Эвакуация Припяти: как это было. Хронология эвакуации Припяти - Чернобыль. Реальный мир

Ежегодно в преддверии годовщины катастрофы на Чернобыльской АЭС мы вспоминаем о Чернобыле и о ликвидаторах. Город Припять и его жители до сих пор оставались как бы за кадром. Сегодня ТАЙМЕР исправляет это упущение.

Воспоминаниями о событиях тех дней с ТАЙМЕРОМ поделилась некогда жительница Припяти, сотрудник Чернобыльского монтажного управления, а ныне председатель Суворовской районной организации «Союз. Чернобыль. Украина» Лидия Романченко.

Лидия и Николай Романченко у подъезда своего дома.
Припять. 2006 год.

Мы позволим себе дополнять её рассказ небольшими комментариями, которые, на наш взгляд, позволят читателю лучше понять, что же происходило на Чернобыльской АЭС и вокруг неё в те страшные дни.

…о жизни в Припяти

Это был молодой город, молодой и населением (средний возраст жителей Припяти – 26 лет), и своим возрастом. Первый камешек города был заложен в 1970 году, а в 1973 году нам с мужем дали там квартиру и мы перебрались с детьми туда жить.

Газета «Радянська Украина», 1977 год. Мужчина с блокнотом в центре - Николай Романченко.

В 1973 году Припять состояла из двух микрорайонов, один из которых только начинался строиться. Всё остальное это был пустырь и лес. Но Припять быстро развивалась и расстраивалась. Жили мы очень хорошо! У нас всё было самое лучшее: лучшее медобслуживание, лучшее образование для наших детей, лучшие условия для жизни! У нас была не просто поликлиника, а медико-санитарная часть от Москвы. Она называлась МСЧ-126, диспансеризацию мы проходили не для галочки, а по-настоящему. Наших детей учили лучшие учителя, в каждой школе работало 5-6 Заслуженных учителей Украины или СССР. О нас заботились, мы были обласканы судьбой! Это был образцово-показательный город – город-сказка!

Припять. Май 1983 года.

…об аварии
За год до аварии у нас появился третий ребёнок. Поэтому я в то время находилась в декретном отпуске, а муж работал бригадиром строительной бригады на строительстве 5-го и 6-го блоков ЧАЭС. Когда произошла авария, мы спали и даже не знали, что что-то случилось. Утром 26 апреля я отправила старших детей в школу и осталась с малышом дома.

ОТ РЕДАКЦИИ. В это время на станции велась отчаянная борьба с локализацией последствий аварии: спешно (и, как впоследствии оказалось, напрасно) подавали воду для охлаждения разрушенного реактора №4, в аварийном режиме «гасили» остальные энергоблоки станции. Многие из сотрудников станции к тому моменту уже получили смертельные дозы облучения; в первых числах мая они в страшных муках умрут в московской клинике №6.

Четвёртый энергоблок Чернобыльской АЭС. Май 1986 года. Более низкое здание слева - машинный зал Чернобыльской АЭС.

Где-то около 8 утра мне позвонила соседка и сказала, что её соседка со станции не вернулась, там авария произошла. Я сразу же кинулась к своим соседям, кумовьям, а они с ночи уже «на сумках» сидят: им кум позвонил и рассказал об аварии. К часам одиннадцати наши дети прибежали домой и рассказали, что в школе забили все окна и двери, и их никуда не выпускали, а потом помыли вокруг школы территорию и машины, выпустили их на улицу и сказали бежать домой.

Наш друг-стоматолог рассказывал, что их всех ночью подняли по тревоге и вызвали в больницу, куда всю ночь возили людей со станции. Облучённых сильно тошнило: к утру вся больница была в рвотных массах. Это было жутко!

ОТ РЕДАКЦИИ: Тошнота – один из первых признаков острой лучевой болезни. После очищающих кровь капельниц многим из госпитализированных стало значительно лучше: убийственный характер полученных ими поражений начнёт проявляться лишь через много дней. Это состояние иногда называют «состоянием живого трупа»: человек обречён, но чувствует себя почти нормально.

К часам 12-ти к станции и в город начали въезжать БТРы. Это было жуткое зрелище: эти молодые ребята шли на смерть, она сидели там даже без «лепесточков» (респираторов), не защищены вообще были! Войска всё прибывали, всё больше становилось милиции, вертолёты летали. Телевидение нам отключили, поэтому о самой аварии, что именно произошло и каковы масштабы, мы ничего не знали.

ОТ РЕДАКЦИИ: В этот момент уже начались работы по ликвидации последствий аварии. Первыми в бой с аварийным реактором пошли вертолётчики . В образовавшийся после взрыва провал сбрасывали тонны песка и свинца, чтобы остановить доступ кислорода и прекратить горение реакторного графита – пожар, дым от которого выносил в атмосферу новые и новые порции радиоактивной грязи. Пилоты вертолётов летали практически без защиты, многие из них быстро переоблучились.

Об эвакуации

По радио сообщили, что к 15.00 всему населению необходимо быть готовым к эвакуации. Для этого нужно собрать с собой необходимые на три дня вещи и продукты и выйти на улицу. Мы так и сделали.

Мы жили почти на окраине города, и получилось так, что после того, как мы вышли, мы ещё больше часа простояли на улице. В каждом дворе было по 3-4 милиционера, которые делали поквартирный обход, они заходили в каждый дом и каждую квартиру. Тех, кто не хотел эвакуироваться, выводили силой. Подъезжали автобусы, люди загружались и выезжали. Вот так мы и уехали со 100 рублями в кармане и вещами и продуктами на три дня.

Эвакуация из Припяти. Обратите внимание на практически полное отсутствие вещей.

ОТ РЕДАКЦИИ: Решение об эвакуации серьёзно запоздало из-за того, что долгое время считалось, что аварийный реактор хоть и пострадал, но в общем цел. А значит, радиоактивность в Припяти будет падать. Но уровни лишь увеличивались. И как только ранним утром 27 апреля стало ясно, что реактор разрушен, правительственная комиссия приняла решение об эвакуации города. Но многие из жителей Припяти, включая детей, успели сильно облучиться.

Нас увезли в село Марьяновка Полесского района, которого сегодня уже тоже нет на карте. Там мы пробыли три дня. К вечеру третьего дня стало известно, что радиационный фон растёт и в Марьяновке. Стало понятно, что ждать нам нечего и нужно самим что-то решать, ведь у нас на руках было трое детей. В тот же вечер на последнем автобусе из Полесского мы уехали в Киев, а оттуда муж меня с детьми отвёз к маме в село.

Я много лет была в санитарной дружине и чётко знала, что первым делом по приезду к маме надо помыться и постираться. Так мы и поступили. Мы с мамой вырыли яму, всё туда закинули и залили всем, что было.

Было сложно, но выхода не было. Мне ещё повезло, что у меня мама была - было куда ехать. Другим, кому некуда было ехать, было ещё сложнее. Их расселяли по гостиницам, пансионатам, санаториям. Детей отправляли в лагеря - родители их потом по всей Украине месяцами искали.

А мы выжили благодаря соседям и родственникам. Я порой проснусь, выхожу на улицу, а на пороге дома уже стоит молоко, хлеб, кусочек сыра, яйца, масло. Так мы и прожили там полгода. Было очень сложно и страшно, ведь мы не знали, что с нами будет. Когда уже какое-то время прошло, я стала понимать, что обратно мы уже не вернёмся, и сказала об этом маме. А мама (никогда не забуду) сказала: неужели этой сказки среди леса больше не будет? Я говорю: не будет мама, больше не будет (с трудом сдерживает слёзы) .

Вот так все эвакуированные полгода и мыкались, кто, где как мог, кому как повезло.

Об облучении и его последствиях

После аварии радиационное облако долго стояло над Припятью, потом рассеялось и пошло дальше. Мне говорили, что если бы тогда пошёл дождь, то эвакуировать было бы уже некого. Нам очень повезло!

ОТ РЕДАКЦИИ. Дождя над Припятью и всей Зоной вообще не было потом ещё долго: тучи разгоняли искусственно, чтобы не допустить смыва радиоактивной пыли в притоки Днепра.

Нам же никто ничего не говорил, какой уровень радиации, какую дозу мы получили, ничего! А мы же пробыли до эвакуации в этой зоне 38 часов. Мы насквозь были всем этим пропитаны! И всё это время нам никто не оказывал никакой помощи. Хотя у нас в городе было много сандружин, а в каждом управлении на складе лежали ящиками, на каждого члена семьи, антидоты, калий-йод, респираторы и одежда. Всё это было, только никто не воспользовался этим. Нам йод принесли только на второй день, когда его пить было уже бесполезно. Вот мы и развезли радиацию по всей Украине.

Пункт дозиметрического контроля на выезде из 10-километровой зоны вокруг ЧАЭС

Вообще по радиационной обстановке людей нужно было вывозить до какого-то пропускного пункта там мыть, переодевать, пересаживать в другой транспорт и везти дальше, где на определенном расстоянии должен был находиться следующий пропускной пункт, где снова нужно было замерять радиационный уровень, и снова всех мыть и переодевать. Но этого никто не делал! Нас вывозили в вещах, с собой мы вывозили вещи, некоторые вообще на машинах выезжали, а этого делать было нельзя! Мы выезжали, в чём были, вещи вывозили, кто мог на машинах уезжали.

ОТ РЕДАКЦИИ. «Самоэвакуация» из Припяти и других близких к станции населённых пунктов любыми способами, в том числе и пешком, началась уже утром 26 апреля – несмотря на все меры по предотвращению утечки информации о том, что именно происходило на АЭС.

В итоге мы все инвалиды! Сегодня многих уже нет в живых, а из тех, кто ещё жив большинство страдает заболеваниями щитовидной железы, желудочно-кишечного тракта. С годами увеличивается количество онкозаболеваний, неврологических и кардиологических осложнений.

О возвращении в Припять

В августе 1986 года нам разрешили вернуться в Припять. Но только за вещами. Когда мы приехали нас встретил не цветущий молодой город, а серый бетонный забор и колючая проволока. Так теперь выглядит наш город-сказка. И тогда я поняла, что больше здесь никто и никогда жить не будет.

ОТ РЕДАКЦИИ. Даже сегодня радиоактивный фон в Припяти составляет от 0,6 до 20 микрозивертов в час, что, соответственно, в 3-100 раз выше нормы.

Нас выгрузили в центре и разрешили пойти в свои квартиры, но не больше чем на 2-3 часа. Как сейчас помню: всю землю в Припяти, весь верхний слой, сняли. На площади, в центре, стояли баки с землёй, и вот в одном из этих баков цвела такая одинокая красная роза. И больше ни живой души: ни собак, ни котов, ни людей. Идёшь по городу и слышишь свои шаги… это невозможно передать словами. И я тогда мужу сказала, что больше никогда сюда не вернусь, не смогу ещё раз это пережить (плачет).

Возвращение в Припять. Ненадолго. 2006 год.

ОТ РЕДАКЦИИ. В первые месяцы после эвакуации Припять была полна брошенными домашними животными: их шерсть отлично впитывала радиацию, и забирать с собой зверей не разрешали. Впоследствии собаки одичали, сбились в стаи и стали нападать на людей. Была организована специальная операция по их отстрелу.

Нашу квартиру пытались взломать, но не смогли, только дверь перекосили. Мы зашли в квартиру собрали кое-какие вещи, в основном документы. И сняли наш звоночек и люстру, так нам хотелось хоть кусочек от той прекрасной жизни до аварии увезти с собой в новую жизнь.

ОТ РЕДАКЦИИ. Вывозить разрешали далеко не всё, и каждый вывозимый предмет подлежал обязательному дозиметрическому контролю.

Об отношении

Это только по телевизору показывали, как встречают эвакуированных. На самом деле нас никто не встречал с распростёртыми объятиями. Нас боялись и обижали часто. Мы выживали как могли. А сколько было случаев, когда люди ехали к родственникам, а у них перед носом двери закрывали, потому что считали их заразными, и люди оставались на улице. Всё это было и это было жутко! Далеко не все смогли с этим справиться.

О новой жизни

Когда эвакуированным начали давать жильё, нам дали квартиру в Теплодаре, но так как там не оказалось четырехкомнатных квартир, нас направили в Одессу. А Одессе дали трёхкомнатную квартиру на семью из пяти человек. У меня тогда такая обида за всё это была, и такой крик души! Я взяла и написала письмо Горбачёву, копия письма, кстати, до сих пор дома хранится. А через три дня мне пришло уведомление, что моё письмо дошло до адресата. Перед новым годом нам дали четырёхкомнатную квартиру на посёлке Котовского.

