Биоэтика и нравственная антропология православия.  Биоэтика и христианство - Православная Этика

Проблема взаимоотношения богословия и технического прогресса решается не первое столетние. Но, наверное, именно в наше время она оказалась особенно острой. В свое время именно этот вопрос интересовал известного румынского богослова протопресвитера Димитрия Станилоаэ, памяти которого была посвящена прошедшая недавно в Румынии, в городе Яссы, конференция.

Среди выступавших был и Архиепископ Афинский и всея Эллады Христодул, очень тепло отозвавшийся о трудах о. Димитрия. По словам архиепископа, румынский клирик был «одним из самых замечательных богословов XX века».

В своем докладе «Жизнь это дар Божий. Богословие и биоэтика» Предстоятель Элладской Церкви коснулся вопроса клонирования. Взяв за основу мысль приснопамятного о. Димитрия о том, что «техника существует для человека, а не человек для техники», архиепископ Христодул поднял вопрос о христианском отношении к клонированию. Начиная эту тему, он сказал, что не исключает того, что «следующие поколения, если правильно будут следовать евангельскому благовестию, будут считать черными страницами истории не только тоталитарные режимы и ГУЛАГи, не только истребление наций и войны, но и массовые убийства тысяч (человеческих) зародышей на благо науки и техники».

Прежде чем говорить о клонировании, Архиепископ Христодул затронул проблему нравственного состояния родителей, которые «в секуляризованном и материалистическом обществе, развитом экономически и технически, но не духовно, смотрят на ребенка как на некую «обузу» и «лишние хлопоты» для своей эгоцентристкой и страстной жизни…». Он верно подметил, что «ребенок, воспитанный в такой среде, относится к родителям с таким же равнодушием», и привел пример, что «во Франции в августе этого года около 15 000 престарелых лишились жизни вследствие случившейся там жары, но, в сущности, эти человеческие существа были трагическими жертвами равнодушия своих детей».

«Человечество развивается в научном и техническом отношении, однако печальным является тот факт, что в нравственном и духовном плане оно не имеет такого прогресса. Для человека опасно, когда он приобретает большие возможности и не в состоянии контролировать их на основании нравственных вечных ценностей». Одной из таких ценностей является «уважение к жизни, с момента зачатия до исхода души».

«В настоящее время, - говорится в докладе, - в разных государствах обсуждается вопрос о том, позволительно ли т.н. «лечебное клонирование» с использованием эмбрионов?». Далее в докладе содержится ответ на тот вопрос: «Для нас, христиан, клонирование в лечебных целях является нравственно неприемлемым и недопустимым, так как им осуждается на смерть эмбрион, то есть человек в процессе развития, для несомненной пользы фирм и сомнительной пользы их взрослых ближних. Мы, как Церковь, как православные богословы, а также как и люди, уважающие и любящие Бога и ближнего, никогда не примем правило, согласно которому цель оправдывает средства, особенно когда этим средством является сама уникальная человеческая жизнь!»

Архиепископ Христодул говорит, что некоторые защитники лечебного клонирования, в собственных целях, называют эмбрион, на ранних стадиях его развития, - «проэмбрионом» (early embryo). Такой термин с научной точки зрения ошибочен, и призван, прежде всего, успокоить и усыпить совесть людей, совершающих убийство. «Сторонники лечебного клонирования думают, что когда называют эмбрион другим именем, то этим они избегают критических и фундаментальных антропологических и этических вопросов, как то: имеет ли человек право убивать эмбрион на любой стадии его развития».

По словам Предстоятеля Элладской Церкви, «истинным и приемлемым для каждого честного и искреннего ученого является то, что человеческий эмбрион имеет свою личность и уникальность и, следовательно, каждый человек должен относиться к нему с должным уважением и почтением». Здесь докладчик приводит слова православного ученого, специалиста по биоэтике американца Германа Энджерхальта: «…если кто-нибудь отрицает человеческое достоинство и человеческие права за эмбрионом под предлогом того, что он не имеет активного сознания, то тогда он вынужден отрицать все это и за тем человеком, который спит или находится в коме. Если отрицать человеческое достоинство за эмбрионом, то надо отрицать его и за маленьким ребенком» (H. Engerhaldt " The foundations of Bioethics", New York, Oxford University Presss, 1986; Practical ethics, Cambridge University Press, Cambridge, 1993).

Обращаясь к истории, Архиепископ Христодул говорит, что «в древнем Риме дети и женщины считались «res» - вещью. Однако приходит Иисус Христос и уравнивает женщину с мужчиной, и завещает, чтобы один супруг отдавал другому всю свою любовь и все свое существование. И о детях Господь наш сказал, что если взрослые не изменятся и не станут как дети, то не войдут в Царство Божие (Матф. 18, 3), а также потребовал от своих учеников, чтобы они не препятствовали детям приходить к Нему, так как «их есть Царствие Небесное» (Матф. 19, 13-15). Итак, следовательно, Господь любит и зародыши (эмбрионы), и новорожденных, которые, преуспевая в мудрости и в возрасте, развиваются и становятся детьми. Поэтому так строги и священные каноны против абортов. Именно поэтому наша Церковь не может допустить возможности убийства человеческих эмбрионов для любой цели, как воспроизведения, так и лечения».

Предстоятель Элладской Церкви выражает удовлетворение тем, что в современном мире против клонирования выступают не только православные христиане, но и католики, протестанты, а также ученые, врачи, биологи, генетики и биотехники, наряду с философами, социологами и педагогами. Человечество противостоит опасности превратиться в общество «по разведению людей». В качестве характерного примера приводится исследователь Ян Вильмут, который стал известен благодаря клонированию овцы Долли. Этот исследователь, исходя из своего печального опыта, сегодня выступает против клонирования с целью воспроизведения, хотя и остается сторонником т.н. лечебного клонирования, «которое для нас этически является тем же, поскольку ему предшествует убийство эмбрионов».

Само клонирование обслуживает интересы взрослых людей, которые хотят им воспользоваться, и полностью игнорирует права зародышей и будущих детей. Докладчик делится своими размышлениями по поводу искусственного осеменения: «Если при искусственном оплодотворении разрешается брать сперматозоиды стороннего донора, а не отца, тогда будущий ребенок будет чужим для своего отца. Когда ребенок узнает об этом, то подвергнется психологической травме и не исключено, что он захочет узнать настоящего отца и удалиться из, до сих пор, привычной ему семейной среды. Тем более, что если приёмный отец не будет иметь кровного единства со своим ребенком, в любой момент донор может появиться в благополучной жизни ребенка и испортить ему её. В качестве контрдовода говорят о секретности и анонимности донора и получателя… Однако никто полностью не может гарантировать того, что тайное не станет явным …

Также, если такая практика распространится, нельзя исключать и того, что многие дети могут засомневаться в своих родителях и добиваться проверки ДНК и других методов, чтобы удостовериться настоящие они или приемные? … Те же или похожие проблемы могут возникнуть и относительно чужой для конкретной пары яйцеклетки женщины-донора. То же самое действительно и относительно женщины, которая девять месяцев вынашивает оплодотворенную яйцеклетку, принадлежит ли она конкретным родителям, или родителям, которые «усыновили» эмбрион «неизвестных» родителей. Представьте себе случай с ребенком, в которого один мужчина является донором сперматозоида, другая женщина - донор яйцеклетки, и совершенно другие родители, которые это, в конце концов, примут и другая «мать», которая будет его вынашивать в утробе девять месяцев. Другой пример. Мать-одиночка, т.е. женщина, которая обзаводится ребенком не вследствие связи с мужчиной, но вследствие внедрения оплодотворенной яйцеклетки в ее утробу. Ребенок будет расти с матерью, имеющей психологические особенности, к тому же без отца. Другой пример. Мать-старушка, т.е. женщина, которая решила, скажем, в свои 60 лет родить ребенка, в возрасте, когда она сама не может физиологически родить … Ребенок, который родится, будет расти в ненормальной семье, он не сможет играть со своей матерью. Такой ребенок просто заполнит ее эгоистическую жизнь, он станет невольной жертвой ее эгоизма. Другой пример. Ребенком могут обзавестись гомосексуалисты, которые сожительствуют между собой. Ребенок будет расти в ненормальной «семейной» среде … Последний пример. Мать не хочет девять месяцев носить в себе своего ребенка - чтобы не потерять фигуры или чтобы не переносить муки деторождения - и «дает» его другой женщине за деньги. Тогда могут возникнуть эмоциональные, социальные, экономические и юридические проблемы. Как видно, во всех вышеприведенных случаях, господствует эгоизм и благополучие родителей, при положительной снисходительности к ним государства. Единственной жертвой является ребенок, то есть та человеческая личность, которая должна бы пользоваться неограниченным уважением и глубокой нашей любовью, и которая не имеет возможности противостать желаниям взрослых и сильных... Генетика развилась настолько, что все ей возможно, но не все полезно для человека, как говорит апостол Павел (1 Кор. 6, 12)», - делает вывод архиепископ Христодул.

Также глава Элладской Церкви отметил, что Священным Синодом Элладской Церкви учреждена Особая Комиссия по Биоэтике, которая действует очень эффективно, постоянно сотрудничая по вопросам биоэтики как с церковными структурами мира, так и с университетами Греции, России и Австралии. В докладе также было указано, что проблема биоэтики в последние годы стала предметом многих научных исследований на богословских и медицинских факультетах в Греции.

