Откуда появилось утверждение о рабском менталитете русского народа? О рабской психологии русских

Давно навязший в зубах тезис о якобы присущей русскому народу «рабской психологии» на самом деле никакой критики не выдерживает, а исторические предпосылки возникновения этого тезиса как раз ровно обратные – русский народ за многие тысячи лет никто и никогда так и не смог обратить в рабство (русская душа не приемлет рабства всеми своими фибрами), поэтому любой власти в России приходится искусственно поддерживать этот тезис, активно развивая, сохраняя за собой и поддерживая на высоком уровне те или иные методы манипулирования сознанием людей.

Впрочем, и само общество помогает власти поддерживать этот тезис. Ведь парадокс такого беспрецедентного свободолюбия русского народа приводит к тому, что любое поползновение на ограничение его свобод вызывает совершенно неадекватную обратную реакцию - народ погружается в апатию и беспробудное пьянство, а поэты и писатели разражаются такими шедеврами как, например, Пушкин - «К чему стадам дары свободы?», Лермонтов - «Страна господ, страна рабов», Чернышевский - «Жалкая нация рабов. Сверху донизу все рабы».

Общественная мысль начинает осциллировать в унисон, а подавляющее большинство людей - это существа ментально управляемые. И вот уже соответствующим образом сформировано информационное пространство, в котором живут эти люди, и власть начинает управлять не только сознанием, но и поведением этих людей, принявших вышеописанный тезис за истину. Именно поэтому те, кто хочет управлять массами и заставить их следовать своим замыслам, первым делом стремятся захватить под свой контроль СМИ, где господствует ложь и двойная мораль.

Конечно, наиболее стойкая и интеллектуально сильная часть народа способна вырваться из лживого информационного пространства, но таких людей власти всегда стремились либо уничтожать, либо изолировать остальных от их влияния. Конечно в этом есть определенный риск и для власть придержащих, так как подобная политика приводит к деградации нации и снижению эффективности её использования, но как говаривал еще старина Маркс - «при 300% прибыли нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы», а потом хоть трава не расти!

Если и было рабство, то только ментальное

А давайте задумаемся, откуда бы взяться на Руси рабству, если на протяжении всей истории оно фактически отсутствовало. У нас, собственно, никогда рабов не было. Мы их в страну не завозили, пленных в рабов не обращали, другие страны и народы с этой целью не покоряли (и даже многих освобождали от рабства). У нас даже колоний фактически никогда не было и каждый «оккупированный» регион продолжал жить по своим «правилам».

Ну да, у нас часто сетуют на «безобразное крепостничество», которое якобы превратило русский народ навечно в рабов. При социализме, например, с детства дурили голову этим «крепостным правом» (хотя реальное положение вещей со свободами тогда было нисколько не лучше, чем «до революции») и до сих пор некоторые с позволения сказать демократы распространяют заведомо ложную информацию о крепостничестве, как главном источнике российского рабства. А, между тем, крепостное право в России существовало не так уж и долго - в своей самой безобразно-жупельной форме оно сложилось только с 1718-1724 гг. (и, собственно, главным апологетом «безобразного крепостничества» стал Пётр I, который завез его с Запада), а уже в 1861 году оно было ликвидировано и с тех пор после освобождения крестьянства прошло 150 лет!

Кстати, официальная дата хронологии закрепощения крестьян в России, - , - исчисляемая якобы со введения ограничения права перехода крестьян от одного помещика к другому в Юрьев день, - неправомерна, так как Юрьев день был просто днем уплаты крестьянином налогов государству (а когда ему еще было платить, как не после сбора урожая?), после которого крестьянин мог подаваться на все четыре стороны - . Интересно, что узаконение крепостного права введением Юрьева дня историки стали считать с легкой руки Татищева, который за уши притянул такую трактовку только из-за того, что она действительно официально ограничила права крестьян на свободу перемещения (хотя это больше напоминало введение института прописки/регистрации, нежели рабство). То есть, относительно небольшое ограничение свобод российскими интеллектуалами тут же было названо «рабством».

Для сравнения, во многих европейских странах, прошедших через крепостничество, последнее существовало значительно дольше и было распространено гораздо шире. Так, например, в той же Германии крепостное право сложилось уже к XV веку, а отменено было в конце XVIII – начале XIX в., то есть существовало как минимум в два раза дольше, чем в России.

Ну а в самых демократических ныне США вообще было натуральное рабство, которое и просуществовало дольше, чем крепостное право в России и было отменено позже.

Причем особо отметим, что в частной собственности у российских помещиков никогда не было и половины от всех крестьян! Большинство крестьян на самом деле были лично свободными и принадлежали либо к категории государственных , либо к категории удельных крестьян. Государственные крестьяне - это большое сословие, образованное из всяких кулаков-однодворцев и прочих хозяйственных мужиков, которые жили на казенных землях и платили только налоги в пользу государства, но они всегда считались лично свободными. В 1886 г. они получили право полной собственности на землю за выкуп. А удельные крестьяне - это, в принципе, формально зависимое сословие, но оно принадлежало императорской семье, а значит тоже находилось в государственном управлении. Они проживали на так называемых удельных землях и платили налоги в основном в форме оброка. В 1863 г. (чуть позже крестьянской реформы 1861 г.) они тоже получили свою землю в собственность, а формальную личную свободу им давали за обязательный выкуп части удельных земель.

Более того, на бо льшей части территории России крепостного права вообще никогда не было: во всех сибирских, азиатских и дальневосточных губерниях и областях, в казачьих областях, на Северном Кавказе, на самом Кавказе, в Закавказье, в Финляндии и на Аляске. И, кстати, большая проблема у властей России была с так называемыми «беглыми» крестьянами, которые отказываясь подчиняться помещикам, валили с родных мест на свободные от крепостного права территории. И таких свободолюбивых граждан всегда было очень много, что заставляло власть в XVI-XVII вв. увеличивать сроки розыска беглых крестьян сначала до 5, а потом и до 15 лет, что тоже является косвенным свидетельством свободолюбия русских.

Интересна в этом смысле позиция некоторых крестьян, которые, возможно, и воспринимали власть сквозь призму ее официального «освещения в СМИ», то есть формировали свои убеждения и позиционирование в обществе в соответствии с официальной доктриной, но они были вполне довольны своим крепостным положением, поскольку не мыслили себе иной жизни и не представляли, как вообще можно существовать по-другому. И никакие интеллектуалы, писатели и поэты не могли их убедить в том, что они рабы (чувствовали бы себя ущемленными - сбежали бы). Ведь по большому счету родина для человека - это то место, где, где он может жить по своему пониманию справедливости и по законам, соответствующим его ценностям. Ну вот такие это были люди и такое у них было понимание «свободы», но выводить из этого факта обобщенный тезис «рабской психологии», присущей всему русскому народу,- по меньшей мере странно. Поэтому, скажем, в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» обвинения поэта справедливы только для сельского старосты Глеба, который утаивал от своих крестьян известие о раскрепощении и таким образом оставлял восемь тысяч человек в кабале помимо их воли. Но ведь из одного этого факта поэт делает выводы обо всем русском менталитете, что в корне неверно. Таким образом, по сути единственное «обвинение», которое можно предъявить русским, - не фактическое, а ментальное рабство, - оказывается «сфабрикованным».