Новый 1987-й год мы встречали в новой квартире. Вокруг одни коробки, муж скрутил какой-то стол, нашёл веточку сосны на улице, мы её кое-как украсили, накрыли стол, наполнили бокалы и вдруг гаснет свет. Поначалу такая тишина гробовая повисла, и вдруг все начинают реветь. Дети так плакали, что мы не знали как их успокоить. Это был какой-то переломный момент, момент полного осознания, что теперь всё будет по-другому. Вот такой у нас был первый Новый год новой жизни. Сегодня у нас большая семья: трое детей, трое внуков.

О социальных гарантиях

До 90-х годов нас (эвакуированных) вообще не воспринимали как пострадавших от аварии. Никто и ничего даже слышать не хотел ни о каких последствиях катастрофы. И всё это несмотря на то, что люди болели: теряли ни с того ни с сего сознание, падали прямо на улице, мучились страшными головными болями. У детей шла кровь носом.

Дети Лидии Романченко. 1986 год.

Позже нас всё-таки признали. А сейчас как-то так складывается, что эвакуированных опять стараются откинуть. Даже госпожа Королевская заявила, что ликвидаторам аварии на ЧАЭС будут пенсию поднимать, а эвакуированным - нет. Но ведь мы инвалиды - такие же как и ликвидаторы! Среди нас нет ни одного здорового человека. В законе ясно сказано, если человек пробыл в Зоне один рабочий день (8 часов) до 31 июля, он считается ликвидатором, а мы пробыли там 38 часов! Но с годами нас пытаются отодвинуть. И нам становится обидно, ведь ликвидация начиналась именно с нас.

Лидия Романченко сегодня

С социальными гарантиями сейчас вообще сложно, и это касается не только чернобыльцев. Но нам в этом плане очень повезло, так как большим подспорьем для нас является наша городская программа, в рамках которой город оказывает материальную помощь 200 чернобыльцам. Программа работает уже 8 лет, и мы с её помощью пытаемся оказать помощь наиболее нуждающимся – инвалидам первой группы. Также у нас есть городская программа оздоровления, а с прошлого года, по аналогии с городской программой, такая же программа заработала и в Одесской области. Проблем у нас очень много, не всегда всё удаётся решить, но мы стараемся. Сложно, люди разные, кто-то понимает, а кто-то нет, но мы стараемся помочь всем, если не материально, то хотя бы советом или какой-то поддержкой.

О мечтах

Если я доживу, и у меня будет здоровье, я очень хочу на 30-ю годовщину аварии поехать в Припять и снять фильм о нашем городе-сказке. Хочу всё заснять: каждый сантиметр, каждый кирпичик, каждый листочек, чтобы больше к этому никогда не возвращаться. Для меня это очень тяжело, но я мечтаю это сделать!

Эвакуация города Припять - одна из самых успешных операций в СССР с точки зрения логистики и организации. Менее чем за сутки были эвакуированы 50 тыс человек (17 тыс из которых дети) на 1200 автобусах в условиях информационного вакуума. 27 апреля, ровно 30 лет назад как раз в эти минуты по радио городской сети города Припять прозвучало объявление о временной эвакуации... Спустя 6 часов город опустел, один из самых молодых городов в СССР, средний возраст жителей которого составлял 26 лет.

Детские воспоминания - наверное самые искренние и трогательные правдивые истории событий того дня. Наверное у многих из нас есть знакомые, которые, будучи детьми, покинули Припять. Тогда казалось, что временно, но оказалось - навсегда. Сложно осознать, попытаться прочувствовать, но об этих событиях хочется читать и узнавать больше, особенно побывав в Припяти сегодня.

Хронология событий эвакуации Припяти и две трогательные детские истории... Фрагменты нашей с вами истории, которую нужно помнить.

Наш автобус медленно въезжает через КПП города Припять, медленно движется по проспекту Ленина, в динамиках гид включает то самое сообщение об эвакуации, которое транслировали по радиосети Припяти 30 лет назад. Мурашки по коже.

https://www.youtube.com/watch?v=XxGObvkLTg0

"Внимание, Уважаемые товарищи! Городской совет народных депутатов сообщает, что в связи с аварией на Чернобыльской атомной электростанции в городе Припяти складывается неблагоприятная радиационная обстановка. Партийными и советскими органами, воинскими частями принимаются необходимые меры. Однако, с целью обеспечения полной безопасности людей, и, в первую очередь, детей, возникает необходимость провести временную эвакуацию жителей города в близлежащие населённые пункты Киевской области. Для этого к каждому жилому дому сегодня, двадцать седьмого апреля, начиная с четырнадцати ноль-ноль часов будут поданы автобус в сопровождении работников милиции и представителей горисполкома. Рекомендуется с собой взять документы, крайне необходимые вещи, а также, на первый случай, продукты питания. Руководителями предприятий и учреждений определён круг работников, которые остаются на месте для обеспечения нормального функционирования предприятий города. Все жилые дома на период эвакуации будут охраняться работниками милиции. Товарищи, временно оставляя своё жильё, не забудьте, пожалуйста, закрыть окна, выключить электрические и газовые приборы, перекрыть водопроводные краны. Просим соблюдать спокойствие, организованность и порядок при проведении временной эвакуации."

ХРОНОЛОГИЯ ЭВАКУАЦИИ

26.04.1986 в 1.24 произошел взрыв на 4м энергоблоке ЧАЭС
Утром начальник ЧАЭС рапортует в Москву о том, что обстановка контролируется и эвакуация Припяти не требуется.

Однако вечером 26.04, в 23.00, принимают решение об эвакуации города.

В ночь на 27 апреля участковые инспектора вместе с сотрудниками паспортного стола горотдела милиции совершили подворный обход всех жилых домов. Было определено количество жителей, проживающих в каждом подъезде Припяти, составлены соответствующие карточки. Расчеты показали, что в городе 160 домов с 540 подъездами. Общее число жителей составило 47 тыс. человек, из них 17 тыс. детей и 80 лежачих больных. Учтено было, кому и какую помощь придется оказать в пути.

На основании полученных данных весь жилой массив города разбили на шесть секторов. За каждым из них закрепили ответственных работников милиции из начальствующего состава. Для организации эвакуации по месту жительства выделялось по одному-два работника милиции на каждый жилой подъезд.

27 апреля на второстепенных дорогах в районе г. Чернобыль было сосредоточено более 1200 автобусов (из них 100 – резервных) и примерно 200 бортовых грузовых автомобилей. На железнодорожной станции Янов подготовил два дизель-поезда на 1500 мест.

В 12 ч 20 мин в Припятском горотделе милиции состоялся инструктаж начальников эвакуационных секторов, их заместителей и старших нарядов. В 13 ч был проведен инструктаж всего личного состава, задействованного в проведении эвакуации. Особое внимание было обращено на строжайшее соблюдение вежливого и внимательного отношения к людям, недопущение каких бы то ни было конфликтных ситуаций.

В 13 ч 10 мин по местному радио было передано сообщение Припятского горисполкома об эвакуации населения. К этому времени все необходимые планы и средства уже находились в полной готовности. Было, например, известно, что к сектору №1 подается 280 автобусов, к сектору №2 – 320 и т.д. Сопровождающие транспорт сотрудники милиции имели специальные карты с маршрутами движения, местом сбора в колоны, адресами расселения. Все организаторы были обеспечены радиостанциями и имели свои позывные. И как только поступила команда о начале эвакуации, вся разработанная система немедленно была приведена в действие.

К моменту объявления эвакуации сотрудники органов внутренних дел повторно обошли жилой массив, разъяснили жителям порядок ее проведения. Всем рекомендовали закрыть окна, балконы, отключить бытовые электроприборы, перекрыть водопроводную сеть. Советовали также взять с собой документы, ценности, необходимые в дороге вещи. Одновременно проводился учет населения, выявлялись больные и престарелые люди.

В 13 ч 50 мин жители Припяти были собраны у подъездов своих домов. В 14 ч к подъездам были поданы автобусы, началась посадка. Затем в сопровождении машин ГАИ автобусы направились в путь до пунктов дезобработки в Иванковском, Вышгородском и других районах Киевской области, а оттуда – в места расселения в деревнях. В 16 ч 30 мин эвакуация г. Припять была практически завершена. Большинство людей вывезли на автобусах, часть – поездами и теплоходами. Некоторые отбыли на личном транспорте. Во время эвакуации было прервано движение судов на р. Припять и закрыта железнодорожная станция Янов. Для эвакуации населения военными саперами был дополнительно наведен понтонный мост через р. Припять. По нему и прошла часть автобусов.

В 18 ч 20 мин был произведен повторный поквартирный обход с целью выявления лиц, которые по каким-либо причинам остались в городе. Определялись также не закрытые на замки двери.

По прибытии на место эвакуированное население было с сочувствием встречено местными жителями и на какое-то время расселено в их домах. Расселение контролировалось специальной комиссией Киевского облисполкома по заранее подготовленным эвакуационным планам.

28 апреля Правительственная комиссия, оперативные группы и штабы передислоцировались из г. Припять в г. Чернобыль.

ЭВАКУАЦИЯ ГЛАЗАМИ ДЕТЕЙ

9-10 лет - тот возраст, когда все уже отчетливо помнишь и анализируешь, но при этом сохраняешь детскую наивность и сентиментальность.

Андрей Шабанов вчера вечером в фейсбуке описал свои воспоминания:

ЧЕРНОБЫЛЬ - 2

"Мне 10 лет. Исполнилось около месяца назад. Я просыпаюсь в Субботу. Мама будит, в школу не хочу жутко, но у нас в маленьком военном, секретном и закрытом городке, построенном посреди леса, по Субботам уроки. Я одеваю свою школьную форму, хватаю портфель и как полагается 10-ти летнему мальчику, ученику 3-го класса, вприприжку бегу в школу. 3-й класс у нас в школе один, без буквы, потому что городок маленький, в нём живут только военные и инженеры, которые строят специальный секретный объект, который спасёт СССР от ядерных ракет. Я живу в доме номер 5, во втором подъезде, на первом этаже, в засекреченном городке, которого нет ни на на одной карте, в который попасть можно только по пропускам и называется он Чернобыль - 2.

День отличный. Солнечный. А нам ещё выделили кусочек земли рядом со школой для наших школьных огородных экспериментов. Только нам. Другим классам не выделили, а нам выделили. И мы посадили там всё, что хотели, и ходим каждый день смотреть не выросло ли уже. И вот во время третьего урока наша учительница выходит, возвращается в класс взволнованная, потом снова выходит, и снова возвращается. Ничего не говорит и продолжает урок. После урока спокойно объявляет всем, что сегодня будет только 3 урока и что нам надо полить наш огород. В тот день на свете не было НИ ОДНОГО мальчика 10 лет, который бы так хотел полить школьный огород, как я. Я тянул вверх свою руку так, что казалось дотянусь до Луны. Моя целеустремлённость не осталась незамеченной. Я стал тем самым мальчиком, который польёт школьный огород. Чтоб вы понимали, что это значило, представьте, что вам 5 лет, и вам сообщили, что вы - Капитан Америка!!!

Пулей я долетел до дома, схватил ведро и бросился набирать воду. В ванной меня остановила мама и спросила не говорили ли нам чего-нибудь эдакого в школе. Я не понял вопроса и не очень-то обратил на него внимания. Закончив своё великое дело, я взял ведро и поплёлся к выходу. Но мама снова остановила меня и так строго сказала, чтобы после уроков я не шёл шляться с мальчишками в лес, а сразу шёл домой. Я безрадостно "угукнул" и поплёлся дальше возиться со своей великой миссией.

Можете мне поверить, лучше чем в тот день ни один огород на Земле полит не был!
Затем, после выполнения миссии, я вернулся в класс, где торжественно был встречен апплодисментами, и как мне казалось тогда, восторженными девичьими взглядами.

Ребята, - сказала учительница, - в городе Припять сегодня ночью произошла авария. Идите домой, желательно не выходите на улицу, обо всём остальном вам расскажут ваши родители.
Это был последний раз, когда я видел свою первую учительницу.

Когда я шёл домой со школьным портфелем в одной руке и ведром в другой, напевая под нос какую-то песенку, в сосновом парке уже стояли две пожарные машины, которые усердно поливали деревья. Я был взрослым, 10 лет всё-таки, и мне было плевать на такой энтертейнмент, но дети помладше с удовольствием и пронзительными визгами плескались в воде стекавшей с деревьев, несмотря на строгие уговоры пожарного не делать этого.