Заканчивая свое выступление, Архиепископ Христодул особо остановился на роли богословия в решении таких злободневных проблем. Он привел слова о. Димитрия Станилоаэ: «Задача богословия - наполнить все сферы деятельности, среди которых находятся наука и техника, полным пониманием определенных фундаментальных истин … Роль богословия в наше время заключается в том, чтобы дать людям высший свет для всех проявлений их жизни, некое окончательное решение, твердое убеждение, что их деятельность на самом деле имеет существенный смысл. Целью богословия является побуждение людей для единодушного участия во всех видах их деятельности, с убеждением, что они трудятся над исполнением плана Божия, который призывает всю полноту творения к конечной его цели. Богословие будущего дня должно быть открытым общей исторической и мирской реальности, однако оно должно быть вместе с тем и духовным. Оно должно помочь всем христианам стяжать некую новую духовность, духовность, которая будет соответствовать всемирным масштабам науки и техники и всемирному человеческому обществу, духовность, которая уже начала появляться на наших глазах» (Д. Станилоаэ, «Богословие и Церковь», изд. Афины, стр. 218).

Нравственное сознание является частью общего сознания личности, оно есть чистое и самое глубокое отражение в человеке образа Божьего. Этика - учение об основных принципах нравственности и о нормах человеческой деятельности с точки зрения понятий о добре и зле. Биоэтика - междисциплинарная область исследований, возникшая вследствие воздействия научно-технического прогресса на медицину и здравоохранение и имеющая предметом ценностные, этические проблемы взаимоотношения врача и пациента, социальной политики в области здравоохранения, а также трансплантации органов, применение новых технологий, деторождения и др.

Профессор Б.Г. Юдин считает, что биоэтику следует понимать не только, как область знаний, но и как формирующийся социальный институт современного общества. В основу морали полагались различные начала: религиозная санкция, эгоизм, христианская мораль, утилитаризм, индивидуализм Ницше.

Медико-биологическую этику можно представить в виде 4-х основных моделей: модель Гиппократа, модель Парацельса, деонтологическая модель, и собственно медико-биологическая этика. Гиппократ писал: «Я направляю режим больных к их выгоде, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного…, не вручу никакой женщине абортивного пессария».

Если модель Гиппократа основана на завоевании доверия больного, то в модели Парацельса упор сделан на душевно-духовный контакт между больным и врачом. Парацельс учил: «Сила врача - в его сердце, работа его должна руководствоваться Богом и освещаться естественным светом и опытностью; важнейшая основа лекарства - любовь». Деонтологическая модель - это совокупность должных правил, основанных на религиозно-нравственном сознании врача. Например, хирургическая деонтология Н.Н. Петрова включает такой частный случай «Золотого правила»: «Делай и советуй больному только такую операцию, на которую ты согласился бы при наличной обстановке для самого себя или для самого близкого тебе человека». Однако деонтологическую модель надо отличать от православной этики. В православном учении о нравственном долге нет того элемента гордости, который присутствует в практической протестантской деонтологии с её подчеркиванием собственного достоинства личности и долга человека перед самим собой. Собственно медико-биологическая этика основана на принципе уважения прав и достоинств человека.

Правильное видение поставленной проблемы открывается нам в Священном Писании, в творениях святых отцов и учителей Церкви, в трудах богословов, как прошлых веков, так и современных. Вопросы биоэтики были вопросами русской философии. Для нее характерно осознание ценности жизни, наполненной духовным смыслом. Этот духовный смысл жизни трактовался в этических размышлениях таких русских философов, как Н.Ф. Федоров, Ф.М. Достоевский, В.С. Соловьев, Н.А. Бердяев, С.А. Булгаков, С.Л. Франк и др. Все они стремятся укоренить этику в ценностях православия. Этика составляла ядро русской религиозной философии.

Достижения науки в области медицины, развитие биомедицинских технологий, появившихся в современном мире, возможность пересечь черту дозволенного в воздействии на человеческий организм, когда человек, ставя себя на место Бога, пытается «улучшить» Его творение или бесцеремонно дерзает прервать зародившуюся жизнь, циничное отношение к браку, извращение половых взаимоотношений, которое практически «Узаконило» современное общество, - все это в значительной мере обострило биоэтическую проблему. Такая форма нравственного сознания, как долг, в своем метафизическом аспекте, предполагает исполнение каждым человеком определенной миссии по примеру Христа.

В своем нравственном аспекте долг предполагает уклонение от того, что противоречит естественному нравственному закону, голосу совести, что оскорбляет достоинство человека, наоборот должным признается то, что служит утверждению богоподобного достоинства человеческой личности, благу ближних и славе Божией. Ниже на рассмотрении конкретных вопросов биоэтики будет показано, что все проблемы связаны именно с желанием человека уклониться от этого долга в угоду своим эгоистическим страстным интересам.

В нравственном богословии долг называется важнейшей санкцией нравственного закона, но именно долг не исполняется при разрешении в современном обществе биоэтических проблем. Может возникнуть вопрос, почему в области биоэтических проблем мы должники и перед кем?

Во-первых, проблемы биоэтики касаются не одного человека, а как правило нескольких: отца и мать; мать, отца и зачатого ребенка; врача и пациента и т. д. Все они связаны между собой определенными отношениями, предполагающими исполнение материнского, супружеского или врачебного долга.

Во-вторых, можно говорить о долге в метафизическом аспекте, в том смысле, что все люди в долгу у Бога. Об этом писал Достоевский. Здесь уже идет речь о такой форме нравственного сознания, как обязанность. Сексуальные извращения современного общества более всего конфликтуют с такой формой нравственного сознания, как стыд. А угрызения совести, этой бесценной категории нравственного сознания, приводят к тяжелейшим психологическим последствиям при совершении страшного греха детоубийства, что будет показано в своем месте. Нравственное сознание предполагает ответственное отношение к происходящему. В метафизическом смысле каждый человек ответственен за вес то, что совершается в мире. Тем более эта ответственность должна иметь место там, где проявляется непосредственно действие человеческой личности и особенно, когда оно связано с появлением на свет другой личности, за которую распялся Христос.

Исполнение долга и обязанности, жизнь по совести, ответственное отношение к жизни в вопросах биоэтики, как нигде обостряет проблему воздаяния, этого непреложного онтологического принципа. Человек подвергается страшным мукам, которые начинаются уже здесь на земле, при попрании великого Божьего дара - жизни. Он же испытывает и нескончаемую радость, которая также имеет начало в земной жизни в случае достойного несения Креста Господня. Эта радость в детях, в чистоте совести, в отношении близких.

Развитие биомедицинских технологий значительно опередило осмысление духовно-нравственных и социальных последствий. Православная Церковь, освещая вопросы биоэтики в свете нравственного христианского сознания, исходит из основанных на Божественном Откровении представлений о жизни как бесценном даре Божьем, о неотъемлемой свободе и богоподобном достоинстве человеческой личности, то есть причастия Божеского естества.

1. «Тот, кто будет человеком, уже человек»

Так утверждал Тертулиан в первые века христианства, но ещё до Рождества Христова пророк Иеремия открывает нам тайну жизни в материнской утробе: «Прежде, нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя» ().

Из Основ Социальной Концепции РПЦ

1. Бурное развитие биомедицинских технологий, активно вторгающихся в жизнь современного человека от рождения до смерти, а также невозможность получить ответ на возникающие при этом нравственные проблемы в рамках традиционной медицинской этики - вызывают серьезную озабоченность общества. Попытки людей поставить себя на место Бога, по своему произволу изменяя и «улучшая» Его творение, могут принести человечеству новые тяготы и страдания. Развитие биомедицинских технологий значительно опережает осмысление возможных духовно-нравственных и социальных последствий их бесконтрольного применения, что не может не вызывать у Церкви глубокой пастырской озабоченности. Формулируя свое отношение к широко обсуждаемым в современном мире проблемам биоэтики, в первую очередь к тем из них, которые связаны с непосредственным воздействием на человека, Церковь исходит из основанных на Божественном Откровении представлений о жизни как бесценном даре Божием, о неотъемлемой свободе и богоподобном достоинстве человеческой личности, призванной «к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе» (Флп. 3. 14), к достижению совершенства Небесного Отца (Мф. 5. 48) и к обожению, то есть причастию Божеского естества (2 Пет. 1. 4).

XII.2. С древнейших времен Церковь рассматривает намеренное прерывание беременности (аборт) как тяжкий грех. Канонические правила приравнивают аборт к убийству. В основе такой оценки лежит убежденность в том, что зарождение человеческого существа является даром Божиим, поэтому с момента зачатия всякое посягательство на жизнь будущей человеческой личности преступно.

