Контакты
Главная / В интерьере

Око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Как это понять эти два повеления? А Я говорю вам: не противься злому… Опыт историко-экзегетического исследования

«Не противься злому»

Ричард Хейз

Источник: Хейз Р. Этика Нового Завета. М.: ББИ, 2005, с. 428-435.

Христиан часто озадачивает текст Мф. 5:38-48: его требования столь тяжелы, что представляются попросту невыполнимыми. Поэтому толкователи идут на всевозможные ухищрения, пытаясь смягчить его заповеди, уйти от буквального их понимания (об истории интерпретации см. Kissinger, 1975; более краткое резюме см. в Guelich, 1987). Вот некоторые из таких влиятельных интерпретаций:

— Эти слова говорят о жизни в эсхатологическом Царстве Божьем, а потому не требуют буквального исполнения в нынешнем земном существовании (см., напр., высказывания Р. Нибура о «недостижимом идеале»).

— Эти слова предписывают Иисусовым ученикам «промежуточную этику» на том основании, что очень скоро перед ними предстанет конец истории и Последний суд – столь скоро, что не надо даже задумываться о долгосрочных результатах жизни в соответствии с такой максималистской этикой. Как мы видим, данное толкование противоположно первому. Оно видит Мф. 5:38-48 не как высший идеал, а как временное установление, сделанное в пылу эсхатологического энтузиазма.

— Эти слова запрещают лишь самозащиту, но не запрещают сражаться в защиту невинной третьей стороны (так понимал данный вопрос Августин).

— Эти слова говорят о «совершенстве» (см. 5:48) и применимы лишь к тем, кто хочет быть святым, монахом или клириком. К простым же верующим они не применимы.

— Эти слова демонстрируют невозможность жизни в соответствии с Божьим стандартом праведности (см. 5:20). Они обличают нашу совесть и показывают, что мы – грешники, которым нужна благодать.

— Эти слова следует рассматривать в конкретном социальном контексте. Соответственно, «не противься злому» означает «не выступай против злого человека в суде» (Guelich, 1982, 219-220). Под «врагами» же подразумевают лишь личные враги в палестинской деревне, но не враги чужеземные или политические (Horsley, 1987, 272-273).

Однако если мы внимательно рассмотрим этот отрывок в контексте всего Евангелия, то увидим, что ни одно из упомянутых толкований не является удовлетворительным. Обратим внимание для начала на контекст непосредственный – Нагорную проповедь (Мф. 5-7).

Эти стихи составляют кульминационные 5-ю и 6-ю антитезы («Вы слышали, что сказано… а Я говорю вам…») в первой главе Нагорной проповеди, базовой инструкции об ученичестве. Такой контекст очень показателен. Нагорная проповедь, первый из пяти больших блоков поучения у Матфея (см. главу 4), говорит о начале Иисусова служения в Галилее – когда Иисус впервые призвал учеников (Мф. 4:18-22) и начал собирать толпу (4:23-25). Соответственно, в повествовательной схеме Матфея Нагорная проповедь выступает в качестве программного раскрытия Царства Божьего и жизни, к которой призвана община учеников. Место проповеди (гора), видимо, содержит аллюзию на ветхозаветный рассказ о Моисее и Исходе, а также намекает: Иисусово учение – новая Тора, хартия для общины Нового Завета.

Этот материал представлен в Мф. 5:1-2 как инструкция Иисусовым ученикам. Однако в конце проповеди написано: «Толпы дивились учению Его, ибо Он учил их как власть имеющий» (7:28-29). Значит, Иисус наставлял учеников открыто перед народом. Это отражает убеждение евангелиста в призвании общины учеников быть светом миру (5:14-16). Ученики призваны жить по строгим меркам шести антитез именно потому, что они должны воплощать Царство Божье в плюралистическом и греховном мире.

Характер этого Царства удивителен. Заповеди блаженства (5:3-12) попирают здравый смысл, утверждая, что Божье благословение почиет на скорбящих, кротких, миротворцах и (особенно) гонимых (отметим, что 5:11-12 повторяют и расширяют блаженство гонимым в 5:10). Блаженства переворачивают реальность с ног на голову – или, точнее говоря, показывают, что Бог видит наши ценности перевернутыми. Призвание общины быть «солью» и «светом» миру (5:13-16) осуществляется, когда ученики Иисуса воплощают альтернативную божественную реальность через качества, о которых говорят блаженства. Община Иисусовых учеников должна быть «городом, построенным на холме», образцовым полисом, демонстрирующим мирную политику нового божественного порядка.

Матфей подчеркивает: этот контркультурный полис – не отмена Торы, а ее исполнение (5:17-20). Праведность, к которой призваны Иисусовы ученики, усиливают и превосходят самые жесткие установления израильских законников. Поэтому шесть антитез (5:21-48) поднимают планку, радикализируя требования Закона. Они показывают, как должна выглядеть новая община, которую создает Иисус.

Перед нами не всеобъемлющий юридический кодекс: евангелист дает лишь несколько примеров. Он указывает, что в новой общине гнев побеждается через примирение (5:21-26), похоть держится под контролем (5:27-30), брак почитается через верность на всю жизнь (5:31-32), речь – прямая и честная (5:33-37), мести нет места (5:38-42), а ненависть заменяется любовью к врагам (5:43-48). Хотя этот образец общины учеников – новое откровение, он также представляет собой исполнение глубинной истины Закона и пророков (см. Мф. 22:34-40).

Одним словом, Царство Божье, как оно описано в Мф. 5, полно неожиданностей. Радикальную контркультурную общину учеников отличает «более высокая праведность». Ее члены свободны от гнева и похоти, лжи и насилия. Особенно же яркая черта нового града – любовь к врагам; причем интересно, что антитезисы, посвященные этим темам – кульминация, завершающая раздел (5:38-48). Община Иисусовых учеников не прибегает к насилию, но остается милосердной, чистой, миротворческой и готовой к гонениям. А еще – благословенной, благословенной именно из-за своей верности этому чудному видению.

Как этот образ ученичества вписывается в более широкий контекст Евангелия? Некоторые экзегеты считают, что между Нагорной проповедью и богословскими взглядами Матфея существует противоречие (см. напр. Betz, 1985, по мнению которого Нагорная проповедь – доматфеевский компендиум, составленный в иудео-христианских кругах). Однако с ними трудно согласиться. Они недооценивают то, насколько концепция ученичества в Нагорной проповеди согласуется с образом Иисуса у Матфея. Так, в рассказе об искушении (4:1:11) Иисус отвергает власть над царствами мира сего, предпочитая поклоняться и служить только Богу. В трех предсказаниях о Страстях (16:21-23; 17:22-23; 20:17-19) Иисус относит Себя к «гонимым за правду» и объявляет, что Его учеников ждет та же участь (16:24-26) (Матфей заимствовал этот материал у Марка, но практически не внес в него изменений). В Гефсимании Иисус снова испытывает внутреннюю борьбу, но предоставляет все воле Отца, будучи готовым испить чашу страданий (26:36-47).

Как убедительно показал Йодер, искушение отказаться от чаши – это именно искушение прибегнуть к вооруженному сопротивлению (Yoder, 1994 (1972), 45-48). Однако насилию Иисус предпочитает страдание и послушание. У Матфея это даже более ясно видно, чем у Марка и Луки, ибо при аресте Иисус увещевает ученика, пытающегося сопротивляться: «Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут» (Мф. 26:51-54).

Уильрих Маузер отмечает: «Иисус не уступает искушению сохранить Себе жизнь, сопротивляясь злу оружием самого зла. В Евангелии от Матфея эта сцена ареста – наиболее яркое истолкование заповеди из Нагорной проповеди: «Не противься злому» (Мф. 5:39)» (Mauser, 1992, 80).

Соответственно, рассказ о Страстях устремляется к своему неизбежному завершению: Иисус умирает беззащитный и подвергаемый насмешкам (27:39-44). Смерть Иисуса дает образец тех самых качеств, которые в Мф. 5 предписываются Иисусовым ученикам.

