Царство Моё не от мира сего

В ответ на вопрос Пилата: «Ты царь Иудейский?» Иисус ответил: «Царство Мое не от мира сего» (Ин. 18:36). Постигнуть это царство в терминах жизненной философии Пилата невозможно. Напротив, нужно решительно отказаться от этой философии. Первое, что требуется от человека, - это осознать несущественность, второстепенность всех земных целей и стремлений. Надо правильно обозначить масштаб ценностей и понять одну истину: «Что высоко у людей, то мерзость перед Богом» (Лк. 16:15). Свой выбор Иисус сделал в пустыне, где он, готовясь выступить с собственным учением, постился сорок дней и сорок ночей. Под конец поста к нему приступил дьявол с тремя соблазнами. Первый соблазн состоял в том, что искуситель предложил ему превратить камни в хлебы. Иисус ответил: «Не хлебом одним будет жить человек» (Мф. 4:4). Можно вообще остаться без хлеба, как во время поста. Можно иметь его бесконечно много, как камней в Палестине. Для человека, его осмысленной жизни это не имеет существенного значения. Второй соблазн состоял в том, что дьявол предложил Иисусу броситься вниз с крыла Иерусалимского храма, дабы проверить, действительно ли, как было предречено, бог не даст ему упасть вниз на камни. Иисус, как и в первом случае, ответил строчкой из древнего писания: «Не искушай Господа Бога твоего» (Мф. 4:7). Он, видимо, хотел сказать, что надежда на бога не освобождает человека от ответственных поступков. Третий соблазн - дьявол обещает Иисусу все царства мира и славу их в обмен на то, чтобы тот поклонился ему в ноги. Иисус и в этот раз отвечает ветхозаветным изречением: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (Мф. 4:10). Мир, считает Иисус, не содержит в себе своей ценности; в перспективе небесного царства он ничтожен, каким бы значительным и соблазнительным ни казался. Словом, земная жизнь в себе несовершенна, и ничто в ней, будь то богатство, удача, слава, не стоит того, чтобы быть сокровенной целью человеческих стремлений. Сердце не может принадлежать миру.

Иисус вместе с тем против аскетического отречения от мира. Этим он отличается от Иоанна Крестителя, который «имел одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих; а пищею его были акриды и дикий мед» (Мф. 3:4). Аскетизм тоже есть своеобразная привязанность к миру, хотя и в отрицательной форме. Потому, как ни велик Иоанн, но даже «меньший в Царстве Небесном больше его» (Мф. 11:11).

Иисус не утверждает мир и не отрицает его. Он оставляет его позади, прозревает поверх мира. Ни одна из форм земной деятельности, ни все они, вместе взятые, не могут иметь достоинства морального абсолюта. Поэтому человек должен выработать свободное отношение к ним. Богатому юноше, желавшему заслужить вечную жизнь, Иисус посоветовал продать имение и раздать все нищим, тогда он получит сокровище на небесах. И таким же должно быть отношение ко всему остальному, включая отношение к отцу, матери, братьям, сестрам, жене и детям. Готовность оставить все это - непременное условие праведности. В своем решающем выборе человек не должен быть ничем скован. Такова мысль Иисуса.

Обозначая собственные горизонты морали, Иисус освобождает ее от изначальной вещественной нагруженности. Он не предписывает никаких конкретных поступков, предоставляя человеку полную свободу в том, что касается материального содержания поведения, его предметности. Это очень важный момент: человек получает не только возможность ничем не скованного морального выбора, одновременно он получает возможность ничем не скованной предметной деятельности. Человек в своих практических решениях не может спрятаться за ученые или священные формулы. Всегда, в каждой ситуации, он должен действовать сам, на свой страх, свой риск, свою ответственность, не только не чувствуя какую-либо зависимость от обстоятельств, но, напротив, действуя так, как если бы обстоятельства полностью зависели от него. Для позиции Иисуса Христа показательно, что он детабуирует поступки, которым иудаизм придавал достоинство священных действий. Наиболее характерный пример - отношение к субботе. Иудеи посвящают субботу богу, и в этот день запрещалась мирская активность. Иисус и его ученики не соблюдали этот запрет с требуемой тщательностью: однажды в субботу ученики сорвали колосья в поле, Иисус лечил в этот день больных. В ответ на упреки фарисеев о святости субботы Иисус отвечает удивительно лаконичной формулой: «Суббота для человека, а не человек для субботы» (Мк. 2:27). Неверно думать, будто Иисус был равнодушен к обычаям своего народа или даже попирал их. Ни то, ни другое. Он чтил обычаи, конкретные предписания Моисеева закона. Он только не соглашался с тем, что какие бы то ни было внешние действия могут иметь характер абсолютных норм и считаться критерием достойного поведения.

Иисус формулирует ясный критерий, позволяющий определить, выработал ли человек правильное отношение к миру. Это положение человека в мире. Если положение человека является высоким, он богат, окутан славой, то это означает, что он сделал ложный выбор. И наоборот, бедность, униженность, преследования - признак того, что человек правильно понимает объективную пропорцию ценностей. Иисуса мир преследует и в итоге казнит. Это, полагает Иисус, так и должно быть, ибо он не от мира. То же самое будет со всеми, кто станет на путь истины. Он говорит ученикам: «Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир» (Ин. 15:19). Такой же печальной была земная участь лучших людей - пророков. Но тем больше оснований для радости. Земная печаль и есть радость. Иисус говорит: «Блаженны вы, когда возненавидят вас люди и когда отлучат вас, и будут поносить» (Лк. 6:22).

Образ мира, которым пользуется Иисус, может показаться неопределенным, расплывчатым. В действительности он имеет строгое, точное значение: мир есть то, что отмечено смертью. При таком понимании общая установка, согласно которой мир не стоит потраченных на него усилий, может означать только одно: в человеке есть нечто такое, что не умещается в границы мира, находит разрешение за его пределами. Речь идет не только о скудно отмеренных границах жизни индивидов, но и о границах царств, человеческого рода - любых границах, сколь бы растянутыми в натуральном выражении они ни были. Человек в среднем живет в пределах ста лет, это и составляет его век. Можно помыслить себе, что его век мог бы длиться пятьсот, тысячу, сотни тысяч, миллионы лет. Что-то (и очень многое) при этом, конечно, изменилось бы, но в каком-то смысле не изменилось бы ничего. В человеке есть некое начало, которое не может примириться ни с какой конечностью. Это начало является в человеке самым подлинным, и именно оно обязывает его относиться к миру с высока - с высока небесного царства. Мысль Иисуса хорошо передает притча о благоразумном и безрассудном строителе. Благоразумный муж построил дом на камне, и дом тот устоял против разлива рек и сильных ветров. Безрассудный человек построил дом на песке, и дом тот упал от дождей и ветров, «и было падение его великое» (Мф. 7:27). Люди погрязли в суете мира, уподобились человеку, поставившему дом на песке. Предлагая перспективу небесного царства, Иисус предлагает переселиться в дом, стоящий на камне.

Чем меньше человек стремится иметь здесь, на земле, тем больше он будет иметь там, на небесах. Чем меньше он привязан к материальному, тем больше он думает о духовном. Последние станут первыми, первые - последними. «Кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится» (Мф. 23:12). Иисус переворачивает сложившийся порядок ценностей. Люди заботятся о материальном, о хлебе насущном, чтобы устранить свои страдания, не понимая того, что как раз в этом и заключается причина страданий. Иисус настойчиво призывает людей осмыслить свой печальный опыт. Тысячелетия люди озабочены тем, что им есть, что им пить, во что им одеться. И у них нет вдоволь ни того, ни другого, ни третьего. А есть лишь постоянные муки и нескончаемые конфликты. Не потому ли это происходит, что люди заботятся не о том, о чем следует заботиться, что перепутали главное и второстепенное? Иисус Христос предлагает радикально иную программу жизни: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (М ф. 6:33).

Иисуса нельзя понимать так, будто он противопоставляет материальное и духовное (у древних евреев, как отмечают специалисты, вообще не было слова для обозначения тела в отличие от души). Речь на самом деле идет о приоритетах и, соответственно, о разных способах бытия, различных этических перспективах, которые определяются выбором между своевольной нацеленностью жизни индивида на земные блага или ее устремленностью к небесному царству.

Ф ома Истринский

ЕЩЕ РАЗ О ЗАКОНЕ И О БЛАГОДАТИ:

«ЦАРСТВО НЕ ОТ МИРА СЕГО» ЛИБО «КНЯЗЬ МИРА СЕГО»?

1. «Тогда Пилат опять вошел в преторию, и призвал Иисуса, и сказал Ему: Ты Царь Иудейский?… Иисус отвечал: Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда. Пилат сказал Ему: итак Ты Царь?»

(Ин.18.33, 36-37)

«Отче! прославь имя Твое. Тогда пришел с неба глас: и прославил и еще прославлю… Иисус на это сказал: не для Меня был глас сей, но для народа. Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон…»

«Уже немного Мне говорить с вами; ибо идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего…»

«Но Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам, и Он, придя, обличит мир о грехе и о правде и о суде: о грехе, что не веруют в Меня; о правде, что Я иду к Отцу Моему, и уже не увидите Меня; о суде же, что князь мира сего осужден».

(Ин. 12.28-31; 14.30; 16.7-11)

2. «Закон был предтечей и служителем благодати и истины, истина же и благодать - служитель будущего века, жизни нетленной. Ибо закон [всего лишь] приводил подзаконных к благодатному крещению, а крещение провождает своих сынов в жизнь вечную… И повествование наше - о законе, данном Моисеем, и о благодати и истине, явленной Иисусом Христом, и о том, чего достиг закон и чего - благодать. Прежде был дан закон, а потом - благодать, прежде - тень, а потом - истина. Прообраз закона и благодати - Агарь и Сарра, рабыня Агарь и свободная Сарра: прежде - рабыня, а потом - свободная, - да разумеет читающий!

И как Авраам с юных лет своих имел женою себе Сарру, свободную, а не рабу, так и Бог испокон веков изволил и рассудил послать Сына Своего в мир и Им явить благодать. Однако Сарра не рождала, будучи неплодной… И родила Агарь-рабыня от Авраама: рабыня - сына рабыни; и нарек Авраам имя ему Измаил; [в подобие этому позднее] принёс же и Моисей с Синайской горы закон, а не благодать, [то есть всего лишь] тень, а не истину… Тогда же отверз Бог ложесна Саррины, и, зачав, родила она Исаака: свободная - свободного; и, когда [позднее в подобие этому] посетил Бог человеческое естество, …родилась благодать - истина, а не закон, сын, а не раб… Закон ведь прежде был и несколько возвысился, но миновал. А вера христианская, явившаяся и последней, стала большей первого и распростёрлась во множество языков. И благодать Христова, объяв всю землю, её покрыла, подобно водам моря».

(Митрополит Илларион. Слово о Законе и Благодати)

3. «Шариат – комплекс закрепленных прежде всего Священным Кораном и Сунной предписаний, которые определяют убеждения, формируют нравственные ценности мусульман, а также выступают источниками конкретных норм, регулирующих их поведение».

«Фетва – богословско-правовое заключение, сделанное для разъяснения и практического применения какого-либо предписания шариата или истолкования какого-либо казуса с точки зрения шариата».

(Сайт имам-хатыба Шамиля Аляутдинова, www.umma.ru)

* * *

Статья адресована тем, кто старается понять, в чем коренное отличие Ислама от Православного Христианства. Предпосланные эпиграфы напоминают, что сравнение «Закона» и «Благодати» - достаточно древняя богословская тема. Под эгидой Закона жил Ветхий человек, а причастник Нового Завета уже видит себя под сенью Благодати. Два вероучения, Ислам и Христианство, серьезно рознятся в своем мистическом представлении о Боге и о человеке, не менее различны они и во взглядах на окружающий мир. При попытке разобраться, в чем глубинная суть этих расхождений, исследователю неизбежно приходится вновь и вновь возвращаться к теме Закона и Благодати, к теме «князя мира сего» и «Царства не от мира сего».

В чем состоит мистическая суть Христианского вероучения? Куда приводит в мире Ислама духовный отказ от христианских религиозных исканий? Попробуем решить эти вопросы, привлекая Православное богословие и Исламское учение и правоведение. В основу статьи положены материалы межконфессиональных христианско-мусульманских дискуссий, участником которых был и автор статьи. Дискуссии и беседы в течение нескольких недель, то затухая, то вспыхивая с новой силой, проходили на интернет-форуме диакона Андрея Кураева (www.kuraev.ru/forum ).

1. Православное учение о мире, о человеке и об общении человека с Богом

Христианам в беседах с мусульманами постоянно приходится слышать одни и те же ставшие традиционными вопросы. Эти вопросы ставят мусульмане тогда, когда собеседник-христианин вдруг попытается изложить хотя бы основные принципы своей веры. Мусульмане, простые прихожане, встречают эти принципы с неподдельным недоумением. Недоумение вполне объяснимо, ибо каждый верующий, мало знакомый со сравнительным богословием, полагает, что иная вера отличается от его собственной разве что обрядами, языком молитв да непременно парой-тройкой еретических заблуждений, на которые достаточно лишь открыть глаза человеку иной веры.

Стройностью и мирской логичностью своей веры мусульмане очень гордятся. Стройность и логичность выражаются в предельной рассудочности их вероучения, в рациональности их догматов, в прагматичности бытовых предписаний. Учение мусульман сводится к следующим положениям. Существует Бог – Единый и в Единственном Лице. Бог создал мир, а в этом мире сотворил ангелов, джиннов и людей. Всему – деревьям, рекам, планетам – Он дал Законы, которые никто не может ослушаться. Лишь один человек, либо по незнанию Законов Божиих, либо по нежеланию эти Законы исполнять, может согрешить, то есть совершить плохие, осуждаемые Богом, поступки. Человек рождается и умирает, а по смерти за свои дела он получает либо награду в раю, либо наказание в аду. Бог в Исламе создал человека смертным, испытывает его страданиями и требует поклонения Себе. Подчинение карающему Законодателю, собственно, и называется в мусульманстве «исламом» (по-арабски, «покорностью»).