Псалмопевец описывает развитие плода в материнской утробе как творческий акт Бога: «Ты устроил внутренности мои и соткал меня во чреве матери моей... Не сокрыты были от Тебя кости мои, когда я созидаем был в тайне, образуем был во глубине утробы. Зародыш мой видели очи Твои» (Пс. 138. 13, 15-16). О том же свидетельствует Иов в словах, обращенных к Богу: «Твои руки трудились надо мною и образовали всего меня кругом... Не Ты ли вылил меня, как молоко, и, как творог, сгустил меня, кожею и плотью одел меня, костями и жилами скрепил меня, жизнь и милость даровал мне, и попечение Твое хранило дух мой... Ты вывел меня из чрева» (Иов 10. 8-12,18). «Я образовал тебя во чреве... и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя» (Иер. 1. 5-6), - сказал Господь пророку Иеремии. «Не убивай ребенка, причиняя выкидыш», - это повеление помещено среди важнейших заповедей Божиих в «Учении двенадцати апостолов», одном из древнейших памятников христианской письменности. «Женщина, учинившая выкидыш, есть убийца и даст ответ перед Богом. Ибо... зародыш во утробе есть живое существо, о коем печется Господь», - писал апологет II века Афинагор. «Тот, кто будет человеком, уже человек», - утверждал Тертуллиан на рубеже II и III веков. «Умышленно погубившая зачатый во утробе плод подлежит осуждению смертоубийства... Дающие врачевство для извержения зачатого в утробе суть убийцы, равно и приемлющие детоубийственные отравы», – сказано во 2-м и 8-м правилах святителя Василия Великого, включенных в Книгу правил Православной Церкви и подтвержденных 91 правилом VI Вселенского Собора. При этом святой Василий уточняет, что тяжесть вины не зависит от срока беременности: «У нас нет различения плода образовавшегося и еще необразованного». Святитель Иоанн Златоуст называл делающих аборт «худшими, нежели убийцы».

Широкое распространение и оправдание абортов в современном обществе Церковь рассматривает как угрозу будущему человечества и явный признак моральной деградации. Верность библейскому и святоотеческому учению о святости и бесценности человеческой жизни от самых ее истоков несовместима с признанием «свободы выбора» женщины в распоряжении судьбой плода. Помимо этого, аборт представляет собой серьезную угрозу физическому и душевному здоровью матери. Церковь также неизменно почитает своим долгом выступать в защиту наиболее уязвимых и зависимых человеческих существ, коими являются нерожденные дети. Православная Церковь ни при каких обстоятельствах не может дать благословение на производство аборта. Не отвергая женщин, совершивших аборт, Церковь призывает их к покаянию и к преодолению пагубных последствий греха через молитву и несение епитимии с последующим участием в спасительных Таинствах. В случаях, когда существует прямая угроза жизни матери при продолжении беременности, особенно при наличии у нее других детей, в пастырской практике рекомендуется проявлять снисхождение. Женщина, прервавшая беременность в таких обстоятельствах, не отлучается от евхаристического общения с Церковью, но это общение обусловливается исполнением ею личного покаянного молитвенного правила, которое определяется священником, принимающим исповедь. Борьба с абортами, на которые женщины подчас идут вследствие крайней материальной нужды и беспомощности, требует от Церкви и общества выработки действенных мер по защите материнства, а также предоставления условий для усыновления детей, которых мать почему-либо не может самостоятельно воспитывать.

Ответственность за грех убийства нерожденного ребенка, наряду с матерью, несет и отец, в случае его согласия на производство аборта. Если аборт совершен женой без согласия мужа, это может быть основанием для расторжения брака (см. X.3). Грех ложится и на душу врача, производящего аборт. Церковь призывает государство признать право медицинских работников на отказ от совершения аборта по соображениям совести. Нельзя признать нормальным положение, когда юридическая ответственность врача за смерть матери несопоставимо более высока, чем ответственность за погубление плода, что провоцирует медиков, а через них и пациентов на совершение аборта. Врач должен проявлять максимальную ответственность за постановку диагноза, могущего подтолкнуть женщину к прерыванию беременности; при этом верующий медик должен тщательно сопоставлять медицинские показания и веления христианской совести.

XII.3. Религиозно-нравственной оценки требует также проблема контрацепции. Некоторые из противозачаточных средств фактически обладают абортивным действием, искусственно прерывая на самых ранних стадиях жизнь эмбриона, а посему к их употреблению применимы суждения, относящиеся к аборту. Другие же средства, которые не связаны с пресечением уже зачавшейся жизни, к аборту ни в какой степени приравнивать нельзя. Определяя отношение к неабортивным средствам контрацепции, христианским супругам следует помнить, что продолжение человеческого рода является одной из основных целей богоустановленного брачного союза (см. Х.4). Намеренный отказ от рождения детей из эгоистических побуждений обесценивает брак и является несомненным грехом.

Вместе с тем супруги несут ответственность перед Богом за полноценное воспитание детей. Одним из путей реализации ответственного отношения к их рождению является воздержание от половых отношений на определенное время. Впрочем, необходимо памятовать слова апостола Павла, обращенные к христианским супругам: «Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим» (1 Кор. 7. 5). Очевидно, что решения в этой области супруги должны принимать по обоюдному согласию, прибегая к совету духовника. Последнему же надлежит с пастырской осмотрительностью принимать во внимание конкретные условия жизни супружеской пары, их возраст, здоровье, степень духовной зрелости и многие другие обстоятельства, различая тех, кто может «вместить» высокие требования воздержания, от тех, кому это не «дано» (Мф. 19. 11), и заботясь прежде всего о сохранении и укреплении семьи.

Священный Синод Русской Православной Церкви в определении от 28 декабря 1998 года указал священникам, несущим духовническое служение, на «недопустимость принуждения или склонения пасомых, вопреки их воле, к... отказу от супружеской жизни в браке», а также напомнил пастырям о необходимости «соблюдения особого целомудрия и особой пастырской осторожности при обсуждении с пасомыми вопросов, связанных с теми или иными аспектами их семейной жизни».

XII.4. Применение новых биомедицинских методов во многих случаях позволяет преодолеть недуг бесплодия. В то же время расширяющееся технологическое вмешательство в процесс зарождения человеческой жизни представляет угрозу для духовной целостности и физического здоровья личности. Под угрозой оказываются и отношения между людьми, издревле лежащие в основании общества. С развитием упомянутых технологий связано также распространение идеологии так называемых репродуктивных прав, пропагандируемой ныне на национальном и международном уровнях. Данная система взглядов предполагает приоритет половой и социальной реализации личности над заботой о будущем ребенка, о духовном и физическом здоровье общества, о его нравственной устойчивости. В мире постепенно вырабатывается отношение к человеческой жизни как к продукту, который можно выбирать согласно собственным склонностям и которым можно распоряжаться наравне с материальными ценностями.

В молитвах чина венчания Православная Церковь выражает веру в то, что чадородие есть желанный плод законного супружества, но вместе с тем не единственная его цель. Наряду с «плодом чрева на пользу» супругам испрашиваются дары непреходящей взаимной любви, целомудрия, «единомыслия душ и телес». Поэтому пути к деторождению, не согласные с замыслом Творца жизни, Церковь не может считать нравственно оправданными. Если муж или жена неспособны к зачатию ребенка, а терапевтические и хирургические методы лечения бесплодия не помогают супругам, им следует со смирением принять свое бесчадие как особое жизненное призвание. Пастырские рекомендации в подобных случаях должны учитывать возможность усыновления ребенка по обоюдному согласию супругов. К допустимым средствам медицинской помощи может быть отнесено искусственное оплодотворение половыми клетками мужа, поскольку оно не нарушает целостности брачного союза, не отличается принципиальным образом от естественного зачатия и происходит в контексте супружеских отношений.

Манипуляции же, связанные с донорством половых клеток, нарушают целостность личности и исключительность брачных отношений, допуская вторжение в них третьей стороны. Кроме того, такая практика поощряет безответственное отцовство или материнство, заведомо освобожденное от всяких обязательств по отношению к тем, кто является «плотью от плоти» анонимных доноров. Использование донорского материала подрывает основы семейных взаимосвязей, поскольку предполагает наличие у ребенка, помимо «социальных», еще и так называемых биологических родителей. «Суррогатное материнство», то есть вынашивание оплодотворенной яйцеклетки женщиной, которая после родов возвращает ребенка «заказчикам», противоестественно и морально недопустимо даже в тех случаях, когда осуществляется на некоммерческой основе. Эта методика предполагает разрушение глубокой эмоциональной и духовной близости, устанавливающейсяся между матерью и младенцем уже во время беременности.

«Суррогатное материнство» травмирует как вынашивающую женщину, материнские чувства которой попираются, так и дитя, которое впоследствии может испытывать кризис самосознания. Нравственно недопустимыми с православной точки зрения являются также все разновидности экстракорпорального (внетелесного) оплодотворения, предполагающие заготовление, консервацию и намеренное разрушение «избыточных» эмбрионов. Именно на признании человеческого достоинства даже за эмбрионом основана моральная оценка аборта, осуждаемого Церковью (см. ХII.2).

Оплодотворение одиноких женщин с использованием донорских половых клеток или реализация «репродуктивных прав» одиноких мужчин, а также лиц с так называемой нестандартной сексуальной ориентацией, лишает будущего ребенка права иметь мать и отца. Употребление репродуктивных методов вне контекста благословенной Богом семьи становится формой богоборчества, осуществляемого под прикрытием защиты автономии человека и превратно понимаемой свободы личности.

XII.5. Значительную часть общего числа недугов человека составляют наследственные заболевания. Развитие медико-генетических методов диагностики и лечения может способствовать предотвращению таких болезней и облегчению страданий многих людей. Однако важно помнить, что генетические нарушения нередко становятся следствием забвения нравственных начал, итогом порочного образа жизни, в результате коего страдают и потомки. Греховная поврежденность человеческой природы побеждается духовным усилием; если же из поколения в поколение порок властвует в жизни потомства с нарастающей силой, сбываются слова Священного Писания: «Ужасен конец неправедного рода» (Прем. 3. 19). И наоборот: «Блажен муж, боящийся Господа и крепко любящий заповеди Его. Сильно будет на земле семя его; род правых благословится» (Пс. 111. 1-2). Таким образом, исследования в области генетики лишь подтверждают духовные закономерности, много веков назад открытые человечеству в слове Божием.