Концовка Евангелия от Матфея снова акцентирует Нагорную проповедь. Через воскресение Иисуса Бог оправдывает Его власть учить и направлять общину. В финальной сцене Иисус является одиннадцати ученикам, опять же на горе, и возвещает: «Дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак, идите и сделайте все народы учениками Моими, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам» (Мф. 28:18а-20б; курсив мой – Р.Х.).

Задача Иисусовых учеников состоит в том, чтобы набрать побольше учеников. Причем они должны не только обратить людей, но и научить всех крещенных тем же вещам, которым они и сами научились от Иисуса. Каким именно вещам? Из контекста ясно видно, что речь – о Нагорной проповеди.

Из завершения рассказа ясно видно: Матфея не считает жизнь по Нагорной проповеди недостижимым идеалом. Напротив, именно ее заповедует нам Иисус, Который обладает «всякой властью на небе и на земле». Она возможна, ибо власть воскресшего Господа пребывает в общине и с общиной: «Помните, что Я с вами во все дни до скончания века» (28:20б) (очень важные слова: оказывается, век церковной жизни – не краткий промежуток времени, а пространный исторический период, в который Иисус пребывает с Церковью и направляет ее). Единственный вопрос состоит в том, чтобы ученики оставались верны наученному. Ведь в верующей общине будут и сомнения, и провалы.

Как мы уже видели (см. раздел 4.2.а), Матфей, при всем своем максимализме, видит человеческую слабость и греховность, призывая общину к взаимному прощению и исправлению. Однако, по его мнению, это не отменяет необходимости исполнять заповеди. Лишь слово суда имеет евангелист для тех, кто говорит: «Господи, Господи», но не исполняет воли Божьей, как она открыта в учении Иисуса. В День Суда Иисус скажет им: «Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие» (7:21-23).

Заповеди Нагорной проповеди не только божественны, но и практичны: человек, который слушает и исполняет Иисусовы слова, подобен мудрому строителю, построившему дом на камне; человек, который слушает Иисусовы слова, но не исполняет их, подобен тому, кто построил дом на песке (7:24-27). Жить в соответствии с парадоксальной мудростью Иисуса, значит, жить в соответствии с высшим замыслом Бога о человеке. Евангелист Матфей все время это подчеркивает.

Все это отметает вышеописанные шесть способов смягчить заповедь, данную Церкви в Мф. 5:38-48.

— Учение о ненасилии и любви к врагам – не просто эсхатологическая концепция или идеал. Иисус исполнял его до смерти, и, согласно Евангелию от Матфея, Иисусовы ученики также должны исполнять его.

— Матфей пишет спустя как минимум полвека после смерти Иисуса и прекрасно знает: история продолжается, и «до скончания века» Церкви предстоит пройти долгий путь. За это время Церковь должна научить народы соблюдать заповеди Иисуса, в том числе и заповедь о ненасилии и любви к врагам.

— Евангелие от Матфея не ограничивает запрет на насилие лишь запретом на самозащиту. Пример, данный в Мф. 5:39 («обрати другую щеку»), ясно относится к самозащите – можно сказать, даже к самозащите. Но стоит присмотреться к поведению самого Иисуса, как оно описано у Матфея, и становится очевидно: насилие вообще не может быть орудием воли Божьей. Именно это входило в искушение, отвергнутое Иисусом в пустыне и в Гефсимании. Он не встает на защиту бедных и угнетенных палестинцев, поднимая восстание против Рима или еврейских коллаборационистов. Вместо этого Он исцеляет и проповедует. Он проповедует любовь и добровольно идет на гонения и смерть. Более того, он не хвалит ученика, который попытался мечом защитить Его от несправедливого ареста, но изрекает пророческое слово суда против всех «взявших меч» и велит вложить меч в ножны. Вооруженная защита – не путь Иисуса. И Евангелие от Матфея не содержит ни малейшего намека на то, что насилие в защиту третьей стороны допустимо. Более того, Мф. 26:51-52 прямо отвергает эту идею.

— «Великое поручение» в конце Евангелия от Матфея показывает, что Нагорная проповедь предназначена не только для каких-то суперсвятых христиан. Все крещенные верующие должны быть научены исполнению заповедей Иисусовых.

— Представление о том, что максималистские учения Нагорной проповеди предназначены лишь для того, чтобы показать нам нашу потребность в благодати, опровергается концовкой самой проповеди (Мф. 7:21-27). Эти слова надлежит исполнять на практике.

В своих аргумента я исхожу из целостного повествовательного контекста Евангелия. Я читаю его как литературное и богословское единство. Те, кто желают иначе мыслить Мф. 5:38-48, порой опираются не на весть Матфея, а на то, что «на самом деле» сказал или имел в виду Иисус. Попытки реконструировать учение Иисуса интересны, но мы еще раз подчеркнем: нормативным богословским использованием текста руководит именно канонический повествовательный контекст. Историческая же реконструкция – всего лишь гипотеза (см. главу 7 относительно исторической роли Иисуса в новозаветной этике).

Матф.5:38-42 Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому . Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся.

Ключевая заповедь Иисуса в этом отрывке нагорной проповеди; « не противься злому ». Иисус учит о злых людях, которые вступают с нами в конфликт, кто судятся с нами, принуждают нас к чему-то или требуют от нас что-либо, что им не принадлежит.

Матф.5:38 Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб

Иисус напоминает, что раньше в законе предписывалось отвечать противнику тем же самым, что и он сделал. Но теперь Он заповедует жить совсем по другому, совершенно противоположно тому, что было сказано в законе.

Матф.5:39 А Я говорю вам: не противься злому...
Слово «противься» [антистЭнай] – противиться, восставать против, сопротивляться, противостоять, противоборствовать.

Говоря «не противься злому», Иисус говорит; « не воздавайте в ответ злом ».

Зло заразительно и нам нужно бодрствовать, чтобы не подхватить эту заразу.

Когда нас обидели, нам не нужно противодействовать в ответ, нам не нужно ввязываться с ними в борьбу, нам не нужно искать отмщения.

Матф.5:39 … Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую

Возможно, Иисус не призывал нас это делать буквально, но приводил это как понятный пример. Он мог просто сказать « если кто ударит тебя », но Он упомянул именно щеку. Почему? Удар в правую щеку (тыльной стороной руки) был по иудейскому раввинскому закону вдвое оскорбительнее для человека, чем удар открытой ладонью.

Таким образом, Иисус говорит: «Даже если человек наносит вам унизительное или намеренное оскорбление, ни в коем случае не мстите, и не отвечайте тем же».

Слова Иисуса о том, чтобы после удара подставить другую щеку смущают многих, но очевидно то, что лучше остаться оскорбленным и униженным, чем ввязываться в еще большие проблемы.

Матф.5:40 и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду

Рубашка (хитон - нательная одежда) по стоимости была меньше чем верхняя одежда (гиматий - накидка, платье носившееся поверх хитона).

Речь идет о злом человеке, который хочет судиться с нами, чтобы забрать что-то наше. Иисус учит нас избегать судов и если для этого потребуется отдать что-то большее, то лучше сделать это.

Это звучит не ободряюще, но если этому учит Иисус, значит, так будет лучше для нас. Иисус вовсе не против суда и законов страны, которые могут защитить нас, Он говорит здесь о ситуации, когда враг провоцирует нас на борьбу с ним, на ответную реакцию. Дело ведь не в рубашке, она и так была нашей, и суд нас оправдает. Дело в желании врага вовлечь нас в более глубокое противостояние и причинить нам больше неприятностей и вреда.

Лучше не давать злу никакой возможности вовлечь нас в еще большее зло.

Матф.5:41 и кто принудит тебя идти с ним одно поприще , иди с ним два.
Слово поприще [мИлион] – миля. Это слово обозначает определенное расстояние пути, равное примерно 2 км (римская миля – тысяча двойных шагов).

Слово принудить - греческое [аггарЭисей]. Это слово происходит от персидского [аггареус], что значит курьер. У древних персов была удивительная для того времени почтовая система. Все дороги были разделены на отрезки длиною в дневной путь; в конце каждого отрезка были свежие лошади, корм и вода, а также пища для курьера. Но, если на станции чего-нибудь не было или недоставало, могли принудить любое лицо дать пищу, приют, помощь, лошадей и даже самому везти почтовое сообщение до следующей станции. Вот такое принуждение и называлось [аггарЭисей].