Любопытно отметить, что такая схема не является специфически исламской. Парадоксально, но именно большинство атеистов, агностиков и людей, получивших о вере лишь начальные сведения, имеют о религии такое (весьма, кстати сказать, поверхностное) представление. Эта внешне понятная и доступная даже детям религиозная схема чрезвычайно упрощена. На самом деле, восходит она отнюдь не к богословию, а к фольклорно-бытовой стихийной вере, часто именуемой просто «язычеством». Мусульмане остаются в недоумении, когда узнают, что христианская вера принципиально отличается от только что описанной. В массе своей мусульмане полагают, что «отступничество» христиан в том лишь и состоит, что они не признают Мохаммеда пророком, не читают Коран, не молятся пять раз в день на Мекку, а сверх этого еще и «впали в заблуждение», допустив у себя завуалированное «многобожие» в форме почитания Троицы и Святых. В действительности Христианское вероучение о Боге, о человеке, о его отношениях с Богом гораздо сложнее описанной схемы.

По учению Церкви, весь мир был создан в соответствии с замыслом Творца, а Первозданный Адам был богоподобен, то есть нес на себе «природный» и «небесный» образ Божий (см. об этом «Духовные беседы» прп. Макария Египетского, памятник Православной аскетики V века). «Природное» богоподобие человека и сегодня выражается в том, что человек имеет самостоятельный ум и способность действовать в мире по своей воле, по своему «хотению и произволению». Эта свобода воли, составляющая «природный» образ Божий в человеке, есть величайший и неотъемлемый дар Бога Своему созданию. «Небесное» же богоподобие было утрачено Адамом в грехопадении. «Небесный» образ Божий состоит в прямом Богообщении человека, то есть в способности к непосредственному духовному ви дению человеком своего Создателя. Именно это ви дение Бога (не очами, а собственным духом) и было потеряно человеком. Если прежде грехопадения человек находился в Раю, то есть в состоянии непосредственного общения с Богом, то после грехопадения приходится говорить о «потерянном Рае».

Христианское вероучение говорит о нетленности, то есть о неподверженности старению, болезням и страданиям, плоти Первого Адама. Нельзя сказать, чтобы Адам был бессмертен по своей природе. Нет, все сотворенное способно найти свой конец уже хотя бы потому, что когда-то оно имело свое начало. Но смерть все же не обладала властью над человеком. Адамова плоть несла в себе лишь возможность («потенцию») умирания, само же разрушение (старение, смерть) не могло приблизиться, пока человек пребывал с Богом. А Бог – это Жизнь, поскольку Он дарует жизнь. Бог – это Любовь, поскольку Он сотворил человека не для своего «развлечения» и не по какой-то необходимости, а именно из любви к уже замышленному человеку. И Бог – это Добро, поскольку интуитивно даже человек, с его ограниченными возможностями к постижению Величайшего Замысла, понимает, что жизнь и любовь есть благо. Таким образом, в Боге, то есть в Предвечной Жизни, Любви и Добре, пребывает источник и опора самой жизни всего сущего. Именно поэтому, находясь в мире и единении с Богом, Первозданный Адам не имел ни болезней, ни смерти.

Но вот, действуя по свободе воле и по произволению своего ума, Адам преступает заповедь. Совершив ослушание, он сам удаляется от Бога и удаляет Его от себя. Устранившись от Источника Жизни, Адам, а в его лице и все человечество, впускает в себя тление. Тление – это смерть, болезнь, страдание. Тление это грех, а грех это не столько сам плохой поступок, сколько возможность («потенция») этот поступок совершить. Или лучше сказать не сама возможность согрешить, а согласие, имея эту возможность, наконец, согрешить. Так тление стало уделом человека. Смерть и грех, то есть способность умирать и способность согрешать, стали наследственными. Именно это (а не ответственность невинных детей за проступки родителей, как думают мусульмане) называется в христианском вероучении наследуемым Первородным Грехом.

Однако, мы видели, что Замысел Бога о человеке был несколько иным. Неправильно используя Божий дар – свободу воли, – человек отошел от этого Замысла. Тем не менее, человеку по-прежнему предназначено быть Царем (то есть быть по-отечески ответственным за сотворенный Богом и доверенный ему мир), быть Священником (то есть приносить жертвы, жертвовать Богу все свое существо, всю свою самость) и быть Пророком (то есть находиться с Богом в прямом духовном общении, в частности, слышать голос Бога в голосе совести).

Задачей человека стало восстановить в себе утраченный «небесный» образ Божий. Задача тяжелейшая и непосильная для больного человека. Ведь саму греховность человека, саму способность согрешать, Христианство рассматривает именно как болезнь души, болезнь, ждущую своего врача и исцелителя. Кому можно было стать таким Целителем, как не Самому Творцу?

Что нужно сделать, чтобы вылечиться? Правильно. Найти Врача. А что еще? Еще понять, что ты действительно болен , и понять, чем именно болен. Для этого Любящий Отец (а как еще назвать такого Милосердного Целителя, как не Любящим Отцом, да еще со слезами умиления? отчего-то мусульмане признают 99 «имен Бога», но таких имен как Отец и Любящий в Исламском богословии нет и в помине), итак, для этого Любящий Отец и ниспосылает человечеству Закон. Ныне мы зовем его Торой, либо Законом Моисеевым, либо шире – Ветхим Заветом. Именно из Закона больная душа вынесла, во-первых, что Врач для нее есть, и этот Врач – выше сотворенного мира, во-вторых, что больна она грехом, и болезнь эта может стать смертельной. Да, именно запись в Законе таких заповедей как «не убей», «не укради», «не возжелай чужого» ставит больной душе подобие «диагноза», ибо перечисляет «симптомы» болезни греха.

В назначенный час пришел обещанный Целитель. Не Пророк, не очередной провозвестник или увещеватель, как уверяют мусульмане, а именно Целитель. Он – Мессия. Он – Избавитель от рабства греху и смерти. Цель Его прихода была несоизмеримо более велика и славна, чем простое установление земного царства, нового политического правления, нового закона или исправление старого, как думают об Иисусе мусульмане. Кто же Он, этот Мессия, если Его великая цель – восстановление в человеке первоначального Замысла о нем Бога? Ответ очевиден: таким Целителем может быть лишь Сам Создатель, то есть Тот, Кто Сам и замыслил человека богоподобным.

В момент сверхъестественного Непорочного Зачатия Девой Марией Слово Божие усваивает Себе зачинаемую человеческую плоть. Зачатая плоть становится плотью Бога. Иисус, этот зачатый Богочеловек (то есть Бог по Своей Божественной сущности, по Своей природе, по естеству, и одновременно Человек во всем такой же как мы, с такой же плотью и разумной душой) являет Себя в качестве того самого Мессии, Христа, предсказанного Законом и Пророками.

Мистически и психологически здесь происходит величайшее со времен Сотворения Мира чудо. Ранее человек отрешился от Бога и потерял к Нему пути, ныне Сам Бог пришел к человеку. Буквально, физически, плотски, материально Бог вочеловечился и тем самым восстановил утраченное единение человеческой природы с Богом. Но этого мало! Человеческая природа грешна, тленна, смертна. Поэтому Господь восстанавливает ее единение с Собой не только по одной природе, но и в ее слабости, в уничижении, Он добровольно входит в страдания, принимает унижение, глумления нравственные и физические, чтобы ничто не осталось несоединенным с Ним. Даже мертвые! Да, Он входит в смерть. Он входит в ад.

Жизнь, Сама Предвечная Жизнь вошла в смерть! Да разве в силах тление и разрушение удержать Того, Кто Сам есть Жизнь! Господь воскресает в Великую Пасхальную Ночь. Кто же воскресает в эту ночь? Бог??? О-о, мусульмане думают, что христиане именно так, упрощенно, и исповедуют свою веру, они полагают, что христиане вслед за язычниками верят в «умирающих и воскресающих богов». Ничего подобного! Бог, Творец, Источник Жизни, Благ Податель жив вовеки и прежде всех век. Так, Кто же умирает, прежде чем воскреснуть? Человек?… Да, Человек, Которым стал Бог-Слово, человеческое естество, вторая из двух природ Христа, навеки соединенная с Жизнью, с Богом, входит в смерть и возвращается в жизнь.

Отныне смерть более не властна над человеком! Так человечеству возвращается его «потерянный Рай», то есть состояние единения с Богом, так человек снова обретает утраченный когда-то «небесный» Образ, неизреченное Богоподобие. Именно такое восстановленное общение с Богом и обретение в этом общении Богоподобия , то есть особой близости с Богом, и зовется в христианской мистической традиции «обо жением» человека, теозисом .

(В скобках заметим, что в беседе на интернет-форуме Андрея Кураева бывший православный священник, а ныне мусульманин, советник Совета Муфтиев России Али (Вячеслав) Полосин поделился со мной, что арабские переводчики его книги долго не могли перевести на арабский язык термин «теозис » («обо жение»), пока, по предложению самого А.(В.)Полосина, не перевели его как «превращение в Бога ». По словам Полосина, переводчики-мусульмане были шокированы, они недоумевали, как вообще можно говорить о подобном. Сожалею, что бывший православный священник не сумел объяснить, как на самом деле понимали этот термин Святые отцы Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Назианзин, Григорий Нисский, Кирилл Александрийский, Блаженный Феодорит. А ведь эти Святые богословы жили и учили за сто, двести и даже триста лет до Мохаммеда. Боюсь, что арабские читатели Полосина укрепились в той мысли, что христиане практикуют некую разновидность хатха-йоги, цель которой трансформация своей сущности и превращение человека в какого-то надчеловека. А подобные сравнения христианского духовного опыта с йогой уже нет-нет да звучат на форуме Кураева из уст мусульман…)

Подготовленные исламскими «христиановедами» мусульмане, услышав конспективно изложенные основы христианской веры, тут же задают те самые недоуменные вопросы, о которых я говорил в начале статьи. Попробуем их разобрать в том порядке, в каком их ставил предо мной один мусульманин, мой собеседник по интернет-форуму Андрея Кураева.

«Если Иисус искупил все грехи, то почему природа человека не изменилась? Почему люди продолжают болеть и умирать?» - Иногда этот вопрос ставится полемически остро: - «Почему ВЫ, Христиане, все еще продолжаете умирать?»

Природа человека была и остается такой, какой ее замыслил Создатель, а Он замыслил ее предназначенной не для смерти, а для нетления. После Христова Искупления этот Замысел мистическим образом очистился от всего наносного, человек действительно обновился. Подобно, как Первозданный Адам нес в себе не смерть, а потенциальную возможность смерти, так и природа обновленного человека изменилась действительно в своей потенции, т.е. в ВОЗМОЖНОСТИ . Человек, искупленный невероятно высокой ценой, действительно несет в себе возможность Воскресения в Жизнь Вечную.

Кроме того, после Крестной Жертвы Христовой стало возможным прямое Богообщение, «обо жение» человека. Упрощенно говоря, в своей духовной составляющей человек получил возможность быть прощенным, то есть исцелиться от болезни греха, и воскреснуть к жизни вечной, для которой, повторимся, и был предназначен. Верующий во Христа получает реальную, физическую возможность соединиться с Богом. Мистически это соединение происходит через дарование Печати Дара Духа Святого в таинстве миропомазания и через Причастие Тела и Крови Христовой в таинстве Евхаристии. Напомним, именно единение с Богом, каким обладал в Раю Первозданный Адам, единение с Источником Жизни и делает реальной самую возможность Жизни Вечной.

Иногда Исламские теоретики (в частности, см. книги и работы А.(В.)Полосина) утверждают, что обещание Иисуса дать есть и пить Плоть и Кровь Свою надо понимать весьма иносказательно. Еврейская идиома «плоть и кровь» означала «все существо». Обещая напитать верующих «всем существом Своим», пророк Иса (Иисус), дескать, обещал лишь научить всех Писанию, Божественной Истине, пророком которой, по Исламскому учению, Он и являлся. Звучит убедительно. Однако, «существо» (то есть сущность, естество, природа, «натура», «физис») не может сводиться в данном случае к понятию «проповеди Истины».

Разберемся, что было природой, сущностью, «существом» Христа. Проповедь Божественного Писания и Истины? Но Христос не был ни «проповедью», ни «писанием», ибо Он стоял во плоти и говорил с учениками. Человек, человеческая природа? Верно, Христос обладает природой человека («Се – Человек!»). Однако людьми были и все собравшиеся, поэтому делится с ними Своей сущностью «человеческой природы» не имело смысла. Может, сущность Христа – Истина? Вот это уже близко к правде («Аз есмь Истина и Жизнь!»). Но Истина принадлежит не человеку и не пророку, Истина принадлежит только Богу, а Христос говорил о СВОЕЙ сущности. Так, может, речь идет о Божественной сущности? Вот именно, обладая двумя природами, Христос является подлинно человеком и подлинно Богом. Создатель принес в дар человеку Самого Себя, ибо только в Нем, в Источнике Жизни, человек может обладать полнотой Жизни Вечной. Так медленно раскрывается перед нами величайшая из истин вселенной. Это ли не Благая Весть, которую Церковь несет миру!

Вот, только осознав эту весть, и можно набираться дерзновения и предполагать, что еврейская идиома «плоть и кровь» в значении «все существо» послужила основой тому, что именно вкушение плоти и крови в образе Хлеба и Вина (а не омовение ног либо облачение в белые одежды) стало проводником таинства Причастного единения с Самим Богом, с Жизнью Вечной.

«Почему же не наступило Царство Божие?» - спрашивают христиан мусульмане. Здесь стоит отметить, что под «царством» Ислам имеет в виду если уж не прямое правление Бога людскими государствами, то хотя бы жесткую политическую теократию. По-другому этот вопрос звучит так: - «Почему Христос не остался навечно царствовать над людьми на земле?»

Царство Божие наступило. «Царство Божие внутрь вас есть», «Царство Мое не от мира сего». Наша способность пребывать в единении с Царем Небесным и есть то самое Царство. Это Царство выражается в мистической возможности быть отныне не рабами, но детьми, возлюбленными чадами Божиими. Такое мистическое сообщество верующих, здравствующих и усопших, сообщество, во главе которого пребывает Сам Бог, и зовется Церковью . Церковь живет вечно и «врата ада не одолеют ее». В таинствах Церкви христианин получает очищение души от болезни греха и возможность Жизни Вечной.