Привлекая внимание людей к нравственным причинам недугов, Церковь вместе с тем приветствует усилия медиков, направленные на врачевание наследственных болезней. Однако, целью генетического вмешательства не должно быть искусственное «усовершенствование» человеческого рода и вторжение в Божий план о человеке. Поэтому генная терапия может осуществляться только с согласия пациента или его законных представителей и исключительно по медицинским показаниям. Генная терапия половых клеток является крайне опасной, ибо связана с изменением генома (совокупности наследственных особенностей) в ряду поколений, что может повлечь непредсказуемые последствия в виде новых мутаций и дестабилизации равновесия между человеческим сообществом и окружающей средой.

Успехи в расшифровке генетического кода создают реальные предпосылки для широкого генетического тестирования с целью выявления информации о природной уникальности каждого человека, а также его предрасположенности к определенным заболеваниям. Создание «генетического паспорта» при разумном использовании полученных сведений помогло бы своевременно корректировать развитие возможных для конкретного человека заболеваний. Однако имеется реальная опасность злоупотребления генетическими сведениями, при котором они могут послужить различным формам дискриминации. Кроме того, обладание информацией о наследственной предрасположенности к тяжким заболеваниям может стать непосильным душевным грузом. Поэтому генетическая идентификация и генетическое тестирование могут осуществляться лишь на основе уважения свободы личности.

Двойственный характер имеют также методы пренатальной (дородовой) диагностики, позволяющие определить наследственный недуг на ранних стадиях внутриутробного развития. Некоторые из этих методов могут представлять угрозу для жизни и целостности тестируемого эмбриона или плода. Выявление неизлечимого или трудноизлечимого генетического заболевания нередко становится побуждением к прерыванию зародившейся жизни; известны случаи, когда на родителей оказывалось соответствующее давление. Пренатальная диагностика может считаться нравственно оправданной, если она нацелена на лечение выявленных недугов на возможно ранних стадиях, а также на подготовку родителей к особому попечению о больном ребенке. Правом на жизнь, любовь и заботу обладает каждый человек, независимо от наличия у него тех или иных заболеваний. Согласно Священному Писанию, Сам Бог является «заступником немощных» (Июд. 9. 11). Апостол Павел учит «поддерживать слабых» (Деян. 20. 35; 1 Фес. 5. 14); уподобляя Церковь человеческому телу, он указывает, что «члены... которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее», а менее совершенные нуждаются в «большем попечении» (1 Кор. 12. 22,24). Совершенно недопустимо применение методов пренатальной диагностики с целью выбора желательного для родителей пола будущего ребенка.

XII.6. Осуществленное учеными клонирование (получение генетических копий) животных ставит вопрос о допустимости и возможных последствиях клонирования человека. Реализация этой идеи, встречающей протест со стороны множества людей во всем мире, способна стать разрушительной для общества. Клонирование в еще большей степени, чем иные репродуктивные технологии, открывает возможность манипуляции с генетической составляющей личности и способствует ее дальнейшему обесцениванию. Человек не вправе претендовать на роль творца себе подобных существ или подбирать для них генетические прототипы, определяя их личностные характеристики по своему усмотрению. Замысел клонирования является несомненным вызовом самой природе человека, заложенному в нем образу Божию, неотъемлемой частью которого являются свобода и уникальность личности. «Тиражирование» людей с заданными параметрами может представляться желательным лишь для приверженцев тоталитарных идеологий.

Клонирование человека способно извратить естественные основы деторождения, кровного родства, материнства и отцовства. Ребенок может стать сестрой своей матери, братом отца или дочерью деда. Крайне опасными являются и психологические последствия клонирования. Человек, появившийся на свет в результате такой процедуры, может ощущать себя не самостоятельной личностью, а всего лишь «копией» кого-то из живущих или ранее живших людей. Необходимо также учитывать, что «побочными результатами» экспериментов с клонированием человека неизбежно стали бы многочисленные несостоявшиеся жизни и, вероятнее всего, рождение большого количества нежизнеспособного потомства. Вместе с тем, клонирование изолированных клеток и тканей организма не является посягательством на достоинство личности и в ряде случаев оказывается полезным в биологической и медицинской практике.

XII.7. Современная трансплантология (теория и практика пересадки органов и тканей) позволяет оказать действенную помощь многим больным, которые прежде были бы обречены на неизбежную смерть или тяжелую инвалидность. Вместе с тем развитие данной области медицины, увеличивая потребность в необходимых органах, порождает определенные нравственные проблемы и может представлять опасность для общества. Так, недобросовестная пропаганда донорства и коммерциализация трансплантационной деятельности создают предпосылки для торговли частями человеческого тела, угрожая жизни и здоровью людей. Церковь считает, что органы человека не могут рассматриваться как объект купли и продажи. Пересадка органов от живого донора может основываться только на добровольном самопожертвовании ради спасения жизни другого человека. В этом случае согласие на эксплантацию (изъятие органа) становится проявлением любви и сострадания. Однако потенциальный донор должен быть полностью информирован о возможных последствиях эксплантации органа для его здоровья. Морально недопустима эксплантация, прямо угрожающая жизни донора. Наиболее распространенной является практика изъятия органов у только что скончавшихся людей. В таких случаях должна быть исключена неясность в определении момента смерти. Неприемлемо сокращение жизни одного человека, в том числе через отказ от жизнеподдерживающих процедур, с целью продления жизни другого.

На основании Божественного Откровения Церковь исповедует веру в телесное воскресение умерших (Ис. 26. 19; Рим. 8. 11; 1 Кор. 15. 42-44, 52-54; Флп. 3. 21). В обряде христианского погребения Церковь выражает почитание, подобающее телу скончавшегося человека. Однако посмертное донорство органов и тканей может стать проявлением любви, простирающейся и по ту сторону смерти. Такого рода дарение или завещание не может считаться обязанностью человека. Поэтому добровольное прижизненное согласие донора является условием правомерности и нравственной приемлемости эксплантации. В случае, если волеизъявление потенциального донора неизвестно врачам, они должны выяснить волю умирающего или умершего человека, обратившись при необходимости к его родственникам. Так называемую презумпцию согласия потенциального донора на изъятие органов и тканей его тела, закрепленную в законодательстве ряда стран, Церковь считает недопустимым нарушением свободы человека.

Донорские органы и ткани усвояются воспринимающему их человеку (реципиенту), включаясь в сферу его личностного душевно-телесного единства. Поэтому ни при каких обстоятельствах не может быть нравственно оправдана такая трансплантация, которая способна повлечь за собой угрозу для идентичности реципиента, затрагивая его уникальность как личности и как представителя рода. Об этом условии особенно важно помнить при решении вопросов, связанных с пересадкой тканей и органов животного происхождения.

Безусловно недопустимым Церковь считает употребление методов так называемой фетальной терапии, в основе которой лежат изъятие и использование тканей и органов человеческих зародышей, абортированных на разных стадиях развития, для попыток лечения различных заболеваний и «омоложения» организма. Осуждая аборт как смертный грех, Церковь не может найти ему оправдания и в том случае, если от уничтожения зачатой человеческой жизни некто, возможно, будет получать пользу для здоровья. Неизбежно способствуя еще более широкому распространению и коммерциализации абортов, такая практика (даже если ее эффективность, в настоящее время гипотетическая, была бы научно доказана) являет пример вопиющей безнравственности и носит преступный характер.

ХII.8. Практика изъятия человеческих органов, пригодных для трансплантации, а также развитие реанимации порождают проблему правильной констатации момента смерти. Ранее критерием ее наступления считалась необратимая остановка дыхания и кровообращения. Однако благодаря совершенствованию реанимационных технологий эти жизненно важные функции могут искусственно поддерживаться в течение длительного времени. Акт смерти превращается таким образом в процесс умирания, зависимый от решения врача, что налагает на современную медицину качественно новую ответственность.

В Священном Писании смерть представляется как разлучение души от тела (Пс. 145. 4; Лк. 12. 20). Таким образом, можно говорить о продолжении жизни до тех пор, пока осуществляется деятельность организма как целого. Продление жизни искусственными средствами, при котором фактически действуют лишь отдельные органы, не может рассматриваться как обязательная и во всех случаях желательная задача медицины. Оттягивание смертного часа порой только продлевает мучения больного, лишая человека права на достойную, «непостыдную и мирную» кончину, которую православные христиане испрашивают у Господа за богослужением. Когда активная терапия становится невозможной, ее место должна занять паллиативная помощь (обезболивание, уход, социальная и психологическая поддержка), а также пастырское попечение. Все это имеет целью обеспечить подлинно человеческое завершение жизни, согретое милосердием и любовью.

Православное понимание непостыдной кончины включает подготовку к смертному исходу, который рассматривается как духовно значимый этап жизни человека. Больной, окруженный христианской заботой, в последние дни земного бытия способен пережить благодатное изменение, связанное с новым осмыслением пройденного пути и покаянным предстоянием перед вечностью. А для родственников умирающего и медицинских работников терпеливый уход за больным становится возможностью служения Самому Господу, по слову Спасителя: «Так как вы сделали это одному из братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25. 40). Сокрытие от пациента информации о тяжелом состоянии под предлогом сохранения его душевного комфорта нередко лишает умирающего возможности сознательного приуготовления к кончине и духовного утешения, обретаемого через участие в Таинствах Церкви, а также омрачает недоверием его отношения с близкими и врачами.