Ну вот я и дома. Не знаю, что случилось с мамой за час, но она почему-то очень строгая и говорит мне никуда не ходить, а если узнает, что я вышел, то прибьёт меня. После этого она ещё раз напоминает мне о серьёзности своих намерений и уходит на работу.
В тот день на Земле не было более несчастного мальчика 10-ти лет чем я. Остаток дня я просидел взаперти дома, с завистью глядя на своих одноклассников, гуляющих во дворе и веселящихся так, как-будто последний раз в жизни. Я был уверен, что всё это назло мне. Моя одноклассница Нина даже подошла к окну и спросила меня, чего я не выхожу, и услышав, что меня мама не пускает, гордо сказала: "А мне плевать! Я буду гулять сколько захочу!!!"
Это был последний раз, когда я видел и слышал свою одноклассницу Нину.

Родители вернулись домой очень поздно. Долго о чём-то разговаривали на кухне, так я и уснул.

В Воскресение утром меня разбудила мама со словами:
- Андрей, вставай, одевайся, нам пора ехать...
- Куда, мам?
- Куда-нибудь подальше...
- В смысле, мам???
- Просто одевайся и пошли в машину!
- Мам, мы что уезжаем из-за аварии?
- Да!
- Мам, я не могу! Ребята завтра в школу придут, увидят, что меня нет и скажут, что я трус! - со слезами на глазах начал ныть я.

В то Воскресение на Земле не было более несчастного мальчика 10-ти лет, чем я. Я нехотя собрался, уже представляя себе, как мы вернёмся через неделю и как меня ещё полгода будут дразнить трусом, и поплёлся к машине. В какой-то момент выходя из подъезда я посмотрел направо, на калитку в заборе, за которым был густой ветвистый сосновый лес, в который я бегал чуть ли не каждый день. Помните я говорил, что городок наш построили прямо посреди леса, красивого такого, волшебного, незабываемого. От нашего подъезда до калитки было метров двести. Рядом совсем. Если бы в тот момент я знал, что вижу этот лес в последний раз, я бы посмотрел на него дольше. Но я не знал. Я уезжал на несколько дней.

Мы выехали из города на машине весёлым составом. Я, моя мама за рулём, моя 3-х летняя сестра, мамина подруга и её двое дочерей и ещё одна девочка постарше, родителей которой в тот день в городе не оказалось. Мы просто взяли её с собой.

До ЧАЭС от нашего дома было километров 8 по прямой. Мы быстро выехали на дорогу соединяющую Припять и Чернобыль и вот тут-то наконец-то стало понятно, каковы масштабы катастрофы. Между Припятью и Чернобылем, как я узнал уже позже, около 30 километров. Всё это время в сторону Припяти стояла, казавшаяся тогда бесконечной колонна автобусов. Разных. Всех какие только смогли собрать. Прямо посреди поля ехали БТРы, в разных местах то там, то тут, молодые парни в военной форме, прямо у обочин одевали костюмы химической защиты.

Я ехал, как заворожённый. Это было невероятно мощно и красиво. Столько людей, машин, военных. Всё о чём только мог мечтать мальчик 10-ти лет. Только я тогда не знал, что вижу эту дорогу в последний раз.

На следующий день мы уже были в Кременчуге, у бабушкиной сестры. Ещё через 2 дня к нам приехал папа. И каждый день, мама с религиозной фанатичностью включала Программу "Время", но диктор, с такой же религиозной фанатичностью, ничего не сообщал. И лишь на четвёртый день в программе "Время" появилась первая, короткая заметка, в которой диктор сказал, что 26 Апреля на Чернобыльской Атомной Электрической Станции произошла авария. Создана специальная комиссия. Обстоятельства выясняются.

Мы провели в Кременчуге ещё несколько дней после чего уехали в Одессу.

А школьная форма моя, в которой я огород поливал, и которую мы привезли в Одессу, несмотря на многочисленные стирки, упорно выдавала норму в 10 раз превышавшую допустимую. Так её и закопали где-то под Одессой в какой-то лесопосадке. Глубоко.

Дом мой на фото в правом нижнем углу. Не видно его почти. Зарос совсем."

ЭВАКУАЦИЯ ИЗ ПРИПЯТИ

"Я родилась в Припяти в 1977 году и жила там до 27 апреля 1986 года. На момент аварии мне было 9 лет, так что я всё помню, насколько, конечно можно помнить события двадцатипятилетней почти давности…

О том, что что-то стряслось я узнала утром 26 апреля (это была суббота). Мама разбудила меня в школу и выяснилось, что Дина, моя старшая сестра, не уехала на соревнования. Хотя должна была ещё в шесть утра. На вопрос "почему?" мама как-то невнятно ответила, что их не пустили. Кто не пустил? Как не пустил? В общем, мама с Диной честно притопали к шести на автостанцию и там люди в форме велели им разворачиваться и быстро идти домой. Почему? Потому что. Быстро идите домой. Это шесть утра. Напомню, рвануло в половине второго ночи. Спросить и посоветоваться маме было не с кем: телефона не было, отец уехал в командировку, а стучать к соседям было рановато. В результате утром мама отправила нас с Диной в школу.

В школе тоже творились невиданные до сих пор вещи. Перед каждой дверью лежала мокрая тряпка. Возле каждого умывальника имелся кусок мыла, чего раньше никогда в жизни не было. По школе носились технички, протирая тряпками все что можно. Ну и конечно слухи. Правда, в исполнении второклашек слухи о взрыве на станции выглядели всем уж нереально, а учителя ничего не говорили. Так что я не переживала особо.

А уже вначале второго урока в класс зашли две тётечки и быстро раздали нам по две маленькие таблеточки.. Я до сих пор думаю – как бы не хаяли впоследствии действия самых разных ответственных товарищей в ту ночь, но. Директоров школ и садиков должны были поднять с постели, чтобы в восемь школы были выдраены, мыло разложено, а учителя проинструктированы на предмет окна-не-открывать-ни-в-коем-случае. И йодные таблетки раздавали детям уже в 9 утра. Как знать, может я сегодня не инвалид именно потому, что мне дали те таблетки утром, а не вечером. (Так, для справки. В наших местах человекам всегда немножко не хватает йода. И щитовидка, которой это йод нужен, активно его тянет. А из реактора выбросило в воздух добрячее количество радиоактивного йода. И тут начались нехорошие наперегонки – если успеть сунуть в организм нормальный йод – всё хорошо. Но если щитовидка цапнет радиоактивного - всё плохо. Вывести его уже нельзя, функция нарушается необратимо…)

Уроки мы досидели все, но после всем велено было идти прямо домой и на улице не гулять. Последний учебный день в припятских школах. Всё чисто вымыто, окна закрыты…
В бассейн нас мама уже не пустила. Соседи метались друг к другу и передавали новости. Надо сказать новости были умеренной страшности: да сильный взрыв, да пожар. Но пожар естественно тушат и надо понимать потушат в конце концов. Про радиацию естественно все догадались, но какой конкретно уровень в Припяти? И какой нормальный? Насколько вообще всё это страшно? И что делать, если уехать из города уже нельзя и связь междугородняя не работает?

Говорят, часть народа таки рванула на своих машинах через лес. И говорят, они отгребли самые большие дозы, поскольку проехались по самым грязным местам. Не знаю, но верю. Лес-то реально порыжел вокруг станции.

Вечером таблетки разносили по квартирам. Но к тому времени народ сообразил наглотаться обыкновенного йода с молоком.
А рано утром 27 апреля объявили эвакуацию. Разумеется временную. Но для полного ступора хватило и "временной". Эвакуация это что-то из фильмов про войну. Куда нас повезут? Насколько? Где мы будем жить? А как же работа? А как детей грудных везти? Домашних животных брать или нет? Что из вещей брать? Денег сколько? Документы? Еду какую?...Катастрофа на самом деле.

Во двор нас выгнали к 12-и. Не знаю зачем так рано. Потом еще два часа все мялись во дворе. Расспрашивали дядьку милиционера куда едем и насколько. Куда он не знал, но пообещал, что вернёмся через три дня. Вот и знаю, что не мог он ничего другого сказать, а всё равно обидно…
Наконец и к нам автобус завернул. То есть два или три даже, не помню. Погрузились и поехали. Когда мы влились в общую автоколонну, народ как пришибло… Бесконечная, чудовищная колбаса… Припять это почти 50 тысяч человек – больше тысячи автобусов. Как-то вдруг почувствовалось, что если пригнали за 36 часов БОЛЬШЕ ТЫСЯЧИ автобусов, то всё серьёзно.

Кстати сейчас только понимаю, что эвакуация Припяти это был логистический подвиг. Я не знаю когда было принято решение вывозить людей, но на организацию вывоза и расселения (!) 48 тысяч было чуть больше суток. Это уму непостижимо, если вдуматься.

Ехали тоже муторно и долго. Останавливались где-то в полях, снова ехали. Постепенно автоколонна рассасывалась по сёлам. Наши несколько автобусов остановились в селе "Яблонька". (Кстати глянула по карте. Аж Ровненская область!) Вечер, темнеет. Вышли помятые припятчане, вышли пришибленные местные. Вышел председатель. Расселение выглядело так: председатель тыкал в семью местных и объявлял кого они забираю к себе. Тыкнутые/объявленные расходились по домам.

Честно говоря, наверно в наше время такое не возможно. Нет, вы представьте, то вас вызывают во двор, пусть даже с милицией и горисполкомом в полном составе и объявляют, что вы должны поселить у себя каких-то людей, вывезенных из заражённой зоны, причём бесплатно и неизвестно на сколько. Сейчас бы народ скрутил законную конституционную фигу в такой ситуации. А сельчане нас приняли и слова против не сказали. Расспрашивали и сочувствовали.

Нас забрала к себе семья хорошая, но уставшая и замученная какими-то своими проблемами. Накормили ужином, уложили спать. Спасибо им.
А утром мама приняла решение добираться к бабушке с дедушкой в Черкасскую область. Мы ещё верили, что через три дня сможем вернуться, но сидеть три дня на шее у замученной семьи не хотелось. Позавтракали, попрощались и потопали к трассе. Собственно, припятских топала целая колонна, уезжали все, кому было куда.
На перекрёстке просёлка с трассой стоял гаишники и тормозил для нас попутки. Просил отвезти на автостанцию. Вряд ли нашему водителю было нужно на автостанцию, но он нас отвёз.

На автостанции естественно была полная неразбериха с автобусами и билетами – большая часть рейсов была отменена, на вокзале свалка. Но нас посадили. И наверно довезли бы бесплатно, если бы у мамы не было денег. Припятчане уже стали всесоюзными погорельцами…
К вечеру добрались до родного села. Бабушка плакала и у деда глаза были красные. Похоже, они нас уже не надеялись увидеть живыми. Было кстати отчего. Официальных сообщений – никаких. Связи с Припятью нет. Город закрыт. А слухи ходят примерно такие: ЧАЭС взорвалась, слой пепла 20 см, живых не осталось. Вот что им было думать трое суток?..

А ещё через день прилетел папа. Он страху тоже натерпелся, но меньше. Головная контора "Гидроэлектромонтажа" находилась в Питере – там ему объяснили что к чему, отпустили в срочный отпуск, а куда ехать он сам догадался. Папа немедленно сунул нас в машину и отвёз в черкасскую областную больницу.
Больница оказалась забита припятскими – всех принимали укладывали в стационар, хотя совершенно не представляли, что с нами делать. Для начала отвели в подвал. К дозиметристу. Видимо его прислали откуда-то срочно. Обмеряли нас дозиметром. И даже неохотно сообщили результаты. В разных местах от 50 до 600 микрорентген. Но на вопрос " а норма сколько?" честно ответили, что понятия не имеют.

По поводу дозы, сразу скажу – даже сейчас определить много это или мало не могу. Во-первых, это тогда дозы мерили рентгенами, ну БЭРами ещё. А сейчас глянула – греи, зиверты какие-то... Но вот из Вики выяснила, что в среднем эвакуированные получили по 0,33 зиветра, а отсюда узнала, что 0,33 это средняя доза. И вот ещё цитата. "Выдающийся шведский радиобиолог Р.М.Зиверт еще в 1950 г. пришел к заключению, что для действия радиации на живые организмы нет порогового уровня. Пороговый уровень - это такой, ниже которого не обнаруживается поражения у каждого облученного организма. При облучении в меньших дозах эффект будет стохастическим (случайным), т. е. определенные изменения среди группы облученных обязательно возникнут, но у кого именно - заранее неизвестно. " То есть сколько мы получили неизвестно и как нам это аукнется – тоже.