В отличие от Исламского понимания, Царство Божие это не просто царство земное, но Царство Небесное. Христианину – праведному, кающемуся, познающему свои грехи и стремящемуся к Богу – обещано не просто блаженство в награду, но немного немало, как Сонаследие со Христом, само Соцарствие с Богом! Евангелие Христово обещает, что «И малейший в Царствии Божием» будет больше Пророка, что «И последние» в этом Царствии «станут первыми». Ислам же полностью лишен идеи дарованного Святым праведникам Соцарствия с Богом. Эти истины слишком далеки от исламского сознания. Мусульманину стоит напомнить, что Адамова «потенция смерти» все же реализовалась – точно также и наша «потенция Жизни Вечной» непременно реализуется. Зримо и вещественно Царство Божие на Земле грядет неизбежно. После нашего Воскресения, после встречи с Богом лицом к Лицу на новой Земле и под новым Небом. Пока же оно, это Царство, – в наших сердцах и душах.

Интересно, что Воскресение мертвых в конце времен признается и Исламом. Но Исламское вероучение не в состоянии его богословски мотивировать. По Исламской доктрине невольно получается, что Воскресение наступает просто так. Более того, мусульмане прямо или косвенно спрашивают христиан: - «ЗАЧЕМ для восстановления в человеке утраченного Образа Господь снисходит на землю и терпит муки от крестной смерти?» Один мой собеседник-мусульманин в пылу полемики даже сравнил это с мазохизмом. Возмущение мусульманина кажется логичным. В самом деле, зачем Всемогущему принимать «облик раба» и жертвовать Собой? Достаточно изъявить Свою волю и даровать восстановление!

Еще в IV веке православные богословы-философы Василий Великий (Кесарийский) и Григорий Богослов (Назианзин), отвечая на это, писали, что если бы человек получил Спасение и Воскресение за просто так, то это не приблизило бы человека к Богу. Если бы Бог не вочеловечился бы, то и человек бы не обо жился. То есть осталась бы пропасть, отделяющая Творца от сотворенных чад. Разумеется, Господь может исцелить природу человека одним изъявлением воли. Но ведь такое исцеление оказалось бы не даром, а принуждением, которому нельзя воспротивиться, принуждением ко Спасению без учета и без участия человеческой свободы воли. Было бы это милосердием со стороны Творца? Не стало бы это превращением человека (возлюбленного чада) в живую машину?

Интересно, что богословы оказались правы. Через 250 лет после Святителей Василия и Григория Ислам с уверенностью воспроизвел именно такую богословскую схему: в Исламском учении, во-первых, Бог не вочеловечился, следовательно человек в Исламе остался бесконечно далек от Него; во-вторых, всеобщее воскресение в конце мира как будто бы дарится, но взамен этого Ислам отрицает свободу воли в человеке, причем от самого сотворения мира. Обо жения, как богословского постулата, в Исламе нет, но вместо него есть отделяющая от Творца пропасть и есть суровое принуждение в форме Предопределения.

«У кого же искупил грехи Иисус? – спрашивают мусульмане. – Если у Бога, то получается, что Бог у Бога искупил все грехи?»

Сама постановка вопроса («У КОГО искупил?») здесь не совсем правильна. Да, Христос искупил грехи человечества, взяв эти грехи на Себя («взял на Себя наши немощи», то есть болезни), и вслед за словами Апостола, мы можем говорить друг другу: «Вы куплены дорогой ценой». Но естественно, если Бог искупил грехи людей у Бога (то есть Сам у Себя, ибо мы исповедуем Единого Бога, а не двух либо трех богов), то это выглядит абсурдно. И наоборот, если Бог искупает грехи у некоей сторонней силы (например, у диавола, смерти, «закона кармы», «первосущего хаоса» или т.п.), то это допускало бы наличие некоего постороннего Начала, как минимум равного Богу, что, естественно, не соответствует христианской вере.

Таким образом, вопрос следует ставить иначе: не У КОГО, а ПЕРЕД КЕМ искупил Бог человечество. Перед Богом. Перед Самим Собой, если хотите. Господь счел нужным приблизить к Себе человека, а для этого сперва снизойти к этому человеку, вернуть ему утраченное соединение с Собой. Да, Бог настолько велик и всемогущ, что Он в состоянии принять даже слабость, даже безмерное унижение и даже войти в смерть. Отчего-то эти положения шокируют мусульман. Видимо, исповедуя ограниченный монотеизм (с акцентом именно на «ограниченный»), мусульмане невольно забывают о всемогуществе Бога. Напомним: Бог вошел в смерть, но вот только смерть-то Его и не удержала, потому что Он – Жизнь!

В период же беспросветного удаления от Бога, человечество действительно оказывалось во власти тления и разрушения, то есть во власти и в порабощении у диавола, «имеющего державу смерти». Таким образом, диавол становился как бы «князем мира сего » – именно так называет его Евангелие от Иоанна. Господь, исцеляя все человечество от неизбежности смерти и тления, совершает суд и над диаволом. Я прошу внимательно перечитать эпиграфы к этой статье. Об изгнании «князя мира сего» сначала говорится в будущем времени, как о предстоящем событии. Далее возвещается, что падший ангел полностью лишен связи с Источником Жизни («Во Мне не имеет ничего» – чем сам себя подвергает вечному тлению). Наконец, заключается, что суд и приговор над противником стали уже свершившимся фактом. Таким образом, речь здесь идет не о купле либо выкупе падшего человечества (ценность в обмен на ценность), а о победе над злом, то есть о победе над болезнью мира. Об исцелении мира от зла, и таком исцелении, при котором мир получает потенциальную возможность соединиться с Богом.

«О каком тогда ДРУГОМ Утешителе говорит Иисус? Зачем он понадобился? – продолжают спрашивать мусульмане. – ПочемуИисус, говоря об Утешителе, употребляет слово «другой»? «Другой» по отношению к кому? К Иисусу?»

Безусловно, Иисус говорит о Святом Духе. Это – Третья Ипостась Триединого Бога. Дух Святой исходит от Отца чрез Сына и одухотворяет Собой все созданное. День, когда Дух в виде зримых огненных языков нисходит на Апостолов, день Пятидесятницы, стал днем рождения Новозаветной Церкви, то есть днем соединения верующих людей с Богом. Мы исповедуем, что Святая Церковь живет ныне именно «водительством Святого Духа».

Когда Господь наш Иисус, говорил эти слова об Утешителе, Он готовился взойти на небо после Крестных Страданий и Воскресения. Но как бы после этого Бог остался соединенным с людьми, с человечеством? Ведь единственная человеческая плоть, «неслитно и нераздельно» соединенная с Создателем, оказалась бы удаленной от зримого (человеческого) мира. Что же – снова пропасть, разделяющая людей и Бога? Или неужели Христу надо было остаться и народить от Своей плоти новое человечество, этакое, без первородного греха, но зато с «первородным обо жением»? Как это было бы больно и несправедливо по отношению к нам, сегодняшним, потомкам Первого, а не Нового Адама, еще и не рожденным в те годы!

Премудрость Божия неизреченна: возносясь к Своему престолу, Господь посылает искупленному человечеству возможность соединиться с Ним в таинствах водимой Святым Духом Церкви. Иными словами, Создатель утверждает на земле Церковь (мистическое единение с Собой) именно тогда, когда ниспосылает людям Свою Третью Ипостась – Духа Святого.«Другой» в словах Иисуса сказано именно для того, чтобы подчеркнуть: Святой Дух – не Первая, не Вторая, а именно Третья ипостась Бога. Тем самым Господь показывает, что дело Спасения человечества действительно завершено, потому как все, что бы по воле Бога ни происходило, имеет начало и конец в Нем. Начало – в Первой Ипостаси (принято говорить: в Боге-Отце), совершение – через Вторую Ипостась (принято говорить: чрез Сына либо чрез Слово Божие), а завершение – в Третьей Ипостаси Бога (принято говорить: в Духе Святом). Иными словами (как, в частности, писали Афанасий Александрийский и Григорий Назианзин), все имеет начало в Отце всего сущего, совершается через Слово Божие и Его Премудрость и, по Замыслу Создателя, находит свое завершение и полноту в чистейшей и величественнейшей Благой Красоте Духовной Святости.

Подчеркнем, хотя это и излишне: Дух Святой это не «третий бог», а именно Тот же Самый. Для этого Иисус и говорит: пошлю «Духа Истины». Ведь Сам о Себе Иисус говорил: «Аз есмь Истина и Жизнь» (то есть: «Я – Истина и Жизнь»). Стало быть, это ЕГО Дух, Дух Божий, а не чей-то еще. Таким образом, Исламские трактовки, что Святой Дух это якобы завуалированное название ангела (например, Архангела Гавриила) либо очередного Пророка, начисто исключаются.

Впервые современными словами и терминами догмат о Святом Духе сформулировал в 5-м веке Святитель Кирилл Александрийский. Тем не менее, и до Кирилла суть церковных представлений о Духе Святом была той же самой – просто для ее выражения использовались немного другие слова и термины. В качестве иллюстрации привожу цитату из серьезного исследования по истории богословия:

«Спаситель говорит о Духе, как об «Ином Утешителе», чтобы отличить Его от Себя и показать Его особую и Собственную ипостась. И вместе с тем Он называет Его «Духом Истины» и видимо «вдувает» Его, чтобы засвидетельствовать принадлежность Духа к Божественной сущности или природе. «Чтобы видели ученики, что обещает даровать им не наитие чужой и инородной силы, но Себя Самого, (только) другим образом, - для этого называет Параклита Духом Истины, т.е. Духом Себя Самого, ибо Святый Дух не мыслится чуждым сущности Единородного, исходит природно из нее и по отношению к тождеству природы не есть что-то другое сравнительно с Ним, хотя и мыслится самосуществующим».

(Свящ. Г.В.Флоровский. Византийские Отцы V – VIII веков. Париж, 1933 г. Глава «Святой Кирилл Александрийский»).

2. Своеобразие Исламского толкования Евангельских текстов о Духе Истины.

Итак, повторим: все, что имеет начало в Отце и совершается через Слово Божие, приходит к своей завершенной полноте силою Духа Святого. К прискорбию, это Христианское представление о Боге и созданной Им вселенной ошибочно кажется мусульманам неким «троебожием». Ислам полагает, что Божественное будто бы возможно выразить в каких-то тварных категориях, например, в категории численности, и как бы «сосчитать» Божественную природу – либо один , либо более одного . Но Бог неопределим в категории числа, и признаваемое Христианами Триединство, строго говоря, не является ни «тройственостью», ни «одиночностью» в человеческом понимании этих чисел. Церковь учит о Божественном как о Единстве в Трех Лицах, как об Отце, Спасителе и Утешителе, как о Безначальном, Его Слове и Его Духе.

Дух Божий, Святой Дух Истины, являет Себя Параклитом , что традиционно переводится на русский язык как Утешитель. Более справедливым переводом было бы «Проситель» либо «Ходатай» (от греческого παρακληση, «просьба», и παρακαλω, «просить, умолять»). Являя Себя Утешителем, Дух Святой говорит об утешении человечества, говорит о том, что оно уже исцелено от неизбежности греха и смерти. Более того, являя Себя «Ходатаем Нового Завета» Дух Божий как раз и завершает само это спасение и исцеление тем, что на Жертвенной Крови Спасителя устанавливает Новый Завет – завет любви – между Богом и человеком. Господь Сам как бы выступает гарантом этого нового договора и Ходатаем о его (договора, завета) силе и действенности перед Самим Собой. Напомним, что таким же образом устанавливался и Ветхий Завет, когда Господь во время Авраамова жертвоприношения «клялся Собою и не раскаялся».

Философски развитое, Богопознание в рамках Ислама так и не сформировалось. Верующие мусульмане остались скованными представлениями об ограниченном, «строго монотеистическом», Боге. Скованные земной формальной логикой чисел («либо один , либо более одного »), мусульмане вынуждены отрицать само единение людей с Господом, потому что осуществляется оно, это единение, именно через воплощение и Вочеловечение Слова Божия и через нисхождение Его Духа, Духа Истины.

«Кто же он – этот Утешитель? – спрашивают и отвечают сами себе мусульмане: – Получается, что утешитель должен быть, во-первых, человеком (как Иисус или Моисей), во-вторых, Пророком (тоже как Иисус или Моисей)».

Нет, никак не получается. По горькой мусульманской логике вся миссия Иисуса (Безгрешного Исы), весь ее вселенский Богооткровенческий смысл должны были свестись к каким-то расплывчатым предсказаниям о грядущем Мохаммеде. Мохаммед, независимо от того, считать или не считать его Пророком, был, прежде всего, смертным человеком. Исходя из одного этого факта, мы можем привести мусульманам сразу семь контраргументов, но сначала приведем саму Евангельскую цитату об Утешителе полностью и без сокращений:

«И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его; а вы знаете Его, ибо Он с вами пребывает и в вас будет». (Ин.14. 19-17).

Во-первых, «даст вам другого Утешителя». Мохаммед не может быть назван Утешителем, так как лично он, человек Мохаммед, никого не смог утешить (в мистическом значении этого слова). Мне возразили, что принесенный им Коран как раз и утешил человечество до конца света, в отличие от Библии, значение которой, якобы, оказалось преходящим. Это замечание можно было бы принять как предмет исламской веры, как некую аксиому, однако, даже по этой, мусульманской, аксиоме «утешает» скорбящее во грехах человечество все же не человек Мохаммед (ведь по Исламу, он не является сочинителем Корана!), а Сам Господь ЧЕРЕЗ Своего пророка. Значит Утешителем можно называть лишь одного Бога.

Во-вторых, «да пребудет с вами вовек ».Мохаммед не пребывает с нами вовек, поскольку он уже умер. Мне возразили, что он пребывает с верующими духовно. Однако так можно сказать о каждом из пророков без исключения, а это лишает самого Мохаммеда богословской уникальности и делает бессмысленным сказанные якобы только о нем слова. Мне возразили, что поскольку «Параклит» (Утешитель) правильнее переводить как «ходатай, проситель», то Мохаммед получает искомую уникальность как «Ходатай Нового Завета». Однако Исламское богословие совершенно не в состоянии объяснить, в чем же скрывается эта мистическая новизна Корана по сравнению с Библией. Ислам, также, не понимает, в чем мистическая новизна Нового Завета по сравнению с Ветхим. В Исламе нет откровения о Вечной Жизни для исцеленного человечества. Более того, самого термина «Новый Завет» в исламском богословии нет. Так, навязанное исламскими богословами толкование вовсе не истолковывает евангельские слова в новом ключе, а лишь превращает их в бессмыслицу и в набор громких фраз.