В оккупированной стране население могли принудить поставлять пищу, давать постой, перевозить грузы. Палестина была завоеванной и оккупированной страной, и любой иудей мог в любой момент ощутить на плече прикосновение копья римского воина и услышать, что он призван служить римлянам, может быть для выполнения самой тяжелой и черной работы. Именно так случилось с Симоном Киринеянином, когда его принудили [аггарЭисей] нести Крест Иисуса.

Иисус учит нас о тех, кто имеет над нами силу или власть. Если таковые заставят нас совершить какую-то работу, то нам лучше не противостоять им, но сделать это.

Например. Руководитель, будучи во зле принудил вас сделать определенную норму тяжелой работы, которую вы не должны делать. Согласно заповеди Иисуса нам не нужно устраивать протест, но как христианин явить смирение и не только выполнить навязанную работу, но сделать больше чем требуется.

Матф.5:42 Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся.

Чтобы лучше понять этот стих, нужно посмотреть в Евангелии от Луки, где эта заповедь повторяется и описана с большими деталями.

Лук.6:27-30 Но вам, слушающим, говорю: любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас. Ударившему тебя по щеке подставь и другую, и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку. Всякому, просящему у тебя, давай , и от взявшего [захватившего, отнявшего] твое не требуй назад. Лук.6:35 Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего ; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым.

Как мы видим понятие «просящему у тебя дай», относится к врагу, кто пытается взять у нас взаймы.

Скажите, как часто враги пытаются у вас занять деньги? Не часто. Очевидно, что здесь продолжается мысль о противоборстве между нами и врагом. Иисус снова говорит о том, чтобы мы любым способом расстались с врагом в мире и не начинали с ним никакой борьбы. Иисус учит нас отдать в таком случае и не ожидать обратно.

Разумеется, если таково повеление Иисуса относительно наших врагов, то с нашими братьями и сестрами вопрос тем более ясен.

Но почему мы должны поступать так?

«Нет, это не справедливо», может возразить наша плоть. «Это не правильно…»

Есть причина, почему Иисус учит нас именно так поступать со злом, а не иначе. Неужели Иисус дал эти заповеди, чтобы нам было плохо? Неужели Он не понимал, о чем говорил? Неужели Он не понимал, что так мы теряем, что-то? Он понимал.

Это многие из нас не понимают духовных принципов и законов, но Иисус знал, почему Он так говорил и для чего это нам нужно делать.

Складывается такое впечатление, что Иисус учит нас проигрывать злу; - ударяющему тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую - хотящему судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду - принуждающему тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два - просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся

Но в реальности Иисус не учит нас проигрывать злу, но учит, как победить это зло . Иисус не разоружает нас этими заповедями перед злом, напротив Иисус дает нам сильное Божье оружие, которым можно победить зло. Зло может атаковать нас через плотских людей, но оружие против этого зла не плотское.

2Кор.10:3-4 Ибо мы, ходя во плоти, не по плоти воинствуем. Оружия воинствования нашего не плотские, но сильные Богом на разрушение [разрушение, снос, уничтожение] твердынь [укрепленное место, крепость] …

«Оружие Божье» в отличие от « плотского оружия » не просто защищает нас от зла, но разрушает его крепости и лишает зло силы и защиты.

Зло – это оружие врага. Добро и любовь – это оружие Бога. Зло невозможно победить злом, но победить его можно только добром. Апостол Павел в послании к римлянам объясняет эту тему очень понятно.

Рим.12:17-21 никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром перед всеми человеками . Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми. Не мстите за себя, возлюбленные , но дайте место гневу [Божию]. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь . Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья.Не будь побежден злом, но побеждай зло добром .

Получается, что если мы отвечаем злом на зло (17 стих), то мы терпим поражение, мы проигрываем, мы побеждаемся этим злом (21 стих).

Вот почему Иисус учит нас;

  • кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую
  • кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду
  • кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два
  • просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся

Если мы отвечаем злом на зло, так мы только умножаем зло! Если мы отвечаем на зло добром, тогда мы побеждаем это зло и разрушаем его укрепления.

Иисус не отвечал на зло, оскорбления, клевету и унижения. Этим Он показал нам пример, как и нам нужно поступать. Когда побивали камнями Стефана, он не просил отмщения, но просил о прощении тех людей. Итак, Иисус учит нас поступать с нашими врагами совершенно противоположно тому, как они поступают с нами.

Лук.6:35-36 Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего ; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым. Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд .

Если мы любим, благотворим и взаймы даем врагам - мы теряем что-то, но это не поражение, потому что мы получаем затем намного больше от Бога.

За это смирение нам обещаны, два больших благословения:

Отвечает: Александра Ланц

Доброго вам времени суток, Майя!

«Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую…» (Матф.5:38-39)

Понять эти два повеления возможно только тогда…

1) когда мы хорошо осознаём ту обстановку, в которой были произнесены эти слова,
2) когда мы принимаем Ветхозаветных Писания за богодухновенные, необходимые для нашего совершенствования в вере и праведности.

Израиль во времена Иисуса жил под властью Рима, иудеи того времени были практически рабами Римской империи. Желание освободиться и отомстить римлянам за все притеснения и всю несправедливость, которые те творили на земле Израиля, было очень сильно. Дух мщения и жажда власти владела иудеями, полностью перекрывая им возможность правильно понимать Закон Вседержителя. Они выдёргивали слова Бога «око за око и зуб за зуб» из всего ЗАКОНА в надежде применить их в сложившейся ситуации, однако упускали важнейшее.

Дело в том, что этот заповедь «око за око и зуб за зуб» должна была применяться как одна из статей уголовного кодекса самого Израиля по отношению к израильтянам, но никак не к гражданам какой-то другой страны. Т.е. это был закон для тех, кто являлся израильтянами. При этом данная статья могла применяться только тогда, когда шло законное судебное разбирательство, и никак не могла быть использована самочинно, т.е. если вам вдруг кто-то выбил зуб, вы сразу же бросаетесь в атаку и выбиваете тот же самый зуб у своего обидчика, или делаете это чуть позже, как следует продумав свои действия. Нет. Это называется самоуправство, а Господь установил закон для того, чтобы через суд была выяснена вина и наложено верное наказание. При этом обратите внимание, что данная статья уголовного кодекса требует именно справедливого возмездия, а не мщения.

Но иудеи того времени, ослеплённые ненавистью к римлянам, упускали всё это из виду. Поэтому Иисус направил мысли своих слушателей к сути закона, который они пытались использовать неправильно:

«Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую…» , здесь Иисус ничего не придумал и не изменил, но просто напомнил иудеям о том, что Он Сам когда-то говорил им через пророков:

«Не говори: я отплачу за зло» (Пр. 20:22).

«Не говори: как он поступил со мной, так и я поступлю с ним» (Пр. 24:29).

«Не радуйся, когда упадет враг твой» (Пр. 24:17).

«Если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой его водой: ибо ты собираешь горящие угли на голову его, и Господь воздаст тебе» (Пр. 25:21-22).

«Человек милосердый благотворит душе своей, а жестокосердый разрушает плоть свою» (Прит.11:17) .

Т.е. Иисус как бы сказал: «Что же вы всё пытаетесь извратить и привязать Мой закон к желаниям вашего переполненного ненавистью сердца? Да, в Я дал вам закон и вы слышали о статье уголовного кодекса «око за око», но ведь Я, когда учил вас правильно относиться друг к другу и другим людям, говорил так же о любви и жертвенности. Перестаньте отбрасывать от себя эту часть Моего закона!»

Сравнивая Свои новозаветные заповеди с ветхозаветными, Господь говорит: ВЫ СЛЫШАЛИ, ЧТО СКАЗАНО: ОКО ЗА ОКО И ЗУБ ЗА ЗУБ . Строгим кажется нам этот Закон, потому что мы воспитались под благодатным веянием духа Христовых заповедей; но для ветхозаветных людей и этот, по-видимому, такой суровый Закон казался снисходительным. По жестокости тогдашних нравов, обиженный мог бы отплатить обидчику за выбитый зуб или выколотое око даже , но Закон дозволял ему за зло отплатить только равным же злом, не больше.