Да и в конце-то концов все государства - это ментально-рабовладельческие структуры, принуждающие людей проживающих на территории этих государств отдавать значительную часть продукта своего труда при помощи манипуляций сознанием и ментально-рабовладельческой экономической модели социума. Манипуляция сознанием подменяет естественные понятия и убеждения человека таким образом, что он, по сути находясь в полной зависимости от государства, считает себя свободным человеком, несмотря на свое подчиненно-ограниченное положение в действительности. А уж чем это достигается - дело десятое: введением ли каких-то социально-экономических идеологий, на основе национализма, патриотизма, религиозного единения или при помощи внешних угроз - военной, экономической и т.д.

Отсутствие сакральной власти и божественного подчинения

В России ни власть, ни религия, в отличие от абсолютного большинства других стран, фактически никогда не были сакрализованы. Свободная система отношений была и в Киевской Руси, и в Новгороде, и в других частях будущей России по крайней мере до имперских амбиций и построения имперской «вертикали». В военное время призывался на командование князь, а в мирное время «вертикаль» распускалась и правило народное вече. Эта свободная динамичная система называлась русской «соборностью» - умением собираться в минуту опасности и расходиться, когда опасность миновала, чтобы не уподоблять свою жизнь тюрьме и казарме, не искать искусственных «врагов» и не провоцировать новую войну для повышения ЧСВ (Чувства Собственной Важности).

Тема сакральности духовной и светской властей постоянно всплывает у нас, причем не только в религиозных дискуссиях (религиозных мракобесов и монархистов в последнее время хоть отбавляй), но при этом все почему-то забывают про исторические особенности нашего Православия. Ведь в отличие от Западной Европы, где Церковь сформировалась еще до того, как там появились современные государства и имела значительное влияние на светскую власть (то есть, дикие варвары получили церковь как готовый институт, причем не только идеологический, но и экономический) - у нас уже в принципе сформировавшееся государство само учредило Церковь и добровольно передало ей часть функций и собственности. Поэтому наша Православная Церковь всегда была теснее связана с государством, чем западная, но отношения светских и церковных властей были более прагматические. Возможно из-за этого прагматизма в верхах нашим властям так никогда и не удалось сакрализовать власть в глазах народа, хотя такие попытки, как и в любом государстве, на протяжении истории постоянно предпринимались. Однако формальное приятие «помазанников Божьих» так и не вылилось у нас в фактическое поклонение им, как «наместникам Бога на земле». С религией, кстати, та же петрушка - непогрешимых церковнослужителей в русском православии, в отличие от тогоже католичества, никогда не было, нет, и не будет...

«Ответили они Ему: мы семя Авраамово, и никому не были рабами никогда. Как же Ты говоришь: «вы сделаетесь свободными»? Ответил им Иисус: … всякий, делающий грех, есть раб греха». (Ин. 8:33-34)

Начнем с того, что в первоисточниках Христианства отношение к власти изначально было скептическим, о чем, собственно, повествуется в Библии при описании призвания первого царя Саула.

Там сказано, например, что пророк Самуил мудро правил еврейским народом от имени Бога в качестве верховного судьи до преклонных лет, но его сыновья уже погрязли в коррупции. Тогда еврейский народ, не доверившись церковной власти и отвергнув Бога, как своего прямого Правителя и Царя, попросил престарелого пророка поставить над ним светского царя (как у безбожных варварских народов), опасаясь чтобы после смерти пророка не водворилось прежнее бесправие и анархия.

Самуил обратился к Господу за советом и Господь велел поставить такого царя, заметив при этом, что тем самым евреи отвергли божественную власть. Причем Господь велел сразу предупредить глупых евреев, что светский царь будет их нещадно эксплуатировать, отберет у них ослов, рабов, лучшие поля и сады и прочее, да еще и обложит налогом в 10%. Сыновей призовет в армию, а дочерей поставит на кухню кормить себя и своих клерков. В общем, Господь строго предупредил евреев, чтобы ничего хорошего они от царя не ждали и потом не вздумали плакаться Господу, чтобы он их от этого царя освободил - Господь сразу обозначил свою негативную позицию по этому вопросу

То есть в этом смысле в Библии отношение к царской власти отнюдь не сакральное и хотя царя там «помазывают на царство», образом Божим он не является и произвольно меняется (Саула, скажем, вскоре заменили на Давида, которого тоже, в свою очередь «помазали», но не сакрализовали).

А сакрализация светской власти, собственно, исходит из Рима. Когда христианство стало приемлемым для элиты Римской империи - оно переняло часть греко-римской культуры и заговорило языком философов, точнее платоников. То есть, библейские тексты начали переиначивать и трактовать в соответствии с неоплатонической концепцией, и именно по ней, а не по Библии императора Константина, который провозгласил христианство государственным культом, начали считать отражением (земным образом) Бога, а священную римскую империю отражением Царства Божьего на Земле.

Интересно в этом смысле посмотреть, как менялась трактовка библейских текстов на Руси, так как у нас тоже были предприняты попытки сакрализации светской власти практически в полном соответствии с римской концепцией (ибо ничто не ново под Луною).

Возьмем, например, старославянское "Несть бо власть аще не от Бога: сущия же власти от Бога учинены суть » (Рим. 13,1).

Дословный перевод был бы таким: «Не есть власть, если не от Бога: истинные же власти от Бога установлены быть ». То есть, если власть не от Бога, то это не власть, а иллюзия оной.

Но в современном переводе Священного Писания с церковно-славянского языка (в том числе и синодальном) предлагается следующую редакцию: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога: существующие же власти от Бога установлены » (Рим. 13,1).

Хотя слово «несть» ближе по смыслу переводится как «не есть», а не как «нет» (в Церковно-Славянском словаре у него два значения, но последнее нарушает грамматический и логический строй апостольских поучений); слово «аще» переводится как «если», а не «которая» (можно сравнить с греческим оригиналом «ου γαρ εστιν εξουσια ει μη απο θεου» или староанглийским переводом Библии Короля Иакова, где также соответствующее словосочетание означает «если не», а вовсе не «которая»); а слово «сущие» переводится как «настоящие» или «истинные», а вовсе не как «существующие» (пример - «сущая правда»). То есть смысл послания совершенно изменен в сторону сакрализации власти.

Возвращаясь к принятию Русью христианства, следует заметить, что в Византийской империи с сакрализацией светской власти всё обстояло чуть сложнее, то есть там светская власть была не такой абсолютно сакрализованной, как в Риме и допускалось несколько интерпретаций: одна точка зрения состояла в том, что «священство выше царства»; другая - о «симфонии» (согласии; греч. – συμφωνiα) названных служений друг с другом в едином церковно-государственном теле (аналогично «союзу» души и тела в одном организме); третья - что оба этих института (в рамках их «симфонии») есть «равновеликие дары Божии»; четвёртая - что цари имеют все архиерейские, за исключением священнодействия, права, что василевсы (греч. βασιλεvς) – верховные арбитры церковных дел и главы христианского мира. И преобладание какого-либо из названных воззрений (как и позже на Руси) находилось в зависимости от личностей царей и патриархов, а также от исторической и политической обстановки. Например, во времена неколебимости Византийской империи от авторитетных церковных деятелей (святых отцов) звучали первая, вторая и четвёртая точки зрения, в период мусульманского завоевания Востока - скорее вторая и третья, а на закате империи и после её падения - едва ли не исключительно четвёртая».