В-третьих, «Духа истины ». Мохаммед, будучи человеком из плоти и из костей, отнюдь не является бесплотным Духом. Мне возразили, что раз Евангелие специально не уточняет, что дух будет именно бесплотным, значит можно предполагать и дух, облеченный в смертную плоть, то есть смертного человека. Эта явная смысловая натяжка дополняется еще и столь же искусственным аргументом, будто всякий дух, будучи лишен плотского языка, вообще не может проповедовать, не будучи облечен в плоть, и что для проповеди, дескать, и ангелы принимали человеческий облик. Ислам, видимо, не в силах предположить, что Дух Божий способен говорить прямо в совести и сердце человека.

В-четвертых, «Которого мир не может принять ». Напомним, что в евангельском контексте «мир» – это люди за пределами Церкви, т.е. люди невоцерковленные, не-христиане. Однако именно этот невоцерковленный мир как раз и принял Мохаммеда с готовностью, раз ныне насчитывается около миллиарда мусульман.

В-пятых, «потому что не видит Его и не знает Его ». Мир не видит и не знает Его, но вовсе не потому, что Дух Истины бесплотен, нет! Речь в Евангелии идет не о телесных очах, а о том, что погрязший во грехе мир весьма далек от высшей Святой Духовности, от живой близости к Богу. Мохаммед же наоборот был близок к миру и к людям уже именно тем, что он был не Духом, а человеком. В категориях невидимости и непознаваемости крайне трудно говорить о смертном человеке.

В-шестых, «а вы знаете Его ». Двенадцать апостолов «всем сердцем, разумением и душою» знали Бога, но, естественно, ничего не знали о Мохаммеде, так как до его рождения оставалось еще полтысячелетия. Как же понимать эти слова Иисуса в рамках исламской логики? Мне предложили встречное толкование текста: дескать, Пророк Иса уже и сам знал, что после него придет Мохаммед, и апостолам успел об этом рассказать. А вот всему миру об этом еще не поведали, поэтому мир о Мохаммеде еще не знает. Вот когда расскажут, тогда и узнает. Аргументация просто поражает своей наивностью! Вселенское, миростроительное, значение слов Христа насильно сводится здесь к бытовому, примитивному.

В-седьмых, «Он с вами пребывает и в вас будет ». Между тем, Мохаммед в апостолах не пребывал, да и позднее в них не появился по двум объяснимым причинам: в апостольские годы он еще не родился, а, родившись, пребывать в других людях так и не смог, потому как остался плотским человеком. Приведенное выше «наивное» толкование на эти Евангельские слова абсолютно не ложится уже хотя бы потому, что бытовую мысль «про него еще не все знают, но скоро узнают» никак не следует выражать такими словами, как «в вас пребывает и в вас будет ».

Таким образом, насильственно навязанное толкование каждого отдельного слова этой короткой Евангельской фразы легко опровергается словами самой же Евангельской фразы.

Выслушав доводы христиан, мусульмане утверждают: - «Итак, если Иисус имел в виду эллинское философское учение о трех ипостасях божества при единой сущности Бога, то его слова означают: если вторая ипостась не уйдет, то третья не придет, значит, вместе они не присутствуют, а значит ни одно из них по отдельности не является Богом вездесущим! Дальше продолжать?»

А.(В.)Полосин (именно он сделал это заявление на интернет-форуме А.Кураева) имеет в виду следующий фрагмент Евангелия:

«Если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам, и Он, придя, обличит мир о грехе и о правде и о суде: о грехе, что не веруют в Меня; о правде, что Я иду к Отцу Моему, и уже не увидите Меня; о суде же, что князь мира сего осужден». (Ин.16.8-11).

Этот довод мусульман напоминает расхожий довод иудейского Талмуда. Талмуд учит, что поскольку Бог заполняет Собой всю вселенную, то Ему (Всемогущему?!) пришлось бы потесниться, чтобы дать Сыну место, если бы Он предвечно родил от Себя Сына. Слабость этой аргументации очевидна: Бог мыслится талмудистами не как дух, а как некая материя, имеющая объем и распределенная в пространстве, а ведь материалистические категории пространства-времени в адрес Бога неуместны. Полосин возразил мне, что мусульмане не столько имеют в виду объем или телесное присутствие, сколько напоминают нам о вездесущии Бога, включая в это вездесущие и «пространство души человека ». Не будем спорить о неудачном термине: вряд ли душа имеет протяженность по длине, ширине и высоте, что обычно зовется «пространством». Полосин утверждает:

«Если святой дух не придет до ухода Иисуса, значит, на тот момент он в этом пространстве не присутствовал. А значит, речь идет не о Боге вездесущем» .

Любопытно, что в Исламе бытует еще как минимум одна, не менее экстравагантная трактовка Иисусовых слов об Утешителе.

По версии мусульман, переписчики Евангелий по ошибке либо из желания сэкономить чернила пропускали в слове παρακλητ («Параклит») гласные буквы. Экспериментируя, мусульманские филологи подставили сюда другие гласные, и после замены всех трех (!) гласных букв из слова « παρακλητ » получилось слово πηρικλυτ («Периклит»), то есть «желанный, милостивый». При весьма вольном переводе «найденного» слова на арабский язык получается прилагательное «Ахмад» («благословенный, достойный хвалы»), из которого путем словообразования (приставка плюс беглые гласные) «воссоздается» искомое существительное «Мохаммад» («тот, кого хвалят, благословляют»). Это-то исчитается у мусульман желанным пророчеством о Мохаммеде. Приходится возразить, что представить себе такую греческую скоропись, когда в важном ключевом слове пропускаются сразу все гласные буквы, крайне проблематично, а вот наличие хотя бы одной из этих гласных вполне показывало, какое именно слово подразумевал переписчик. Упомянутые исламские филологи так и не смогли обнаружить где-либо греческий текст Евангелия, в котором хотя бы раз было написано слово «Периклит». Мусульманские филологи, придумавшие свою оригинальную версию, видимо полагали, что греческая письменность подобна арабской и использует при письме только согласные буквы (т.н. «консонатная письменность»).

Мы видим, как для обоснования своей версии исламские филологи прибегают к помощи гипотетических ошибок и описок. Вряд ли ошибки и описки могут служить серьезной базой для мало-мальски логичной научной конструкции. Тем не менее, исламские ученые всерьез воспринимают свои построения хотя бы как версию.

Заменив лишь одно ключевое слово, исламским филологам приходится подняться в своем «анализе» на уровень выше, то есть во избежание смысловых противоречий переработать уже целую фразу. Дабы Параклит/Периклит хоть немного соответствовал Мохаммеду, приходится специально редактировать греческий текст, уверенно объявив его малоудачным переводом с арамейского. Во-первых, допускается умеренная правка текста, когда во фразу «Которого мир не может принять» вводится дополнительное слово «сейчас». Рождается искаженный смысл: «сейчас мир принять не может (но скоро сможет и примет)». Во-вторых, дозволяется и более серьезное редакторское вмешательство, когда понятию «дух» искусственно придается несвойственное значение «человек, в котором дух». Странно, что такой подгон Евангелия под контекст Корана считается в исламской науке серьезной «реконструкцией».

Итак, для обоснования своей «реконструкции» исламским филологам пришлось объявить греческий текст Евангелий литературно слабым переводом. Общим местом в исламской науке стало утверждение, что подлинных слов Иисуса якобы никто вообще не записывал.

Выхватывание слов из контекста, коллекционирование орфографических ошибок переписчиков приводит исламскую филологию в тупик, поскольку отредактированная в желаемом ключе фраза вступает в противоречие с остальным евангельским текстом. В ответ на это исламская наука выдвинула теорию о том, что первоначальный смысл евангельских текстов в принципе не может быть восстановлен. Ведь никто якобы не знает, как и в каком порядке звучали слова, кто их записывал, кто переводил, была ли сказана фраза о Параклите вообще, была ли сама беседа за Тайной Вечерей, были ли вообще все евангельские события!

Фактически, такой подход делает неактуальным любые исследования, даже сам поиск желанных Исламу пророчеств о Мохаммеде. Остается лишь удивляться, почему исламские ученые настойчиво ищут эти пророчества (в полемических, по их словам, целях) в таком, по их мнению, заведомо недостоверном источнике.

Опережая наше удивление, исламские полемисты поднимаются на высший (уже четвертый) уровень своих рассуждений и подвергают критике весь свод Библейских Писаний. По их мнению, ни одно из них не избежало искажений, все книги были так или иначе испорчены, искать в них пророчества о Мохаммеде стало неблагодарным делом. Иными словами, Библия в глазах исламской науки становится виновной в том, что ни одна из ее книг ни прямо, ни косвенно не соответствует… тексту Корана. Несмотря на свои же неутешительные выводы, официальный Ислам не оставляет надежды на некий загадочный «скурпулезный анализ» библейских текстов, который, якобы, еще будет способен «пролить свет» на искомое «пророчество». Вероятно, отдельно взятые мусульмане просто готовы признать, что Библия, как источник нравственности, имеет гораздо более высокий авторитет, чем Коран, и достоверность Корана остро нуждается в мощной нравственной поддержке.

Исламские богословы не замечают заведомую ущербность этой «четырехступенчатой методики». Каждый последующий уровень сводит на нет все наработки предыдущих уровней. В самом деле, какой смысл в «находке» слова «Периклит» («милостивый»), если из-за него надо отредактировать целую фразу так, чтобы вполне сгодилось даже первоначальное слово «Параклит» («утешитель, ходатай»)? Какой смысл в редактуре одной-единственной фразы, если «недостоверным» приходится объявлять весь текст целой книги? Как можно искать (хотя бы в «полемических» целях) пророчество о Мохаммеде в книгах, только что объявленных недостоверными? Мусульманская наука утешает себя финальным выводом: раз Мохаммед уже пришел, а Коран уже ниспослан, то и нет надобности искать старые пророчества о них. Так, ссылки на достоверность Корана и правоту Мохаммеда приходится искать… только в самом Коране.

Таким образом, попытки «найти» в Библии «пророчества о Мохаммеде» приводят к богословской растерянности, осознанию своей философской слабости и утрате богословского фундамента. Мы убедились, что «скурпулезный анализ» библейских текстов в работе исламских ученых сводится к следующим моментам: а) часть прямых и недвусмысленных фраз объявляется аллегорией и иносказанием; б) часть ключевых слов заменяются на другие с заранее подобранным смыслом («Параклит» на «Периклит» и т.п.); в) в законченные предложения вставляются новые слова, что в корне меняет смысл всей фразы; г) ряду простых и понятных слов искусственно придается неожиданно новое значение («дух» в значении «смертный человек»).

З анимаясь сравнением Православного учения с Исламскими верованиями, всегда следует помнить о, мягко говоря, своеобразном отношении Ислама к Библейским, в частности Евангельским, текстам. Весьма показательно высказывание о Евангелии от Иоанна, сделанное Али (Вячеславом) Полосиным на интернет-форуме диакона Андрея Кураева:

«Это Евангелие составлялось для других целей, а именно попытаться отождествить невыполненную при Иисусе миссию последнего Пророка для всего человечества с самим Иисусом путем перенесения на небо части функций последнего Мессии и путем отложения остальных функций на второе пришествие Иисуса же». (http://www.kuraev.ru/forum/view.php?subj=47613&fullview=1&order=asc).

Не могу судить, являются ли эти слова частным мнением бывшего православного священника, сравнительно недавно перешедшего в Ислам, или официальным вероучением всего Ислама. Отметим лишь, что Полосин, выступая как мусульманский теолог, полагает миссию Иисуса невыполненной, вследствие чего христианским богословам, начиная с самого Апостола Иоанна, якобы пришлось часть функций Христа «истолковать» в мистическом плане, а часть «отложить» на Второе Пришествие.

Приходится напоминать, что эсхатология Ислама также признает второе пришествие Иисуса. При этом именно в Исламе, где образ Иисуса лишен Божественной природы и иерархически снижен до уровня «предтечи» Мохаммеда, второе пришествие Иисуса лишается малейшего богословского «миростроительного» смысла. Добавим, что само понятие Мессии Ислам склонен понимать в приземленном, политически-бытовом смысле, то есть не как Царя Небесного (Царя «не от мира сего»), а как земного правителя («князя мира сего»?), устанавливающего крепкое правоверное мирское государство.

В понимании исламских законоведов, «миссию последнего Пророка для всего человечества» выполнил как раз Мохаммед, и выполнил именно тем, что, отринув «Царство Небесное», установил политически крепкое царство земное. Посмотрим же, что представляет собой это царство мира сего на примере законов и практики самого Ислама.

3. Отказ от дарованной Благодати и возвращение под ярмо Закона.

В полемике с мусульманами христианин должен быть готов, что рано или поздно он может оказаться в положении «Павла на афинском ареопаге». Собеседники откажутся воспринимать доводы, апеллирующие к духовной стороне жизни, к чувствам и к голосу сердца и совести, а не к рассудку или к мирской прагматичной целесообразности. «О Воскресении послушаем завтра!» - заявят вам, наконец.

Сыновне-отеческие отношения человека с Богом кажутся Исламу предрассудком. «С амвона это, может, и было бы убедительно», «Я здесь не проповеди слушать пришел!», «Христианство не выдерживает рациональной критики», «Ислам Вы критикуете по методе атеизма, а свои верования защищаете на уровне веры в плачущие образа», - вот смысл весьма характерных высказываний.

Близкими и понятными для исповедующих Ислам оппонентов оказались как раз те доводы и аргументы самих мусульман, что были рассмотрены во второй главе. Наукоподобие и внешняя видимость формальной логики делали их в глазах мусульман крепкими и внутренне непротиворечивыми. Ислам очень гордится своей прагматичностью. Вопреки стереотипу о нелогичном «восточном мышлении», исламские законоучители стремятся рассуждать рационально.