Так Закон сдерживал мстительность обиженного, устрашая и обидчика. «Законодатель предписал, – замечает святитель Златоуст, – око за око, – не для того, чтобы мы друг у друга вырывали глаза, но дабы обидящий боялся подвергнуться тому же, чему подвергает он обижаемого». Евреи не понимали духа этого Закона и часто случалось, что наказанный обидчик раздражался и обижал еще больше, а обиженный снова старался ему отомстить, и зло таким образом возрастало. Желая показать, что и ветхозаветный Закон был, в сущности, основан на любви к ближнему, что он не для того был дан, чтобы угождать мстительности человеческой, а напротив, чтобы обуздывать ее и погашать зло, Христос Спаситель вырывает самый корень зла – любомстительность, и прямо указывает, в каком расположении сердца христианин должен встречать обиды, если хочет поступать по духу Закона, а не по букве его: А Я ГОВОРЮ ВАМ: НЕ ПРОТИВЬСЯ ЗЛОМУ . Это не значит, что вовсе не нужно наказывать всякое зло; защищать невинных и наказывать злых есть священная обязанность начальства, и апостол Павел называет начальника Божиим слугой, отмстителем «в наказание делающему злое» (). Сам Христос Спаситель бичом изгнал из храма Божия оскорбителей святыни Его. Когда дело идет о славе Божией, о спасении ближнего, тогда противься злу, делай все, что можешь, чтобы зло прекратилось; но когда обида касаетя одного тебя, когда от нее нет никому другому вреда, а в твоем сердце начинает кипеть чувство мести, тогда – не противься злому. «Не говорит: не противься брату, – объясняет святитель Иоанн Златоуст , – но злому, показывая тем, что брат наносит тебе обиду по наущению диавола, и таким образом, слагая вину на другого (на диавола), весьма много ослабляет и пресекает гнев против обидевшего. Противься лукавому так, как повелел Сам Спаситель, т.е. готовностью терпеть зло. Сим образом ты действительно победишь лукавого. Ибо не огнем погашают огонь, а водою». НО КТО УДАРИТ ТЕБЯ В ПРАВУЮ ЩЕКУ ТВОЮ, ОБРАТИ К НЕМУ И ДРУГУЮ . Побеждай врага великодушием и незлобием. «Если так будешь поступать, то не будешь и чувствовать обиды, а обидчик твой, хотя бы он был лютее всякого зверя, устыдится и не нанесет тебе другого удара; даже и за первый будет крайне обвинять себя, ибо ничто так не удерживает обижающих, как кроткое терпение обижаемых: они из неприятелей и врагов делаются их самыми близкими друзьями». Так и поступали святые угодники Божии. Однажды, святитель Тихон Задонский прибыл в дом знакомого ему помещика, чтобы заступиться за обижаемых им крестьян. Помещик, человек самолюбивый и вспыльчивый, заспорил. Святитель отвечал с кротостью, но твердо. Тот вышел из себя и, наконец, забылся до того, что ударил святителя по щеке. Святитель ушел, но скоро вернулся и пал в ноги помещику, испрашивая у него прощения, что ввел его в такое искушение. Это до того поразило помещика, что он сам зарыдал, упал в ноги незлобивому святителю, заклиная простить его, и с тех пор стал давать крестьянам всякие льготы. Преподобный Исайя говорил: «кто хочет воздать злом за зло, тот и одним мановением может оскорбить совесть брата». «Не думай, – замечает блаженный Феофилакт, – что здесь говорится только об ударе в щеку; нет, но и о всякой другой обиде». И КТО ЗАХОЧЕТ СУДИТЬСЯ С ТОБОЮ И ВЗЯТЬ У ТЕБЯ РУБАШКУ , которая дешевле верхней твоей одежды, ОТДАЙ ЕМУ И ВЕРХНЮЮ ОДЕЖДУ , более ценную для тебя. «Спаситель хочет, – говорит святитель Златоуст, – чтобы мы показывали подобное незлобие не только тогда, когда нас бьют, но и когда хотят отнять у нас имение». Впрочем, не сказал – отдай просящему срачицу (верхнюю одежду), но «хотящему судиться с тобою» , т.е. если он влечет тебя в суд и хочет завести с тобой дело. Но Спаситель хочет, чтобы мы не только терпели случайные обиды и лишение имущества, но и самих себя не жалели, когда нужно любовью победить вражду. Он говорит: И КТО ПРИНУДИТ ТЕБЯ ИДТИ С НИМ ОДНО ПОПРИЩЕ, ИДИ С НИМ ДВА , если заставит тебя насильно идти вместо провожатого, одну версту, иди с ним две. «Если бы, – поясняет святитель Златоуст, – кто захотел и самое тело твое подвергнуть тяжким и изнурительным трудам, и притом несправедливо, и на это будь готов». Не жалей себя, когда видишь, что, работая на другого по принуждению, ты можешь своей безответной кротостью спасти его душу. Святые угодники Божии старались усвоить самый дух животворящих заповедей Христовых, а этот дух есть любовь. Любовью они погашали зло в самом начале, а причиняемые им обиды обращали во славу Божию. «Люби, и любовь сама тебя научит, когда как лучше поступать, – говорит блаженный Августин , – много добра можно сделать и тому, кто сам не желает себе добра, если только будешь заботиться о его пользе». Если ты поставлен судьей и будешь оправдывать воров и грабителей, то ты согрешишь против заповеди о любви к врагам, хотя бы тебе и казалось, что ты поступаешь так именно из любви к ним. Защищай и свою собственность для своей же семьи, чтобы ради безсовестного грабителя не пустить семью по миру. Отдавай хищника в руки правосудия, чтобы он и других не обокрал и для его же пользы – чтобы исправить его наказанием. Но делай все это подобно тому, как врач дает больному горькое лекарство или отсекает больной член, чтобы спасти жизнь больного. «Все у вас да будет с любовью» , – поучает святой апостол Христов (). Нельзя и перечислить все те злострадания, какие претерпел апостол Павел и от Иудеев, и от язычников, но когда считал что-либо нужным для славы Божией то не молчал, а обращался к суду начальства и отвечал с укоризной на приказание бить его по устам.

Когда Сарацины попрекнули просветителя Славян святого Кирилла тем, что христиане забыли заповедь Христову о любви к врагам и выходят воевать против них, то мудрый философ отвечал им: «Христос велел нам любить врагов, но Он же заповедал нам: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (). Поэтому мы терпим обиды, причиняемые каждому из нас отдельно, но в обществе защищаем друг друга и полагаем свою жизнь за братии наших, дабы вы, увлекая их в плен, не склонили благочестивых к своим богомерзким делам». Да и Сам Божественный Законодавец, когда дерзкий слуга первосвященника ударил Его в ланиту, не промолчал, не подставил ему другую ланиту, а кротко сказал: «если Я сказал… хорошо, что ты бьешь Меня?» (). Это было для злодея вразумительнее безмолвного терпения. Но Он же потом в молчании переносил все ругательства воинов на дворе Пилата…

Первая относится к истолкованию (“Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить”): “Христос пришел на землю, – пишет еп. Михаил, – чтобы на Нем исполнилось все ветхозаветное слово Божие, и чтобы раскрыть, осуществить и утвердить всю силу Закона и пророков; показать истинный смысл и дух всего Ветхого Завета”.

Вторая относится к истолкованию (“Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому…”): “Весь закон был сенью будущего; когда наступило само тело, сень утратила свое значение, но вместе с тем осуществилось то, на что указывала сень, отменен изветшавший Завет, но заменен совершеннейшим, которого он был только тенью” .

