления апологетики лежат слова Иисуса Христа: Исследуйте Писания <…> они свидетельствуют о Мне.
Постепенно тот апологетический накал против язычества, который был в I–II веках, стал глохнуть. Христианство получило широкое распространение. Появились новые проблемы. Христианство принимают и блестящие мыслители, и глубокие молитвенники, и те, кого мы сегодня называем рядовыми интеллигентами. Внутри христианства возникают ереси. Наиболее важной среди них был в III в. так называемый гностицизм. Гностики пытались омертвить христианское учение, сделать его доступным для людей с языческими взглядами и образом жизни. Они стремились соединить восточные культы с современным им язычеством и христианством. То же пытаются делать западные и наши доморощенные любители Востока, растворяя христианство в какой-то непонятной общей религии или трансформируя его. Ищут корни Христа на Востоке. При этом Восток переместился из Персии в Индию и Тибет. Старая идея… Подробно о гностиках говорить у нас нет возможности . Отметим лишь немаловажные обстоятельства. Первое: расцвет гностицизма в период разложения римского мировоззрения и зарождения христианства, что в какой-то мере позволяет проводить аналогию с широким распространением в наши дни кришнаитства, теософии, антропософии и различных оккультных культов, истоки которых находятся на Востоке. Второе: моральные позиции гностиков видятся небезынтересными! Гностики делили людей на две категории: первые - низшие люди, пневматики - должны спасаться путем морального делания, возрастать через труд, быть готовыми за свою веру идти на мученичество. Вторые - гностики - благодаря своим знаниям могут спасаться без дел. Важно, чтобы они сумели сохранит свой разум, свои знания, а для этого они могут отрекаться от Христа. Это типичная интеллигентская ересь! К сожалению, и в нашей России, в XIX–XX веках появились гностики. Один из них был даже “около церковных стен” вместо того, чтобы быть в церковных стенах.
Наиболее значительной фигурой в борьбе с гностицизмом был священномученик Ириней Лионский, родившийся в середине II века в Смирне и слушавший в отрочестве поучения священномученика Поликарпа Смирнского. В 70-х годах II века он оказывается в Галлии. Ему принадлежат пять книг против гностиков - “Исследование и опровержение лжеименного знания” - и “Изложение апостольского учения”. Прямая полемика в последней работе отсутствует; истинность христианского учения ее автор доказывает ссылками на пророческие книги Ветхого Завета. Его письма к пресвитеру Флорину - сейчас даже сказать страшно - настолько искренни и непосредственны: они - дыхание апостольских времен.
Победа Константина Великого II и его Миланский эдикт знаменуют начало новой эпохи в развитии христианства, христианского богословия и апологетики в частности. Богословские споры вышли из молитвенных собраний на улицы городов, на рыночные площади и даже в общественные бани. Вчерашние язычники бросились рассуждать о делах Божественных, распространились ереси. Новопришедшим из язычества и античной философии нужна была гласная христианская проповедь, которая могла бы быть воспринята и теми, кто в эпохи гонения не знал о христианстве, судя о нем по расхожим языческим байкам, или боялся принять христианство страха ради. Появилась возможность широкого общения между христианскими мыслителями, подвижниками и богословами разных частей обширной Римской империи. Эта свобода породила широкое распространение ересей и падение нравов в самом христианском обществе. От свободного христианизированного общества любители благочестия бежали в пустыню - начался расцвет монашества, но в эту же эпоху выдвинулась и блестящая плеяда отцов Церкви, которые пытались осмыслить языческую мудрость и использовать ее в целях проповеди Православия. Это святители Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский .
Василий Великий поставил чрезвычайно важный вопрос, имеющий значение и для нашего времени. Его сочинение о том, как получить пользу от языческих сочинений, особенно ценно для молодежи. Он сам и его друг Григорий Богослов получили блестящее по тем временам образование и одновременно, ходя в языческую академию, они ходили к христианским учителям. Этот путь прошла и молодежь моего поколения. Григорий Богослов пишет, что он считает свое обучение в языческой гимназии вторым великим даром судьбы после христианской веры. Но все они видели и опасность языческой мудрости. Василий Великий подчеркивал, что славный Моисей сперва упражнял свой ум египетскими науками, а лишь потом приступил к созерцанию будущего, подобно тому как и в позднейшие времена о премудром Данииле повествуется, что он вначале изучил халдейскую мудрость, и только тогда уже коснулся Божественных Промыслов. Сам Василий Великий, по характеристике его друга Григория Богослова, имел столько учености, сколько вместить может человеческая природа. Философ, юрист, искусствовед - он имел глубокие знания в астрологии и в математике… он так изучил их, как другие изучают лишь одну науку. Наиболее крупным его произведением является “Шестоднев”, - свод естественно-научных и некоторых богословских представлений IV века. Без этого творения великого отца Церкви невозможно вести библейскую апологетику. Повествование ведется по шести дням творения. Автор разбирает проблему дня ; для него 6 дней творения - это не 144 часа, но наши бабки и даже уважаемые семинаристы забыли, что говорили отцы Церкви. Святитель Василий Великий писал: “Назовешь ли его днем, назовешь ли его веком, назовешь ли его состоянием - выразишь одно и то же!”.