В больнице нас продержали две недели. Развлекали ежедневным мытьём по полтора часа, ежедневными анализами и горстями витаминов. Через неделю народ взвыл и затребовал свою одежду и немедленную выписку. (Одежду отобрали в первый же день – выдали больничные пижамы и халаты.) На что народу объявили – мол, мы бы и рады, но одежды нет. Её отправили на дезактивацию и когда вернут не известно. Народ приуныл, но в халате и тапочках из больницы не выпишешься.

А ещё через неделю пришли деньги на новую одежду. Не знаю как это технически и бухгалтерски делалось, но с нас сняли мерку и через день привезли новую одежду. Не помню, что досталось маме, а нам с Диной два платья. Оба на три размера больше чем нужно. В результате моё платье надели на Дину, а меня завернули динино и мы отправились в магазин, даже не заезжая домой. Купили мне нормальное приличное платье. А потом заехали в парикмахерскую и срезали мои замечательные длинные волосы – они продолжали фонить даже через две недели ежедневного яростного мытья…"

Прошло 30 лет...

Природа побеждает человека.

Припять превращается в чащу леса. Начинают разрушаться дома, асфальт превращается в мох, дома прорастают деревьями, исчезают широкие проспекты.

За последнее десятилетие в Припяти побывали сотни тысяч туристов, в сети есть миллионы фотографий, одни и те же ракурсы... Но, поверьте, эмоции, которые ощущаешь, оказавшись в этом городе, не могут сравниться ни с чем. И, да, в этот город хочется вернуться снова.

О том, как выглядит Припять спустя 30 лет после катастрофы я покажу в следующем репортаже.

Продолжение следует...

Более тридцати лет назад, 27 апреля 1986 года началась эвакуация Припяти. Этот факт многие оспаривают до сих пор. Одни говорят, что больше суток ждать нельзя было, другие говорят, что всё прошло своевременно... Да и конечно, сидя дома за компьютером, попивая кофе легко писать, что было сделано правильно, а что нет. По этому я решил, что самым верным решением будет дать слово самим участникам событий. Специально для данной публикации я подобрал несколько рассказов самих участников тех событий, которые и предлагаю Вам прочесть...

И первый рассказ жителя Припяти, Сергея Нехаевва, эвакуированного из Припяти после аварии на ЧАЭС. Рассказ корреспонденту РИА Новости Ивану Щеглову о том, как все происходило:

- Как Вы попали в Припять, что это был за город?

В Припяти я прожил 10 лет, с 1976 года. Сначала в город на молодежную стройку приехали родители, они работали на Чернобыльской АЭС, потом привезли меня. В Припяти прошла вся моя юность - это был замечательный город, чудесная природа, красивые улицы - все было очень красиво. В то время Припять можно было назвать эталонным советским городом. Город хорошо снабжался и имел все необходимое, он быстро строился и развивался. Поскольку основную часть населения составляла молодежь, было очень много детей. На такой небольшой город было 5 больших школ. Обозначения первых классов доходило до литеры "Л". Кроме того, научный потенциал города был очень велик - работать на ЧАЭС приезжали со всей страны высококлассные специалисты.

- Какой Вы запомнили ночь аварии?

Авария произошла в ночь с пятницы на субботу 26 апреля. Я тогда учился в 10 классе. Тогда в школьной программе у старшеклассников были так называемые воинские сборы для подготовки к службе в армии. Обычно они проходили в воинских частях и училищах, но поскольку нас было очень много, мы проходили их при школах - спали вместе с курсантами на раскладушках в спортзале. В пятницу у нас как раз были занятия, поэтому все ночь мы проспали как убитые, а утром нас не выпустили из школы. Естественно все сразу напряглись - мы уже были достаточно большими, что бы понять, что что-то произошло. Наши родители работали на станции и мы имели представление о том с чем они работают и об уровнях угроз. Сначала был информационный вакуум и никто ничего не знал. Потом появились слухи - что-то случилось на станции… позже нас отпустили по домам, где меня ждала самая неприятная весть - отец в больнице. Он работал старшим инженером-механиком на первой очереди и в ту ночь был в смене, оказавшись в числе первых пострадавших от катастрофы. Мы еще не знали, что именно произошло, но из окон нашей квартиры была видна АЭС. Обычно отсвечивавший голубоватым энергоблок был черным. В тот день мы гуляли по городу, я даже отнес отцу в больницу передачу, но в городе чувствовалась напряженность. Когда стемнело и я из окна посмотрел на ЧАЭС, то увидел внутри красное зарево - там горел графит. Это были самые страшные и тревожные день и ночь.

- Что Вас больше всего тронуло?

За неделю до аварии в городе началась "неделя ГО". в то время моей сестре было восемь лет и в школе им было велено приготовить марлевые повязки на лицо. Утром в субботу об аварии еще никто не знал, она пошла в школу, откуда их потом не выпускали. Учительница младших классов заставила детей надеть повязки, и когда их наконец отпустили, это было очень печальное зрелище - напуганная маленькая девочка, плачущая, не понимающая что происходит. С большим портфелем в руке и марлевой повязке на лице. Выглядело это дико и страшно…

- Расскажите об эвакуации. Как она проходила?

Слухи об эвакуации начали появляться на следующее утро. Хочется особо отметить, что разговоры о панике, которая была в городе - бред. Никто не паниковал, все было спокойно, и на мой взгляд по тем временам эвакуация была проведена блестяще. В 9 утра по радио объявили об эвакуации, а около трех часов дня нас уже не было в городе. Сначала мы жили в окрестных селах, поскольку ходили разговоры что мы вернемся в город, но потом стало понятно что этого не будет - села тоже начали переселять. Месяц я прожил у родственников, а потом поехал поступать в институт в Москву.

- Когда вы снова поехали в Припять?

Я "вернулся" в Припять в 1994 году. Тогда город был еще в нормальном состоянии, коммуникации еще кое-где поддерживались. Даже работал бассейн - в нем купались находящиеся там вахтовики. Когда ехал, очень сильно переживал, думал что нахлынут воспоминания, однако ничего такого не произошло… Да, было печально, однако чувствовалось что он не живой.

- Вы часто вспоминаете Припять?

Забыть Припять невозможно, ведь там прошли мои юношеские годы. Я часто общаюсь и встречаюсь со своими одноклассниками, мы вспоминаем наше общее прошлое. Есть такие люди, которые говорят, что не хотят видеть Припять в таком виде как сейчас - хотят помнить ее такой, как тогда, другие наоборот стремятся туда снова и снова. Ностальгия есть. Там был определенный уклад жизни, который пришлось резко поменять, однако и страна тоже сильно изменилась. У нас есть четкое разделение на ДО и ПОСЛЕ. Причем период "до" связан с СССР и спокойной жизнью в Припяти, а период "после" с непонятками в стране, финансовой настабильностью. Причем авария, можно сказать, произошла в этот переломный момент. А пик ностальгии приходился на первые три года после эвакуации, позднее все начинается потихоньку забываться. Сейчас это просто память и часть прошлого.

Далее рассказ на одном из форумов, который начинается так. Я родилась в Припяти в 1977 году и жила там до 27 апреля 1986 года. На момент аварии мне было 9 лет, так что я всё помню, насколько, конечно можно помнить события двадцатипятилетней почти давности:

О том, что что-то стряслось я узнала утром 26 апреля (это была суббота). Мама разбудила меня в школу и выяснилось, что Дина, моя старшая сестра, не уехала на соревнования. Хотя должна была ещё в шесть утра. На вопрос "почему?" мама как-то невнятно ответила, что их не пустили. Кто не пустил? Как не пустил? В общем, мама с Диной честно притопали к шести на автостанцию и там люди в форме велели им разворачиваться и быстро идти домой. Почему? Потому что. Быстро идите домой. Это шесть утра. Напомню, рвануло в половине второго ночи. Спросить и посоветоваться маме было не с кем: телефона не было, отец уехал в командировку, а стучать к соседям было рановато. В результате утром мама отправила нас с Диной в школу.

В школе тоже творились невиданные до сих пор вещи. Перед каждой дверью лежала мокрая тряпка. Возле каждого умывальника имелся кусок мыла, чего раньше никогда в жизни не было. По школе носились технички, протирая тряпками все что можно. Ну и конечно слухи. Правда, в исполнении второклашек слухи о взрыве на станции выглядели всем уж нереально, а учителя ничего не говорили. Так что я не переживала особо.

А уже вначале второго урока в класс зашли две тётечки и быстро раздали нам по две маленькие таблеточки...

Я до сих пор думаю - как бы не хаяли впоследствии действия самых разных ответственных товарищей в ту ночь, но. Директоров школ и садиков должны были поднять с постели, чтобы в восемь школы были выдраены, мыло разложено, а учителя проинструктированы на предмет окна-не-открывать-ни-в-коем-случае. И йодные таблетки раздавали детям уже в 9 утра. Как знать, может я сегодня не инвалид именно потому, что мне дали те таблетки утром, а не вечером. (Так, для справки. В наших местах человекам всегда немножко не хватает йода. И щитовидка, которой это йод нужен, активно его тянет. А из реактора выбросило в воздух добрячее количество радиоактивного йода. И тут начались нехорошие наперегонки - если успеть сунуть в организм нормальный йод - всё хорошо. Но если щитовидка цапнет радиоактивного - всё плохо. Вывести его уже нельзя, функция нарушается необратимо.

Уроки мы досидели все, но после всем велено было идти прямо домой и на улице не гулять. Последний учебный день в припятских школах. Всё чисто вымыто, окна закрыты:

В бассейн нас мама уже не пустила. Соседи метались друг к другу и передавали новости. Надо сказать новости были умеренной страшности: да сильный взрыв, да пожар. Но пожар естественно тушат и надо понимать потушат в конце концов. Про радиацию естественно все догадались, но какой конкретно уровень в Припяти? И какой нормальный? Насколько вообще всё это страшно? И что делать, если уехать из города уже нельзя и связь междугородняя не работает?

Говорят, часть народа таки рванула на своих машинах через лес. И говорят, они отгребли самые большие дозы, поскольку проехались по самым грязным местам. Не знаю, но верю. Лес-то реально порыжел вокруг станции.

Вечером таблетки разносили по квартирам. Но к тому времени народ сообразил наглотаться обыкновенного йода с молоком.

А рано утром 27 апреля объявили эвакуацию. Разумеется временную. Но для полного ступора хватило и "временной". Эвакуация это что-то из фильмов про войну. Куда нас повезут? Насколько? Где мы будем жить? А как же работа? А как детей грудных везти? Домашних животных брать или нет? Что из вещей брать? Денег сколько? Документы? Еду какую?...Катастрофа на самом деле.

Во двор нас выгнали к 12-и. Не знаю зачем так рано. Потом еще два часа все мялись во дворе. Расспрашивали дядьку милиционера куда едем и насколько. Куда он не знал, но пообещал, что вернёмся через три дня. Вот и знаю, что не мог он ничего другого сказать, а всё равно обидно:

Наконец и к нам автобус завернул. То есть два или три даже, не помню. Погрузились и поехали. Когда мы влились в общую автоколонну, народ как пришибло: Бесконечная, чудовищная колбаса: Припять это почти 50 тысяч человек - больше тысячи автобусов. Как-то вдруг почувствовалось, что если пригнали за 36 часов БОЛЬШЕ ТЫСЯЧИ автобусов, то всё серьёзно.

Кстати сейчас только понимаю, что эвакуация Припяти это был логистический подвиг. Я не знаю когда было принято решение вывозить людей, но на организацию вывоза и расселения (!) 48 тысяч было чуть больше суток. Это уму непостижимо, если вдуматься.

Ехали тоже муторно и долго. Останавливались где-то в полях, снова ехали. Постепенно автоколонна рассасывалась по сёлам. Наши несколько автобусов остановились в селе "Яблонька". (Кстати глянула по карте. Аж Ровненская область!) Вечер, темнеет. Вышли помятые припятчане, вышли пришибленные местные. Вышел председатель. Расселение выглядело так: председатель тыкал в семью местных и объявлял кого они забираю к себе. Тыкнутые/объявленные расходились по домам.

Честно говоря, наверно в наше время такое не возможно. Нет, вы представьте, то вас вызывают во двор, пусть даже с милицией и горисполкомом в полном составе и объявляют, что вы должны поселить у себя каких-то людей, вывезенных из заражённой зоны, причём бесплатно и неизвестно на сколько. Сейчас бы народ скрутил законную конституционную фигу в такой ситуации. А сельчане нас приняли и слова против не сказали. Расспрашивали и сочувствовали.

Нас забрала к себе семья хорошая, но уставшая и замученная какими-то своими проблемами. Накормили ужином, уложили спать. Спасибо им.