Таким неосознанным противоречием, основанным на стремлении раскрыть пасторологические импликации двух мест евангельского текста, погрешал не один только вл. Михаил. Прот. А. Смирнов приводит аналогичную пару цитат на Мф 5и Мф 5из “Православного собеседника” за 1855 г.: “Господь пришел осуществить, раскрыть, утвердить всю силу Закона и пророков”; “Господь подобно Царю, имеющему власть изменить и вовсе отменить прежние законы, прямо от Своего лица делает дополнения к ветхозаветным законам, а у некоторых из этих законов, взятых в своей букве, даже совсем отнимает обязательную силу”.

Налицо нарушение второго закона формальной логики: “Нельзя утверждать какое-либо положение и отрицать его одновременно”. Господь пришел на землю, чтобы раскрыть, осуществить и утвердить всю силу Моисеева закона, с одной стороны, а с другой стороны, Он пришел для того, чтобы отменить его. Обвинение настолько серьезно, что есть необходимость основательнее рассмотреть этот вопрос. Есть ли здесь противоречие?

Для традиционного христианского сознания абсолютно ясно, что в первом случае речь идет о сущностном укоренении в бытие Господом Иисусом Христом словесного, по существу демагогического, закона, об осуществлении этого закона в Голгофской Жертве любви. А во втором – всего лишь о конкретном выражении смысла Закона, то есть любви, в формах, доступных общественному сознанию. Поэтому для человека, воспитанного в глубокой христианской традиции, никакого нарушения логики здесь нет: речь идет о разных онтологических уровнях. Но для светского мироощущения, сложившегося в эпоху Просвещения, была напрочь отсечена онтологическая глубина христианства и осталась только система моральных предписаний.

Для христианской доктрины очевиден тот факт, что нравственность вторична, а религия первична. Тем не менее в XVIII в., в эпоху Просвещения, Кант объявил об обратном, о первичности нравственности. Чтобы понять, как на почве христианской философии могла произойти корректировка фундаментальных позиций вплоть до утверждения обратного, необходимо обратиться к истории.

Кант вырос в питательной среде протестантизма, которому Реформация дала облегченный вариант христианства. в Реформации было освобождено от аскетики, тяготившей плоть. И хотя протестантизм провозгласил и возвращение к духовному отношению человека к Богу, и личную веру, тем не менее от всего догматико-нравственного учения Западной Церкви остались лишь поверхностные правила, которые в конечном итоге были объявлены главной сущностью христианства.

Протестантизм в свою очередь был подготовлен общеевропейским Ренессансом. Гуманизм Возрождения явился фактическим отрицанием первородного греха. Это был призыв к естественной нравственности. Главным пафосом своеобразной энциклопедии ренессансного гуманизма, какой стала книга “Гаргантюа и Пантагрюэль” францисканского монаха Франсуа Рабле (1494–1553), был призыв любоваться естественным человеком: все естественное не безобразно.

Для развития русского богословия трудно переоценить то формирующее влияние, которое на него оказали Просвещение и “западный плен”, сковавший русское богословие несколько раньше – в эпоху барокко. Термин Просвещение утвердился после выхода в свет в 1784 г. статьи Канта “Что такое просвещение?” Идеи этого движения, которое ставило целью преодоление с помощью разума тьмы невежества, легко переступали границы государств и широко распространились в интеллектуальных слоях Европы.

Для литературы Просвещения было характерно нравоописание: зарисовки быта и особенно нравов людей и в значительной степени – нравоучительство, морализаторство. Основной художественный стиль Просвещения – классицизм (происходит от латинского слова ‘образ’, ‘образец’; смысл названия в том, что классицизм принимает за образец формы и образы античной языческой культуры).

Просвещенческое морализаторство оказало огромное влияние не только на литературу и театр в России, но и на духовную жизнь, в первую очередь на церковную проповедь второй половины XVIII и начала XIX вв. Помимо светских писателей Ломоносова, Фонвизина и др., некоторые идеи Просвещения можно встретить, например, у архиепископа Феофана Прокоповича.

Митрополит Платон (Левшин), энергичный администратор, пастырь, глубокий богослов и талантливый проповедник, также оказался под воздействием просвещенческих воздействий морализаторства. Митрополит Платон жил в сложных условиях триумфального распространения идей Вольтера и атеистических философов и, хотя он не мог или не считал полезным вступать с ними в прямую полемику, его магистральной богословской темой оставалась апология основных христианских истин. В связи ли с апологетической окраской своей проповеди , или под гипнозом морализаторского века, митрополит Платон в нравоучении исходит не из идеальных требований христианства – самоотречения, преданности Богу, но из реального состояния своей столичной паствы, и пытается нравственные истины христианства приблизить к ее пониманию естественной нравственности .

Признак XVIII в. – нравоучительство – отразилось и на литературной деятельности святителя Тихона Задонского . Но его творения – совсем иного духа, они заряжены духом святоотеческим. Его нравоучение – это не теоретизация морали, не просвещенческое “моралите”, оно основано на глубоком знании паствы и растворено болезнующей пастырской любовью.

По накатанным рельсам из XVIII в. в XIX была перенесена инерция восприятия христианства в качестве исключительно нравственного императива. Безразличие к сущностным основам религии укоренилось в образованных слоях общества, сделалось еще более глубоким. Однако во второй четверти XIX в. в богословии и проповеди возникает сильная ответная реакция на просвещенческую секуляризацию сознания. Во многом заслуга в этом принадлежит все тому же Московскому митрополиту Платону. Это были первые плоды реформированной им системы духовного образования. Питательной средой возрождающегося православного богословия в России было изучение и, главным образом, перевод святоотеческих творений, предпринятый духовными академиями с начала XIX в.

Для ХХ в. Ганди был уникальным философом – он был не только мыслителем-теоретиком, но своей жизнью осуществлял проповедуемую им философию. Сделавшись главой государства, он не изменил простоте своего быта, и оттого, что не имел телохранителей, был убит наемником.

Исходные принципы гандизма, разумеется, возникли на почве совсем иной и этнической культуры. Основы принятой им морали Ганди заимствовал из джайнизма – одной из древнейших индийских религий. Главная идея джайнизма – ахимса – воздержание от любого физического вреда живым существам. Сторонники этой нередко даже не носят одежды, “одеваются воздухом”, часть из них носит белые одежды. Однако в требование ахимсы входит также воздержание от духовного вреда. Согласно учению как джайнизма, так и Ганди, для соблюдения ахимсы, то есть непричинения боли и зла, требуется правдивость и храбрость, источником которых является любовь . Один из наиболее крупных современных исследователей философской мысли В. Ф. Асмус усматривает в выработанной Ганди программе влияние идей толстовства . И это вполне понятно. При всем отличии религиозно-этнической почвы толстовства от индусских философских традиций, учение русского графа для молодого Ганди могло послужить прецедентом, толчком для создания собственной программы социальной деятельности, которая по внешним проявлениям оказалась конвергентной толстовству.

Лев Толстой не был ни философом, ни тем более богословом, он был скептически настроен ко всякому научному философствованию. Рассмотрение онтологических и гносеологических проблем Толстой отбрасывал как ненужное. Фактически он уклонялся от философии как таковой и был убежден, что современная наука и культура утратили свое подлинное назначение. Толстой признавал право на существование только за нравственно-этической проблематикой гуманитарной культуры.

Главной философской ошибкой Толстого поэтому было то, что в последний период жизни он принялся обобщать свое литературное творчество; в качестве материала для философствования он использовал собственные же прозаические произведения. В результате этические компоненты, надерганные Толстым из разных философских систем, так и не сложились в целостную доктрину.

Социальные выводы, которые Лев Толстой сделал из собственных художественных наблюдений и обобщений, представляют поэтому исключительно литературный интерес. В 60-е годы (роман “Война и мир”) Толстой идеализировал патриархальный быт. В 70-е (“Анна Каренина”) – критиковал институт брака, чиновничество, духовенство. В 1887–1889 гг. (“Крейцерова соната”) осуждал светское общество, искусство, отношение к браку. В рассказе “После бала” протестовал против рекрутчины, армейских порядков. 90-е гг. (роман “Воскресение”) – это критика судопроизводства, “женский вопрос”, идея возрождения через сострадание и личное самопожертвование. Наконец, в последних произведениях “Исповедь”, “В чем моя вера”, “Не могу молчать” от художественного языка Толстой прямо переходит к чистой публицистике, излагает свое кредо и делает выводы из жизненного опыта, воплощенного в его романах: 1) отвержение смертной казни; 2) отказ от всякого рода запланированных, организованных форм войны; более того – отрицание армии и военной службы, что в конечном итоге означает отказ от защиты Отечества; 3) отношение ко всякой власти как к злу, идеи уничтожения государства в любых его исторических формах, идеи анархизма.