Так, исходя только из формальной логической предпосылки, что человек за человека не отвечает, Ислам, например, отрицает первородный грех как наследственную испорченность человеческой природы. Отрицая тем самым необходимость Спасения человечества Богочеловеком Христом, Ислам сознательно отрекается и от спасающей человека Благодати. В Исламе обреченный, по Замыслу Творца, на болезни и смерть человек способен создать некое справедливое мирское сообщество, построить «рай на земле», следуя одним лишь строго определенным нормам и предписаниям.

Отказ от Благодати снова делает освобожденного Христом человека рабом закона, рабом греха и рабом смерти. Вместо «Царства не от мира сего» верующий неизбежно оказывается во власти «князя мира сего». Ислам отказывается от Христа, отказывается от Богообщения, отказывается от соединения с Богом. Как вероучение и образ жизни,Ислам утверждает между людьми и Создателем непреодолимую пропасть. Поэтому все его духовно-нравственные искания обращаются к мирскому.

Именно этими богословскими причинами необходимо объяснять пристальное внимание Ислама к нормам права и к деталям быта мирянина. Закон требует от мусульманина неукоснительного соблюдения предписанных норм и положений. Фактически, исламское вероучение реконструирует ушедшую в прошлое эпоху Ветхозаветного «До-благодатного» Закона. Священство и таинства в Исламе окончательно заменяют собой алимы (улемы) и кадии, иными словами – правоведы и судьи. Говоря Библейским языком, Ислам возвращает верующих «под ярмо Закона».

Оказавшись лишенными Благодати, верующие мусульмане, говоря опять-таки языком Библии, вынуждены уповать дела Закона и на спасение, но получаемое от Бога не как дар, а как награда за внешнее соблюдение целого ряда бытовых норм, касающихся, в том числе, религиозной «чистоты» и «нечистоты». Подобная религиозная «чистота» в практике современного раввинического Иудаизма зовется «кошерностью ». Ислам фактически возрождает в своей системе избытую в Новом Завете иудейскую кошерность. Все канонически дозволенное зовется в Исламе «халяль », а недозволенное, то есть религиозно «нечистое» - «харам ». Вместе с тем, Ислам считает особой «милостью Аллаха» тот факт, что большинство кошерных норм Ветхого Завета и раввинического Иудаизма в рамках Ислама были заметно смягчены.

Мусульманин во избежание религиозного осквернения обязан, по возможности, исключить из быта все, имеющее отношение к свинье, как религиозно «нечистому», не халяльному животному. Порабощающий Закон не дозволяет мусульманину употреблять в пищу свинину, контактировать с издельями из свиной кожи, использовать сорта мыла, сваренного из свиного жира. Малейшее сомнение в халяльности вещи (например, кошелек из неизвестной натуральной кожи, щетка для одежды из неуказанной и, возможно, свиной щетины) приводит мусульманина к религиозному преткновению и к необходимости избавиться от подозрительного предмета (напр., сайт имама Ш.Аляутдинова http://www.umma.ru/questions советует передарить подозрительные вещи иноверцу).

Халяльные предписания строжайше регламентируют, какую одежду носить дозволено, а какую запрещено, какая ткань может идти на пошив одежды, а какая не может. Закон, в частности, предписывает, должны ли мужские шорты закрывать колени, должны ли рукава женского платья закрывать запястья, каким должен быть женский головной платок и т.п. Мужчинам Закон запрещает носить шелковые вещи и изделия из металлических сплавов, содержащих золото. Книги для мусульман детально предписывают, как забивать скотину, как брать и отдавать долг, с какой ноги входить в уборную, а с какой выходить, какие молитвы и ритуальные формулы произносить, когда одеваешься и когда раздеваешься. Улемы и кадии даже не ставят перед собой задачи богословски определить, есть ли вообще религиозный и душеспасительный смысл этих предписаний, в чем духовная суть халяльности и харамности, чем именно одно способствует миру души с Богом, а другое – препятствует. (См., напр.: Аляутдинов Ш. Путь к вере и совершенству. Автор к ниги – имам-хатыб (настоятель) Московской Мемориальной мечети на Поклонной горе).

Складывается впечатление, что за детальным регулированием внешней стороны обряда Ислам начисто забывает духовную сторону жизни. Это не удивительно, ведь подлинной духовной жизни, то есть истинного Богообщения, Ислам лишен по причине возврата от дарованной Благодати к мертвящей букве Закона. Отсутствие духовной жизни (Богообщения) Ислам стремится компенсировать повышенным вниманием к мирской, в частности гражданско-правовой, стороне своего исключительно земного бытия.

Практическим воплощением Ветхозаветного «До-благодатного» Закона в практике мусульманских сообществ стал так называемый ШАРИАТ – совокупность норм нравственного, бытового и гражданского-правового характера. Шариат понимается как высшее благо и Справедливость, а установление Законного, юридически Справедливого, мирского сообщества считается в Исламе одной из главных задач мусульманина. Формальным воплощением этого сообщества должно стать глобальное Исламское «теократическое» государство.

Справедливости ради, отметим и отрадный факт: «Большинство ортодоксальных исламских улемов однозначно утверждают, что построение государства не является основополагающим принципом исламской религии. В частности, Ибн Теймия говорил, что построение государственности не является одним из шести обязательных положений исламской веры (имеется в виду вера в Аллаха, ангелов, пророков, священные Писания, Судный день, предопределение). А имам Газали в сочинении «Аль-Иктисад фи’ль-Итикад» писал: «Конечно же, теория имамата не является основополагающим принципом исламской религии. Это даже не позитивная наука, а второстепенная проблема исламского права. А в сочинении «Файсал ат-Тафрика Байна’ль-Ислам ва Зиндика» он разъяснял это тем, что основополагающими принципами Ислама являются вера в Аллаха, Его посланников и Судный день. Все, что находится вне этого, то является второстепенной проблемой. Даже если какой-либо мусульманин по проблеме государственности допустит какую-либо ошибку, она (эта ошибка) не будет расцениваться как проявление неверия ». (Али-заде А. Божественная и земная власть в исламском мировоззрении. Баку, 2004, с. 93).

Казалось бы, что может быть лучше идеального общества, особенно если цель этого общества – Справедливость («юстиция», по-латыни)? Логично (а Ислам очень стремится к холодной логике!) что всякий, кто противится Миру Справедливости, воспринимается сообществом правоверных (мягко говоря) как ненормальный или (жестко говоря) как враг и потенциальный преступник. Кто же в здравом уме и без греха будет против земного рая?!

Духовной базой этого общества станет Шариатское право. Оно, это освященное Религией право, неотвратимо накажет воров, убийц, прелюбодеев. Люди часто не понимают своего счастья. Кажется, им надо лишь объяснить Красоту Неотвратимого Закона, и они с радостью примут этот утопический Мир Справедливости. Отчего бы не распространить этот миропорядок, тем более понимаемый как Божественный идеал? Противящегося допустимо и привлечь в этот мир силой – опять-таки, при соблюдении норм Закона и установленных правил.

Как это важно, что идеальное мусульманское общество, мусульманская мечта так не похожи на идеальное общество Христианства, христианскую мечту… Суд и шариат? -- «Не судите да не судимы будете». Власть и налоги? -- «Отдавайте кесарю кесарево, а Божие Богу». Жертвоприношения? -- «Милости хочу, а не жертвы». Смысл существования? -- «Заповедь новую даю вам: да любите друг друга, как Я возлюбил вас». А как Господь возлюбил нас? До самопожертвования! «До смерти и смерти крестной»! Как далек Ислам от такого понимания мира и человечества… Новый Завет не принесен, грехи человечества не искуплены, требования морально-нравственного закона любви и совести – преждевременны . Остается одно – Справедливое, Юридически Регламентированное Общество, неотвратимо карающее преступников. То есть идеал не духовный, а сугубо прагматичный и мирской.

Железный порядок?

«В Христианстве нет такой развитой правовой системы, как в Исламе. Это отличительная особенность Ислама», - восклицает Абдулла Али, участник форума Андрея Кураева, исламский правовед и ученый. Соответственно, добрым, справедливым и совестливым признается в Исламе лишь то, что соответствует Шариату. Наоборот, деяния, не соответствующие Шариату, признаются злом, которое непременно должно быть наказано. Мистические, философские и даже богословские искания как бы отходят в Исламе на второй план, уступая место юридическо-правовым вопросам.

Развитая правовая юридическая система Шариата базируется на текстах Корана, рассказах Сунны, иджме (всеобщем решении по тому или иному вопросу) и иджтихаде (решении, вынесенном одним или группой юристов-богословов). Мусульмане подчеркивают, что Шариат это не застывшая система, которую правоведы пытаются приспособить к реалиям нынешнего дня, а система прецедентов, где все последующие решения основываются на предыдущих. При этом первичными прецедентами являются Хадисы – предания о судебно-правовых решениях самого Мохаммеда.

Ислам принципиально не разделяет жизнь на мирскую и духовную стороны. Все мирское рассматривается в мире Ислама как религиозное. Руководство такой религиозно освященной мирской жизнью осуществляют в Исламе духовные лидеры. Но эти лидеры – не священники (в христианском понимании), которых в Исламе попросту нет, а гражданские руководители общин (имамы ) и правители общества в целом (халифы ). В настоящее время единого правителя (халифа ) в исламском мире нет. На первый план в Исламской духовной жизни, в Исламском правоведческом богословии выступают т.н. «мазхабы », духовно-правовые школы с их юридическими толкованиями норм мусульманского права, и «советы улемов», специалистов по Исламскому праву.

Вот образцы гражданско-правовых решений исламских юристов-богословов, приведенные на интернет-форуме «Ислам для всех», http://islamua.net/forum/index.php?showtopic=2242&st=15 (дается без сокращений и комментариев с указанием источников):

Ответ: Джизья должны выплачивать совершеннолетние кафиры мужского пола, свободные от рабства, находящиеся в здравом уме (т.е. джизья необязательно для женщин, детей, слабоумных и рабов). (Ал-ровдга: том 10 стр. 899, ал-мугни: том 9 стр. 325, бадаи ал-санаи: том 7 стр. 111.)

Вопрос: Необходимо ли брать джизья с беспомощных стариков, хронически тяжело больных и слепых кафиров?

Ответ: Имамы Абу Хьанифа, Малик и Ахьмад считают, что не нужно брать с них джизья. Имам аш-Шафии в одном из своих ответов сказал, что нужно брать с них джизья, а в другом ответе сказал, что не нужно. (Ал-ровдга: том 10 стр.308, ал-къаванин: 104, тухьфа ал-фукхахаа, ал-мугни: том 9 стр. 323.)

Вопрос: Нужно ли брать джизья с монахов?

Ответ: Алимы мазхаба Шафиий считают, что нужно брать джизья с монахов. Алимы мазхаба Ханабила считают, что не нужно брать с них джизья. Алимы мазхаба Хьанафий считают, что если монах в состоянии работать, то нужно брать с него джизья, а если он не в состоянии работать, то не нужно с него брать джизья. (Ал-мухаззаб: том 2 стр.252, ал-мугни: том 9 стр. 273, бадаи ал-санаи: том 7 стр. 111.)

Вопрос: В каком размере должна выплачиваться джизья?

Ответ: Имам аш-Шафии считает, что самый минимальный размер джизья – это динар в каждый год, т.е. это то, что берут с бедняка-кафира, с кафира-середняка берут 2 динара, с богатого четыре динара. Имам Абу Ханифа и Ахмад считают, что нужно брать с кафира бедняка 12 динаров, с середняка 24 динара, а с богатого 48 динаров. Имам Малик считает, что нужно брать с кафира бедняка 40 дирхемов, с богатого 4 динара. (Ал-ровдга: том 10 стр. 311, бадаи ал-санаи: том 7 стр. 112, ал-каванин: стр. 104, шарх муслим: том 12 стр. 39.)» (Конец цитаты).

С точки зрения Христианства крайне трудно назвать «богословием» подобный разбор норм «налогового кодекса» исламского мира. Однако Шариат стремится регулировать практически все стороны жизни и возводит в абсолют все категории мирского закона и права. Более того, Ислам наделяет земную светско-духовную власть правом Божьего наместничества. Разумеется, здесь оговаривается, что власть должна соответствовать Шариату. Само слово «ислам » (в переводе с арабского: «вверение себя, покорность») означает в данном контексте не столько упование на Бога, сколько покорность Его законным земным представителям.

Эта покорность («ислам ») заключается, как это ни покажется странным человеку христианской культуры, прежде всего в готовности принять от земной власти любое заслуженное наказание, а также в личном участии в исполнении такого же наказания. Ведь истребление зла на земле является обязанностью добропорядочного мусульманина.

Шариат практикует достаточно суровые меры воздействия. Ислам устанавливает, а в ряде исламских стран даже и практикует, такие виды наказаний, как избиение палками, обезглавливание, отрезание руки вору, забрасывание камнями за супружескую измену и т.п. При этом за особую гуманность Исламской системы исполнения наказаний выдается тот факт, что наказание для женщины бывает ниже, чем для мужчины (то есть 50 ударов палкой вместо 100), а нож для отрезания головы и рук должен быть остро заточенным. Такого рода меры воздействия считаются даже благотворными для души (именно так!) преступника, поскольку, по представлениям Ислама, исповеди и обновления души путем покаяния не бывает, зато причиненные преступнику или преступнице нравственные и физические страдания будто бы очищают душу от соделанных грехов.

Что ж, это логично (а ведь Ислам очень стремится к мирской логике) – мы убедились, Ислам как вероучение отрекся и от Спасителя, и от исцеляющей душу дарованной Богом Благодати. Поэтому восстановиться и очиститься от греха путем Церковного Благодатного покаяния душа в рамках без-Благодатного, но под-Законного Ислама не может.

«Но весь вопрос в том, что наказание мирское снимает этот грех перед Аллахом. То есть, отрубание (а точнее, отрезание) руки у вора-рецидивиста имеет перед собой две цели. Первая – причинением нравственных и физических страданий привести преступника к покаянию. Вторая – обезопасить общество от свершения этим преступником повторного злодеяния. Таким образом, после понесенного наказания преступник очищается от своего греха, а как он уже отнесется к наказанию впоследствии, это уже новый этап». (Амир Айташев, мусульманский клирик, участник форума Андрея Кураева, http://www.kuraev.ru/forum/view.php?subj=37603).