А с Русью еще сложнее, так как принятое Православие у нас было в полном подчинении византийскому, то есть даже если бы византийский Патриарх был бы наместником Бога на Земле, а Василевс - его отражением в земной власти, то русские священники и князья такого статуса все равно бы не имели (а византийские духовные и светские власти были не ближе русскому народу, чем Господь на небе). То есть, традиции придания сакральности непосредственной светской власти у нас при принятии Христианства не было.

После распада Византийской империи ситуацию пытался изменить Никон, объявив Русь третьим Римом, но при этом он сильно перетянул «одеяло» на себя. То есть, в период так называемого «раскола» между царем Алексеем Михайловичем и патриархом Никоном разразилась борьба за то, кто же из них действительно является наместником Бога на земле.

И Никон предпринял попытку установить в России теократическую монархию. Он утверждал, например, что Патриарх - это солнце, а Царь - луна, то есть именно Патриарх является главным наместником Бога, а роль царя - не более чем управляющего при нём (этакого исполнительного директора-распорядителя).

Алексей Михайлович, конечно побежал, позвонил в милицию воспротивился и созвал собор, где разгорелась дискуссия о том, что есть царь. И вроде бы порешили, что царь есть «местник Божий», то есть именно царь является наместником Христа, однако официально это не зафиксировали и долгое время фактически только Патриарх был сакральным властителем на Руси (хотя сам-то Никон из-за этого кончил плохо).

А начало полной десакрализации не только светской, но и церковной властей положил император Петр I, который вообще упразднил патриаршество, потому что помнил о том, во что вылились притязания патриарха Никона и с каким трудом они были ликвидированы светской властью.

Причем своими модернизационными реформами император Петра I привнес в Россию многое из того, что было в то время на Западе, в том числе и секулярные протестантские элементы для обоснования власти. Но этим по существу была разрушена старая формальная третьеримская (никоновская) модель, в которой московское царство трактовалось как образ Царствия Небесного. А элементов теократии с сакрализацией светской власти (или в более узком смысле - цезаропапизма), как в таких протестантских странах как Великобритания, Норвегия, Швеция или Дания, где монарх является главой церкви, Петр I фактически так и не установил. И хотя в период 1721-1917 в России была ситуация, близкая к «слабой» теократии протестантского типа, где Святейший Синод - коллективный орган руководства РПЦ, сменивший патриарха - был подчинён императору, которого в нём представлял светский чиновник - обер-прокурор Святейшего Синода, а Синод издавал постановления «по указу его императорского величества» и с 1797 года в российском законодательстве император даже назывался «главою церкви» и до 1902 считался «крайним судией» духовной коллегии/Синода, а оба эти наименования в православной традиции обычно применяются лишь к Иисусу Христу - реально всё это сопровождалось многочисленными оговорками и фактически не работало.

Напротив, Петр ввел совершенно секулярную по своему происхождению инстанцию - бюрократическое государство, которая вклинилась в старую теократическую систему и по существу начала ломать её. То есть именно с этого периода начинается не только фактическая, но и формальная десакрализация царской власти, которая хотя и завершилась только в 1917 году, но по сути никогда не прерывалась (те же декабристы, например, ничтоже сумняшеся основывали свои притязания на вышеупомянутых библейских текстах «помазания Саула», но в их изначальной трактовке, отрицающей сакрализацию светской власти).

И, наконец, возвращаясь к русскому народу отметим, что в России везде и во все времена власть мягко говоря недолюбливали. В Древнем Риме с его сакральной властью - гордились ею, американцы со своей абсолютно десакрализованной демократией - историю своей власти чтут и обожают, немцы ценят свой «орднунг» (порядок), а вот русские своей власти традиционно чураются. Пожалуй не было в России ни одного царя, президента или генсека, о котором после смерти не начинали бы говорить гадости (даже если боялись сказать о нем плохое при его жизни). То есть, власть в России никогда не признавали, а просто терпели, как чирей на заднице.

Но возможно это оттого, что у русского народа, даже при наличии внешних атрибутов рабства, всегда было очень сильное противодействие рабству внутреннему, принудить к которому гораздо сложнее...

Таким образом, добровольного подчинения кому бы то ни было у русского народа никогда не было, а рабство всегда бывает только добровольным (или обманно-добровольным).

Ей-богу, не вызывает раздражения, когда слышишь глупости от дураков или мерзавцев. Для дурака — это, можно сказать, призвание, говорить глупости; для мерзавца, подвизающегося на пропагандистском поприще, - профессия. Тут всё органично.

Некоторое раздражение вызывает, когда глупости говорят вроде бы умные и приличные люди. И одна из таких весьма расхожих и укоренившихся глупостей — про чуть ли не природное раболепие русского народа, который, де, только и способен, что либо лизать твёрдую длань своего деспотичного господина, либо, не найдя её, впадать в животное буйство бессмысленного и беспощадного бунта.

Я слышал это сотни раз, про «женскую» природу русской нации, мазохистическую любовь к кнуту и чуть ли не генетически обусловленное низкопоклонство перед любой тиранией (и чем свирепее — тем ниже поклон).

То говорилось многими людьми, впадавшими в уныние, близкое к отчаянью. «Ты посмотри на этот народ! У него рабство, наверное, давно уж в крови. Кто ни пытался изжить его — все обламывались. Они сами хотят быть рабами. Ни гордости, ни достоинства, ни чести... ни виду, ни шерсти — одна только подлость. И готовность визжать от восторга, быть счастливым до усрачки за царские подачки. С этим народом никогда ничего путного не сотворишь».

Я возражал: «То, что ты описал, вот это холопство, холуйство, раболепие — безусловно имеет место. Глупо было бы отрицать. Но это всё явления не русского, а московитского менталитета. Обусловленные вовсе не «генетикой», а социально-политическими особенностями именно Московии».

Возражали и мне: «Оно, конечно, прекрасно, в это верить, но ведь и Московия не просто так возникла и возобладала. Тем более не просто так — она возрождает именно этот менталитет раз за разом, после каждого своего крушения. Так может, следует признать, что первичен именно этот рабский менталитет, а социально-политическая организация — вторична, лишь проистекает из него?»

Пожимал плечами: «А то, что Московия рушится раз за разом, и всякий раз будто бы без особых причин, — не наталкивает на мысль, что она всё-таки чужеродное здесь явление?»

Ещё можно понять, когда о врождённом рабстве русских рассуждают иностранцы. Особенно, из стран, некогда подмятых под себя Российской Империей, а ныне очень гордящихся тем, что обрели свободу. Хотя и в этом случае приходится немножко осаживать: «Дружище, я не намерен оскорбляться за весь русский народ, поскольку не привык мыслить слишком собирательно. Но, надеюсь, и ты тоже понимаешь, что во всяком народе есть разные люди?»