А утром мама приняла решение добираться к бабушке с дедушкой в Черкасскую область. Мы ещё верили, что через три дня сможем вернуться, но сидеть три дня на шее у замученной семьи не хотелось. Позавтракали, попрощались и потопали к трассе. Собственно, припятских топала целая колонна, уезжали все, кому было куда.

На перекрёстке просёлка с трассой стоял гаишники и тормозил для нас попутки. Просил отвезти на автостанцию. Вряд ли нашему водителю было нужно на автостанцию, но он нас отвёз.

На автостанции естественно была полная неразбериха с автобусами и билетами - большая часть рейсов была отменена, на вокзале свалка. Но нас посадили. И наверно довезли бы бесплатно, если бы у мамы не было денег. Припятчане уже стали всесоюзными погорельцами:

К вечеру добрались до родного села. Бабушка плакала и у деда глаза были красные. Похоже, они нас уже не надеялись увидеть живыми. Было кстати отчего. Официальных сообщений - никаких. Связи с Припятью нет. Город закрыт. А слухи ходят примерно такие: ЧАЭС взорвалась, слой пепла 20 см, живых не осталось. Вот что им было думать трое суток?

А ещё через день прилетел папа. Он страху тоже натерпелся, но меньше. Головная контора "Гидроэлектромонтажа" находилась в Питере - там ему объяснили что к чему, отпустили в срочный отпуск, а куда ехать он сам догадался. Папа немедленно сунул нас в машину и отвёз в черкасскую областную больницу.

Больница оказалась забита припятскими - всех принимали укладывали в стационар, хотя совершенно не представляли, что с нами делать. Для начала отвели в подвал. К дозиметристу. Видимо его прислали откуда-то срочно. Обмеряли нас дозиметром. И даже неохотно сообщили результаты. В разных местах от 50 до 600 микрорентген. Но на вопрос " а норма сколько?" честно ответили, что понятия не имеют.

По поводу дозы, сразу скажу - даже сейчас определить много это или мало не могу. Во-первых, это тогда дозы мерили рентгенами, ну БЭРами ещё. А сейчас глянула - греи, зиверты какие-то... Но вот из Вики выяснила, что в среднем эвакуированные получили по 0,33 зиветра, а отсюда узнала, что 0,33 это средняя доза. И вот ещё цитата. "Выдающийся шведский радиобиолог Р.М.Зиверт еще в 1950 г. пришел к заключению, что для действия радиации на живые организмы нет порогового уровня. Пороговый уровень - это такой, ниже которого не обнаруживается поражения у каждого облученного организма. При облучении в меньших дозах эффект будет стохастическим (случайным), т. е. определенные изменения среди группы облученных обязательно возникнут, но у кого именно - заранее неизвестно. " То есть сколько мы получили неизвестно и как нам это аукнется - тоже.

В больнице нас продержали две недели. Развлекали ежедневным мытьём по полтора часа, ежедневными анализами и горстями витаминов. Через неделю народ взвыл и затребовал свою одежду и немедленную выписку. (Одежду отобрали в первый же день - выдали больничные пижамы и халаты.) На что народу объявили - мол, мы бы и рады, но одежды нет. Её отправили на дезактивацию и когда вернут не известно. Народ приуныл, но в халате и тапочках из больницы не выпишешься.

А ещё через неделю пришли деньги на новую одежду. Не знаю как это технически и бухгалтерски делалось, но с нас сняли мерку и через день привезли новую одежду. Не помню, что досталось маме, а нам с Диной два платья. Оба на три размера больше чем нужно. В результате моё платье надели на Дину, а меня завернули динино и мы отправились в магазин, даже не заезжая домой. Купили мне нормальное приличное платье. А потом заехали в парикмахерскую и срезали мои замечательные длинные волосы - они продолжали фонить даже через две недели ежедневного яростного мытья:

Эвакуация для меня на этом закончилась, началось время "после аварии"...

И в третьем воспоминании предлагаю прочесть воспоминания, которые написаны под заголовком: «Горькая правда о Чернобыле, или как я попал в разведку».

Очень много написано об ужасной трагедии на Чернобыльской АЭС. Это и выступления официальных лиц, и статьи журналистов в газетах, и воспоминания самих ликвидаторов. Вот и я тоже решил написать свои воспоминания, рассказать свою правду о Чернобыле, какой бы горькой она не была. Но это будет чистая правда о том, как меня призывали, как меня продали в разведку, о моей работе на станции, о наградах и почему они так обесценены, о том, что можно было избежать лишних жертв, и о моей жизни после аварии, как нас встречали,как нас лечили. Жалею только об одном, что не начал раньше, прошло так много времени и многие имена и фамилии тех с кем я был на станции, стерлись с памяти. Но сам Чернобыль забыть невозможно, как не старайся, и поэтому я расскажу все, что со мной приключилось, всю правду, какой бы она не была. Хочу также отметить, что все, о чем я буду писать, произошло со мной и все выводы будут основываться на моих впечатлениях.

Когда в Чернобыле случилась трагедия я жил в п.Новобурино Кунашакского р-она Челябинской обл. Работал водителем в совхозе. Никаких официальных сообщений об аварии не было, лишь по слухам узнали, что где то произошла авария. И лишь в конце 86 года в совхоз пришла бумага из военкомата о том, что двое наших односельчан отказались ехать в Чернобыль. Что тут началось. Собрания, на которых их осудили, лишили всех заслуг, короче сделали из мужиков козлов отпущения. Вскоре наш военкомат начал призыв людей на ликвидацию аварии. Я все думал и надеялся, что меня не призовут, так как во первых - я служил в Ракетных Войсках Стратегического назначения, во вторых мне был 31 год, а набирали не моложе 35. Как же я ошибался.

И вот лето 1987 года. Мне и еще нескольким односельчанам пришли повестки из военкомата. Прибыли в назначенное время в военкомат, где нам сказали, что мы будем проходить медкомиссию для отправки в Чернобыль. На вопрос - можем ли мы отказаться, был дан ясный и четкий ответ: Кто откажется, то дело передадут в прокуратуру и два года условно обеспечено. Медкомиссию в районной больнице прошли легко и быстро и 10 августа нас направили в Гарнизонную поликлиннику в г.Челябинск и по заключению гарнизонной военно-врачебной комиссии от 10 08 87 г. я был признан здоровым и годным. После этого нас еще дважды вызывали в военкомат, но оба раза отменяли призыв - то уже набрали группу, то опоздали. И целых три месяца мы были в напряжении и ожидании вызова. И вот 15 ноября пришла очередная повестка явиться в военкомат с вещами и документами. В военкомате при проверке моих документов выяснилось, что срок медкомиссии истек 10 ноября, так как прошло уже три месяца. Тебе же надо по новой проходить комиссию, сказал майор и тут же исправил 10.08 на 19.08. Так я был лризван в Чернобыль.

И вот на стареньком холодном автобусе нас повезли за 300 километров в г.Златоуст и по дороге мы все промерзли до костей. Но на этом наши приключения не закончились. Прибыв в воинскую часть в Златоусте, мы расположились в ДК части, но вскоре выяснилось, что прибыли не туда, а наша часть находится рядом. Это была старая расформированная ракетная часть, на базе которой формировалась новая. На территории стояло несколько бараков, полевые кухни и большое количество военной техники. Нас завели в барак, где стояло несколько столов за которыми сидели офицеры. Началась мандатная комиссия, где отсеивались неугодные элементы то есть те, кто был судим. Из нашей партии двоих отправили обратно. Из пяти человек из нашего села призывавшихся вместе со мной в этот раз я попал один. Двое оказались судимы, один специалист КИПовец, а еще один просто откупился, у него родственник работал в торговле. Тут же нам выдали военную форму и развели по баракам. Утром нас распределили по взводам и ротам и сказали, что мы попали в учебную часть, где нас будут учить обслуживать и ремонтировать спецтехнику. Как потом нам разъяснил наш ком взвода, основные работы в Чернобыле уже завершены, но в отстойниках стоит очень много военной техники, которую надо ремонтировать. А что именно и как ремонтировать - мы, говорит, и сами не знаем, поэтому будем изучать прибор ДП-5А, который я знал как пять своих пальцев еще с армейской службы. Так началась моя служба в в/ч 29767, взвод по ремонту техники и хим.оборудования. Служба в учебке нам показалась кошмаром, в бараках холодно, мороз под -30, кормят плохо, занимались в основном хозработами, выгружали кирпич для строительства столовой, чистили снег. Без преувеличения все ждали отправки в Чернобыль. Однажды к нам в расположение, где мы занимались, заглянул офицер, который, как оказалось, только что вернулся из Чернобыля, куда сопровождал партию партизан. Мы его стали расспрашивать, как там и что. Он рассказал о своей поездке и ненароком обмолвился, что в частях, куда прибывает пополнение, за деньги или спиртное можно сделать любую отметку о прибывании в зоне. А ведь по закону не важно, сколько ты пробыл в зоне, час или сутки. Вот так, оказывается, и становились ликвидаторами. И вот 30 ноября 1987 года у нас забрали военные билеты, выдали сухие пайки и ночью повели на вокзал. Первую партию из 30 человек отправили в Чернобыль. Ехали поездом через всю Россию и 2 декабря прибыли в г Киев, затем в Белую Церковь и на следующий день нас на автомобилях повезли в с.Ораное.

Вечером 3 декабря прибыли в расположение 25 бригады на распредпункт, куда за нами должны были прийти представители частей. Как потом выяснилось, по записи в военном билете я направлялся в одну из частей начальником ремонтной мастерской. Нас завели в палатку и сопровождающий нас офицер вместе с нашими военными билетами ушел к дежурному. Через некоторое время зашел незнакомый офицер называет несколько фамилий и уводит ребят, затем еще один и еще. И вот заходит такой же, как и мы, партизан и называет две фамилии - мою и Вити Пухова. Мы с вещами выходим из палатки и я направляюсь к воротам. Нет-нет, шепчет партизан, давай сюда и мы заходим за палатку, подходим к сетчатому забору, перебрасываем через него свои мешки и перелазим сами. Бежим опять - скомандовал наш сопровождающий и мы побежали. Это что такая конспирация что ли, думал я, убегая все дальше и дальше, от кого это мы так прячемся. Отбежав метров 200-300, наш попутчик оглянулся, сказал что все спокойно и мы пошли шагом. На наш вопрос- почему ушли таким образом, мы услышали ответ, который нас шокировал. Оказывается нас просто напросто обменяли на пару ботинок. Вот так меня продали в разведку. Оказывается на станции сотрудникам выдавали спецобувь - кожанные ботинки с липучками, которые очень ценились. Обойдя расположение 25 бригады, мы подошли к маленькому палаточному городку, состоящему из 4 больших палаток, 3 маленьких и 2 вагончиков, которые приткнулись к забору, который ограждал городок 25 бригады. Мы с Виктором оказались не единственными, кого в тот день привели в эту часть. На следующий день привели Илью Земляченко и еще несколько человек. Как это делалось, я не знаю, может земляки у кого то там на пункте были, может за деньги продавали, а может как нас меняли. Но факт остается фактом,а где то в январе, когда я уже ездил на станцию, к нам привели аж 15 человек, которые шли целевым направлением в одну из частей. Они были уже зачислены в штат нашей части, уже получили пропуска и ездили на станцию когда один из них поехал домой по семейным обстоятельствам. В военкомате, куда он прибыл для отметки, он узнал, что их объявили в розыск как дезертиров так как из части, куда они должны были прибыть, постоянно приходили запросы, где пополнение. И вот, после 15-20 дней службы в нашей части их перевели в другую, а в нашей части целый месяц не было пополнения. Все объяснялось очень просто. Прошли слухи, что нас призвали на шесть месяцев, а кому это надо, а в штате нашей части было 100 человек и вот привели пополнение, кто то едет домой, и так было все время пока я там был. Так я попал в в/ч 38867 - отдельная рота разведки, которая вела дозиметрический контроль и разведку как на самой станции, так и по внешнему периметру вокруг станции. А о работе на станции я постараюсь рассказать в следующий раз.

Самые ужасающие заброшенные места СССР

Советский союз был огромной державой с такими же масштабными проектами в самых разных отраслях. С развалом Союза содержание многих из этих объектов оказались не по карману и никому не нужны, а со временем и вовсе пришли в упадок...

Что творил начальник охраны Берии Сардион Надарая

На Новодевичьем кладбище Москвы есть неприметная табличка белого мрамора, на ней частенько появляется кроваво-красная надпись: «Палач». И смотрители кладбища не особо спешат ее стереть. В этой статье пойдет речь об одном из таких кровавых палачей...