Я никогда не слышал, чтобы хоть одна палаческая пытка привела бы пытаемого к покаянию или к нравственному возрождению. Напротив, куда больше свидетельств о ломке психики, душевных ранах и озлоблении. Полемизируя с мусульманами, я привел в пример Преподобную Марию Египетскую, которая до поры была великой грешницей и блудницей. Полагаю, прежде да и после нее и не таких грешниц побивали камнями. Однажды Сила Божия не допустила ее в храм, и Мария, раскаявшись, ушла в пустыню… Через десятилетия некто (автор ее жития) встретил ее в пустыне – худую, иссохшую старуху. Все эти годы она жила в одиночестве. Чем питалась и как выжила – Бог знает, но она явила всем нравственную силу своего духа. Ее жизнь стала доказательством того, что всегда можно найти силы для перемены образа жизни к лучшему. «А если бы она пришла к земным властям и добровольно (как велит нравственный идеал Ислама) попросила бы побить ее камнями до смерти, то о ком бы тогда написали Житие для ободрения кающихся? – задал я риторические вопросы моим собеседникам. – Неужели праведная жизнь раскаявшегося грешника менее значима для добропорядочного общества, чем добровольная сдача на казнь?!» Христианская история знает сотни примеров бывших разбойников, после покаяния ставших святыми отшельниками.

«Но скажу сразу, что вина сбежавшего и скрывавшегося 50 лет преступника перед обществом гораздо больше, нежели вина казненного. Отшельник этот, презрев законы общества, надеялся на особое решение Бога в своем отношении, то есть проявил опять-таки гордыню. И поэтому несет еще больший грех», - таков был ответ мусульманского клирика Амира Айташева. – «Подумайте, как бы и вы отнеслись к новости, что, скрываясь от правосудия, умер своей смертью убийца, хоть бы он и раскаялся», - добавил мой оппонент.

Итак, религиозно освященное наказание взамен возможности покаяния считается в системе Ислама едва ли не благодеянием по отношению к обществу. Другой мой собеседник, доказывая религиозную значимость шариатского уголовного преследования, предложил такую гипотетическую ситуацию:

«Представьте себе спокойный городок, где живут благочестивые люди, доверяющие и доброжелательные друг к другу, не закрывающие машин на улицах, без железных дверей в квартирах и решеток на окнах, светлые и жизнерадостные. И тут вдруг в этом замечательном сообществе заводится, пусть даже всего лишь одна, паршивая овца – вор. Кражи продолжаются, люди меняются, сосед начинает подозревать соседа, появляются решетки, железные двери, расходы на полицию растут. Какой ущерб, материальный, а главное духовный нанес жителям городка всего лишь один вор?! Не лучше ли было, если бы он, пусть даже и под страхом сурового наказания, удержал и себя, и других от греха?! По-моему, для беспристрастного человека ответ очевиден».

Ответ был бы очевиден, если бы собеседник не предполагал, что жестокое кровопускание «паршивой овце» способно волшебным образом восстановить испорченную нравственность патриархального городка. Ответ, который подразумевал собеседник, основывается на нормах мирской, то есть исключительно светской, материальной, плотской жизни. Собеседник-мусульманин не сознает, что с точки зрения отношений человека с Богомне все так просто, ведь на Небесах и об одной спасенной овце радуются больше, чем о 99 прочих. Спасенной, а не замученной для устрашения других! Казнь это, откровенно говоря, отречение общества от своего сочлена и признание своей духовной слабости.

Мусульмане столь часто обвиняют христиан в лицемерии, что уже само это обвинение сделалось в полемике общим местом. Ислам не в состоянии понять временность всего земного и мирского (включая карающую руку земных властей). Ислам не может подняться выше фактически «обожествленных» им норм земного Закона и ощутить религиозную ответственность за каждую живую душу.

Неожиданно Ислам обнаруживает проницательность и замечает, что в христианском мире тоже существует армия, суд и уголовное преследование. Мусульманские полемисты объявляют лицемерием тот факт, что, проповедуя любовь к врагам и прощение обид, христианские государства не стремятся отпускать врагов и преступников безнаказанными. Оппонентам бывает интересна реакция собеседника-христианина на возможное столкновение с мирским злом, насилием и беззаконием. В полемике мусульмане ожидают от христианина либо уже известных им слов о всепрощении, либо абстрактных рассуждений, что заповеди Христовы – это лишь некий идеал.Первое сразу выставляет христианина лицемером в глазах мусульманина, поскольку суды и казни в христианском мире существуют. Второе дает мусульманам возможность назвать Христовы заповеди недостижимыми в реальной жизни, а Ислам выставить более рациональным и здравомыслящим. Полемизируя с мусульманами, христианин всегда должен быть готов к такой «логической вилке». Напомним: Ислам очень стремится к логичности и рассудочности. Исламу не дано понять, что в жизни, помимо мирской формальной логики, необходимо руководствоваться и чем-то еще, более высоким, чему в мире, строго говоря, не находится места. Совесть, сомнение в своей правоте, любовь к ближнему – это понятия в принципе не логичные, они «не от мира сего», как и дарованное нам Царство Небесное. Приведу диалог, состоявшийся на форуме А.Кураева между моим собеседником-мусульманином и мной (сохраняю стилистику живого общения на интернет-форуме,http://www.kuraev.ru/forum/view.php?subj=47613&fullview=1&order=asc):

МОЙ СОБЕСЕДНИК: «Завтра, к вам лично приведут на суд 5 террористов, обвешанных взрывчаткой, с «Газелью» тротила и планом школы. Взяли их на перекрестке около той самой школы. Ваш ответ, честный и христианский, сказать: - «Кто тут без греха» -и отпустить? Или?????? Покажите мне эту мораль в действии…»

ОТВЕТ: «Не скажу, что я ярый сторонник смертной казни… Но, наверное, суровый приговор вынесу. НО:

Каждая казнь поднимает проблему палача. Процитирую, как на аналогичный вопрос я отвечал [ранее другому собеседнику-мусульманину]:

«…с точки зрения Христианства все это понимается как ВЫНУЖДЕННОЕ ЗЛО, с которым христианину приходится, скрепя сердце, мириться. Важно внутреннее отношение ко всем этим «строгостям» и жестокостям мирской жизни.

Пример: на площади казнят преступника, раз – и покатилась отрубленная голова в песок. (Вариант: на войне убит враг и оккупант, раз – и его разодранное тело дергается в конвульсиях). Ответьте: ЧТО ВЫ СЧИТАЕТЕ НОРМАЛЬНОЙ И ЗДОРОВОЙ РЕАКЦИЕЙ ЧЕЛОВЕКА-НАБЛЮДАТЕЛЯ? «Ух, здорово! Так ему и надо!» или «О Боже, какой ужас!» Полагаю, что второе – ибо если первое, то у нас с вами принципиально разные этические нормы.

Помните фильм «Тихий Дон»? Гришка Мелихов в военном азарте на коне мчится с пикой (или шашкой?) за бегущим австрияком. Догнал! Убил! И пустота в глазах Гришки… «Что? И это все? Я стал убийцей?» Сомнение в своем праве казнить и миловать – в этом христианская этика!»

Христианский долг – немедленно ликвидировать бандитов на месте. НО: Что после этого? Чувствовать себя героем и святым, будто только что после исповеди (вариант – после намаза)? Или, глядя на разодранные трупы убийц, терзаться мыслью, что и сам ты стал немножко такой же?

Решите и Вы для себя этот вопрос! Он очень-очень непрост!» (конец цитаты).

Мне радует душу, что оба моих собеседника по интернет-форуму предпочли после такого примера покинуть площадку разговора. Я склонен надеяться, что оба они решили всерьез подумать над услышанным. Я гоню от себя мысль, что в Христианстве и Исламе на самом деле разная этика и что в Исламе здоровой реакцией на казнь или гибель врага считается не «интеллигентское слюнтяйство и самокопательство» (говоря языком «профессиональных революционеров» прошлого), а суровое: «Так ему и надо!»

В одной из подобных бесед с мусульманами случайно был затронут вопрос об отношении Ислама к захвату людей и к торговле рабами. Мне было рекомендовано ознакомиться с материалами мусульманского сайта http://allanswers.by.ru , где размещены развернутые ответы на полтора десятка острых вопросов. Один из вопросов был сформулирован так: «Несомненно, что религия ниспослана Аллахом для блага человечества. Тогда почему же она не возбраняет рабство?»

Ответ современных российских исламских правоведов крайне интересен. Здесь необходимо привести подробный дайджест статьи-ответа с небольшими комментариями.

Перво-наперво, авторы статьи задаются вопросом, почему, собственно, так сильны в современном обществе антипатия и отвращение к рабству? По их мнению, виновен в антипатиях к рабству исторический материализм и описанное историками-материалистами зверское обращение с рабами в Античности. Авторы ответа трижды или четырежды на протяжении статьи спохватываются и напоминают, что не Ислам породил рабство и не Ислам виноват в поддержании этого института. Виноваты войны, виноват захват людей в плен, все это идет от древних римлян и египтян, они и несут ответственность за начало института рабства. (Виноваты, конечно, войны, но смею напомнить: Ислам не отрицает, что Священная Война – это один из столпов именно его веры. – Ф.Ис.)

Завоевав Христианский Египет VII века н.э., Ислам, по аргументам авторов-мусульман, был возмущен скорбным положением рабов… в Древнем Риме (? – Ф.Ис.). «Ислам подверг анализу подобное положение и сделал однозначный вывод, что рабы не могут быть предметом купли-продажи или развлечения, поскольку они являются прежде всего людьми» . (Это справедливый вывод. Однако сделан он был задолго до появления Ислама. – Ф.Ис.).

Ислам провозгласил: «Кто убьет своего раба, того мы казним; того, кто запрет своего раба или лишит его пищи, и мы запрем и лишим пищи; того, кто оскопит его, и мы оскопим». (Цит. по Абу Давуд, Дият 7; Аль-хаким, Аль-мустадрак 4/408) (История сообщает про кастрированных евнухов, гулямов и даже янычар, а вот про кастрированных по этому закону халифов и султанов как-то умалчивает. – Ф.Ис.).

«В то время, когда в других странах даже не помышляли о человеческом достоинстве раба и считались нормой дикие схватки рабов на аренах, их изнурительный труд, издевательства над ними, ислам показал пример гуманного отношения к рабу», - пишут авторы. (Авторы статьи забывают учитывать календарную разницу в 622 года. I век Хиджры – это не I , а уже VII век по Р.Х. Последний гладиаторский бой произошел в 392 году по Р.Х., когда христианский мученик выбежал на арену, требуя прекратить зверство, и был растерзан толпой. Ужаснувшийся император запретил гладиаторские бои на веки. К VII -VIII векам по Р.Х. во всей Византии и в Европе рабство сменилось щадящими формами поземельной экономической зависимости. Не ясно, кому показывался помянутый пример гуманизма. – Ф.Ис.).

«Раб, почувствовавший себя таким же человеком, как и все, ставший равным своему хозяину, получивший возможность стать свободным, не хотел уходить от своего господина». «С ними так хорошо обращались, что они считали себя членами семьи хозяина. Сами хозяева чувствовали то же самое и старались защитить все их права». «Ислам поднял знамя борьбы за освобождение рабов». Известны случаи, когда халифы выкупали рабов за счет казны и отпускали их на волю. «Целые толпы невольников освобождались за счет казны халифа. Кроме того, освобождение раба было своеобразной формой штрафа, налагаемого на человека за отступления в отправлении религиозных обрядов и греховные поступки». «Обращение в рабство свободного человека – один из самых больших грехов, и ислам запрещает зарабатывать деньги подобным путем», - утверждают авторы сайта. (Остается неясным, кто же скупал тысячи и тысячи невольников, уведенных в полон казанцами и крымцами в XIV -XVII веках. История утверждает, что скупали пленных рабов Ургенч, Персия и Турция. Авторы статьи не сообщают, мусульмане или не мусульмане финансово содержали невольничьи рынки в Багдаде, Ширазе, Самарканде. – Ф.Ис.)

О рабстве: «Оно порождается войнами, которые ведут друг с другом народы и государства. Пока происходят межгосударственные войны (а они будут вестись до Судного дня, если не изменится человеческая натура), ни одному народу не удастся самостоятельно решить проблему военнопленных и рабов» .

«Допустим, что мы воюем с каким-либо государством. Мы взяли пленных, и у нас взяли пленных. Поступить с ними можно по-разному:

а) казнить всех пленных, как это делали тираны;

б) поместить их в лагеря для военнопленных, обеспечив им питание и кров;

в) предоставить им возможность вернуться к себе на родину;

Справедливости ради заметим, что совесть не позволяет авторам выбрать первый вариант. Лагеря для военнопленных вызывают не меньшее их содрогание, - и здесь можно было бы согласиться, если бы авторы, очень односложно похвалив третий, гуманный, вариант, не остановились бы… на четвертом!

Цитирую:

«В-четвертых, остается еще один путь: поделить военнопленных между участниками войны (!!! – Ф.Ис.). Этому временному пленению и отдает предпочтение (!!! – Ф.Ис.) ислам. Никаких массовых расстрелов, никаких лагерей для военнопленных с царящими там зверствами, и в то же время никаких послаблений (! – Ф.Ис.), которые могли бы ободрить (! – Ф.Ис.) противника. Наверное, этот путь ближе всего человеческой природе… (??? – Ф.Ис.)

В доме верующего пленный получит возможность узнать правду об исламе, ближе познакомиться с мусульманами. Его сердце будет покорено хорошим обращением и гуманностью хозяев (что и происходило тысячи раз). Отпущенные потом («потом»! – Ф.Ис.) на свободу, эти люди получат те же права, что и все мусульмане».

Обратим внимание, что гуманизм в отношении врага авторами статьи не одобряется, поскольку он «ободрит противника». Этакая твердая мирская практика «жесткого реалиста».