Однако ж, говорят (и иностранцы, и наши скептики), что пусть и есть среди русских некоторое число свободолюбивых и сильных людей, но большинство — согбенные рабы. Ибо — вот такое уж бремя истории, под которым они, собственно, и сгибаются. Пятьсот лет деспотизма и холопства — и дегенерация личности как неизбежный результат.

Знаете, я бы рискнул утверждать, что чуть ли не из любого народа можно сделать стадо согбенных рабов и холопов-лизоблюдов, причём, не за пятьсот лет, а — в пределах одного поколения. Стоит лишь создать соответствующие социально-политические условия.

Не верите? А посмотрите, скажем, на чеченцев. Ладно, пусть русские — извечные и конченые рабы, жертвы Опричнины и крепостного права, чьё сопротивление сломлено, а достоинство растоптано. Но чеченцы, вайнахи? Исторически их ментальность могла ассоциироваться с чем угодно, но только не с рабской покорностью и благоговением перед властью. Скорее уж, уместнее было говорить, что они слишком строптивы, слишком самолюбивы, чтобы принять хоть какую-то власть над собой. И казалось, что непокорность - чуть ли не врождённая черта вайнахского сознания.

А нынче? Вот все эти многочисленные случаи, когда кто-то осмелился сказать хоть слово критики в адрес Рамзана Кадырова, самой безобидной, а потом «клеветника-охальника» распекают на местном собрании, уличая в недостаточно восторженном образе мысли, он же — кается, извиняется, объясняет, что чуть ли не Иблис его попутал и вложил столь непочтительные слова в его недостойные уста.

Это ж реально пиздец какой-то. Что-то среднее между Союзом Советских Писателей в семидесятые и Северной Кореей. И понятно, что среди чеченцев далеко не все рады такому положению вещей, но — предпочитают об этом молчать. А что вылезает наружу, что звучит в полную силу и без стеснения — так это такое раболепие, от какого и большинство московитских тиранов зарделись бы.

И вот это всё — устроил Рамзан Кадыров? Вот он так поломал об колено прежде непреклонный вайнахский дух, потому что он такая грандиозная харизматическая фигура?

Ну ладно, он не полный кретин, разумеется. Но и далеко не мастер каких-то тонких политических игр. Его хитроумие — чисто такое восточное очень инфантильное коварство. И по лидерской харизме ему до того же Джохара Дудаева — сто вёрст по горам. А что до брутальности, до готовности физически уничтожать оппонентов — ну, уж не в Чечне могло бы это произвести на кого-то впечатление. Да там водились отморозки и куда похлеще.

Тем не менее, установился уже совершенно нескрываемый культ его личности, а народ — производит впечатление совершенно раздавленного и рабски покорного.

Как так получилось? Ответ очень простой. В трёх словах — контроль над экономикой.

Да, когда шло «усмирение» вайнахов в ходе Второй Чеченской — Кремль сумел переманить на свою сторону многих влиятельных людей, которые в Первую были сепаратистами, а теперь оказались не в восторге от нарастающего ваххабитского влияния. Среди них был и Ахмат Кадыров, не имевший значительных военных сил, но имевший авторитет как верховный муфтий. Именно потому, что за ним не было «штыков и сабель», его решили двигать в президенты. При этом, для противовеса, поддерживались и чисто военные силы, вроде гудермесского отряда Ямадаевых, тоже перешедший на сторону федералов и формально включённый в структуру ГРУ как батальон «Восток».

Рамзан Кадыров, можно сказать, стал лидером по наследству, после гибели отца в теракте. И что он действительно осуществил весьма эффективно по обретении президентской власти, так это сосредоточение в своих руках контроля над финансовыми потоками из России (а других источников у чеченской экономики практически и не было). Ну и он действительно умело переманивал к себе боевиков, как от других «лоялистов», так и от инсургентов, гарантируя амнистию и несколько привилегированное положение не только в Чечне, но и в России.

Так постепенно Рамзан подмял под себя всю республику, предлагая Кремлю негласный (неофициальный, по крайней мере) договор: «У нас тут над Грозным развевается российский флаг, я время от времени говорю хорошие слова про Путина, вы можете тащиться от своей великой победы, а за это просто платите бабки и не мешаете мне делать дела».

И хотя то, как он расправился с Ямадаевыми и рядом других чеченских бывших полевых командиров, ныне «лоялистов», не всех радовало в российском руководстве — но вот решили смотреть сквозь пальцы на любые его шалости, только бы обеспечивал видимость победы над чеченским сепаратизмом. Более того, смирились и с его монопольным контролем над финансовыми потоками из России, когда он выдавил из правительства людей, изначально поставленных, чтобы всё-таки сдерживать его аппетиты.

Ну а когда кто-то получает монопольный контроль над экономикой (а чем она примитивнее, чем меньше источников дохода — тем проще это устроить) — дело не веков, а считанных лет, чтобы нация, прежде славная своей дерзостью и отчаянностью, приобрела совершенно коленопреклонённый и лизоблюдский вид (по крайней мере внешне).

Ибо — хорошо, конечно, быть гордым и безбашенным лет в семнадцать, когда некого и нечего терять и всё пофиг. Несколько сложнее — когда у тебя семья, дети, внуки, и их нужно как-то кормить. А вокруг соседи, у которых то же самое. И вот ты позволяешь себе как-то недостаточно почтительно высказаться про парня, который контролирует все финансовые потоки, - так ему не надо даже грозить тебе ужасами подвалов в Центорое. Ему достаточно намекнуть, что субсидии для твоего села могут быть пересмотрены. И когда оно живёт только благодаря этим субсидиям, как и вся республика, - там уж твои соседи вполне добровольно с говном тебя сожрут на общем собрании.

Что со стороны, конечно, смотрится совершенно омерзительно и порождает вопросы: «Как в людях может быть столько раболепия? Это ж сколько веков притеснений нужно им было претерпеть, чтобы так деформировалось их сознание, чтобы настолько не осталось в нём никакого достоинства?»

Да нисколько. И не притеснений. Лет десять подкормки от руки дающего, в отсутствие других источников, - и готово дело. А за это время подрастает уже молодёжь, для которой этот правитель-узурпатор — реально царь и бог. Потому что они понимают: чтобы хорошо жить — нужно хорошо его славословить, и это чуть ли не единственное, чему они учатся. Но не станет его — нафиг никому не нужна окажется его «клиентелла» и «клака».

И чтобы узурпировать контроль над примитивной экономикой, имеющей очень ограниченные источники дохода, - на самом деле не требуется совершать какие-то подвиги разума и воли. Требуется — чтобы избежать этого, искушения подгрести под себя всё, что можно, и удушить всё, что подгрести не удаётся.

Собственно, здесь-то Кадыров брал пример с Путина, который проделал примерно то же в несколько бОльших, общероссийских масштабах. Подмял под себя экспорт углеводородов (Лукойл закошмарили и приручили, Юкос раздербанили) — и это дало правящему клану подавляющее чисто финансовое превосходство над любым возможным конкурентом внутри страны.