Граненый стакан

Достаточно сложно было найти хоть одну семью на просторах бывшего Советского Союза, которая бы не хранила в своих шкафчиках на кухне граненых стаканов. Этот предмет посуды являлся одним из символов той далекой эпохи. Но кто и когда его изобрел?

Звенящие камни Пенсильвании

В штате Пенсильвания находится Парк, который на первый взгляд состоит из простых разбросанных камней. Но как оказывается, это место не просто уникально, оно до сих пор является загадкой для учёных, почему эти камни звенят?

Как освободить память на Android

Почему на Android телефоне заканчивается свободное место и что с этим делать? На самом деле всё до банальности просто, сегодня мы как раз и поговорим на эту тему...

О чем поговорить с новым знакомым

Первый разговор при знакомстве всегда зависит от характера обоих собеседников, их темперамента и многого другого. Ведь кому-то сложно дается общение даже с близкими людьми, не говоря о новых знакомствах. Но о чём поговорить на первой встрече?

Жёсткие диски могут записывать разговоры

Специалисты все чаще обращают о уязвимости современной электроники перед злоумышленниками. Исследователи в своей новой работе пришли к выводу, что показаниями датчиков гаджетов могут пользоваться преступники с возможностью даже вносить свои коррективы...

Тысячи Android-приложений постоянно следят за пользователями

Исследование специалистов из Международного института компьютерных наук (ICSI) в Калифорнии (США) говорит о том, что тысячи Android-приложений постоянно фиксируют действия пользователей на устройстве и отправляют эту информацию третьим лицам.

Я тут потихоньку начал готовиться к написанию давно обещанного поста о последствиях аварии на ЧАЭС (кто до сих пор не прочитал мои посты о самой аварии приглашаются пройти по ). Для этого читаю один в достаточной мере уникальный документ. В документе помимо прочих интересных вещей поднимается вопрос эвакуации населения.

Вопрос эвакуации населения после аварии на ЧАЭС на самом деле очень интересен двумя вещами. Промедлением, связанным с непониманием масштабов аварии и радиационной обстановки с одной стороны и фантастически быстрой ее организацией, после того, как осознание таки наступило. Обычно все смотрят на первый аспект и в упор не замечают второго. Хотя, если разбираться в деталях, все выглядит под несколько другим углом.

Под катом я постараюсь рассказать об этом чуть более подробно. Пока ограничусь своего рода резюме.

Эвакуация населения началась на следующий день после аварии — 27 апреля. Эвакуация началась через 37 часов после аварии. Т.е. через 37 часов после аварии эвакуируемое население начало грузиться в автобусы. Как и в случае с самой аварией тут имеет место «не вся правда». Да, фактическая эвакуация населения началась через 37 часов. Но…

Нет, разумеется в рамках демократии и гласности, курс на которую был тогда обозначен государственной политикой, эвакуация была проведена несвоевременно и безграмотно. Виноват в этом директор ЧАЭС Брюханов (он был в том числе осужден за это), Прокуратура СССР устроила разборку по этому поводу. В общем, как обычно виновные были названы и прилюдно наказаны.

Теперь, как обычно посмотрим на хронологию событий и что вместилось во временной интервал между 01:24 26 апреля 1986 года, когда произошла авария и 14:00 27 апреля, когда началась погрузка населения в автобусы.

Руководство станции (директор Брюханов и главный инженер Фомин) прибыли на станцию в районе 4 утра. В районе 5-6 утра в Москве была создана Правительственная комиссия. Тут начинается неразбериха. Дятлов докладывает Брюханову, что реактор разрушен. По его воспоминаниям он также сообщает об этом некоему полковнику, который его сообщение «высокомерно проигнорировал» (см. книгу Дятлова «Чернобыль. Как это было»). Предположительно о том же докладывает Фомину Акимов. Тем не менее. Фомин дает команду начать охлаждение реактора, подав в него воду. Правительственной комиссии докладывают, что реактор цел. Почему это было именно так — достаточно туманно. По одной из версий (версий! это ни в коем случае не фактическая информация), на «целости» реактора настояли в Москве.

В 8 утра Брюханов запросил у Правительственной комиссии разрешения на начало эвакуации населения. Разрешение не было дано. Почему? Смотрите сами — по имеющейся информации — реактор цел . Да, эта информация неверная, как покажет время, но другой на тот момент не было. Информации о радиационной обстановке как на самой станции, так и за ее пределами нет никакой. Известно только о переоблучении персонала станции и пожарных (доставлены в больницу). Иными словами достоверной информации о масштабах аварии нет никакой. А в отсутствии достоверной информации — основания для начала эвакуации, по сути, только мнение самого Брюханова о ее необходимости — мягко говоря неубедительная аргументация.

Речь не идет о сокрытии. Речь идет об отсутствии достоверной информации у тех, кто принимал это решение.

Достоверно установлен факт разрушении реактора только к 15:00 26 апреля. Через 13 с лишним часов после аварии. Да, сейчас легко сидеть и рассуждать, что «как же так, потребовалось целых 13 часов, чтобы установить это. К тому же тот же Дятлов с самого начала докладывал о разрушении». Да, все так. Но задним умом все умны, как известно. Но к 26 апреля 1986 года, когда атомные энергетические установки эксплуатировались по всему миру уже тридцать лет и ни разу не было аварии с полным разрушением реактора (самая тяжелая авария на тот момент — Три Майл Айленд в США 28-29 марта 1979 года), в полное разрушение реактора поверить было сложно.

Тогда же становится понятно, что радиационная обстановка на промплощадке — за пределами критической. Мобильные отряды дозиметристов оценивают радиационную обстановку в городе (результат — все тоже паршиво).

К 23 часам 26 апреля (22 часа с момента аварии), принято решение усилить наблюдение за радиационной обстановкой и готовиться к эвакуации на следующий день. К 2 часам ночи 27 (сутки после взрыва) апреля к эвакуации уже все готово. К Припяти подтянуто 1225 (одна тысяча двести двадцать пять) автобусов, включая около ста пятидесяти автобусов с медицинским оборудованием. Триста шестьдесят грузовых автомобилей. Два специально снаряженных железнодорожных состава.

Небольшое отступление. К вопросу об организации эвакуации. В течение трех часов с момента принятия решения о подготовке к эвакуации (решение о начале эвакуации еще не принято) к эвакуации уже все готово. За три часа смогли мобилизовать полторы тысячи транспортных средств, оснастить 150 из них медицинским оборудованием и снарядить два железнодорожных состава. У меня есть определенные сомнения, что в случае необходимости собрать аналогичное количество транспортных средств сейчас в случае чего, МЧС сумеет уложиться в эти три часа. Будем надеяться, что нам не придется проверять мои сомнения на практике.

В 7 утра 27 апреля Правительственная комиссия принимает решение о полной эвакуации города. В 10 утра организуется совещание, на котором это решение объявлено и оговаривается порядок эвакуации. Оно длится 2 часа. Еще один час — инструктаж личного состава, осуществляющего эвакуацию. Для сравнения. Сегодня мы в течение часа на работе обсуждали вопрос учета расходов на природоохранную деятельность. И то не уложились и окончательного решения вроде как не приняли.

В час дня — объявление о начале эвакуации. Через час к домам поданы автобусы.

К 16:00 в городе Припять нет населения.

По сути, сама подготовка к эвакуации и эвакуация были проведены если не образцово-показательно, то близко к этому. В принципе, для страны, готовившейся к войне с мировым агрессором в лице США, это не слишком удивительно. Гражданская оборона СССР была достаточно мощной силой. Когда этот маховик, к тому же отстроенный, включался, он работал как швейцарские часы.

Основной вопрос заключается в том — почему так долго не принималось решение о подготовке к эвакуации. Почему так долго не включали этот механизм. 22 часа с момента аварии, 15 часов с момента первого запроса Брюханова о проведении эвакуации и 8 часов с момента, когда был достоверно подтвержден факт разрушения реактора. Ключевыми здесь является последнее. До того момента, когда стал понятен масштаб аварии, необходимость эвакуации действительно была под большим сомнением.

Причин масса, я еще не до конца разобрался с тем документом, который я читаю, но однозначно понятно, что дело было вовсе не в попытке скрыть случившееся, а именно в непонимании масштабов аварии лицами ответственными за принятие решений. Это тоже не есть гут, но, согласитесь есть большая разница между «скрывать масштабы аварии» и «не понимать масштабы аварии».

Наконец, следующий вопрос в том, что «скрывали» от остального населения страны. Короткое сообщение об аварии и создании Правительственной комиссии, это достаточно куцая информация. Наверное, да, следовало рассказать гражданам побольше. С этим спорить не буду. Хотя… Сейчас бы, наверное, поставили бы камеры у въезда в «шестерку» и в прямом эфире показывали бы, как в приемный покой привозят персонал станции и пожарных. Со смакованием подробностей. Мне особо запомнилось блядство (извините, телевизионщики, другого слова у меня в отношении вас нет), после катастрофы самолета с хоккеистами «Локомотива», когда по всем каналам показывали кадры, как в приемный покой привозили выжившего в катастрофе Александра Галимова с 90% обожженным телом. Конечно, такое освещение событий гораздо лучше, чем советское «сокрытие».

Ладно, не об этом речь. Мне приходилось слышать, что дескать, надо было хоть сказать жителям других городов, что движется радиоактивное облако, чтобы они на улицы не выходили. Облако прошло с севера УССР на север-северо-запад через БССР, европейскую территорию РСФСР и дальше на Скандинавию. Над Москвой, Ленинградом. Ребята, вы представляете, что такое паника? Вы представляете, что значит в таком городе, как Москва или Питер рекомендовать не выходить на улицы и закрыть покрепче окна потому что произошла авария на АЭС. Особенно, если это сообщит действительно не особо разговорчивое правительство СССР. Особенно учитывая, что облако это реально сколь-нибудь губительного воздействия на население не оказало и оказать не могло — не те концентрации, не та активность.

А Киев, расположенный всего лишь в сотне километров от Припяти (к счастью, облако пошло в противоположную от Киева сторону)? Эвакуировать? Киев? Вы серьезно?

В общем, начни советское телевидение с самого первого дня показывать во всех подробностях что происходит в Чернобыле… Во-первых, сарафанное радио, пересказывая эту информацию, сразу же увеличило бы масштабы аварии в разы. Собственно и сейчас приходится иногда читать про то, что «в Москве было зафиксировано превышение радиационного фона в десятки раз, но эту информацию скрыли» (разумеется). Особенно, когда это со ссылками на дядю Петю, который работал там-то. Ну, в общем, как обычно. Во-вторых, началась бы паника. Самая обычная. В городах-миллионниках. со всеми вытекающими. При том, что реальная угроза для тех же Москвы и Питера все-таки отсутствовала.

При этом, я, хотя я тогда был маленьким, помню, что про ситуацию в Чернобыле в программе «Время» рассказывали достаточно регулярно. Может быть не с первого дня. Но, во-первых, мы уже говорили, что в первые дни ситуация была вообще непонятна. Во-вторых, и опять же я писал (можете соглашаться со мной, можете спорить), но выдача непроверенной и сенсационной информации об аварии на атомной электростанции привела бы к панике среди населения, в независимости от того была ли для него реальная угроза или нет.

Как-то так про сокрытие информации. Я ни в коем случае не говорю, что руководство СССР было все такое хорошее и от своих граждан ничего не скрывало. И не говорю о том, что с эвакуацией не было косяков (косяк был — потеря время на оценку ситуации). Но все-таки это немного не то, о чем принято говорить в этом контексте (скрыли, бросили людей на произвол судьбы и т.д.).

Как-то так.

Оригинал сообщения опубликован в Центральном филиале психиатрической клиники . Вы можете оставить комментарий там или здесь.

• 26. 04. 2016

Нина Назарова собрала отрывки из книг об аварии, ее последствиях, погибших родственниках, панике в Киеве и суде

Авария

Книга двух спецкоров «Известий», написанная по горячим следам, ушла в печать меньше чем через год после катастрофы. Репортажи из Киева и зоны поражения, ликбез о действии радиации, осторожные комментарии врачей и непременное для советской печати заключение «уроки Чернобыля».

Дежурство по пожарной охране АЭС нес третий караул. Целый день караул проводил время в соответствии с обычным распорядком: теоретические занятия в учебном классе, практические - под руководством лейтенанта Владимира Правика на строящемся пятом энергоблоке. Потом играли в волейбол, смотрели телевизор.