По Василию Великому, каждый этот день представлял собой этап неопределенной продолжительности, не умещающийся в 24 часа. “Пред очами Твоими тысяча лет как день вчерашний, - цитирует он псалмопевца Давида, - и один день, как тысяча лет…”. Василий Великий признает способность стихий - земли, воды и огня производить живые существа по Слову Божию. Он дает удивительную картину естественно-научных миропредставлений IV века. Некоторые представления из изложенных им ошибочно приписывают у нас Ломоносову, в частности, взгляды на происхождение янтаря. Василий Великий описывает птиц и летающих насекомых; последние, по его мнению, дышат порами тела, а не легкими. Он доказывает это экспериментально: опущенные в масло с открытой головой, они задыхаются.
Творцом, началом всего для Василия Великого является Бог. Природа живет по созданным Им законам, развивается, изменяется, порождает новые формы. Бог повелел - и море “чревоболезнует” рачками, медузами, рыбами и так далее, - очень характерная для Василия Великого мысль. Он склонен к идее самозарождения, продолжающегося и ныне, чего мы, конечно, после работ Луи Пастера принять не можем. Само зарождение жизни из земли и воды у Василия Великого происходит по воле Божией. Земля и вода получили для этого особые дары - повеление Творца .
Нельзя согласиться с трактовкой, данной отцом Иоанном Мейендорфом представлениям Василия Великого о творении. Он приписывает святителю Василию Каппадокийскому мнение, что Бог “дал творению первоначальный толчок. Все последующее развитие (эволюция) происходит само по себе” . Этим утверждением великий отец Церкви низводится в данном вопросе на позиции деизма . В действительности Василий Великий говорит о последовательности повелений Божиих: повелел - море чревоболезнует, повелел - земля производит.
Пафос “Шестоднева” - в утверждении, что научно-философская мысль в своей положительной фактографической части вполне совместима с библейскими открытиями. М. В. Ломоносов называл святителя Василия Великоговеликим учителем, который знал, как сдружить Божественные откровения и природные правды. Конечно, мы должны при этом учитывать уровень античных знаний IV века. Вместе с тем святой архиепископ Каппадокийский подчеркивал коренные мировоззренческие расхождения библейских представлений с языческими, греческими. В начале сотворил Бог - значит, было начало, рассуждал он, значит, само время сотворено. Эту мысль впоследствии развивал блаженный Августин, а в XIX–XX вв. мы стали рассматривать время как форму существования материи. Представление о времени как не об абсолютной данности вытекает из текстов Священного Писания и совершенно чуждо античному миру, который признавал неначальное существование безначального хаоса, из которого родились боги.
Важное значение для развития апологетики имеет книга Василия Великого “Против Евномия”. Евномий был арианином, находящимся под сильным влиянием греческой философии, которую он не смог осмыслить, преодолеть и примирить с христианским Откровением. Аналогичная беда и у многих современных интеллигентов.
Значение Василия Великого прекрасно сформулировано в тропаре ему: Во всю землю изыде вещание твое, яко приемшую слово твое, имже боголепно научил еси, естество сущих уяснил еси, человеческие обычаи украсил еси… и в кондаке Явился еси основание непоколебимое Церкве.
Зависимость нашей богословской и философской литературы от западной приводит к тому, что более известны представления блаженного Августина, чем Великих Каппадокийцев, первое место среди которых принадлежит архиепископу этого града Василию.