Но для этого, ей-богу, не требуется быть Юлием Цезарем. В истории такие штуки проделывали и ребята куда как попроще. Стоило им наложить лапы на потоки бабла — естественно, они в скором времени оказывались равнобожественными (и незаменимыми) гарантами стабильности и народного счастья. И гордые квириты, казалось, готовы были молиться на своего «фараона», терпя от него любые унижения. Потом, правда, их не всегда удосуживались даже в землю зарыть, иногда и по-простому исколотый трупешник в Тибр сбрасывали. Но при жизни — их окружало всеобщее будто бы совершенно искреннее, экстатическое почитание.

Поэтому все эти рассуждения про генетическую склонность наций к рабству или вольнолюбию — это чушь собачья. Позволь кому-то обрести монопольный контроль над экономикой — и подавляющее большинство людей в любой нации очень скоро будут пресмыкаться перед ним, выклянчивая подачки.

Несколько другое дело — социально-политическая культура. Она может дорасти до понимания того, почему нельзя допускать концентрации прежде всего экономической власти в одних руках, почему нужна оппозиция, за которой стоит сопоставимый с правительственным денежный ресурс — а может пребывать в наивном убеждении, что вот пусть наш славный папа-вождь потрясёт этих мироедов-толстосумов, чтобы нас накормить, деточек его любимых.

Во втором случае — слишком поздно выясняется, что если правящий парень подгребает под себя чужое добро, берёт под контроль источники доходов, - то в чём он меньше всего заинтересован, так это в развитии экономики, в появлении новых источников дохода. Ибо в этом он небезосновательно видит угрозу своей единоличной власти.

Ну и Московия-то понятно, что исторически развивалась как военный лагерь, требующий единоначалия (вернее, правителям бывало очень удобно втирать народонаселению, будто имеется такое требование и нет других путей развития). Это произошло по ряду причин, включая географические, но среди них едва ли можно рассматривать всерьёз какую-то там генетическую расположенность русских к рабству.

Нет, практика показывает, что любой народ, если позволит некоему правящему клану узурпировать власть над экономикой (во имя стабильности и общего блага, конечно же) — уже через считанные годы превращается в стадо рабов. Потому что людям надо чего-то кушать, кормить семьи. А когда корм можно получить только от царя — приходится склоняться перед ним всё ниже и ниже. И в любом обществе в действительности мало людей, способных эффективно воспротивиться такому порядку вещей.

С другой стороны, когда они выискиваются (как правило, неожиданно) — уже совершенно не играет никакой роли, сколько там прочего народонаселения молилось на царя и боготворило его. Вернее, уже послезавтра — трудно оказывается найти хоть кого-то, кто бы признался в искренности своих верноподданнических чувств к бывшему царю.

Но лучше, конечно, когда по крайней мере среди элит устанавливается превентивное понимание недопустимости концентрации власти над экономикой в руках правительства. Это позволяет избежать таких последствий, как, скажем, в современной Ливии. Там ведь все очень долго и очень пылко любили Кадаффи, потом выяснилось, что не все и не очень, но переформатирование политического устройства сталкивается с некоторыми трудностями. Конечно, было бы лучше, если б Кадаффи, для начала, и не позволили обрести ту власть, которую он имел. В том числе — и для него было бы лучше. Глядишь, умер бы в собственной постели.

Что же до «простого народа» - ну вот крайне редко он бывает таким сознательным, чтобы тоже с опаской относиться к допущению такого козла, как правительство, в финансовый огород. Тут действительно нужно иметь швейцарскую социально-политическую культуру, чтобы отказывать правительству в праве задирать прожиточные пособия и пенсии.

Большинство же «простых людей» любой нации, даже довольно развитых европейских, склонны смотреть на правительство как на «гаранта справедливого распределения материальных благ». Если их точку зрения удаётся протащить во власть — справедливое распределение наступает. А именно: рабам — миска похлёбки, только чтоб ноги не протянули. Ну и шоколадка сверху — только тем рабам, кто особо преуспеет в славословии своего любимого правительства. Всякой там творческой интеллигенции.

Главное: да все избиратели, в любой стране, которые всерьёз мечтают о том, как бы дать правительству больше контроля над экономикой, а потом рассчитывают каким-то образом контролировать его самим — не просто потенциальные рабы, а рабы-идиоты. Которые не понимают, что как только правительство окажется в положении монопольного благодетеля, станет единственным (или хотя бы доминирующим) источником благосостояния — ему нахер не нужно будет бороться за симпатии электората. Оно просто купит всех, кого надо, за «шоколадку к похлёбке».

Что до конкретно русского народа — может, я чересчур оптимистичен, но я надеюсь, что после наблюдаемого ныне краха очередного имперского проекта (в довольно-таки фарсовой уже форме) Московия будет похоронена окончательно (как концепция политического устройства), а выжившие люди (и их будет немало) вернутся наконец к «новгородской» парадигме взаимоотношений государственного и частного. До такой степени, что даже отечественная интеллигенция перестанет наконец раболепствовать перед «троном», выклянчивая себе подачки, и задумается над какими-то более пристойными способами обеспечить своё благополучие.

Кто же действительно окажется имманентным рабом — что ж, его дело, его выбор. Я лично вовсе не собираюсь как-то исправлять и лечить его природу. Зачем? Я — за то, чтобы дать каждому возможность быть самим собой, а не заставлять притворяться, будто он нечто другое. В конце концов, нам предстоит выплачивать значительные репарации, и будет логично, если мы расплатимся теми рабами, которые наслаждались своим холуйством. Может, найдутся покупатели, которые тоже сумеют им насладиться.

Закрепощенность является естественным состоянием для русского народа. Именно в таком состоянии русский народ является наиболее монолитным, дееспособным, продуктивным. Закрепощенность, т.е. отказ от индивидуальных свобод, дает русским максимальную ясность и смысл жизни. Русская натура запроектирована на закрепощенное, безрассудочное, ведомое поведение, она – как болотный тягач, которому нечего делать на асфальте.

Тут же повторяю правило «80 на 20»: суждения о членах сообщества никогда не бывают правыми на 100% случаев. Если суждение в общественной сфере справедливо не менее, чем на 80% случаев, то это истинное суждение. Да, среди русских бывают и интеллигентные, высококультурные натуры с тонкой душевной огранизацией и развитым интеллектом, но такие интеллигенты никогда не станут лидерами общественного мнения в русской среде, они всегда останутся здесь маргиналами и чудаками, в лучшем случае. Ой, ну какая у варваров может быть духовность? – Только примитивная.

Русские и демократия – понятия несовместимые. Стоило в 1861-м году, под давлением союзников-победителей Крымской войны отменить крепосное право – и Русская империя пошла юзом, внутри ее началось брожение и распад. Русские элиты не готовили свой народ к раскрепощению и самостоятельности, поэтому и случился 1917-й год.