Предсмертные физические страдания не всегда эффективно устраняются применением обезболивающих средств. Зная это, Церковь в таких случаях обращает к Богу молитву: «Разреши раба Твоего нестерпимыя сея болезни и содержащия его горькия немощи и упокой его, идеже праведных Дуси» (Требник. Молитва о долгостраждущем). Один Господь является Владыкой жизни и смерти (1 Цар. 2. 6). «В Его руке душа всего живущего и дух всякой человеческой плоти» (Иов. 12. 10). Поэтому Церковь, оставаясь верной соблюдению заповеди Божией «не убивай» (Исх. 20. 13), не может признать нравственно приемлемыми распространенные ныне в светском обществе попытки легализации так называемой эвтаназии, то есть намеренного умерщвления безнадежно больных (в том числе по их желанию). Просьба больного об ускорении смерти подчас обусловлена состоянием депрессии, лишающим его возможности правильно оценивать свое положение. Признание законности эвтаназии привело бы к умалению достоинства и извращению профессионального долга врача, призванного к сохранению, а не к пресечению жизни. «Право на смерть» легко может обернуться угрозой для жизни пациентов, на лечение которых недостает денежных средств.

Таким образом, эвтаназия является формой убийства или самоубийства, в зависимости от того, принимает ли в ней участие пациент. В последнем случае к эвтаназии применимы соответствующие канонические правила, согласно которым намеренное самоубийство, как и оказание помощи в его совершении, расцениваются как тяжкий грех. Умышленный самоубийца, который «соделал сие от обиды человеческой или по иному какому случаю от малодушия», не удостаивается христианского погребения и литургического поминовения (Тимофея Алекс. прав. 14). Если самоубийца бессознательно лишил себя жизни «вне ума», то есть в припадке душевной болезни, церковная молитва о нем дозволяется по исследовании дела правящим архиереем. Вместе с тем необходимо помнить, что вину самоубийцы нередко разделяют окружающие его люди, оказавшиеся неспособными к действенному состраданию и проявлению милосердия. Вместе с апостолом Павлом Церковь призывает: «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал. 6. 2).

ХII.9. Священное Писание и учение Церкви недвусмысленно осуждают гомосексуальные половые связи, усматривая в них порочное искажение богозданной природы человека. «Если кто ляжет с мужчиною, как с женщиною, то оба они сделали мерзость» (Лев. 20. 13). Библия повествует о тяжком наказании, которому Бог подверг жителей Содома (Быт. 19. 1-29), по толкованию святых отцов, именно за грех мужеложства. Апостол Павел, характеризуя нравственное состояние языческого мира, называет гомосексуальные отношения в числе наиболее «постыдных страстей» и «непотребств», оскверняющих человеческое тело: «Женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобно и мужчины, оставив естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение» (Рим. 1. 26-27). «Не обманывайтесь… ни малакии, ни мужеложники... Царства Божия не наследуют», - писал апостол жителям развращенного Коринфа (1 Кор. 6. 9-10). Святоотеческое предание столь же ясно и определенно осуждает любые проявления гомосексуализма. «Учение двенадцати апостолов», творения святителей Василия Великого, Иоанна Златоуста, Григория Нисского, блаженного Августина, каноны святого Иоанна Постника выражают неизменное учение Церкви: гомосексуальные связи греховны и подлежат осуждению. Вовлеченные в них люди не имеют права состоять в церковном клире (Василия Вел. пр. 7, Григория Нис. пр. 4, Иоанна Постн. пр. 30). Обращаясь к запятнавшим себя грехом содомии, преподобный Максим Грек взывал: «Познайте себя, окаянные, какому скверному наслаждению вы предались!.. Постарайтесь скорее отстать от этого сквернейшего вашего и смраднейшего наслаждения, возненавидеть его, а кто утверждает, что оно невинно, того предайте вечной анафеме, как противника Евангелия Христа Спасителя и развращающего учение оного. Очистите себя искренним покаянием, теплыми слезами и посильною милостынею и чистою молитвою... Возненавидьте от всей души вашей это нечестие, чтобы не быть вам сынами проклятия и вечной пагубы».

Дискуссии о положении так называемых сексуальных меньшинств в современном обществе клонятся к признанию гомосексуализма не половым извращением, но лишь одной из «сексуальных ориентаций», имеющих равное право на публичное проявление и уважение. Утверждается также, что гомосексуальное влечение обусловлено индивидуальной природной предрасположенностью. Православная Церковь исходит из неизменного убеждения, что богоустановленный брачный союз мужчины и женщины не может быть сопоставлен с извращенными проявлениями сексуальности. Она считает гомосексуализм греховным повреждением человеческой природы, которое преодолевается в духовном усилии, ведущем к исцелению и личностному возрастанию человека. Гомосексуальные устремления, как и другие страсти, терзающие падшего человека, врачуются Таинствами, молитвой, постом, покаянием, чтением Священного Писания и святоотеческих творений, а также христианским общением с верующими людьми, готовыми оказать духовную поддержку.

Относясь с пастырской ответственностью к людям, имеющим гомосексуальные наклонности, Церковь в то же время решительно противостоит попыткам представить греховную тенденцию как «норму», а тем более как предмет гордости и пример для подражания. Именно поэтому Церковь осуждает всякую пропаганду гомосексуализма. Не отказывая никому в основных правах на жизнь, уважение личного достоинства и участие в общественных делах, Церковь, однако, полагает, что лица, пропагандирующие гомосексуальный образ жизни, не должны допускаться к преподавательской, воспитательной и иной работе среди детей и молодежи, а также занимать начальственное положение в армии и исправительных учреждениях.

Порой извращения человеческой сексуальности проявляются в форме болезненного чувства принадлежности к противоположному полу, результатом чего становится попытка изменения пола (транссексуализм). Стремление отказаться от принадлежности к тому полу, который дарован человеку Создателем, может иметь лишь пагубные последствия для дальнейшего развития личности. «Смена пола» посредством гормонального воздействия и проведения хирургической операции во многих случаях приводит не к разрешению психологических проблем, а к их усугублению, порождая глубокий внутренний кризис. Церковь не может одобрить такого рода «бунт против Творца» и признать действительной искусственно измененную половую принадлежность. Если «смена пола» произошла с человеком до Крещения, он может быть допущен к этому Таинству, как и любой грешник, но Церковь крестит его как принадлежащего к тому полу, в котором он рожден. Рукоположение такого человека в священный сан и вступление его в церковный брак недопустимо.

От транссексуализма надлежит отличать неправильную идентификацию половой принадлежности в раннем детстве в результате врачебной ошибки, связанной с патологией развития половых признаков. Хирургическая коррекция в данном случае не носит характер изменения пола.

От всех других религиозных конфессий католическую Церковь отличает то, что она, во-первых, одной из первых в современной религиозной культуре обратила пристальное внимание на процессы, происходящие в биомедицине. Во-вторых, нет такого направления в современной медицине, относительно этических аспектов, которого в католицизме не было бы сформулировано рекомендаций. Э. Сгречча свидетельствует, что католическая церковь «постоянно развивает свое учение и ищет ответ на возникающие вопросы. Так, например, с этической точки зрения была рассмотрена вся биомедицина» 59. Разработки католических теологов, безусловно, значимы и ценны. И, прежде всего потому, что эта работа, представленная множеством статей, монографий, докладов, способствовала тому, что «христианская биоэтика» стала не только возможной, но и обрела реальность в духовном пространстве современной культуры. Словосочетание «христианская биоэтика» многими может быть оценено как слишком смелое примирение и объединение «традиции» и «инновации». Но сами католические теологи свою попытку создать «христианскую биоэтику» рассматривают как реализацию томистского принципа гармонии веры и разума. При этом христианская биоэтика является не отречением от теологических аргументов и благочестивых рекомендаций, а формой вступления в дискуссию по этическим проблемам биомедицинской практики. Особенностью христианской биоэтики в католицизме является то, что она открыто объявляет о своих основаниях. К ним относятся следующие принципы католической антропологии: понимание человека как «субъекта и объекта одновременно», утверждение достоинства и богоподобия человека, понимание тела человека как Божьего храма, усматривание значимого смысла страданий и отношение к смерти не как к окончательной стадии бытия60. Выход на уровень религиозно-философской антропологии и решение любого частного вопроса исключительно в ее границах — еще одна особенность католических исследований. Такой подход определяет то, что любая противоположная точка зрения оценивается прежде всего по ее основаниям. Дискуссия с «другими биоэтиками» ведется не на уровне «расчета» «благ» и «польз», а на уровне основополагающих антропологических принципов. Рейнхард Лов, директор Ганноверского исследовательского института философии, полагает, что у сторонников эвтаназии, искусственного оплодотворения и т. п. нет «единой антропологии». Тем не менее, анализируя позиции многих исследователей, особенно представителей медицинского знания, он фиксирует их приверженность «эволюционистской антропологии» и эволюционистскому образу человека. При этом он различает «теорию эволюции» и «эволюционизм». Теория эволюции оценивается как «местами гениальная теория о развитии и изменении форм и видов жизненных образований на протяжении долгого периода времени» 61. «Эволюционизм» же — это мировоззрение, для которого характерно «физикалистско-химическое» понимание человека. В рамках эволюционистского мировоззрения «человек принципиально может быть объяснен натуралистическим и научно-каузальным способом во всех его как биологических, так и духовных и культурных способностях и достижениях» 62. При этом высшей ценностью оказывается сама «эволюция».