Протоиерей Иоанн Мейендорф обращает внимание на еще одну важную черту деятельности Василия Великого, которая часто бывает необходима в апологетической работе. Этот вселенский учитель Церкви дал яркий пример икономии , церковного домостроительства, согласно принципам которого он прежде всего заботился о мире в Церкви. Будучи редким дипломатом и благоразумным пастырем, Василий был тверд в существенных вопросах, но соблюдал большую осторожность в формулировках, не желая никого шокировать или вводить в соблазн. За это его часто критиковал святитель Григорий Богослов . Можно сказать иначе: Василий Великий четко различал догматические основы православного вероучения и возможности теологуменов - частных богословских мнений, которые часто возникают из-за разного понимания смысла отдельных слов.
Достойное место среди Каппадокийцев занимает брат Василия Великого святитель Григорий Нисский, который считал, что все вещи были как потенции созданы Богом во вневременном акте творения в форме “сперматических (семенных) логосов”. Затем все это множество потенций развивается и каждая проявляется в свое время. Творение и дальнейшее регулирование семенных начал происходят в мире под началом Демиурга. Каждая реализованная вещь осуществляет определенную функцию и цель в Божественном плане мироздания. Человека Григорий Нисский рассматривает как посредника между Богом и природой, господином природы и всей твари, созданной Богом.
Другом Василия Великого был святитель Григорий Назианзин (ок. *330–†389), названный Церковью Богословом. Этого наименования удостоены за всю историю только три человека: святой апостол Иоанн Богослов, святитель Григорий Богослов и преподобный Симеон Новый Богослов. Вероятно, трудно, даже невозможно найти более сильный гимн реальной дружбе двух людей, чем в “Слове надгробном Василию архиепископу Кесарии Каппадокийской”, произнесенном Григорием Назианзином. Оба учились в языческой школе в Афинах.
“У обоих нас было одно упражнение - добродетель и одно усилие - до отшествия отсюда, отрешась от здешнего, жить для будущих надежд…
Нам были известны две дороги: одна - это первая и превосходнейшая - вела к нашим священным храмам и к тамошним учителям, другая - это вторая и неравного достоинства с первой - вела к наставникам наук внешних. У других бывают призвания, или отцовские или свои, по роду собственного звания и занятия, но у нас было одно великое дело и имя - быть и именоваться христианами…”.
Они были очень непохожи друг на друга: спокойный, сосредоточенный Василий, мудрый, дипломатичный и блестящий организатор, и беспокойный, очень поэтичный, часто мятущийся Григорий. Однако они “непрестанно возрастали в пламенной любви друг к другу” и “…казалось, что одна душа в обоих поддерживает два тела”, - так вспоминал об их дружбе Григорий. В ней, конечно, всегда первенствовал Василий. Глубина богословской мысли у святителя Григория Назианзина соседствует или даже слита с поэзией. Согласно отцу Иоанну Мейендорфу, наши Рождественский, Богоявленский и Пасхальный каноны - не что иное, как перефразированные Иоанном Дамаскином отрывки из проповедей святителя Григория Богослова. Фома Аквинат, убежденный католик, утверждал, что у любого отца Церкви можно найти хоть какую-нибудь неверную мысль или высказывание, а у Григория Богослова - ни одного.
Не будем сейчас обсуждать его богословие, - это делается в курсах основного богословия, догматики, патристики. Для нашего предмета важны апологетические аспекты его творений. Причем речь идет не только о нем, а обо всех Великих Каппадокийцах во главе с Василием Великим.
Интеллигенция первых веков была воспитана на античной философии и прежде всего на трудах Аристотеля, Платона и его последователей - неоплатониках. Для каппадокийских святых Отцов, как и для других отцов Православной Церкви, христианство есть личностная встреча с Богом Отцом, Христом, Святым Духом. Не от философии, тем более греческой, которую он, галилейский росток, просто не знал, апостол Петр воскликнул: Ты Христос, Сын Бога Живаго… Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни (Ин 6:68–69). Опыт этой встречи надо было перевести для думающего, антично мыслящего человека в доступные ему понятия и категории; при этом последние действием откровения Божия и Священного Писания принципиально меняли свое содержание. Задачей этой работы, которую проделали Отцы IV–V вв., было убрать камни на пути к личностной вере, к пониманию Божественного откровения. Для этого необходимо было убедительно и последовательно в полном согласии со Священным Писанием и Священным Преданием сформулировать христианское учение в категориях греческой философии, чтобы по существу произвести революцию в головах образованной элиты современного им общества.