В России работают только те общественные технологии, которые расчитаны на примитивную чернь-культуру, т.е. реально работает только «кувалдно-ломовая» цивилизация. Самые большие исторические достижения русских припадают на периоды репрессивно-принудительных максимумов: опричнина Ивана Грозного, вырубка «окна в Европу» во времена Петра Первого, индустриализация в эпоху Сталина… С чернью иначе и нельзя: нет принуждения, нет и работы!

Русским демократия противопоказана, русские просто презирают высокую культуру. Русская натура является заложником огромных пространств, заложником огромных территорий, населяемых десятками народов. Русские – это сторожевые псы 1/6 части суши, ничего, кроме патрулирования, они с этой территорией сделать не могут: держать и не пущать!» - вот их девиз.

У русских нет ни сил, ни умений строить нормальные отношения с десятками покоренных народов. Главная забота русских - сохранение и приумножение империи, ради этой сверхзадачи они отказались от развития собственной нации, чтобы ничто не отвлекало их от службы собакой на сене своему инородному правителю. Итого, русские отказались от собственной национальности, в пользу своей имперскости.

Слабой стороной русской имперско-крепостнической парадигмы является то, что такая крепость не порождает креатив, изобретательность, новации в русской среде, поэтому эта империя всегда привечала и привлекала чужие таланты. Как временная мера, это срабатывало, но одновременно росла социальная, культурная дистанция, между чужеродной креативной прослойкой и русской чернью.Итого, русские традиционно – это примитивный, варварский народ, который не способен к проявлению индивидуальной культуры. Русские – это азиаты, которые завлекают к себе варягов, чтобы за ними самим выглядеть, как европейцы.

Три символа русской государственности:
-самодержавие означает верховную власть, сохранение крепости. Самодержавие освобождает русских от необходимости принятия самостоятельных решений – «самодержцу всегда виднее»;
-православие обеспечивает русским духовное закрепощение. Русским достаточно знать, что у них "самая правильная в мире вера", - это автоматически обеспечивает им «особую духовность»;
-народность, как принцип, означает закрепощение национального вопроса.
Итого, три символа – и три закрепощения!

Сила русского народа для власти в том, что он готов отказаться от ценностей своей индивидуальной, мелкогрупповой жизни, во имя торжества имперской идеи. Самоотверженность, самоотречение широко представлено в русской истории, но это итог не какой-то особой русской духовности, это следствие атрофии здесь ценностей индивидуальной жизни. Русские традиционно очень низко ценят свою личную жизнь, так их смоделировали . Русские - это огромный массив людей, которыми очень легко можно манипулировать. Достаточно крикнуть «За родину, за сталина!» - и толпы смертников побегут вперед, как собачки Павлова!

В цивилизованном обществе для личности базовыми ценностями являются ценности его индивидуальной и мелкогрупповой сфер деятельности, т.е. тех сфер, где он представлен конкретным, особенным деятелем, а участие в общественной деятельности является средством оптимизации реализации своей индивидуальности. В русских все наоборот: здесь личность, индивидуальность отодвигается на третий план, во имя имперской, государственнической доминанты. В России люди гордятся общественным строем, имперскими достижениями, полетами в космос, завоеваниями новых земель, а живут в развалюхах и одеваются в традиционный русский дресс-код: кирзачи, фуфайка, шапка-ушанка!

Вот это готовность русского человека к самоотречению, самопожертве, - она создает особый ресурс для русской власти. Русский человек рождается для того, чтобы служить своей империи, своему царю-батюшке, он спроектирован на рабско-крепостническое служение. Когда такого требования от власти нет, то русский человек теряет жизненные ориентиры и начинает пить или иначе прожигать свою жизнь,он не видит другого смысла для своей жизни.

Не зря К.Маркс говорил, что русский народ – идеальный клиент для испытания на нем идей коммунизма, таким клиентом он является и до сих пор. Русский без империи – как бесхозный хлам, он не знает и не понимает, куда себя деть, зачем он вообще нужен? Тогда начинается пьяное, разгульное самопрожигание жизни русскими: если некому служить, нет смысла жить вообще!

Другой стороной привязанности русских к имперским стандартам, является их беспримерная жестокость ко всем недовольным их империей, их порядками. Любое проявление личностью своей воли, своих желаний, своей позиции воспринимается русскими, как покушение на их имперскую идею, на дело государево! Почему русские такие жестоки к другим народам? – Для них любое проявление свободомыслия, свободолюбия – это абсолютная ересь, вздор, непорядок, подлежащий немедленной ликвидации! Это личное оскорбление для русских, ибо они жертвуют собой, своим личным ради дела государева, а здесь кто-то что-то для себя лично требует! Отсюда и нетерпимость русской черни к любым проявлениям индивидуальности, критического мышления. Эта чернь решительно задвигает шибко умных в маргинез, а то и репрессирует. Русские очень легко пускают в ход кулаки против своих оппонентов, формировать словесные контраргументы для них очень сложно, применение физического насилия для них как-то понятней...

Русский с удовольствием растворяется перед лицом власти, превращается в послушное орудие имперской воли, здесь его духовный катарсис. Русский жаждет стать винтиком, человеком системы, безликим элементом великой общности, чем больше империя, тем большим представителем ее он себя ощущает. Вспомните, как русскомирцы выбирали президента в Украине в 2004 и 2010-м году: как царя-батюшку! Одним словом, гены не пропьешь и на чужбине!

"Особая русская душа" состоит в том, что русские отказываются от своей личной души, от своего личного выбора и личной воли, в пользу "общей имперской души". Вот эта общая имперская душа и составляет особую русскую духовность. Русская империя имела то превосходство над другими государствами, что она всегда имела в своем распоряжении множество таких вот беспрекословных слуг, жизнями которых она могла запросто жертвовать, без малейших для себя неприятных последствий. Русским народом государи разбрасывались, как расходным материалом, поэтому и сколотили империю на 1/5 часть суши, состоянием на 1830г . А что церемониться: русские бабы еще нарожают! Русские правители, русская аристократия сами называли свой народ «чернью», так что не надо мне забрасывать упреки об очернении темы.

Русский народ – это народ-чернь, по своему типу. Категоричный отказ от индивидуальности, от своих личных прав и свобод, в пользу своей принадлежности к империи, к общине – все это не позволяет развивать русскую индивидуальность, в принципе. Уберите от русского народа интеллигенцию, верхнее сословие, из состава инородцев – и вы ужаснетесь убогости чистого русского этноса! Такова цена отказа этноса от обретения собственной индивидуальности. Теперь русский народ жаждет нового, правильного крепостного порядка для себя, «большой крепостнический цикл» рулит!

Резюме. В чем разница в менталитете русских и украинцев? - Русский – это первый парень в евразийском селе, а украинец – последний парень в европейском пригороде!
И русские, и украинцы – это особые этнические образования, со сломанным, сдеформированным онтогенезом, в результате чего из них никак не могут сформироваться полноценные нации. Русские сформированы, как этническая каста чернь-народа, украинцы –как низкосословное этническое образование. Ни русские, ни украинцы не способны «забеременеть» собственной национальной элитой, не способны выйти за пределы примитивной цивилизации. Русские – они как вышедшие из повиновения роботы, от них никогда не добъешься нормального человеческого поведения, но только запуск каких-то узких целевых программ.