В третьем карауле дежурил Владимир Прищепа: «Я ушел спать в 23 часа, потому что позже надо было заступать дневальным по части. Ночью я услыхал взрыв, но не придал ему значения. Через одну-две минуты прозвучала боевая тревога…»

Вертолеты ведут дезактивацию зданий Чернобыльской атомной электростанции после аварии

На стремительно развивавшиеся события в первые секунды не обратил особого внимания и Иван Шаврей, который в этот момент находился на посту возле диспетчерской:

«Мы стояли втроем, разговаривали, как вдруг - мне так показалось - послышался сильный выброс пара. Мы это не приняли всерьез: похожие звуки раздавались и до того дня неоднократно. Я собирался уходить отдыхать, как вдруг сработала сигнализация. Кинулись к щиту, а Легун пробовал выйти на связь, но никакой связи не было… Тут и произошел взрыв. Я бросился к окну. За взрывом последовал мгновенно следующий взрыв. Я увидел огненный шар, который взвился над крышей четвертого блока…»

(Андрей Иллеш, Андрей Пральников. Репортаж из Чернобыля. М., 1987.)

Родственники

Роман Светланы Алексиевич - лауреата Нобелевской премии по литературе 2015 года - построенный в жанре истории эмоций на устных свидетельствах простых людей. Все они, независимо от рода занятий и степени вовлеченности в катастрофу, осмысляли и переживали трагедию.

«… Мы недавно поженились. Еще ходили по улице и держались за руки, даже если в магазин шли. Всегда вдвоем. Я говорила ему: «Я тебя люблю». Но я еще не знала, как я его любила… Не представляла… Жили мы в общежитии пожарной части, где он служил. На втором этаже. И там еще три молодые семьи, на всех одна кухня. А внизу, на первом этаже стояли машины. Красные пожарные машины. Это была его служба. Всегда я в курсе: где он, что с ним? Среди ночи слышу - какой-то шум. Крики. Выглянула в окно. Он увидел меня: «Закрой форточки и ложись спать. На станции пожар. Я скоро буду».

Читайте также фоторепортер и журналист Виктория Ивлева побывала внутри 4-го реактора ЧАЭС

Самого взрыва я не видела. Только пламя. Все словно светилось… Все небо… Высокое пламя. Копоть. Жар страшный. А его все нет и нет. Копоть оттого, что битум горел, крыша станции была залита битумом. Ходили, потом вспоминал, как по смоле. Сбивали огонь, а он полз. Поднимался. Сбрасывали горящий графит ногами… Уехали они без брезентовых костюмов, как были в одних рубашках, так и уехали. Их не предупредили, их вызвали на обыкновенный пожар…

Четыре часа… Пять часов… Шесть… В шесть мы с ним собирались ехать к его родителям. Сажать картошку. От города Припять до деревни Сперижье, где жили его родители, сорок километров. Сеять, пахать… Его любимые работы… Мать часто вспоминала, как не хотели они с отцом отпускать его в город, даже новый дом построили. Забрали в армию. Служил в Москве в пожарных войсках и когда вернулся: только в пожарники! Ничего другого не признавал. (Молчит .)

Пострадавший от аварии на Чернобыльской АЭС на лечении в шестой клинической больнице Минздрава СССР Фото: Владимир Вяткин/РИА Новости

Семь часов… В семь часов мне передали, что он в больнице. Я побежала, но вокруг больницы уже стояла кольцом милиция, никого не пускали. Одни машины «Скорой помощи» заезжали. Милиционеры кричали: машины зашкаливают, не приближайтесь. Не одна я, все жены прибежали, все, у кого мужья в эту ночь оказались на станции. Я бросилась искать свою знакомую, она работала врачом в этой больнице. Схватила ее за халат, когда она выходила из машины:

Пропусти меня!

Не могу! С ним плохо. С ними со всеми плохо.

Держу ее:

Только посмотреть.

Ладно, - говорит, - тогда бежим. На пятнадцать-двадцать минут.

Я увидела его… Отекший весь, опухший… Глаз почти нет…

– Надо молока. Много молока! - сказала мне знакомая. - Чтобы они выпили хотя бы по три литра.

Но он не пьет молоко.

Сейчас будет пить.

Многие врачи, медсестры, особенно санитарки этой больницы через какое-то время заболеют. Умрут. Но никто тогда этого не знал…

В десять утра умер оператор Шишенок… Он умер первым… В первый день… Мы узнали, что под развалинами остался второй - Валера Ходемчук. Так его и не достали. Забетонировали. Но мы еще не знали, что они все - первые.

Спрашиваю:

Васенька, что делать?

Уезжай отсюда! Уезжай! У тебя будет ребенок.

Я - беременная. Но как я его оставлю? Просит:

Уезжай! Спасай ребенка! -

Сначала я должна принести тебе молоко, а потом решим».

(Светлана Алексиевич. Чернобыльская молитва. М., 2013)

Ликвидация последствий

Воспоминания офицера запаса, призванного для ликвидации аварии и проработавшего 42 суток в эпицентре взрыва - на третьем и четвертом реакторах. Дотошно описан сам процесс ликвидации последствий - что, как, в какой последовательности и каких условиях делали люди, а также, тем же сдержанным тоном, все мелкие подлости руководства: как экономили на средствах защиты и их качестве, не желали выплачивать ликвидаторам премии и цинично обходили с наградами.

«Нас вызвали для отправки в военные лагеря сроком на сто восемьдесят суток, отправка сегодня в двенадцать часов. На мой вопрос, можно ли было предупредить хотя бы за сутки, ведь не военное же время (мне нужно было отправить жену с шестимесячным ребенком к ее родителям в город Ульяновку Кировоградской области. Даже за хлебом до магазина идти полтора километра по пересеченной местности - дорога грунтовая, подъемы, спуски, да и с маленьким ребенком женщине в чужом селе не справиться), мне был дан ответ: “Считайте, что это военное время - вас берут на ЧАЭС”. <…>

Авария на Чернобыльской АЭС. Проезд и проход запрещен Фото: Игорь Костин/РИА Новости

Нам предстояло работать в помещениях четвертого реактора. Была поставлена задача - построить две стены из мешков с цементным раствором. <…> Мы стали замерять уровень радиации. Стрелка дозиметра отклонялась вправо и зашкаливала. Дозиметрист переключил прибор на следующую градуировку шкалы, при которой снимаются более высокие уровни радиации. Стрелка по-прежнему отклонялась вправо. Наконец она остановилась. Сделали замеры в нескольких местах. В конце подошли к противоположной стене и выставили штатив для замера к проему. Стрелка зашкалила. Мы вышли из помещения. Внизу посчитали средний уровень радиации. Он составлял сорок рентген в час. Подсчитали время работы - оно составляло три минуты.

Читайте также Корреспондент «Таких дел» накануне 30-й годовщины Чернобыля побывал в зоне чернобыльского поражения в Тульской области

Это время нахождения в рабочем помещении. Чтобы забежать с мешком цемента, уложить и выбежать из помещения, достаточно примерно двадцати секунд. Следовательно, каждому из нас нужно было появиться в рабочем помещении десять раз - принести десять мешков. Итого, на восемьдесят человек - восемьсот мешков. <…> Лопатами быстро накладывали раствор в мешки, завязывали, помогали поднять на плечи и бегом наверх. Поддерживая мешок на плечах правой рукой, левой цеплялись за перила и бегом по ступенькам преодолевали высоту примерно восьми-девятиэтажного дома. Маршевые лестницы здесь были очень длинные. Когда выбегал наверх, сердце просто выскакивало из груди. Раствор просачивался сквозь мешок и стекал по всему телу. Забежав в рабочее помещение, мешки укладывали так, чтобы они друг друга перекрывали. Так укладывают кирпичи при строительстве дома. Уложив мешок, бегом друг за другом спускаемся вниз. Встречные бегут вверх, напрягаясь изо всех сил, цепляясь за перила. И опять все повторялось. <…>

Респираторы были как грязные мокрые тряпки, но у нас для замены их не было. Мы и эти выпрашивали для работы. Почти все сняли респираторы, потому что невозможно было дышать. <…> Впервые в жизни пришлось узнать, что такое головная боль. Поинтересовался, как себя чувствуют остальные. Те, кто был уже две, три недели и больше, сказали, что у всех к концу первой недели по прибытии на станцию начинаются постоянные головные боли, слабость, першение в горле. Заметил, что когда ехали на станцию, и она была уже видна, то всегда в глазах у всех не хватало смазки. Мы жмурились, глаза как будто высыхали».

(Владимир Гудов. 731 спецбатальон. М., 2009.)

Добровольцы

Интернет-самиздата с воспоминаниями ликвидаторов и очевидцев аварии на ядерном реакторе достаточно много - такие истории собраны, например, на сайте people-of-chernobil.ru. Автор мемуаров «Ликвидатор» Сергей Беляков, химик по образованию, поехал в Чернобыль добровольцем, провел там 23 дня, а позже получил американское гражданство и нашел работу в Сингапуре.

«В начале июня я добровольно пришел в военкомат. Как у «секретоносителя со степенью», у меня была бронь от сборов в Чернобыле. Позже, когда в 87-88 годах наступила проблема с кадрами офицеров-запасников, хватали всех без разбора, но шел 86-ой, страна все еще была милостива к своим остепененным сыновьям… Молодой капитан в дежурке райвоенкомата, не поняв сначала, сказал, мол, мне нечего волноваться - меня не призывают и не будут призывать. Но когда я повторил, что хочу ехать по своей воле, посмотрел на меня, как на умалишенного, и указал на дверь кабинета, где усталый майор, вытащив мою карточку учета, без выражения сказал:

На кой х.. ты туда прешься, шо тебе дома не сидится?
Крыть было нечем.

Группа специалистов направляется в зону Чернобыльской атомной электростанции для ликвидации последствий аварии Фото: Борис Приходько/РИА Новости

Так же невыразительно он сказал, что повестка придет по почте, с ней надо будет снова прийти сюда, получить предписание, проездные документы, и - вперед.
Моя карточка перекочевала в новенькую папку с завязками. Дело было сделано.
Последующие за этим дни ожидания были наполнены болезненным выискиванием хоть каких-то новостей о конкретном месте сборов, о том, чем занимаются на станции «партизаны», об их быте… Мать интересовало главным образом последнее. Однако я, хлебнув однажды из войскового «сборового» котелка, радужных иллюзий на этот счет не питал.
Но ничего нового об участниках спецсборов ни в прессе, ни по ТВ не сообщалось».

(Сергей Беляков. Ликвидатор. Lib.ru)

Быт

«Чернобыль. Живы, пока нас помнят» - с одной стороны, сборник поздних воспоминаний ликвидаторов и ученых, работавших в Чернобыле, примечательных бытовыми подробностями (научная сотрудница Ирина Симановская, например, вспоминает, что аж до 2005 года проходила с найденным в куче мусора в Припяти зонтиком), а с другой - фоторепортаж: как выглядела зона в начале 2010-х.

Диктор после небольшой паузы продолжил: «Но употреблять спирт и вино нельзя», опять небольшая пауза: «Потому что они вызывают опьянение». Вся столовая утонула в смехе

« Приехали в Киев, отметили командировки и отправились на пассажирском катере в Чернобыль. Прямо там переоделись в белую спецодежду, которую взяли с собой из Курчатовского института. На пристани нас встретили товарищи и отвели в местную больницу, в отделение гинекологии, где жили “курчатовцы” и коллеги из Киевского института ядерных исследований. Поэтому нас в шутку называли гинекологами. Это, может, и смешно, но я поселился в предродовой палате номер шесть.

Украинская ССР. Ликвидаторы аварии Фото: Валерий Зуфаров/ТАСС

Кстати, в столовой был забавный случай. Людей там всегда было много, всегда радио работало. И вот диктор читает лекцию о продуктах, которые способствуют выведению радионуклеотидов из организма человека, и в том числе, говорит диктор: «помогают выводить радионуклеотиды спиртосодержащие продукты, вино». В столовой мгновенно наступила тишина. Ждут. Что же скажет дальше? Диктор после небольшой паузы продолжил: «Но употреблять спирт и вино нельзя», опять небольшая пауза: «Потому что они вызывают опьянение». Вся столовая утонула в смехе. Гогот стоял неимоверный».

(Александр Купный. Чернобыль. Живы, пока нас помнят. Харьков, 2011)

Радиационная разведка

Мемуары радиационного разведчика Сергея Мирного - книга в редком жанре веселых и циничных баек о Чернобыле. В частности, начинаются воспоминания с пятистраничного рассказа о том, как радиация влияет на кишечник (подсказка: как слабительное), и какую гамму душевных переживаний при этом испытывал автор.