Это и Божественное начало мира вместо безначального хаоса, это личностное отношение к каждому отдельному человеку, это и единство Бога в трех Ипостасях, это отрицание платонической и других концепций вечности материи, каковая идея уходит в представление греческой религии о первоначальном и безначальном хаосе, порождающем богов. Это вера в Бога Творца, а не просто демиурга, бессмертие души, представление об условном характере времени и его сотворенности и т. д. Христианство породило принципиально новые представления о мире и лишь для раскрытия их пользовалось категориями античной философии и науки. Важнейшей была идея развития, восхождения к Богу через покаяние, искупление каждого отдельного человека Богочеловеком - Иисусом Христом.
Идеи Василия Великого и других Великих Каппадокийцев получили развитие в работах Иоанна Дамаскина (†750), который допускает изменяемость творения, а также сыграл большую роль в борьбе с иконоборчеством. И его 3-я песнь Канона 5-го гласа четко выражает его представления о положении Земли во Вселенной. Ее можно использовать для апологетической работы. Водрузив на ничесомже землю повелением Твоим и подвесивый неодержимо тяготейшую . При желании здесь можно увидеть намек на закон тяготения. Ни о каких китах здесь речи нет. А кончается этот ирмос словами: на недвижимом, Христе, камени заповедей Твоих Церковь Твою утверди, Едине Блаже и Человеколюбче . Мысль о висящей в пустоте Земле трансформируется у Иоанна Дамаскина в мысли, что Церковь стоит на недвижном камени, твердом основании Заповедей Христовых. Мысль его восходит к словам Христа На сем камне Я создам Церковь Мою и врата адовые не одолеют ее (Мф 16:8). Удивительное противопоставление тварно-материального и духовного. Такие сравнения, сопоставления и противопоставления типичны для богословских и, в частности, апологетических, морально назидательных работ прошлого. Книга святителя Тихона Задонского так и называется “Сокровище духовное от мира собираемое”.
Преподобный Иоанн Дамаскин, развивая мысль Василия Великого об учении языческой мудрости, пишет так: “И мы позаимствуем мудрость языческих писателей и ученых, являющихся служителями Истины”. Он подчеркивал, что богомудрый Моисей сначала изучал египетскую мудрость, а потом коснулся Божественных уроков. Иоанн Дамаскин как бы замыкает собою эпоху великих отцов древней Церкви и начинает эпоху великих подвижников средних веков.
На западе Викторин (IV в. по Р. Х.) и Иларий (†367) провели большую работу по переводу христианских грекоязычных авторов на латинский язык, а также создавали свои оригинальные труды в развитие их представлений . Блаженный Августин (*354–†430) в своей христианской доктрине замечает, что Иларий овладел языческой ученостью, чтобы поставить ее на службу христианской вере. Иларий и Августин считали, что вера и разум не противоречат друг другу, а находятся между собой в гармонии. Кстати, Викторин, один из образованнейших людей своего времени, в молодости был противником христианства, а затем лишь стал его апологетом.
Подвижник Востока преподобный Ефрем Сирин (†373–†379), чьи произведения составляют сокровищницу православной аскетики, писал: “Что видим в природе - тому же учит и Писание. И природа, и Писание, если правильно будем вникать, показывают одно и то же”. Позже его мысль была отлита в четкую формулу: “Природа и Писание как две книги, написанные одним автором, не могут противостоять друг другу, если только мы правильно читаем одну из них или обе вместе”.
Крупнейшей фигурой западной латинской апологетики был блаженный Августин, оказавший огромное влияние на развитие западной философии и апологетики в частности . В последние годы к его трудам проявляется огромнейший интерес среди наших светских историков и философов. На восточную мысль он особого влияния не оказал. Наоборот, будучи блестяще образованным и глубоко эрудированным человеком, он хорошо владел знаниями и идеями греко-языческих теологов и мыслителей.
В настоящей статье сознательно обходятся чисто теологические споры и труды золотого века христианского богословия .
Великие отцы Церкви раскрыли глубины Священного Писания, разъяснили надмирность христианства, показали, как должно относиться к светским наукам, светской культуре, в ту пору языческой, и использовать их для проповеди христианства. Их опыт особенно ценен сейчас, когда нас окружает атеистический мир.
Историческое учение об отцах Церкви Филарета, архиепископа Черниговского и Нежинского. Т. 1. СПб., 1882. С. 54.