Не заботясь о создании целостного философского учения, Толстой произвольно рассматривал самые общие понятия, такие как добро и зло. От них он отсек как онтологический, так и гносеологический уровень анализа, оставаясь в плоскости чисто этической, а реально – на уровне бытовой житейской трактовки. Толстого нисколько не занимал вопрос, какие онтологические выводы последуют из тех нравственных положений, которым он учил.

Однако его этические идеи, спроецированные на философскую онтологию, порождают далеко идущие выводы. Во всяком случае, непротивление злу в любой форме – полная социальная пассивность – имеет смысл лишь в том случае, если зло обладает равноправным бытием наряду с добром, если зло является некоей самостоятельной сущностью.

Так в результате этика Толстого в качестве фундамента под собой может иметь лишь нравственный и онтологический дуализм добра и зла, характерный для гностицизма и манихейства.

Как художник Толстой безусловно остро переживал человеческие страдания, происходящие от зла, в котором мир лежит (). Самое естественное движение, порыв души, уставшей от страдания и зла – это стремление освободиться, уйти от него. Для христиан единственный путь от зла – путь в . Этот путь был хорошо известен Толстому, но комплекс бессмысленной обиды и гордости не позволил ему простить Церкви несовершенств ее земного существования и в ней обрести свободу от порабощения злом.

С другой стороны, слава непревзойденного литературного исполина и мудреца искушала его все же вести поиск иных, – нецерковных и нехристианских, – путей избавления от зла. Искушение не только самому найти выход из плена зла, но возглавить общечеловеческий исход, было слишком велико. И Толстой начинает мыслить себя создателем качественно нового учения, более совершенного, чем .

5 марта 1855 г. он записал в своем дневнике: “Разговор о божественном и вере навел меня на великую, громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта – основание новой религии, соответствующей развитию человечества, Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле” .

Отсюда казалось бы странная прихоть Толстого – сделать собственную редакцию Евангелия, почему-то на грубом, просторечном языке. Отсюда же – составление сборников мыслей (по большей части своих) для чтения на каждый день года. И отсюда – самое главное – новое моральное требование, превосходящее, на взгляд Толстого, христианскую этику, являющееся следующей ступенью после нее. Все это – результат того, что Толстой осознал себя основателем новой нравственной религии – толстовства.

3. Богословская полемика с толстовством

Социальное течение толстовства, появившееся в конце XIX в., естественно, вызвало соответствующую реакцию богословской мысли в России. Почти каждый архиерей в своих проповедях в той или иной степени касался вопроса об учении Толстого . Однако богословский разбор и научная критика этого движения представлены были весьма нешироко . Анализ богословской полемики профессоров духовных академий с идеями непротивления злу открывает весьма интересную картину. Противоречия между Мф 5и 5:38–39 разрешаются исходя из противоположных позиций. Первая – подтверждение безусловного единства Ветхого и Нового Заветов и вторая – идея безусловной новизны новозаветной этики по сравнению с ветхозаветной.

Сторонники первой позиции по сути дела не углубляются в сущностный смысл двух сообщений Нагорной проповеди , но стремятся найти объяснение открывшемуся формальному противоречию все в той же горизонтальной формальной плоскости. На этих позициях стоял, в частности, протоиерей Александр Васильевич Смирнов, доцент, а впоследствии профессор Казанского Университета, который собственно первым начал богословскую критику толстовства .

Формальное противоречие между (“Не нарушить пришел Я, но исполнить”) и (“Вы слышали, что сказано… а Я говорю вам…”) – протоиерей Александр объясняет историческими аргументами, тем, что Христос цитирует и отменяет в данном случае не Моисеев закон, а учение книжников и фарисеев, исказивших этот закон .

Свое объяснение протоиерей Александр аргументирует, во-первых, тем, что в Нагорной проповеди оценка Христом нравственности книжников и фарисеев по контексту непосредственно связана с другим сообщением, где Христос противопоставляет слышанное народом от учителей иудейских тому, что говорит народу Он Сам. Без каких-либо логических переходов сразу вслед за негативным упоминанием книжников и фарисеев () следует – “Вы слышали, что сказано древним… а Я говорю вам…” (Слышали, разумеется, от книжников).

Второй аргумент протоиерея Александра Смирнова и состоит в том, что жители Палестины, за исключением узкого круга книжников, не знали грамоты. Как пишет евангелист Иоанн Богослов, книжники сами о народе говорили так: “Этот народ невежда в Законе, проклят он” (). Поэтому народ знал Закон только в пересказе учителей-талмудистов.

В-третьих, во фразе: “Вы слышали, что сказано древним…” (™koЪsate Уti ™rr"qh to‹j ўrca…oij…) протоиерей Александр Смирнов особо обратил внимание на слово Уti – ‘что’. “Что” здесь вовсе не местоимение, как это можно понять из синодального перевода (что именно сказано), но – союз “что”, в значении “будто”. Именно в этом значении недвусмысленно прочитывается церковнославянский перевод: “Слышасте, яко речено бысть древним…” То есть речь идет не о содержании сказанного, а о самом факте передачи этого содержания через устную речь.

И, наконец, последний аргумент, представленный протоиереем Александром Смирновым, состоит в том, что в позднейшей еврейской письменности выражения, подобные рассматриваемому: “вы слышали…” всегда указывают не на письменный источник, а на устную передачу информации.

Будучи объективным исследователем, протоиерей Александр Смирнов приводит все возможные контраргументы на свои доводы. Во-первых, против того, что книжники искажали Закон, можно возразить, что они могли цитировать только сам Закон. Это подтверждается в Первом Евангелии словами Христа: “Итак, все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте…” ().

Протоиерей Александр находит возможность отклонить это возражение благодаря другим евангельским свидетельствам об учительстве вождей иудейских. Христос Сам обличал книжников и фарисеев в том, что они закон о клятве дополнили своим учением о клятвах позволительных и непозволительных (). Это значит, что книжники все же допускали далеко идущее расширительное истолкование Закона. Об этом же свидетельствует евангелист Марк: “И сказал им: хорошо ли, что вы отменяете заповедь Божию, чтобы соблюсти свое предание” (). Наконец, Христос с полной определенностью говорит о том, что книжники совсем не понимали значения Закона Моисеева: “слепые вожди слепых…” ().

Второй контраргумент против своего объяснения формального противоречия в Нагорной проповеди , найденный протоиереем Александром Смирновым, – это возможное предположение, что Господь цитирует Закон в его мертвой букве, так, как его понимали книжники, и противопоставляет этой мертвой букве высшее духовное понимание Закона. Протоиерей Александр указывает на слабые места и этого контраргумента.

Во-первых, если Христос цитирует букву Закона, то Его цитаты должны быть тождественны с ветхозаветными текстами. Но в Пятикнижии нигде нет заповеди об убийстве, клятве, ненависти к врагам в том виде, в каком их приводит Христос, цитируя услышанное народом от учителей.

Во-вторых, Христос, цитируя Закон, не мог воспроизводить его только в мертвой букве, если кроме этой буквы в нем содержался еще и дух. Христос не мог воспроизводимому по букве Закону противопоставлять Свое духовное наполнение, умалчивая об уже имеющемся. И вообще, – спрашивает протоиерей Александр, – в чем различие между буквой и духом? Почему убийство – буква, а “не враждуй на брата твоего в сердце твоем” () – дух? Почему запрещение прелюбодеяния – буква, а “не желай жены искренняго твоего” – дух?

С этих формальных позиций, базирующихся на схоластическом тезисе единства Ветхого и Нового Заветов, объясняет противоречие в Нагорной проповеди один только протоиерей Александр Смирнов.