« Первым делом в Чернобыле “радиационно разведывали” территорию АЭС, населенные пункты, дороги. Потом по этим данным населенные пункты с высокими уровнями эвакуировали, важные дороги до тогда терпимого уровня отмыли, знаки “Высокая радиация!” где надо поставили (они очень нелепо смотрелись, эти знаки, внутри самой зоны; писали б уже “Особо высокая радиация!”, что ли), на АЭС те места, где люди скапливаются и передвигаются, наметили и отмыли… И взялись за другие участки, за те работы, что стали на этом этапе неотложными. <…>

… Забор можно протянуть так, а можно этак. “Так” он будет короче, а какие там уровни? Если высокие, то, может, протянуть его иначе - по низким уровням? Больше столбов и колючей проволоки потратим (хрен с ним, с деревом и железом!), но при этом люди получат меньшие дозы? Или хрен с ними, с людьми, новых пришлют, а древоматериалов и колючки сейчас не хватает? Вот так все вопросы решаются - должны, по крайней мере, решаться - в зоне радиоактивного заражения. <…>

Легковой автомобиль, выезжающий из зоны чернобыльской катастрофы, проходит дезактивацию на специально созданном пункте Фото: Виталий Аньков/РИА Новости

Я уж не говорю про села - для них уровень гамма-радиации был тогда вопросом жизни и смерти - в самом прямом смысле: больше 0,7 миллирентгена в час - смерть: село выселяют; меньше 0,7 - ну, живите пока… <…>

А как она делается, эта карта? И как выглядит?

Достаточно обыкновенно.

На обычную топографическую карту наносится точка - место замера на местности. И надписывается, какой уровень радиации в этой точке… <…> Потом точки с одинаковыми значениями уровня радиации соединяют и получают “линии одинакового уровня радиации”, похожие на обычные горизонтали на обычных картах».

(Сергей Мирный. Живая сила. Дневник ликвидатора. М., 2010)

Паника в Киеве

« Жажда информации, которая ощущалась здесь, в Киеве, да и, наверное, везде - чернобыльское эхо без преувеличения всколыхнуло страну, - была просто физической. <…>

Неясность обстановки… Тревоги - мнимые и реальные… Нервозность… Ну скажите, как можно было обвинять тех же беженцев из Киева в создании паники, когда по большому счету напряженность обстановки родили не в последнюю очередь мы сами, журналисты. А точнее, те, кто не давал нам реальной информации, кто, строго указуя перстом, говорил: “Совершенно ни к чему газетчикам знать, скажем, подробно о радиационном фоне”. <…>

Особенно запомнилась мне старушка, сидевшая на лавочке под деревьями во дворе пятиэтажного дома. Подбородок ее был ярко-желтым - бабушка пила йод.

“Что же вы делаете, мамаша?” - бросился я к ней.

Эвакуация населения из 30-километровой зоны Чернобыльской АЭС. Жительницы Киевской области прощаются друг с другом и со своими домами, 1986 год Фото: Марущенко/РИА Новости

И она мне объяснила, что лечится, что йод очень полезный и совершенно безопасный, потому что запивает она его… кефиром. Бабуся протянула мне для убедительности полупустую бутылку из-под кефира. Растолковать ей что-либо я так и не смог.

В тот же день выяснилось - в киевских клиниках больше совсем не радиационных больных, в них много людей, пострадавших от самолечения, в том числе с обожженным пищеводом. Сколько же сил потребовалось потом и газетам, и местному телевидению для того, чтобы развеять хотя бы эту нелепость».

(Андрей Иллеш, Андрей Пральников. Репортаж из Чернобыля)

Городское управление Припятью

Советское руководство, как на местном, так и на государственном уровне, в истории с Чернобылем принято ругать: за медленную реакцию, неподготовленность, сокрытие информации. «Летопись мертвого города»- свидетельство с той стороны. Александр Эсаулов на момент аварии был зампредседателем Припятского горисполкома - иначе говоря, мэром Припяти - и рассказывает о ступоре, напряженной работе и специфике управления эвакуированным городом.

« Проблем возникло такое множество, они были такие нетипичные, что просто руки опускались. Мы работали в уникальных, исключительных условиях, в каких не работала ни одна мэрия мира: мы работали в городе, которого нет, городе, который существовал только как административная единица,

Читайте также Этих людей с разных континентов объединяет одно: они родились в один день с Чернобылем

как определенное количество ставших враз нежилыми жилых домов, магазинов, спортивных сооружений, из которых очень скоро выветрился терпкий запах человеческого пота, и навсегда вошел мертвящий запах заброшенности и пустоты. В исключительных условиях и вопросы были исключительные: как обеспечить охрану оставленных квартир, магазинов и других объектов, если находиться в зоне опасно? Как предотвратить пожары, если отключать электричество нельзя, - ведь сразу не знали, что город покинут навсегда, а в холодильниках оставалось очень много продуктов, дело-то ведь было перед праздниками. Кроме того, очень много продуктов было в магазинах и на торговых складах, и что с ними делать, тоже было неизвестно. Как быть, если человеку стало плохо, и он потерял сознание, как было с телефонисткой Мискевич, работавшей на узле связи, если обнаружена оставленная парализованная бабушка, а медсанчасть уже полностью эвакуирована? Куда девать выручку из магазинов, которые еще с утра работали, если банк деньги не принимает, потому что они “грязные”, и, между прочим, совершенно правильно делает. Чем кормить людей, если последнее работавшее кафе “Олимпия” брошено, так как поваров не меняли более суток, а они тоже люди, и у них дети, а само кафе разгромлено и разграблено дочиста. Людей в Припяти оставалось порядочно: еще работал завод “Юпитер”, выполняя месячный план, потом там проводился демонтаж уникального оборудования, которое оставлять было нельзя. Оставались многие работники станции и строительных организаций, которые принимают активное участие в ликвидации аварии - им пока просто негде жить. <…>

Вид на город Припять в первые дни после аварии на Чернобыльской АЭС Фото: РИА Новости

Как заправить машины, если талоны и путевки остались в зоне с такими высокими уровнями, что туда и на минуту заходить небезопасно, а автозаправщик приехал то ли из Полесского, то ли из Бородянки, и у него за отпущенный бензин, естественно, потребуют отчет по всей форме - там же пока не знают, что у нас самая настоящая война!»

(Александр Эсаулов. Чернобыль. Летопись мёртвого города. М., 2006)

Журналисты «Правды» в 1987 году

Репортажи журналиста «Правды» 1987 года, примечательные в качестве незамутненного образца кондового советского газетного стиля и безграничной веры в Политбюро - что называется, «так плохо, что уже хорошо». Сейчас такого уже не делают.

« Вскоре мы, специальные корреспонденты «Правды» – М. Одинец, Л. Назаренко и автор, – решили и сами организовать рыбалку на Днепре, учитывая сложившуюся обстановку, на сугубо научной основе. Без ученых и специалистов теперь не обойтись, не поверят, а потому на борту «Финвала» собрались кандидат технических наук В. Пыжов, старший ихтиолог из НИИ рыбного хозяйства О. Топоровский, инспектора С. Миропольский, В. Заворотний и корреспонденты. Возглавил нашу экспедицию Петр Иванович Юрченко - человек известный в Киеве как гроза браконьеров, которых, к сожалению, еще немало на реке.

Вооружены мы по последнему слову техники. К сожалению, не удочками и спиннингами, а дозиметрами. <…>

Задание у нас все-таки особое - проверить, можно ли рыболовам, у которых открытие сезона в середине июня, спокойно заниматься любимым делом – ловить рыбу, загорать, купаться, короче говоря, отдыхать. А что может быть прекраснее рыбалки на Днепре?!

Слухов, к сожалению, много… Мол, «в воду заходить нельзя», «река отравлена», «рыба теперь радиоактивная», «у нее надо отрезать голову и плавники», и т. д. и т. п. <…>

В 1986 году группа иностранных корреспондентов посетила Макаровский район Киевской области, в населенные пункты которого были эвакуированы жители из района Чернобыльской АЭС. На снимке: иностранные журналисты наблюдают за тем, как ведется дозиметрический контроль на открытых водоемах Фото: Алексей Поддубный/ТАСС

С первых дней аварии, бывая в ее зоне, мы могли досконально изучить все, что связано с радиацией, прекрасно поняли, что напрасно не стоит рисковать своим здоровьем. Мы знали, что Минздрав УССР разрешил купаться, а потому, прежде чем заняться рыбалкой, с удовольствием выкупались в Днепре. И поплавали, и повеселились, и сфотографировались на память, правда, публиковать эти снимки не решились: не принято показывать корреспондентов в таком виде на страницах газеты… <…>

И вот рыбы уже разложены на столе, стоящем вблизи кормы теплохода. И Топоровский начинает священнодействовать над ними со своими приборами. Дозиметрические исследования показывают, что ни в жабрах, ни во внутренностях щуки, сома, судака, линя, карася, ни в их плавниках, хвосте никаких следов повышенной радиации нет.

«Но это только часть операции, - весело уточняет районный рыбинспектор С. Миропольский, принимавший активное участие в дозиметрии рыб. - Теперь их надо сварить, поджарить и скушать»

«Но это только часть операции, - весело уточняет районный рыбинспектор С. Миропольский, принимавший активное участие в дозиметрии рыб. - Теперь их надо сварить, поджарить и скушать».

И вот уже из камбуза доносится аппетитный аромат юшки. Едим по две, по три миски, а остановиться не можем. Хороши и жареные судак, караси, лини…

Уезжать с острова не хочется, но надо - вечером договорились о встрече в Чернобыле. Возвращаемся в Киев… А через несколько дней разговариваем с Ю. А. Израэлем, председателем Госкомитета СССР по гидрометеорологии и контролю природной среды.

«Нас тоже замучили вопросами: можно ли купаться? Ловить рыбу? Можно и нужно!.. И очень жаль, что вы сообщаете о своей рыбалке уже после нее, а не заранее – обязательно поехал бы с вами!»

(Владимир Губарев. Зарево над Припятью. Записки журналиста. М., 1987)

Суд над руководством ЧАЭС

В июле 1987 года состоялся суд - к ответственности привлекли шестерых членов руководства атомной электростанции (слушания шли в полузакрытом режиме, материалы отчасти выложены на pripyat-city.ru). Анатолий Дятлов - заместитель главного инженера ЧАЭС, с одной стороны, пострадавший при аварии - из-за облучения у него развилась лучевая болезнь, а с другой - признанный виновным и осужденный на десять лет колонии. В своих воспоминаниях он рассказывает, как выглядела чернобыльская трагедия для него.

« Суд как суд. Обычный, советский. Все было предрешено заранее. После двух заседаний в июне 1986 года Межведомственного научно-технического совета под председательством академика А.П. Александрова, где доминировали работники Министерства среднего машиностроения, - авторы проекта реактора - была объявлена однозначная версия о виновности оперативного персонала. Другие соображения, а они были и тогда, отбросили за ненадобностью. <…>

Здесь кстати упомянуть о статье. Осудили меня по статье 220 Уголовного кодекса УССР за неправильную эксплуатацию взрывоопасных предприятий. В перечне взрывоопасных предприятий в СССР атомные электростанции не значатся. Судебно-техническая экспертная комиссия задним числом отнесла атомную электростанцию к потенциально взрывоопасным предприятиям. Для суда этого оказалось достаточно, чтобы применить статью. Здесь не место разбирать взрывоопасные или нет атомные электростанции,- устанавливать задним числом и применять статью Уголовного кодекса явно незаконно. Да кто укажет Верховному Суду? Было кому, он и действовал по их указке. Что угодно будет взрывоопасным, если не соблюдать правила проектирования.

И потом, что значит потенциально взрывоопасный? Вот советские телевизоры исправно взрываются, ежегодно гибнет несколько десятков человек. Их куда отнести? Кто виноват?

Подсудимые по делу об аварии на Чернобыльской атомной электростанции (слева направо): директор ЧАЭС Виктор Брюханов, заместитель главного инженера Анатолий Дятлов, главный инженер Николай Фомин во время судебного процесса Фото: Игорь Костин/РИА Новости

Камнем преткновения для советского суда стал бы иск за гибель телезрителей. Ведь при всем желании не обвинишь телезрителей, что сидели перед телевизором без касок и бронежилетов. Обвинить предприятие? Государственное? Это значит - государство виновато? Советское-то? Суд такого извращения принципов никак не перенесет. Человек виновен перед государством - это да. А если нет, то никто. Семь десятков лет наши суды только в одну сторону гайку крутили. Сколько последних лет идет разговор о самостоятельности, независимости судов, служении закону и только закону.