На русском языке творения Иустина Философа и Мученика были изданы с введением, примечаниями протоиереем П. Преображенским (М., 1892). Первая и вторая Апологии - в сборнике “Ранние отцы Церкви” (Брюссель, 1988. С. 255–361). - п. Г. К. - О его творениях см. также Дворкин А . Ветхий Завет как христианская книга в писаниях св. Иустина, Философа и Мученика // Альфа и Омега. 1994. № 3; Миллер Т . “Диалог” Иустина и “Диалоги” Платона // Альфа и Омега. 1997. № 3(14). - Ред .
Учение Иустина Философа о Втором Лице Троицы исторически очень важно для борьбы с широко распространившимися сейчас неоарианами. Он подчеркивает веру в то, что Сын Божий “собственно один рожденный от Бога, Его Слово, Первородный и Сила; Слово, сосуществующее с Ним прежде создания”, Господь и Бог, Творец и Правитель мира. В своем исповедании Иустин явно раскрывает содержание 1-й главы Евангелия от Иоанна.
Там же. Оригену посвящена огромная литература (приводятся лишь отдельные работы на русском языке): Болотов В. В. Учение Оригена о Святой Троице. СПб., 1879; Соловьев В. С. Ориген // Собрание сочинений. Т. 10. С. 439–449; Скворцов К. Философия отцов и учителей Церкви (период апологетов). Киев, 1868 (глава “Ориген”). - п. Г. К. - См. также Сидоров А. Жизненный путь Оригена // Патристика. Н.-Новг., 2001, где приводятся данные некоторых книг об Оригене. - Ред .
Стоическую идею цикличности пытался развивать еще Татиан, находившийся в конце своей жизни под влиянием восточной мистики и гностиков. Представление о всеобщем воскресении он толковал как возобновление жизни в новом мировом цикле. Он верил и в Страшный суд, и в посмертное воздаяние.
Творения священномученика Киприана епископа Карфагенского. СПб. О священномученике Киприане см. Митрополит Антоний (Мельников), Сомань Х. Святой Киприан епископ Карфагенский и “папа” Африканский // Богословские труды. Сб. 18. С. 231– 237.
Из неупомянутых ранее следует отметить Минуция Феликса и его сочинение “Октавий”, которое называют “жемчужиной апологетической литературы”.
Литература, посвященная гностикам, весьма обширна: Болотов В. В. Лекции по истории Древней Церкви. СПб., 1910; Поснов М. Э. Гностицизм II в. и победа христианской Церкви над ним. Киев, 1917; Он же . История христианской Церкви (до разделения Церквей - 1054). Брюссель, 1964; Соловьев В. С. Гностицизм // Собрание сочинений. Т. 10. С. 323–328; Он же . Валентин и валентианиане // Там же. С. 285–290; Он же . Василид // Там же. С. 291–292; серия статей в Православной энциклопедии. Наиболее глубокая духовно-нравственная оценка гностицизму дана священником Сергием Мансуровым в его “Истории Церкви” (Богословские труды. Сб. 17).
Деизм - очень неопределенный. В XVI веке деистами называли так называемых социан, не признававших догмат о Святой Троице и Божество Иисуса Христа. В XVII–XVIII веках деистами назывались мыслители, признающие безграничные права и возможности разума. Одни из них признавали сверхразумные тайны (Локк), другие отрицали чудеса (Тиндаль), третьи склонялись по существу к чистому пантеизму (Толанд). Краткую характеристику деизма и его форм дал проф. МДА С. С. Глаголев в “Православной богословской энциклопедии” (Т. IV. Пг., 1903. С. 971–975).
Викторин (Гай Марий Викторин) - римский ритор и писатель, на склоне лет ставший христианином. Его богословие несет отпечаток неоплатонизма, сказавшегося и на его антиарианских сочинениях. Комментировал Послания апостола Павла. См. о нем Фокин А . Из истории западного богословия. Триадология Мария Викторина // Альфа и Омега. 2000. № 1(23). Иларий Пиктавийский - епископ Пуатье, пламенный противник арианства, претерпевший гонения и прозванный Афанасием Запада; см. о нем Попов И. В . Святой Иларий, епископ Пиктавийский // Богословские труды. Сб. 4–7. - Ред .
См. о нем Фокин А. Из истории западного богословия. Блаженный Августин Иппонский // Альфа и Омега. 2000. № 2(24). - Ред.
Архимандрит Киприан (Керн). Золотой век святоотеческой письменности (Жизнь и учение восточных отцов IV века). Paris,1967.