Подмеченное Толстым противоречие с противоположных позиций – позиций безусловной новизны новозаветного нравственного учения по сравнению с ветхозаветной этикой, то есть с позиций онтологической укорененности христианской нравственности, в русской богословской литературе объясняет несколько авторов. Большинство из них (случайное это совпадение или нет) – так же, как и профессор-протоиерей Александр Смирнов – воспитанники Казанской Духовной Академии или ее преподаватели. Однако остается неразрешенной загадкой тот факт, что никто из коллег протоиерея Александра Смирнова нигде не упоминает предложенной им версии решения вопроса. Интересно и то, что сам он за десять лет до этого выпустил свою первую книгу о Нагорной беседе, где истолковывал два вышеприведенные места Нагорной проповеди в традиционном духе, то есть на формальном уровне противоречиво, и сам себя критиковал за это во второй публикации.

Разрешение противоречия, увиденного Толстым в Нагорной проповеди , с позиций онтологической укорененности новозаветной нравственности предложили: Феодор Троицкий (1889) , который был библиотекарем Казанской Академии и выпустил свою книгу еще за пять лет до второй книги протоиерея Александра Смирнова; епископ Иннокентий (Кременский) (1915), который окончил Казанскую Академию за два года до выхода книги протоиерея Александра в 1892 г. , С. М. Зарин, профессор и ректор Санктпетербургской Духовной Академии (1915) .

Сторонники решения вопроса о Нагорной проповеди на уровне онтологической природы новозаветного нравственного учения Христа в стихе 17: “не нарушить пришел Я, а исполнить”, естественно, в качестве ключевого слова выделяют “исполнить”. Свою задачу они видят в объяснении смысла, который заключен в этом слове.

Всего насчитывается три различных прочтения слова “исполнить”.

Первое прочтение – буквальное, ограниченное тем формальным уровнем, который оставался непреодолимым для секулярного сознания и, в том числе, для последователей Л. Н. Толстого. “Исполнение всякой правды” – это добровольное подчинение всем предписаниям Закона и обычаям современников, что подтверждается также вербальной параллелью из слов Христа, обращенных к Иоанну Крестителю () .

Второе прочтение за “исполнением” Закона в значении исполнения его религиозно-нравственных предписаний видит сущность ветхозаветного Откровения – любовь к Богу и ближним, как определил Сам Христос (). В Ветхом Завете этот нравственный закон был раскрыт преимущественно с отрицательной стороны – был объявлен запрет на все, что несовместимо с ним. Однако выход за пределы области запретного, естественно, не означает гарантированное попадание в область сущности Закона – любви. Поэтому исполнением Закона в полном смысле может быть только исполнение любви. как положительная творческая сила заповеди, безусловно, предусмотрена Законом, но реально еще никем не исполнялась . Первым на деле исполнил закон любви Христос, совершив акт безграничного самопожертвования, и, таким образом, воплотил Закон в бытие, придал ему качество онтологичности, бытийности, реальности.

Архиепископ Иннокентий (Кременский) предпринял попытку отыскать онтологический смысл слова “исполнить” на лингвистическом уровне. Исполнение он понимает практически в противоположном обычному значению смысле. Из всего диапазона значений слова plerТw ‘исполнять, осуществлять, восполнять’ – архиепископ Иннокентий останавливается на последнем значении. Христос восполнил несовершенный нравственный Закон учением о любви. Епископ Иннокентий пишет, что Нагорная проповедь отменяет Десятисловие, но отменяет, углубляя, расширяя и сообщая полноту положительного содержания.

Возможность не формального, а сущностного прочтения , на которую указывали русские библеисты, – это их главный аргумент в полемике с толстовством.

И, наконец, третий, типологический уровень прочтения этого слова: исполнение Закона и пророков – значит, что сбылись все прообразовательные пророчества о Мессии .

4. Патристическая и научная экзегеза

Русские библеисты конца прошлого – начала этого века, получившие от Толстого стимул к анализу ключевых мест Нагорной проповеди , по сути дела повторили основные позиции патристической экзегезы. Их анализ отличается от святоотеческого по большей части лишь тем, что опирается не на духовные интуиции, но на филологический и историко-критический инструментарий.

Во-первых , слова Нагорной проповеди “Не противься злому” (), принятые в качестве основного девиза пацифистами и толстовцами, в патристической экзегезе традиционно понимаются как запрет мести. Таков прямой, буквальный смысл этих слов, обращенных Христом к народу с возвышенности на берегу Геннисаретского озера.

Отсылая к ветхозаветным юридическим реалиям, истолковывает это место, например, преподобный Исидор Пелусиот (V в.): “Закон мерою наказания полагает равенство страдания, позволив обиженным делать столько же зла, сколько сами потерпели, чтобы предотвратить злое дело опасением потерпеть то же самое <…> Евангелие кротостью страждущего препятствует пороку простираться далее <…Отмщение> было не прекращением прежних дурных дел, но вызовом более ужасных, когда один раздражался и делал зло вновь, а другой усиливался отомстить за старое и не знал никакого предела во зле…”

Точно так же понимали 39-й стих 5-й главы Евангелия от Матфея в XIX в. в России святые отцы, участвовавшие в преодолении схоластических стереотипов, как, например, святитель Игнатий (Брянчанинов): “Господь воспретил мщение, которое было установлено Моисеевым законом и которым за зло возводилось равным злом. Оружие, данное Господом против зла – смирение” .

Исторический буквальный смысл русскими библеистами понимается так же, как и в святоотеческой экзегезе, как запрет мести, разрешенной в Ветхом Завете по закону возмездия (jus talionis) в размере, равном причиненному злу.

Ф. Троицкий, углубляясь в этимологию и семантику глагола “не противься” (mѕ ўntistБnai, то есть ‘не ставь против’), разъясняет: “…не ставить против зла, которое на противоположной и параллельной стороне, того же зла на своей стороне, на своей линии, но – ставить совершенно иное: «…обрати … другую"” .

Епископ Иннокентий (Кременский) передает семантический объем глагола ўntistБnai ‘противиться’ через синонимический ряд: возражать, воздавать равным за равное, отвечать, возвращать удар, взаимно вредить, причинять страдание в возмездие за страдание .

Профессор Зарин разбирает эту проблему на уровне библейского мышления. В религиозно-этическом учении пророков он выделяет два основных понятия: “правда” и “милость”. В Ветхозаветной этике конфликт милости и гнева разрешается безучастным правосудием: “око за око и зуб за зуб”. В противоположность законническому принципу Христос провозглашает новое начало отношений .

Если прямой, буквальный смысл евангельского непротивления злу – отказ от законного права возмездия, то патристика эксплицирует из этой заповеди обширное нравственное и аскетическое учение. Для святых отцов непротивление злу – это прежде всего средство борьбы со злом. И выражается оно в первую очередь в христианском смирении.

“Если кто-нибудь станет тебе строить козни и делать зло, – предупреждает святитель Иоанн Златоуст , – будь выше этих стрел, потому что не переносить зло, а делать зло – вот что действительно значит страдать от зла” .

Аскетический смысл непротивления злу, широко разрабатывавшийся в патристической дидактике, только слегка, мимоходом, затрагивается научной библеистикой. Например, попутно брошенная фраза в комментариях к Первому Евангелию священника М. Фивейского: “Христос в действительности указывает способы не непротивления, а противления злу терпением и кротостью” .

Если смирение до некоторой степени является пассивным средством борьбы со злом, то христианская жертвенная любовь – активное, “наступательное” оружие против зла. Воздаяние добром за зло – это одна из основных тем святоотеческого нравоучения. Во всяком случае, ее раскрытие, например, преподобным Пименом Великим , является общим местом для аскетической проповеди: “Зло не уничтожает зла. Но, если кто делает тебе зло, тому ты делай добро, чтобы добрым делом уничтожить злобу” .