Вытекающее из этого «равенство перед эволюцией» допускает устранение нежелательных родовых явлений и под углом зрения интересов «здоровья народа», интересов экономики, и даже норм эстетики 63. Кредо эволюционизма — «право эволюции — высшее право»64 . Принципиальное значение для католической христианской биоэтики имеет аргументированная критика «эволюционистской антропологии». Прежде всего, фиксируется ее неполнота. Р. Лов говорит, что даже Б. Скиннер (профессор Гарвардского университета, представитель бихевиоризма) признает существование трех реальностей — свободы, права и достоинства, которые «стоят поперек эволюционизму и его все объясняющей «естественно-научности» 65. Среди многочисленных критических аргументов принципиальную роль именно для биоэтики играют следующие три. Первый связан с «самоотказом» эволюционизма «от притязаний на истину». Этот «самоотказ» является следствием противоречия между «притязанием на истину» теоретиков эволюционизма и сущностном отрицании «истины» как таковой. Например, Р. Давкинс в своей книге «Эгоистический ген» полагает, что «любое познание и действие человека может быть объяснено как функция генов»66 . Второй аргумент касается проблемы «исходного положения научных объяснений». «Исходным положением» объяснения действительности является не материя, не законы природы, не эволюция, а «прежде всего сама действительность». «Действительность человека в его самопознании, в познании свободы, нравственности, Бога, любви, красоты. Познание этого является несоизмеримо «действительнее», чем познание псевдонаучных объяснений, которые хотят внушить ему, что перечисленные реалии лишь предрассудки и иллюзии. То, что для него аутентично, это определяет человек перед научной рефлексией о чем-то»67 . Третий аргумент связан с незаконным самоприсвоением полномочий «знающих». Исследуя человеческие гены, эмбрионы и т. п., ставя медицинские или психологические эксперименты на человеке, исследователи рассматривают человека как объект процесса получения знания. При этом у субъектов, участвующих в процессе исследования, меняется статус их самосознания. Человек противопоставляет себя другому человеку, и характер этого противопоставления не просто нелегитимен, когда «объект» исследования не хочет быть объектом, когда он не согласен с тем, что с ним делают. Принцип равенства, который признается даже в «плюралистическом» обществе, приходит в противоречие с дискриминационным превращением человека в объект исследования «знающими учеными». Постоянно совершая скрытое исключение для себя, «знающие ученые» нелегитимно добиваются признания своей деятельности, что вряд ли соответствует интересам человека, превращенного в объект любознательности «знающего ученого». Грань между отношением к человеку как «объекту исследования» и отношением к человеку как «объекту использования» — очень тонка. Иоанн Павел II констатирует: «Относиться к другому человеку как объекту использования — значит рассматривать его исключительно как средство для достижения своей цели, как предмет, без учета присущего личности предназначения» 68. Учение о личности — это ведущая часть католической антропологии. Один из подходов к пониманию личности Иоанн Павел II определяет так: « ...Никак нельзя согласиться называть человека особью вида Homo sapiens». Слово «личность» обозначает, что он содержит в себе нечто большую, некую особую полноту и совершенство существования, и чтобы подчеркнуть это, необходимо употребить слово «личность» 69. Для раскрытия содержания слова «личность» исследователи используют ряд понятий. Среди них, в рамках христианской биоэтики, работающим становится понятие «субстанциальный образ человека». Это понятие призвано противостоять разнообразным попыткам подхода к человеку с меркой «из чего он состоит», чтобы решить вопрос «как он функционирует» Р.Лов подчеркивает, что «субстанциальный взгляд на человека не снимает со счета, что человек есть также естественно-биологическая, общественная, экономическая сущность. Он отрицает только, что с помощью этого конгломерата человек становится понятным» 70. Субстанциальное понимание человека предполагает, что человеку свойственна свобода действия, способность к познанию и отношение к трансценденции. И если первые две характеристики признаются и принимаются в современной культуре, то последняя вызывает много вопросов. Что такое «трансцендентное отношение»? «Прежде всего, не надо понимать трансцендентное отношение только как отношение к христианскому Богу-Творцу, но и как признание измерения, которое не является имманентным, внутричеловеческим, внутримировым» 71. Среди различных форм, в которых проявляет себя трансцендентное отношение, значимо то, что называется достоинством человека. «Достоинство человека обнаруживает себя в его неотъемлемых правах» 72. До середины XVIII века эта идея была наполнена религиозным содержанием: каждый человек есть образ и подобие Божие и все люди равны перед Богом. Просвещение XVIII века секуляризует идею прав человека и равенства всех людей. Может быть, сегодняшнее повседневное и повсеместное нарушение прав человека и человеческого достоинства приведет к обновленному признанию тех предпосылок, которые признаются христианством как необходимые условия их воплощения. В современном католицизме формируется понимание христианской биоэтики как «антропологии человеческого достоинства». Но создание таковой все же дело будущего. Сегодня все же речь идет о биоэтике, как «философском прослеживании», проникновении и оценивании всех случаев, происшествий, судеб, их классификации и всестороннем обсуждении. При этом «в силу особой природы духовного влияния единственным и обязательным регулирующим основанием для католической церкви является свод официальных документов» 73. Особенностью протестантского подхода к морально-этическим проблемам биомедицины является отказ, от какого бы то ни было императивного понимания морали. Жан-Франсуа Колланж констатирует: « ...Протестантская церковь не обладает никакой абсолютной властью, ни на уровне догматов, хотя определяющее ее лицо вероисповедание не обходится без догм, ни тем более на уровне этических заповедей». Отсутствие «официальных документов» компенсируется ответственным и настойчивым поиском этической истины, «обретаемой каждым самостоятельно, без посредников» 74. Известно, что разработка принципов примата «самостоятельности» индивида в протестантской этической теологии происходила не без определения антропологических начал. Согласно И. Канту, одним из основных антропологических начал является способность человека «давать себе закон» и без всякого внешнего принуждения бороться за его существование. Эту способность Кант называет «моральной автономией». «Автономия, — пишет он, — есть основание достоинства человека и всякого разумного естества» 75.

Принцип моральной автономии является основополагающим для протестантской этики. Моральная автономия человека поднимается здесь до уровня самостоятельной силы, параллельной и равномочной природе. Эта равномощность фиксируется Кантом в его известном заключении «Критики практического разума»: «Две вещи наполняют мою душу все возрастающим удивлением и благоговением, чем больше я вдумываюсь в них: звездное небо надо мной и моральный закон во мне»76. Человек не растворяется в природе как одно из ее образований, в известном смысле противостоит ей именно потому и в силу того, что обладает моральным сознанием. В идее моральной автономии утверждается право и ценность духовной свободы человека. Особое значение для проблем биоэтики является раскрытие истории и логики освободительного пафоса протестантской автономии. Известно, что исторически протестантизм был реакцией на крайности средневекового католицизма. Он ставил перед собой задачу спасения христианской свободы от рабства папизма. В системе принудительного авторитета Церкви, сама мораль превращалась в авторитарное образование. Реформаторский «призыв к свободе» оправдывался подлинными христианскими основаниями, ведя к идее независимости и автономности духовно-моральной жизни человека. Трансформация идеи «независимости» в богоборчество произойдет позднее 77. Тем не менее, нельзя недооценивать реформаторский потенциал идей независимости и автономии и для современного общества. Несмотря на любую возможную «деспотическую ситуацию», современный человек уже ориентирован на возможность автономного поведения. Социокультурное признание за каждым человеком его нравственной и интеллектуальной независимости страхует людей от обращения с ними как безвольными объектами «научных» исследований или социально -политических манипуляций. Принцип моральной автономии пресекает любое посягательство на личность, независимо от того, продиктовано ли оно эгоистическими интересами научно-интеллектуальной элиты, или «альтруистическими» мотивами «всеобщего счастья» и «всеобщего блага», «здоровья нации», «интересов народа», «логикой прогресса» и т. п. Последнее не теряет популярности и в начале нового столетия. Неудивительно поэтому, что, пройдя соответствующее осмысление и толкование, протестантский принцип моральной автономии становится в современной биомедицинской этике основополагающим принципом уважения автономии пациента. Однако на рубеже столетий, оценивая положительный смысл этической автономии, нельзя не учитывать и его отрицательный смысл, который заключается в возможности произвола неограниченной натуральной свободы. Поэтому неудивительно, что, обсуждая проблемы биомедицины сегодня, Ж.-Ф. Коллаж констатирует, что «протестантская этика сводится главным образом к этике ответственности» 78.

От всех других религиозных конфессий католическую Церковь отличает то, что она, во-первых, одной из первых в современной религиозной культуре обратила пристальное внимание на процессы, происходящие в биомедицине. Во-вторых, нет такого направления в современной медицине, относительно этических аспектов которого в католицизме не было бы сформулировано рекомендаций. Э. Сгречча сви­детельствует, что католическая Церковь «постоянно разви­вает свое учение и ищет ответ на возникающие вопросы. Так, например, с этической точки зрения была рассмотрена вся биомедицина» 2 . Разработки католических теологов, без­условно, значимы и ценны. И прежде всего потому, что эта работа, представленная множеством статей, монографий, докладов, способствовала тому, что «христианская биоэти­ка» стала не только возможной, но и обрела реальность в духовном пространстве современной культуры.