Теперь в мире – эпоха индивидуализма, это универсальный признак цивилизованности: в современном мире каждый сам за себя. Мир стал слишком сложным и запутанным, чтобы безликая, ведомая личность смогла найти в нем достойное место. Русские – грубо инфантильная нация, но патернализм уже нигде не работает, традиционных обществ-монархий тоже днем с огнем не сыскать. Иными словами, подимперский, обезличенный тип личности уже нигде, на государственном уровне не затребован. Русские должны обрести внутреннюю свободу, внутреннее развитие, либо смириться со своим историческим поражением и уходом в небытие, под натиском более агрессивных и дееспособных народов.

Страна рабов – говорил о России Лермонтов. Рабы, сверху донизу все рабы – говорил о русском народе Чернышевский. Изменилось ли что-нибудь в России с тех пор? Да, изменилось: новая форма рабства пришла на смену старой. Мы по-прежнему остаемся рабами. В чем заключается наше рабское положение и рабская психология? И почему мы остаемся рабами, несмотря ни на что? Ответ на первый вопрос очевиден: мы ограничены во всех существенных проявлениях нашей жизни и потребностях, мы подвергаемся наказанию за малейшие попытки обрести свободу и независимость не только в поведении, но даже в мыслях. Ответить на второй вопрос честно и правдиво – дело гораздо более трудное: этому мешают те самые психологические причины, в силу которых мы остаемся рабами.

Известны два ответа на второй вопрос. Первый из них – апологетический, второй – критический. Первый заключается в следующем. Безусловно, люди и в коммунистическом обществе как-то ограничены в своих мыслях и в своем поведении. Но эти ограничения разумны, обусловлены интересами коллективов, в которые входят люди, и интересами общества в целом. Без этих ограничений в обществе наступил бы хаос, произвол, деградация и распад. Второй ответ (критический) заключается в следующем: некоторая часть граждан общества захватила власть над остальными и осуществляет свое насилие над ними. Оба ответа верны. Но каждый из них отражает лишь одну сторону дела. И оба они вместе не дают целую истину. В тени остается еще одна часть истины, может быть самая главная: мы принимаем систему рабства добровольно.

Потому проблема “Почему мы рабы?” есть в глубине своей проблема “Почему мы предпочитаем быть рабами?”. В каждую эпоху эта проблема имеет свое решение. Решение ее для нашего современного, коммунистического рабства в общих чертах банально: потому что коммунизм есть не столько неизбежность, насилие и обман, сколько соблазн и искушение. Коммунизм не только в учениях теоретиков, в пропаганде и в лозунгах есть соблазн и искушение, но и в реальном его воплощении. Теперь – главным образом в реальном воплощении. Вот в чем корень зла! Когда апологеты коммунизма утверждают, что коммунизм есть движение и стремление миллионов людей и в интересах миллионов людей, они говорят правду. Но не всю правду: они умалчивают о том, что основой и стимулом движения и стремления является именно соблазн и искушение. Коммунизм в основе своей и прежде всего несет облегчение и освобождение. И лишь на этой основе и затем он несет утяжеление жизни и закрепощение. Но он несет с собою одного рода освобождение и для одних людей и другого рода закрепощение для других. И несет их так, что люди сразу видят освобождение, и оно им кажется абсолютным, но лишь потом ощущают закрепощение, и оно уже кажется им естественным и само собой разумеющимся.

Общество, в котором мы живем, не есть нечто изначально данное. Оно есть продукт исторического процесса, в котором боролись и продолжают бороться две тенденции – цивилизаторская и коммунистическая (или коммунальная). Первая тенденция есть карабканье какой-то небольшой части человечества вверх, движение против потока человеческой стихии, преодоление сопротивления природной и общественной среды. Вторая тенденция есть падение подавляющей массы человечества вниз, движение ее по течению человеческой стихии, движение по линии наименьшего сопротивления. Первая есть сопротивление второй, ограничение стихийных сил второй, стремление повысить уровень социальной организации людей. Основу ее образует труд, личный риск, личная инициатива и личная ответственность за действия, самоограничение, привносимое морально-правовым самосознанием, и прочие ценности цивилизации. Социальный строй, выросший из этой тенденции и вместе с тем сохранявший ее, породил современные блага цивилизации и одновременно неразрывно связанные с ним язвы ее. Люди, однако, связали в своем воображении с этим строем не только его собственные недостатки, но и все то зло, какое несла и несет с собою коммунистическая тенденция и против которого в первую очередь была направлена социальная система, выросшая из цивилизаторской тенденции. Умами и сердцами людей овладело убеждение, будто причиной всех зол в мире является именно тот самый социальный строй, в рамках которого были достигнуты блага цивилизации, будто с уничтожением этого строя исчезнут все отрицательные явления современной общественной жизни. Именно в этой разрушительной, а не в созидательной деятельности люди увидели путь в счастливое будущее.

И вот коммунистическая тенденция восторжествовала в значительной части планеты. Рухнули иллюзии насчет всеобщего рая на Земле. Обнаружились язвы коммунистического образа жизни, не уступающие язвам прошлого, а кое в чем и превосходящие их. И что же? Уменьшилась ли тяга в мире к коммунизму? Наоборот, она многократно возросла. Почему? Да потому, что реальный коммунизм хотя и не принес с собою всеобщего благополучия и не устранил всех язв бытия, он все же в некоторой мере удовлетворил великий исторический соблазн людей жить стадно, без тяжкого труда, без постоянных самоограничений, без риска и личной ответственности за делаемое, беззаботно, упрощенно, с гарантированным удовлетворенном необходимых жизненных потребностей. Коммунизм удовлетворил этот соблазн лишь в очень малой степени. Но этой степени оказалось достаточно, чтобы инициативу и власть в обществе захватили люди, предпочитающие именно такой образ жизни, чтобы люди поразительно быстро приспособились к новому строю жизни, примирились с его недостатками и осознали его достоинства. Люди капитулировали перед своими собственными стихийными силами, сбросили с себя напряжение, к которому их вынуждала прежняя система жизни, и вздохнули с облегчением. Отказ от борьбы, отказ от карабканья вверх и от движения против течения приносит людям прежде всего облегчение – падение какое-то время ощущается как полет. Люди при этом не думают о том, что будет потом, а именно – что вслед за облегчением приходят все необходимые атрибуты рабства-хозяева, надсмотрщики, палачи. Когда люди это замечают, бывает уже поздно. Они уже оказываются во власти самих себя, ибо они эти атрибуты рабства несут уже в себе самих. Наше рабство есть наша добровольная плата за ничтожное и лишь временное облегчение от тягот цивилизаторской тенденции.