«Ислам изъявил свою волю и огласил свои принципы. Тем, кто старается установить мир во всем мире, надо подготовить почву для реализации этих принципов в международном масштабе. Путь, указываемый исламом, - это путь справедливости и нравственности, он чужд бесчеловечности и дикости», – резюмируют авторы и переходят к следующим рассуждениям. Сразу отпускать рабов на волю, оказывается, нельзя, их надо воспитать, приучить к самостоятельному труду, подготовить к общественной жизни, обучить законам и чувству собственного достоинства – иначе отпущенник и в 50 лет будет подобен ребенку. «Благодаря громадным усилиям и борьбе ислама против личного рабовладения этот вид рабства окончательно изжит. Хотел бы закончить свое повествование пожеланием многим государствам и нациям также освободиться от колониального рабства», - заканчивают авторы статьи.

Теперь прочитавший этот обзор сможет самостоятельно решить, что в Исламской системе ценностей является нравственным, а что бесчеловечным. Случается, что одно и то же явление еще считается в этике одной культуры цивилизованностью, а в этике другой культуры воспринимается уже как варварство и дикость.

Не раз и не два оппонеты-мусульмане упрекали христиан в исторических преступлениях – от взятия Казани, зверств инквизиции и крестовых походов до резни иудеев в Иерусалиме, выкалывании глаз пленным (практика Византии) и гибели женщины-ученой египтянки Гипатии. Здесь-то и встает важнейший нравственно-исторический вопрос, способны ли мы (христиане, мусульмане) трезво оценивать деяния прошлого и современности. В христианском общественном устройстве механизм для такой критики и самооценки существует. Этот механизм – разделение Церкви и мирского государства. Оценивая прошлое и настоящее с точки зрения Евангельской этики, христианская культура способна признать, что упомянутые зверства в европейской истории, без сомнения, были. Церковное сознание в состоянии вынести государству и обществу нелицеприятную оценку и утверждать, что крестовые походы, сожжение инакомыслящих, еврейские погромы, опричнина, инквизиция, выкалывание глаз у пленных – все это бессердечно, бесчеловечно. Грех бесчеловечности лежит как на простых людях, так и на бравших взятки митрополитах, самодурах царях, погромщиках, кличущих себя истинно «православными». Сами их дела и поступки в свете Евангельской Любви отвратительны.

А вот способна ли Умма, как всемирная община мусульман, также оценить историю и признать грешниками халифов, эмиров и мусульманских воинов, которые совершали все то, что можно назвать заурядным грабежом и насилием? Исламские правоведы отвечают, что победа над недругом, воинская хитрость и контрибуция не должны осуждаться, если они регулируются строгими цивилизованными рамками, то есть нормами Шариата. Неплохо, что в Исламе есть такой Справедливый Закон, ограничивающий военное насилие условной цивилизованностью. В Христианстве же подобного Закона нет в принципе, так как не может быть священных положений, устанавливающих наподобие заповеди, как воевать с соседями, какое имущество отбирать у побежденных, кого и на каких условиях обращать в рабство, какие налоги взимать с порабощенных, как преследовать непокорных и какой смертью казнить ослушников. Мусульмане воспринимают все это как слабость и недостаток Христианства. Исламу не ясно, как мирские приземленные задачи могут отойти на второй план и уступить место вопросам высшей духовности и Богообщения.

Отрекаясь от Богообщения, Ислам оставляет себя в заблуждении, что будто бы он (и только он) восстанавливает на практике «испорченный» иудеями и христианами Моисеев Закон. К сожалению, Ислам забывает, что сам Моисеев Закон был дан человечеству не как единственная самоцель, а лишь как средство достичь самой возможности Богообщения. Дело в том, что устанавливая нормы «око за око и зуб за зуб», Закон ограничивал (именно ограничивал !) право на возмездие соразмерными и адекватными мерами. Уже тогда, в древние Моисеевы времена, Закон требовал не лелеять в себе свою месть, а учиться прощать. Моисеев Закон поколение за поколением подводил человечество к несоразмерно более высокому идеалу – идеалу всепрощения и любви к ближнему. Эта беззаветная и жертвенная Любовь (по образу Той Любви, которой Бог возлюбил человечество) и оказалась той самой Истиной, Благодать которой принесена Христом. Приход Благодати ознаменовал время Нового Завета и приход Царства Божия, которое, во-первых, стало «Царством не от мира сего» (а это значит, что его ценности лежат вне мирского комфортного благополучия), а во-вторых, Царство это «внутрь нас есть» (что немедленно утверждает над материальными ценностями главенство ценностей духовных).

Отрекаясь от Благодати Истины и от «Царства не от мира сего», Ислам порабощает себя «князю мира сего». Рабство суетному выражается в «реставрации» кошерности (халяльности ), рабство мирскому – в сакрализации якобы незыблемых и освященных религией норм Шариатского права. Посмеем утверждать, что Ислам подсознательно ощущает себя рабом – рабом тленного мира, рабом смертного земного существования, рабом грешного человеческого общества. Да, Ислам возвращает верующего в то самое порабощение, от которого человек был избавлен Христом. Ислам оказался пленником мира.

Горько и страшно – отречься от Благодати Любви и обречь себя безблагодатному рабству у «Князя Мира Сего», горько и страшно… Исламское религиозное подсознание – неустойчивое, неуверенное в истинах грешного мира, сомневающееся в любви Бога к себе да и в Самом Боге – породило богословскую идею Предопределения, по которой Аллах предначертывает дела и поступки людей, не снимания, однако, с самих людей ответственности за предначертанное.

Не исключено, что в этом порабощении и лежат те религиозно-психологические причины, что порой заставляют Ислам агрессивно относиться к окружающему миру – своему поработителю. Заканчивая этот анализ, я приведу две цитаты, иллюстрирующие религиозную норму отношения Ислама к миру вокруг него.

Первая цитата взята из книги Т.Ю.Ирмияевой «История мусульманского мира». Ее автор – Татьяна Юрьевна Ирмияева – наша современница, востоковед, правоверная мусульманка. Ее книга размещена на сайте «Ислам и Коран в России» www.koran.ru/hist рядом с переводами Корана, Хадисов и арабских исследований о жизни Мохаммеда. Насколько я понимаю, сайт официально рекомендует книгу россиянам как краткий справочник по истории исламской государственности.

Вторая цитата (подборка цитат) взята из Священного Корана в переводе Кулиева. Фрагменты сур 2 «Корова», 47 «Мухаммад» и 9 «Покаяние» расположены в признаваемом Исламом порядке «ниспослания» сур Мохаммеду. Все цитаты даются без комментариев – их содержание вполне самодостаточно.

ИРМИЯЕВА Т.Ю. ИСТОРИЯ МУСУЛЬМАНСКОГО МИРА (раздел 2 «Наместники Пророка – халифы, идущие прямым путем»):

«С точки зрения ислама, весь мир разделяется на "область ислама" (дар ал-ислам), иначе "область веры" (дар ад-дин), и "область войны" (дар ал-харб). Дар ал-ислам – это всякая страна, находящаяся под властью мусульман и управляемая по законам шариата. Первоначально дар ал-ислам совпадал с границами Халифата, а позже так стали именовать все мусульманские государства. Дар ал-харб – это все страны, населенные немусульманами или хотя бы и мусульманами, но находящимися под властью немусульман. Некоторые школы законоведов признают еще третью категорию земель – "область мира" (дар ал-сульх) – немусульманские страны, управляемые немусульманскими правителями, данниками Халифата. Со странами, находящимися в "области войны", мусульмане могут заключать перемирие сроком на десять лет, которое разрешено продлевать путем возобновления договора.

"Неверными" признаются кафирун (отступники, букв. "неблагодарные") и язычники. По отношению к "людям Писания" (ахль ал-китаб), иудеям и христианам, мусульманское право допускает веротерпимость, к управлению мусульманским государством и к военной службе они не допускаются. Такие подданные называются зиммиями – людьми, находящимися под защитой мусульманского государства. Иноверцы платят налог джизью. Если они отказываются платить налог или нападают на мусульман с оружием в руках, то с ними следует вести войну, как с прочими "неверными", язычниками.

Участие в джихаде, "войне на пути Аллаха", шариат считает обязательным для всех мусульман, кроме бедняков, немощных калек, стариков, женщин и рабов. Начиная войну с "неверными", халиф или наместник халифа должен сначала предложить им принять ислам; такое предложение делается лишь однажды и никогда больше не повторяется. После объявления войны "неверным" предоставляется три возможности: принять ислам; не принимать ислам, но перейти в подданство мусульманского государства, то есть принять статус зиммиев; или воевать до победного конца. Во время джихада в "области войны" нельзя убивать стариков, женщин, детей и монахов-отшельников. Мужчин, захваченных с оружием в руках, нужно либо убивать, либо брать в плен. Женщин и детей можно брать в плен и требовать за них выкуп – они часть военной добычи. Военной добычей считается всякое захваченное во время джихада движимое имущество, но не земля, которая переходит в собственность уммы».

СМЫСЛЫ КОРАНА (перевод Кулиева):

«Сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается против вас, но не преступайте границы дозволенного. Воистину, Аллах не любит преступников. Убивайте их (многобожников), где бы вы их ни встретили, и изгоняйте их оттуда, откуда они вас изгнали. Искушение хуже, чем убийство. Но не сражайтесь с ними у Заповедной мечети, пока они не станут сражаться с вами в ней. Если же они станут сражаться с вами, то убивайте их. Таково воздаяние неверующим! Но если они прекратят, то ведь Аллах – Прощающий, Милосердный. Сражайтесь с ними, пока не исчезнет искушение и пока религия целиком не будет посвящена Аллаху. Но если они прекратят, то враждовать следует только с беззаконниками. Запретный месяц – за запретный месяц, а за нарушение запретов – возмездие. Если кто покусился на вас, то и вы покуситесь на него, подобно тому, как он покусился на вас. Бойтесь Аллаха и знайте, что Аллах – с богобоязненными» (Коран 2.190-194).

«Когда вы встречаетесь с неверующими на поле боя, то рубите головы. Когда же вы ослабите их, то крепите оковы. А потом или милуйте, или же берите выкуп до тех пор, пока война не сложит свое бремя. Вот так! Если бы Аллах пожелал, то отомстил бы им сам, но Он пожелал испытать одних из вас посредством других. Он никогда не сделает тщетными деяния тех, кто был убит на пути Аллаха. Он поведет их прямым путем, исправит их положение и введет их в Рай, с которым Он их ознакомил (или который Он умастил для них благовониями) » (Коран 47.4-6).

«Аллах и Его Посланник освобождены от договоров, которые вы заключили с многобожниками. Посему странствуйте по земле в течение четырех месяцев и знайте, что вам (многобожникам) не сбежать от Аллаха и что Аллах опозорит неверующих. В день великого паломничества Аллах и Его Посланник объявят людям о том, что Аллах и Его Посланник отрекаются от многобожников. Если вы раскаетесь, то тем лучше для вас. Если же вы отвернетесь, то знайте, что вам не сбежать от Аллаха. Обрадуй же вестью о мучительных страданиях неверующих. Это не относится к тем многобожникам, с которыми вы заключили договор и которые после этого ни в чем его не нарушили и никому не помогали против вас. Соблюдайте же договор с ними до истечения его срока. Воистину, Аллах любит богобоязненных. Когда же завершатся запретные месяцы, то убивайте многобожников, где бы вы их ни обнаружили, берите их в плен, осаждайте их и устраивайте для них любую засаду. Если же они раскаются и станут совершать намаз и выплачивать закят, то отпустите их, ибо Аллах – Прощающий, Милосердный. Если же какой-либо многобожник попросит у тебя убежища, то предоставь ему убежище, чтобы он мог услышать Слово Аллаха. Затем доставь его в безопасное место, потому что они – невежественные люди. Может ли быть у многобожников договор с Аллахом и Его Посланником, не считая тех, с которыми вы заключили договор у Заповедной мечети? Пока они верны вам, вы также будьте верны им. Воистину, Аллах любит богобоязненных. Какой там (какой договор может быть с многобожниками)? Если они одолеют вас, то не станут соблюдать перед вами ни родственных, ни договорных обязательств. На словах они пытаются угодить вам, но в сердцах они питают к вам отвращение, ведь большинство их являются нечестивцами. Они продавали знамения Аллаха за ничтожную цену и сбивали других с Его пути. Как же отвратительны их деяния! Они не соблюдают по отношению к верующим ни родственных, ни договорных обязательств. Они – преступники! Но если они раскаются и будут совершать намаз и выплачивать закят, то они станут вашими братьями по вере. Мы разъясняем Наши знамения для людей знающих. Если же они нарушат свои клятвы после заключения договора и станут посягать на вашу религию, то сражайтесь с предводителями неверия, ибо для них нет клятв. Быть может, тогда они прекратят. Неужели вы не сразитесь с людьми, которые нарушили свои клятвы и вознамерились изгнать Посланника? Они начали первыми. Неужели вы боитесь их? Вам надлежит больше бояться Аллаха, если вы являетесь верующими. Сражайтесь с ними. Аллах накажет их вашими руками, опозорит их и одарит вас победой над ними… » (Коран 9.1-14).

Фома Истринский, 2006 год.

email:

«Иисус отвечал: Царство Мое не от мира сего… Пилат сказал Ему: итак, Ты Царь? Иисус отвечал: ты говоришь, что Я Царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего» (Ин.18:36-37).

«Ибо не Ангелам Бог покорил будущую вселенную, о которой говорим… Ибо не Ангелов восприемлет Он, но восприемлет семя Авраамово» (Евр.2:5,16).

«Итак, мы, приемля Царство непоколебимое, будем хранить благодать, которою будем служить благоугодно Богу, с благоговением и страхом, потому что Бог наш есть огнь поядающий» (Евр.12:28-29).

Уже понятно из слов Священного Писания, которые поставлены во главе, что речь будет идти о двух мирах, о двух Вселенных: о мире сем, образ которого проходит, поэтому сказано: «не любите мира, ни того, что в мире…» и «мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек» (1Ин.2:15,17); и о непоколебимом Царстве Бога, которое готово открыться (1Пет.1:3-5), Которое вечно будет стоять, о чем было ещё Даниилу открыто (Дан.2:44-45).