Словосочетание «христианская биоэтика» может быть оценено как слишком смелая попытка примирить и объеди­нить «традицию» и «инновацию». Но сами католические тео-

1 Малявин В. В. В поисках традиции. - Восток - Запад. - М.: Наука, 1988, с. 33.

2 Сгречча Э. Католическая церковь и профессия врача. - Медицина и права человека. - М., 1992, с. 38.

логи свою попытку создать «христианскую биоэтику» рас­сматривают как реализацию томистского принципа гармо­нии веры и разума. При этом христианская биоэтика не является отречением от аргументов благочестивых рекомен­даций, а формой вступления в дискуссию по этическим про­блемам биомедицинской практики.

Особенностью христианской биоэтики в католицизме яв­ляется то, что она открыто объявляет о своих основаниях. Этими основаниями являются следующие принципы като­лической антропологии: понимание человека как «субъекта и объекта одновременно», утверждение достоинства и бо-гоподобия человека, понимание тела человека как Божьего храма, усматривание значимого смысла страданий и отно­шение к смерти не как к окончательной стадии бытия 1 .

Выход на уровень религиозно-философской антрополо-

гии и решение любого частного вопроса исключительно вее границах - еще одна особенность католических иссле­дований. Такой подход определяет то, что любая противо­положная точка зрения оценивается прежде всего по ее

основаниям. Дискуссия с «другими биоэтиками» ведется не на уровне «расчета» «благ и «польз», а на уровне основопо­лагающих антропологических принципов.

Рейнхард Лов, директор Ганноверского исследователь­ского института философии, полагает, что у сторонников эвтаназии, искусственного оплодотворения и т. п. нет «еди­ной антропологии». Тем не менее, анализируя позиции мно­гих исследователей, особенно представителей медицинского знания, он фиксирует их приверженность «эволюционист -

ской антропологии» и эволюционистскому образу челове­ка. При этом он различает «теорию эволюции» и «эволю­ционизм». Теория эволюции оценивается как «местами ге-

1 Low Reinhard (HG.) Anthropologische Grundlagen einer christlichen Bioethik. - ln:Bioethik. Philosophisch - Theologische Beitrage zu einem brisanten Thema. Koln. 1990, s. 8.

ниальная теория о развитии и изменении форм и видов жизненных образований на протяжении долгого периода вре­мени» 1 . «Эволюционизм» же - это мировоззрение, для ко­торого характерно «физикалистско-химическое» понимание человека. В рамках эволюционистского мировоззрения «че­ловек принципиально может быть объяснен натуралистиче­ским и научно-казуальным способом во всех его как биоло­гических, так и духовных и культурных способностях и дос­тижениях» 2 . При этом высшей ценностью оказывается сама «эволюция». Вытекающее из этого «равенство перед эво­люцией» допускает устранение нежелательных родовых яв­лений и под углом зрения интересов «здоровья народа», интересов экономики и даже норм эстетики 3 . Кредо эволю­ционизма - «право эволюции - высшее право» 4 .

Принципиальное значение для католической христиан­ской биоэтики имеет аргументированная критика «эволю­ционистской антропологии». Прежде всего фиксируется ее неполнота. Р. Лов говорит, что даже Б. Скиннер признает существование трех реальностей - свободы, права и дос­тоинства, которые «стоят поперек эволюционизму и его все объясняющей «естественнонаучное™» 5 . Среди многочислен­ных критических аргументов принципиальную роль именно для биоэтики играют следующие три. Первый связан с «са­моотказом» эволюционизма «от притязаний на истину». Этот «самоотказ» является следствием противоречия между «при­тязанием на истину» теоретиков эволюционизма и сущно­стным отрицанием «истины» как таковой, так как, напри­мер, Ричард Давкинс в своей книге «Эгоистический ген»

1 L6w Reinhard (HG.) Anthropologische Grundlagen einer christlichen Bioethik. -

In:Bioethik. Philosophisch - Theologische Beitrage zu einem brisanten Thema

Koln. 1990, s. 11.

3 lbid., s. 15.

"Ibid., s. 16.

5 lbid., s. 16.

полагает, что «любое познание и действие человека может быть объяснено как функция генов» 1 .

Второй аргумент касается проблемы «исходного положения научных объяснений». «Исходным положением» объяснения дей­ствительности является не материя, не законы природы, не эво­люция, а «прежде всего сама действительность». «Действитель­ность человека в его самопознании, в познании свободы, нрав­ственности, Бога, любви, красоты является несоизмеримо «дей­ствительнее», чем познание псевдонаучных объяснений, кото­рые хотят внушить ему, что перечисленные реалии лишь пред­рассудки и иллюзии. То, что для него аутентично, это опреде­ляет человек перед научной рефлексией о чем-то» 2 .

Третий аргумент связан с незаконным самоприсвоени­ем полномочий «знающих». Исследуя человеческие гены, эмбрионы и т. п., ставя эксперименты, медицинские или психологические, на человеке, исследователи рассматри­вают человека как объект процесса получения знания. При этом у субъектов, участвующих в процессе исследования, меняется статус их самосознания. Человек противопостав­ляет себя другому человеку, и характер этого противопос­тавления не просто нелегитимен, когда «объект» исследо­вания не хочет быть объектом, когда он не согласен с тем, что с ним делают. Принцип равенства, который признается даже в «плюралистическом» обществе, приходит в проти­воречие с привилегией превращения человека в объект ис­следования «знающими учеными». Постоянно совершая скрытое исключение для себя, «знающие ученые» нелеги­тимно добиваются признания своей деятельности, что вряд ли соответствует интересам человека, превращенного в объект любознательности «знающего ученого». Грань меж-

ду отношением к человеку как «объекту исследова­ния» и отношением к человеку как «объекту исполь­зования» очень тонка. Иоанн Павел II констатирует: «От­носиться к другому человеку как объекту использования - значит рассматривать его исключительно как средство для достижения своей цели, как предмет, без учета присущего личности предназначения» 1 .

Учение о личности - это ведущая часть католической антропологии. Один из подходов к пониманию личности Иоанн Павел II определяет так: «...Никак нельзя согласиться называть человека особью вида Homo sapiens». Слово «лич­ность» обозначает, что он содержит в себе нечто большее, некую особую полноту и совершенство существования, и чтобы подчеркнуть это, необходимо употребить слово «лич­ность» 2 . Для раскрытия содержания слова «личность» ис­следователи используют ряд понятий. Среди них в рамках христианской биоэтики работающим становится понятие «субстанциальный образ человека». Это понятие призвано противостоять разнообразным попыткам подхода к челове­ку с меркой «из чего он состоит?», чтобы решить вопрос «как он функционирует?». Р. Лов подчеркивает, что «суб­станциональный взгляд на человека не снимает со счета, что человек есть также естественнобиологическая, общест­венная, экономическая сущность. Он отрицает только, что с помощью этого конгломерата человек становится понят­ным» 3 . Субстанциальное понимание человека предполага­ет, что человеку свойственна свобода действия, способность к познанию и отношение к трансценденции. И если первые две характеристики признаются и принимаются в совре-

1 Low Reinhard (HG.) Anthropologische Grundlagen einer christlichen Bioethik. - ln:Bioethik. Philosophisch - Theoiogische Beitrage zu einem brisanten Thsma. Koln. 1990, s. 17. 2 lbid., s. 18.

1 Иоанн Павел II. Любовь и ответственность. - М., 1993, с. 89.

^Там же, с. 86.

3 Low Reinhard (HG.) Anthropologische Grundlagen einer christlichen Bioethik. -

ln:Bioethik. Philosophisch - Theoiogische Beitrage zu einem brisanten Thema.

Koln. 1990, s. 22.

менной культуре, то последняя вызывает много вопросов. Что такое «трансцендентное отношение»? «Прежде всего не надо понимать трансцендентное отношение только как от­ношение к христианскому Богу-Творцу, но и как при­знание измерения, которое не является имма­нентным, внутричеловеческим, внутримировым» 1 .

Среди различных форм, в которых проявляет себя транс­цендентное отношение, значимо то, что называется досто­инством человека. «Достоинство человека обнаруживает себя в его неотъемлемых правах» 2 . До середины XVIII века эта идея была наполнена религиозным содержанием: каж­дый человек есть образ и подобие Божие, и все люди рав­ны перед Богом. Просвещение XVIII века секуляризует идею прав человека и равенства всех людей. Может быть, сего­дняшнее повседневное и повсеместное нарушение прав человека и человеческого достоинства приведет к обнов­ленному признанию тех предпосылок, которые признаются христианством как необходимые условия их воплощения?

В современном католицизме формируется понимание христианской биоэтики как «антропологии человеческого достоинства». Но создание таковой - все же дело будуще­го. Сегодня все же речь идет о биоэтике как «философском прослеживании», проникновении и оценивании всех случа­ев, происшествий, судеб, их классификации и полном об­суждении. При этом «в силу особой природы духовного влия­ния единственным и обязательным регулирующим основа­нием для католической церкви является свод официальных документов» 3 .

1 Low Reinhard (HG.) Anthropologische Grundlagen einer christlichen Bioethik. -

ln:Bioethik. Philosophisch - Theologische Beitrage zu einem brisanten Thema.