Особенно часто призывает исполнять заповедь жертвенной любви великий учитель христианской нравственности святитель Иоанн Златоуст : “Если ты исполняешь заповедь любви к врагам, то пребываешь с Богом” . “Бог оказывает благодеяния Своим врагам делом, а ты совершай их по крайней мере словом, – молись за врага; таким образом ты уподобишься Отцу твоему, Который на небесах” . “Когда захватишь врага в свои руки, старайся не о том, чтобы отомстить ему и осыпать тысячами ругательств, а о том, чтобы расположить его к себе услужливостью, чтобы довести его до кротости и до тех пор не отставай делать все и увещевать, пока своею кротостью не победишь его жестокости” .

Святитель Игнатий (Брянчанинов), так же, как и преподобный Симеон, разделяя степени совершенства, говорит, что любовь к врагам есть та высшая ступень в лествице любви к ближнему, с которой мы вступаем в необъятные чертоги любви к Богу.

Вторая ключевая позиция в истолковании – общая для патристической и историко-критической экзегезы – объект, являющийся источником зла – tщ ponerщ.

Святоотеческая экзегеза этого места Нагорной проповеди как правило производилась с пастырско-аскетической целью. Поэтому Отцы с уровня буквальной интерпретации обычно переходят на уровень онтологической природы зла, который не прочитывается прямо из текста. Чаще всего святые отцы называют главного носителя зла – диавола.

Великий учитель монашества IV в. преподобный Антоний поучает: “Будь мудр: молчанием загради уста клевещущих на тебя. Не оскорбись, если кто будет говорить худо о тебе: это действие нечистых духов, старающихся устраивать препятствия человеку к получению духовного разума” .

Однако, собственно евангельский текст, взятый в его “букве” не подает поводов для такого прочтения. Священник М. Фивейский, автор комментариев на Евангелие от Матфея, вошедших в “Лопухинскую Библию ”, соглашается с результатами филологического анализа, сделанного немецким библеистом Цаном .

Объект, являющийся источником зла, в греческом языке (как, впрочем и в русском), поставлен в дательном падеже – tщ ponerщ ‘ злому’. При этом, датив tщ ponerщ, имеющий окончание, общее для мужского и для среднего рода, Цан отождествляет не с мужским родом (Р ponerТj – в этом случае было бы возможно понимать под “злым” диавола), а со средним родом (tХ ponerТn). Фивейский согласен с этим выводом Цана и подтверждает его характером мироощущения слушателей Христа – простого палестинского люда. Для слушателей Спасителя “злое” или зло было, разумеется, не абстрактным мировым злом, как, в частности, понимал Мф 5Толстой, и даже не персонификацией зла в лице отца лжи – диавола, как интерпретировали это место в целях пастырско-аскетического назидания святые отцы. “Злое” для слушателей Христа было очень конкретными неприятностями, здесь же перечисленными Спасителем: “ударить в щеку”, “судиться”, “взять”, “принудить” ().

Переадресование источника зла к его первопричине – диаволу – делалось святыми отцами для наиболее убедительного разъяснения, почему не следует реагировать на неприятности и отвечать на обиды. “Итак, ужели диаволу не должно противиться? – спрашивает блаженный Феофилакт и сам же отвечает на свой вопрос. – Должно, только не обратными ударами, а терпением, ибо огонь гасится не огнем, а водою. Впрочем не думай, что здесь говорится только об ударе в щеку, – нет, но и о всякой другой обиде” . Аналогичное объяснение можно встретить, например, у святителя Тихона Задонского : “Истинный враг наш – диавол, который и людей учит, чтобы нас гнали. И потому по большей части он является причиной озлобления нашего, а не люди. Он нас через людей гонит и озлобляет, и его надо ненавидеть, а людям соболезновать, что его слушают” .

Одна из главных задач патристической нравственной проповеди – показать относительный, а не абсолютный характер земного зла в форме обид, страдания, неприятностей, скорби. Больше того, относительное зло может быть обращено в абсолютное благо.

“Божие домостроительство таково, – учит святитель Иоанн Златоуст , – что чем нам вредят, то самое служит к нашей пользе” . “Ты потерпел какое-нибудь зло? – спрашивает тот же отец. – Но если захочешь, оно вовсе не будет злом. Возблагодари Бога, и зло обратится в добро” . “Не кляни обижающего тебя, – увещевает Златоуст, – иначе ты претерпишь оскорбление, а плода лишишься, понесешь вред, а награды не получишь. А это крайне безумно – претерпев труднейшее, не перенести легчайшего” .

“Бесы боятся, – объясняет преподобный авва Зосима, – если увидят, что кто-нибудь, будучи подвергаем бесчестию, ущербам, всяким другим неприятностям, – скорбит не о том, что подвергся этому, но о том, что не перенес этого мужественно: ибо понимают, что он вступил на истинный путь и имеет твердое желание ходить по заповедям Божиим” .

В-третьих , субъект, переносящий зло. Итак, выяснено, что значит “не противься” и что представляет собой “злое”. Осталась последняя ключевая позиция экзегезы , то есть осталось выяснить, кто является субъектом, терпящим зло. В самом деле, к кому, собственно, обращен императив “не противься”?

Для патристической экзегезы такого вопроса просто не существовало – эти слова обращены непосредственно к каждому человеку для его личного исполнения. Поэтому традиционное святоотеческое истолкование (“Не противься злому”) фактически не дает ответа на те вопросы, которые поставило толстовство.

В этом нет ничего удивительного. Проблема непротивления злу, инородная христианству, возникла отчасти на почве полностью искаженного представления о нем (отношения к христианству как к нравственной системе), отчасти вообще на почве древних восточных религий. Если прямую генетическую связь между толстовством и гандизмом установить трудно, то некоторое взаимовлияние идей древней индийской философии и доктрины Толстого – толстовства и идеи “ахимсы”, ненанесения зла, принятой Махатмой Ганди – все же несомненно.

Во всяком случае искусственное сталкивание двух мест в Нагорной проповеди – 5и 5:38–39 – стало возможным только после потери подлинного представления о христианском учении в секулярной среде Европы и России, а также после сведения христианства к исключительно нравственной системе, которое завершил в XVII в. Иммануил Кант. Поэтому лишь в патристике нового времени собственно и можно найти решение проблемы непротивления злу, как, например, в Словах святителя Димитрия Ростовского , жившего в эпоху предпросвещенческого барокко.

В толстовстве и крайних формах пацифизма как раз и произошла подмена субъекта непротивления злу. С личности, руководствующейся требованиями новозаветной нравственности, требование непротивления было перенесено на общество, взаимоотношения внутри которого регулируются принципами права и законности.

Подлинный смысл евангельской заповеди непротивления злу русским библеистам пришлось выявлять в полемике с толстовством. Епископ Иннокентий (Кременский) специально обращает внимание на то, что “Христос хочет сказать: не противься злому действию, когда оно направлено лично против тебя. Относительно же непротивления злу при защите ближнего Он не говорит ничего…”

Свою мысль епископ Иннокентий подтверждает чрезвычайно интересным наблюдением над последующим текстом Нагорной беседы. Он обратил внимание на те четыре конкретных примера, которыми Спаситель подкрепил общее положение о непротивлении злу.

Во-первых, все четыре примера: первый – личное оскорбление (пощечина), второй – нарушение прав собственности, третий – личная услужливость, готовность пожертвовать своим временем и четвертая – добровольная денежная жертва (взаймы или безвозмездно) – являются образчиком не очень крупной неприятности, которую каждый человек переживает исключительно лично.

Во-вторых, эти примеры выстроены как обратная лестница, от большего к меньшему. Унижение чести переживается глубже и скорее вызывает месть, чем потеря материальных благ; последняя оценивается выше, чем потеря времени; и четвертый пример – предоставление денег взаймы, что практически ничего не стоит .

Профессор Зарин доказывает личный характер непротивления тем, что Христос говорит о вреде, причиненном в незначительных размерах: “Из многих возможных случаев давления на христианина со стороны tХ ponerТn Христос Спаситель указывает для примера лишь те, которые вполне могут остаться в пределах личных отношений, не вызвав вмешательства судебной инстанции. Здесь не говорится, например, если кто выбьет зуб или выколет глаз, – пусть христианин предоставит обидчику и дальше действовать в таком же направлении. Тем более не говорится, что подстерегающему на пути разбойнику следует предоставить расправиться с безоружным путником так, как он хочет” .