Современное рабство интересно еще тем, что оно в огромной степени сравнительно с прошлым обществом расширяет численно круг членов общества, наделенных официальной властью над другими, и дает почти каждому рядовому члену общества крупицу фактической власти над ближними. Это общество до невиданных доселе размеров увеличивает массу власти, наделяя ею и миллионы своих рядовых членов. Наделяет по тем же законам, по каким вообще распределяются блага в этом обществе, – каждому соответственно по социальному положению. Но все же наделяет. Это такое рабство, в котором рабское положение компенсируется возможностью для каждого видеть в окружающих подвластные ему существа, – здесь вместо свободы предлагается возможность лишать свободы других, т.е. соучастие в закрепощении. Не стремление быть свободным, но стремление лишить других людей такого стремления к свободе – вот какой эрзац свободы предлагается здесь гражданам. А это много легче, чем борьба за то, чтобы не быть рабами. Результаты борьбы за реальную свободу осознаются лишь через много поколений, да и то немногими.

Одним словом, нам удобно быть рабами. Быть рабами много легче и проще, чем не быть ими. Мы сами осуществляем насилие друг над другом. Мы сами общими усилиями делаем нас самих своими собственными рабами и благодаря этому становимся рабами других. Именно в этом главным образом коренятся причины нашего рабства, а не во внешнем насилии и не в законах организации общества. Мы капитулируем перед объективными законами и внешним насилием потому, что сами предпочитаем образ жизни, делающий нас рабами. Вот в чем ужас нашего положения. Можно бороться против внешних насильников. Можно ограничивать действие объективных сил природы и общества. Но бороться против самих себя и добиваться успеха – задача непостижимо трудная даже для богов. А мы – всего лишь люди.

И это было бы еще полбеды: мы привыкли быть рабами. Беда в том, что мы несем свое рабство другим. Несем под знаменем свободы. И добиваемся успеха. И отрезаем себе всякую надежду на освобождение. Когда все рабы, понятие рабства теряет смысл.

Май. 1980 год.

Александр Зиновьев

От редакции Зиновьев.Инфо. Александр Александрович Зиновьев (родился 29 октября 1922 года) – русский философ, логик, публицист, социолог и писатель. Он занимался проблемами теории познания и философии науки, исследованиями в области символической логики. В 70-ые годы он обращается к запретной для вольной мысли области – социальной проблематике, результатом чего была его высылка из СССР. С тех пор он живет в эмиграции, в Мюнхене. Он – автор многочисленных произведений, находящихся по жанру на стыке публицистики, философии и художественной литературы. Из них наиболее известны “Зияющие высоты”, “Гомо советикус”, “Пара беллум”. Центральное место в этих сочинениях занимает советский человек – “гомо советикус”, проблема его отношений с другими людьми и с “родной” Властью, проблема внутреннего рабства личности.

Создатель оригинальной социально-философской концепции советского общества, Александр Зиновьев и в годы “застоя”, и в годы “перестройки” оставался в положении аутсайдера. Он не был “своим” ни для советского официоза, ни для западной интеллектуальной элиты, ни среди русской эмиграции.

Мы публикуем небольшую статью А.А.Зиновьева “Почему мы рабы?” (май 1980 г.), перепечатанную из философского альманаха “Квинтэссенция” за 1991 год.

Наверное, многие из нас еще со школьных времен затвердили, что крепостное право в России было отменено еще в 1861 году. Но на самом деле традиции работорговли существовали во всем мире издавна. Не стала исключением и Древняя Русь.

«Челядь»

Попасть в рабы на Руси можно было несколькими способами. Один из них – это захват иностранных пленных. Таких рабов-«полонян» называли «челядью».

В одной из статей договора, заключенного в 911 году с Византией после удачного набега древних русов на Константинополь, византийцам предлагалось заплатить 20 золотых монет (солидов) за каждого взятого в плен «челядина». Это составляло около 90 граммов золота и вдвое превышало среднерыночную цену на невольников.

После второго похода на Византию (944 год), который завершился менее успешно, цены удалось скостить. За «юношу или девицу добру» давали на этот раз 10 золотых монет (45 граммов золота) или «две паволоки» - два куска шелковой ткани. За «середовича» - раба или рабыню средних лет – полагались восемь монет, а за старика или ребенка – всего пять.

«Челядь» чаще всего использовали для различных неквалифицированных работ, например, в качестве домашней прислуги. Женщины-полонянки, особенно молодые, ценились выше мужчин – их можно было использовать для любовных утех. Многие из них становились наложницами и даже женами рабовладельцев.

Как сообщает «Русская правда» - сборник законов XI века – средняя стоимость «челядина» составляла пять-шесть гривен. Многие историки считают, что речь идет не о серебряных гривнах, а о гривнах кун, которые были вчетверо дешевле. Таким образом за невольника в то время давали около 200 граммов серебра или 750 выделанных беличьих шкурок.

В 1223 году после неудачной битвы с монголами на Калке смоленским князем Мстиславом Давидовичем был заключен договор с рижскими и готландскими купцами, по которому стоимость одного челядина оценивалась в одну гривну серебром (это соответствовало 160-200 граммам серебра и примерно 15 граммам золота).

Цены на челядь зависели от региона. Так, в Смоленске раб стоил немного дешевле, чем в Киеве, и втрое дешевле, чем в том же Константинополе… Чем больше людей захватывали в рабство во время военных походов, тем сильнее падала цена.

Рабство по закону

На Руси активно развивался и внутренний невольничий рынок. Еще одной распространенной формой рабства, кроме «челяди», являлось холопство. В холопы можно было попасть за долги, в результате брака с холопкой или холопом, поступления в услужение, в качестве наказания за тяжкое преступление… Были случаи, когда родители сами продавали или отдавали своих детей в рабство, так как не могли их прокормить.

Крепостное право стало развиваться лишь в XI веке, с формированием централизованного государства. В основе его лежала зависимость бедных крестьян от землевладельцев. В Киевской Руси и Новгородском княжестве все несвободные крестьяне подразделялись на три категории – смердов, закупов и холопов. В отличие от первых двух категорий, холопы не могли иметь никакой собственности, не имели права переходить к другому хозяину.

В XV столетии, после того как Московское княжество освободилось от татаро-монгольского ига, цена на одного холопа колебалась от одного до трех рублей. К середине XVI столетия она повысилась до полутора-четырех рублей. Накануне Смутного времени доходила уже до четырех-пяти рублей. Однако неурожаи и войны неизменно опускали цены на живой товар.

Если контролировать внешнюю работорговлю было довольно сложно, то внутри страны государство пыталось регулировать рабовладение. Существовали специальные кабальные книги, где фиксировались соответствующие сделки. При этом с владельцев холопов брался особый налог.

Плюсы и минусы рабства

Если разобраться, рабовладение представляло собой вполне эффективный экономический институт. Люди могли служить предметом купли-продажи, могли быть обменены на другие, «неодушевленные» товары, или взяты в счет уплаты долгов и налогов. Хозяева получали практически дармовых работников «за кров и еду», те не могли по собственному желанию покинуть «рабочее место» или потребовать лучших условий… Иногда это было выгодно и самим рабам: они обретали хоть какую-то стабильность, могли не заботиться о жилье и куске хлеба.

Но, с другой стороны, принуждение не может являться достаточным мотивом для качественного труда. Как показывает практика, лучшей мотивацией для работника являются повышение качества жизни и возможность самореализации. Увы, рабство все это исключает.