Koln. 1990, s. 23.

2 lbid., s. 24.

3 Сгречча Э. Католическая церковь и профессия врача. - Медицина и

права человека. - М., 1992., с. 38.

Особенностью протестантского подхода к морально-эти­ческим проблемам биомедицины является отказ от какого бы то ни было императивного понимания морали. Жан-Фран­суа Колланж констатирует: «...Протестантская церковь не обладает никакой абсолютной властью ни на уровне догма­тов, хотя определяющее ее лицо вероисповедание не обхо­дится без догм, ни тем более на уровне этических запове­дей». Отсутствие «официальных документов» компенсирует­ся ответственным и настойчивым поиском этической исти­ны, «обретаемой каждым самостоятельно, без посредников» 1 .

Известно, что разработка принципов примата «самостоя­тельности» индивида в протестантской этической теологии происходила не без определения антропологических начал. Согласно И. Канту, одним из основных антропологических начал является способность человека «давать себе закон» и без всякого внешнего принуждения бороться за его суще­ствование. Эту способность Кант называет «моральной ав­тономией». «Автономия, - пишет он, - есть основание дос­тоинства человека и всякого разумного е с т е с т в а» 2 .

Принцип моральной автономии является основополагаю­щим для протестантской этики. Моральная автономия че­ловека поднимается здесь до уровня самостоятельной силы, параллельной и равномочной природе. Эта равномощность фиксируется Кантом в его известном заключении «Критики практического разума»: «Две вещи наполняют мою душу все возрастающим удивлением и благоговением, чем больше я вдумываюсь в них: звездное небо надо мной и моральный закон во мне». Человек не растворяется в природе как одно из ее образований, в известном смысле противостоит ей именно потому и в силу того, что обладает моральным соз-

"Сгречча Э. Католическая церковь и профессия врача. - Медицина и

права человека. - М., 1992., с. 41.

2 Кант И. Основы метафизики нравственности. - Соч.

т. 4, ч. 1. - М., 1965, с. 278.

нанием. В идее моральной автономии утверждается право и ценность духовной свободы человека.

Особое значение для проблем биоэтики является рас­крытие истории и логики освободительного пафоса про­тестантской автономии. Известно, что исторически протес­тантизм был реакцией на крайности средневекового като­лицизма. Он ставил перед собой задачу спасения христи­анской свободы от рабства папизма. В системе принуди­тельного авторитета Церкви сама мораль превращалась вавторитарное образование. Реформаторский «призыв к сво­боде» оправдывался подлинными христианскими основания­ми, ведя к идее независимости и автономности духовно-моральной жизни человека. Трансформация идеи «незави­симости» в богоборчество произойдет позднее 1 . Тем не менее нельзя недооценивать реформаторский потенциал идей независимости и автономии и для современного об­щества. Несмотря на любую возможную «деспотическую си­туацию», современный человек уже ориентирован на воз­можность автономного поведения. Социокультурное призна­ние за каждым человеком его нравственной и интеллекту­альной независимости страхует людей от обращения с ними как с безвольными объектами «научных» исследований или социально-политических манипуляций. Принцип моральной автономии пресекает любое посягательство на личность, независимо от того, продиктовано ли оно эгоистическими интересами научно-интеллектуальной элиты или «альтруи­стическими» мотивами «всеобщего счастья» и «всеобщего блага», «здоровья нации», «интересов народа», «логикой прогресса» и т. п. Последнее становится особенно попу-

1 С позиций православного богословия, например, с точки зрения В. В. Зень-ковского, это произойдет по причине того, что в границах протестантской этической автономии осуществляется подмена понимания личности как «арены свободы» пониманием личности как «субъекта свободы»: «автоно­мия в нас, но она не от нас» (В. В. Зеньковский. Автономия и теономия. // Путь, №3, 1926, с. 311). 64

лярным на исходе нашего столетия. Неудивительно поэто­му, что пройдя соответствующее осмысление и толкование, протестантский принцип моральной автономии становится в современной биомедицинской этике основополагающим и работающим принципом уважения автономии пациента. Однако на исходе нашего столетия, оценивая положитель­ный смысл этической автономии, нельзя не учитывать и его отрицательный смысл, который заключается в возможности произвола неограниченной натуральной свободы. Поэтому неудивительно, что обсуждая проблемы биомедицины сего­дня, Ж.-Ф. Колланж констатирует, что «протестантская этика сводится, главным образом, к этике ответственности» 1 .

3.5. Биоэтика и нравственная антропология Православия

Могут ли быть найдены ответы на современные биоэти­ческие проблемы в рамках догматического Православия? Не чувствует ли себя «богословски безоружным» православ­ный человек перед этими проблемами?

Действительно, Православие не откликнулось на очередной цивилизационный «запрос» рядом «инструкций» и «правил», к которым так склонен «технологичный» современный человек. В этом отличие Православия от гибкого и практичного католи­цизма с его многочисленными советами и правилами и от про­тестантизма с его установками на развитие автономной этики.

Ортодоксальность Православия (как бы тавтологично это ни звучало, так как «ортодоксия» в переводе с греческого и есть «православие», «правоверие») не раз становилось объек­том критики за его необмирщенность, нелиберальность и т. п.

Нельзя при этом не учитывать, что эта критика осуществ­ляется естественным человеческим умом. Но известно, что, как правило, естественный человеческий ум легко сбивается на то, что «религия превращается у него в простое орудие к

1 Колланж Ж.-Ф. Биоэтика и протестантизм. - Медицина и права челове­ка. - м., 1992, с. 41.

3 - Биоэтика в России 65

достижению его желаний». «Религиозное сознание непосред­ственно указывает человеку только на действительную цель его существования в мире, а человек невольно подменяет эту действительную цель такими целями жизни, которые не­обходимо являются желательными для него по условиям его существования в мире» 1 . Эта подмена является источником формирования «юридического» отношения с Богом. В рам­ках юридического отношения Бог выступает прежде всего судьей человеку, нарушившему заповеди, а не как источник человеческих стремлений к божественному совершенству. Прочтение Писания в православной традиции убеждает, что воля Бога не в том; чтобы судить человека по предписанным инструкциям, а в том, «чтобы человек был совершенен». «Че­ловеку нужно не прощение вины, не договор с Богом, кото­рый давал бы надежду на подобное прощение, а... преобра­жение собственной природы по образу Бога, достижение со­вершенства» 2 . «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный» - эта сущность христианства не должна подме­няться формальным морализмом. Нравственность Правосла­вия - в первую очередь, нравственность «сердца» («блюде-ние сердца» и «сведение ума в сердце»). Она ориентирована на длительный, устойчивый тип поведения, определяемый не столько советами и доводами, сколько естественными склонностями - стыдом, жалостью, совестью, благоговени­ем. Поэтому, осмысливая «новую реальность» биомедицин­ских технологий и «новый опыт» моральных отношений, Пра­вославие не стремится к созданию «учения, разработанного во всех пунктах», но определяет «лишь основную онтологи­ческую ориентацию» 3 . В «неопределимости» Православия, в

1 Несмелов В. И. Наука о человеке. - Казань, 1994, т. 2, с. 25. 2 Бердяев Н. Опыт философского оправдания христианства. - Несмелов В. И. Наука о человеке. - Казань, 1994, с. 35.

3 Кураев А. Традиция, догмат, обряд: апологетические очерки. - М., 1995, с. 120.

его меньшей «рационализированное» (например, по сравне­нию с католицизмом) - именно «в этом его большая свобо­да» 1 . «Свобода - благо, но она только тогда не становится про­изволом, когда она праведна и ведет нас к истине, ибо только истина делает людей действительно свободными» 2 .

Истина Православия «таинственно сочетается» с догма­тами. Согласно В. Н. Лосскому, догматы в богословии Вос­точной Церкви - это не «противоречащие разумному рас­суждению внешние авторитеты, по послушанию принятые и затем к нашему пониманию приспособленные», но «начат­ки нового познания» 3 . Характеризуя христианскую догма­тику, А. Кураев пишет: «Догмат не колючая проволока, за­прещающая выходить за очерченные пределы, это скорее дверь, через которую можно пройти в просторы, обычно не досягаемые и даже не замечаемые» 4 .

Неудивительно поэтому, что «русская религиозно-фило- софская мысль ставила по-иному проблему религиозной антропологии, чем католическая и протестантская антропо­логия, и она идет дальше антропологии и патриотической, и схоластической, в ней сильнее человечность» 5 .

Своеобразие нравственной антропологии Православия заключается в двух основных позициях. Первая относится к вопросу определяющего «исхода» антропологии. Например, для католицизма этим исходом является «прежде всего сама действительность... Действительность человека в его са­ мопознании, в познании свободы, нравственности, Бога, любви, красоты...» 6 .

"Бердяев Н. Самопознание. - М., 1990, с. 163.

2 О вере и нравственности по учению Православной Церкви. - М., 1991,

3 Лосский В. Н. По образу и подобию. - М., 1995, с. 24.

4 Кураев А. Традиция, догмат, обряд. - М., 1995, с. 117.

Бердяев Н. Русская идея. - Несмелов В. И. Наука о человеке, с. 56.

Low Reinhard (HG.) Anthropologische Grundlagen einer christlichen Bioethik. - ln:Bioethik. Philosophisch - Theologische Beitrage zu einem brisanten Thema. Koln. 1990, s. 23.