Будущий век или будущая Вселенная — это цель верующего человека! Это самая великая и большая цель человечества, какая только и может быть! Нет большей цели для человека, как достигнуть жизнь в будущем Божественном Царстве! Хорошо каждый об этом подумай и пойми! Пусть дойдет до твоего слуха, услышь и уразумей, что перед тобой стоит ЦЕЛЬ, больше которой вообще ничего нет в твоей земной жизни! Это цель всех целей вообще, и если ты не достигнешь этой цели, то просто ужасно и страшно говорить о том, что тебя ожидает!

Сей мир — временный; небесный мир — непреходящий…

«Проходит образ мира сего…» — это не пустые слова, но это есть великая истина от Бога, которая благовествуется уже тысячи лет, но для того и благовествуется, чтобы люди это поняли, поверили и перешли в совершенно другой, Небесный мир. Дорогу же туда открыл и проложил Самим Собою Иисус Христос.

И на самом деле, не надо иметь особо глубокие познания, чтобы видеть, куда идет сей мир! Он гибнет! Идет медленное, но верное его самоуничтожение тем, что вся окружающая среда заражена различными ядами, химикатами, атомным излучением. Уже одно то об этом говорит, что создаются партии в защиту окружающей среды; люди объединяются, протестуют, но остановить процесс уничтожения просто невозможно, как бы этого ни желали! Идут войны на уничтожение. Казалось бы, люди настолько стали развитыми, столь многого достигли, прекрасно все понимают, что такое война, однако ничего не могут поделать: не успела она прекратиться в одном районе, как вспыхнула в другом! Наводнения, землетрясения, пожары, голод, эпидемии болезней, организованная преступность — всеми болезнями, какие только существуют, болеет сей мир, и вылечить, остановить проходящий процесс этого мира просто невозможно — проходит образ мира сего!

Но тем более ярко светит цель — будущий мир, мир Божий, вечный, непреходящий! Познать эти два образа: образ мира сего и образ будущего мира, познать и растворить верою в себе должен Христианин. Ибо от того, насколько человек познает это, зависит его вера, ибо смысл веры вообще есть познание о том, что сей мир временный, преходящий; будущий мир — непоколебимый, вечный!

Главная цель Иисуса Христа в Его явлении в сей мир — это проповедь Царствия Божия. Его явление в сей мир есть, во-первых, свидетельство о том, что есть на самом деле другой, духовный мир, мир, не имеющий ничего общего с физическим, временным миром. Начиная Свое служение в этом мире, Иисус Христос сказал прежде: «исполнилось время и приблизилось Царствие Божие» — потом сказал: «покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мрк.1:15). Царствие Божие — это ЦЕЛЬ, покаяние и вера — СРЕДСТВО, которым можно попасть в это Царство!

Благовестие, вера, путь, учение, Крест, Жертва Иисуса Христа — средство, которым есть возможность перейти в духовное, вечное Божие Царство! Царство Божие, будущая Вселенная, новая земля и небо — цель, ради которой я верую, подвизаюсь, стремлюсь, простираюсь, пользуясь словом о Кресте, пользуясь Самим Христом, Его жизнью, Его силой! Ясный прообраз этому Израильский народ: Египет — рабство; обетованная земля — цель!

Чтобы достигнуть эту цель, нужно было выйти из Египта, пройти путь до цели, затем войти в обетованную землю — достижение цели! Так и ныне: сей, физический, мир — рабство; Царствие Божие — цель. Чтобы достигнуть эту цель, нужно выйти из сего мира и перейти в Царствие Божие. Выход, переход, вход — весь путь этот есть Христос!

Суть Евангелия — проповедь о Царствии Божием…

«…Пришел Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Царствия Божия» (Мрк.1:14). Евангелие, другими словами Благовестие Царствия Божия, есть проповедь Царствия Божия, что Оно приблизилось, какое Оно есть (Господь это показал во всех Своих притчах), как в Него войти. Когда в одном городе хотели, чтобы Господь не уходил от них, чтобы остался еще с ними, Он сказал: «…и другим городам благовествовать Я должен Царствие Божие, ибо на то Я послан» (Лк.4:42-44). Христос тут показал, для чего он пришел в этот мир: «на то Я послан». И далее говорит Евангелие: «После сего Он проходил по городам и селениям, проповедуя и благовествуя Царствие Божие, и с Ним Двенадцать» (Лк.8:1).

Затем Господь посылает двенадцать Апостолов проповедывать о главной цели Евангелия, о Царствии Божием (Лк.9:1-2). Затем Он избрал семьдесят других учеников, которых посылает по два пред лицом Своим проповедовать Царствие Божие: «Если … не примут вас, то, выйдя на улицу, скажите: «И прах, прилипший к нам от вашего города отрясаем вам; однако же знайте, что приблизилось к вам Царствие Божие». Сказываю вам, что Содому в день оный будет отраднее, нежели городу тому» (Лк.10:1,8-12).

Свт. Иоанн Златоуст

Ст. 36-37 Отвеща Иисус: Царство Мое несть от мира сего: аще от мира сего было бы Царство Мое, слуги Мои (убо) подвизалися быша, да не предан бых был Иудеом: ныне же Царство Мое несть отсюду. Рече же ему Пилат: убо Царь ли еси Ты; Отвеща Иисус: ты глаголеши, яко Царь есмь Аз: Аз на сие родихся и на сие приидох в мир, да свидетелствую истину: (и) всяк, иже есть от истины, послушает гласа Моего

Что же Христос? Царство Мое несть от мира сего (ст. 36) . Он возводит Пилата, который был не очень зол и не похож на иудеев, и хочет показать, что Он не простой человек, но Бог и Сын Божий. И что ж Он говорит? Аще от мира сего было бы Царство Мое, слуги Мои убо подвизалися быша, да не предан бых был Иудеом (ст. 36) . Этим Он уничтожил то, чего именно доселе страшился Пилат – уничтожил подозрение в похищении Им царской власти. Ужели же Царство Его не от мира сего? Конечно от мира. Как же Он говорит: несть ? Это не то означает, будто Он здесь не владычествует, но то, что Он имеет начальство и на небе и что власть Его не есть человеческая, но гораздо выше и славнее человеческой. Но если Его власть выше, то каким образом Он взят этою последнею? Он предал Сам Себя добровольно. Но Он пока не открывает этого, а что говорит? Если бы Я был от мира сего, слуги Мои убо подвизалися быша, да не предан бых был Иудеом. Этим показывает слабость царства земного, так как оно получает свою силу от слуг; а горнее Царство сильно само по себе и не нуждается ни в ком. Еретики в этих словах находят предлог утверждать, что Христос отличен от Создателя. Но как же о Нем сказано: во своя прииде (1, 11) ? И что, с другой стороны, значат слова Его: от мира не суть, якоже и Аз от мира несмь (17, 16) ? В таком же смысле Он говорит и о Царстве, что оно не от мира. Этим Он не отнимает у Себя власти над миром и промышления о нем, но показывает, что Царство Его, как я уже сказал, не есть человеческое и скоропреходящее. Что же Пилат? Убо царь ли Ты? Отвеща Иисус: ты глаголеши, яко царь Аз есмь: Аз на сие родихся (ст. 37) . Если же Он родился царем, то от рождения же имеет и все прочее, и нет у Него ничего, что бы Он приобрел впоследствии. Следовательно, когда ты слышишь: якоже Отец имать живот в Себе, тако даде и Сынови живот имети в Себе (5, 26) , то не представляй здесь ничего другого, кроме рождения. Таким же образом разумей и другие подобные места. И на сие приидох в мир, да свидетельствую истину (18, 37) , то есть чтобы это самое всем возвестить, всех этому научить и всех в этом убедить.

Прав. Иоанн Кронштадтский

Так, Господи: эти слепцы думали, что Ты хочешь быть земным царем, но они ошибались. Ты был Царь вечный; Ты имел славу царскую у Отца Твоего прежде бытия мира (Ин. 17,5) .

Дневник. Том II. 1857-1858.

Блж. Феофилакт Болгарский

Иисус отвечал: Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда

Евфимий Зигабен

Отвеща Иисус: Царство Мое несть от мира сего: аще от мира сего было бы Царство Мое, слуги Мои (убо) подвизалися быша, да не предан бых был Иудеом: ныне же Царство Мое несть отсюду

Лопухин А.П.

Иисус отвечал: Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда

Христос отвечает Пилату, что ему, как представителю римской власти, власть, на которую заявляет Свои права Христос, не представляет опасности. Царство или власть Христа не от этого мира или не отсюда. Оно небесного происхождения (ср. Ин.3:5) и должно утвердиться на земле не теми средствами, какими обыкновенно основываются и утверждаются земные царства: у Христа нет сильных сторонников, которые бы могли произвести политический переворот в Его пользу. Сама выдача Христа иудеям не могла бы состояться без сильного сопротивления со стороны Его приверженцев, если бы такие у Него были в достаточном числе («ныне » – очевидно).

Сказав сие,

Не сказал евангелист «Иисус, помолившись таким образом», но – «сказав сие». Ибо предшествовавшая речь была не молитвою, а беседою, и была для утешения учеников.

Иисус вышел с учениками Своими за поток Кедрон, где был сад, в который вошел Сам и ученики Его.

Иисус идет среди ночи, переходит реку и спешит прийти на место, известное Его предателю. Сам Себя выдает убийцам для того, чтобы показать, что Он идет на страдание добровольно, и освобождает иудеев от труда искать Его. Дабы они не затруднялись, переходя туда и сюда и отыскивая Его, Он Сам идет к ним, Сам отдает Себя в руки их; ибо в саду они находят Его, как бы в какой-нибудь темнице.

Сад, в котором спасение наше получило начало, может быть сравнен с раем. Ибо в саду мы ниспали из рая; в саду, видим, начинается и спасительное страдание Христово, и исправляет все прежние бедствия.

. Знал же это место и Иуда, предатель Его,

Чтобы ты не подумал, будто Иисус удалился в сад с целью укрыться, евангелист прибавляет, что знал сие место и Иуда. Посему Иисус отходит в сие место скорее с целью открыться, чем укрыться.

потому что Иисус часто собирался там с учениками Своими.

Иуда знает сие место потому, что Иисус часто хаживал туда. Ибо Господь любил уходить в места пустые и пристанища спокойные, особенно когда передавал что-нибудь таинственное.

Почему Иуда знал, что Иисус в настоящее время находится в саду, и не думал найти Его спящим в дому? Он знал, что Господь много ночей проводил вне града и дома, а посему и тогда вышел вон. И иначе: он знал, что Господь во время праздника особенно имел обычай учить учеников своих чему-нибудь высшему. А, как мы сказали, Он учил учеников Своих таинственному и в местах таинственных. И как тогда был праздник, то Иуда догадывался, что Иисус находится там, и по обычаю рассуждает с учениками Своими относительно праздника.

. Итак Иуда, взяв отряд: воинов и служителей от первосвященников и фарисеев,

Уговаривают на помощь себе отряд воинов за деньги; ибо воины таковы, что золотом их можно подкупить. Приходит их много, потому что боятся последователей Иисуса, привязанных к Нему ради Его учения и чудес.

приходит туда с фонарями и светильниками и оружием.

Несут с собою фонари и светильники, чтобы Иисус, скрывшись во тьме, не бежал от них. А Он настолько не нуждался в бегстве, что Сам выходит к ним и выдает Себя.

. Иисус же, зная все, что с Ним будет, вышел и сказал им: кого ищете?

Господь спрашивает их не потому, будто имел нужду знать; евангелист говорит, что Он знал «все, что с Ним будет». А как Он знал, что с Ним будет, то спрашивает не по нужде знать, но с целью показать, что и тогда, как Он налицо, они не видели Его и не узнавали.

. Ему отвечали: Иисуса Назорея. Иисус говорит им: это Я. Стоял же с ними и Иуда, предатель Его.

Он спрашивает, как другое лицо, и Его не узнают по голосу ни прочие, ни сам Иуда. А что не узнали Его не по причине темноты, это видно из того, что, по сказанию евангелиста, они пришли с фонарями. Если допустим, что не узнали Его и по причине темноты, то по голосу должны были узнать Его. Итак, Господь спрашивает для того, как мы сказали, чтобы показать, что ни по виду, ни по голосу не узнали Его. Так, значит, сила Его была неизреченна, что не могли бы и распять Его, если бы Он Сам не предался добровольно.

. И когда сказал им: это Я, они отступили назад и пали на землю.

Господь не только ослепил глаза их, но и поверг их на землю одним только вопросом Своим. То, что пришедшие на Иисуса пали, было знаком всеобщего ниспадения этого народа, которое и постигло его впоследствии, после смерти Христовой, как и Иеремия предсказал: «Дом Израиля пал, и нет восстановляющего». И так падают все те, которые противятся слову Божию.

Господь поверг их на землю для того, чтобы показать и силу Свою, и то, что Он идет на страдание добровольно. Сверх сего, Он устрояет и нечто другое. Чтобы кто-нибудь не сказал, что иудеи нисколько не согрешили, ибо Он Сам предался в руки их и явился к ним, для того Он и показывает над ними это чудо, и его было достаточно для вразумления их. Но когда и после этого чуда они остались при своей злобе, тогда Он отдает Себя в руки их.

. Опять спросил их: кого ищете? Они сказали: Иисуса Назорея.

. Иисус отвечал: Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их, пусть идут,

Смотри, как до последнего часа Господь не оставляет любви к ученикам. "Если, – говорит, – Меня ищете, оставьте их, пусть идут».

. Да сбудется слово, реченное Им: из тех, которых Ты Мне дал, Я не погубил никого.

Да сбудется слово, сказанное Им: «Из тех, которых Ты Мне дал, Я не погубил никого» (). Господь говорит о погибели душевной, которой не подвергся никто из учеников Его, а евангелист понял это и о погибели телесной.

Чудно, как воины не взяли вместе с Ним апостолов и не умертвили их даже и тогда, когда Петр раздражил их. Очевидно, это совершилось силою Того, Кто был взят ими, и изречением, которое Он прежде сказал, что никто из них не погиб (). Что ученики остались невредимыми по силе изречения Господня, этому научает нас и евангелист, когда говорит «да сбудется слово, сказанное Им, что Я не погубил никого из них». По причине немощи их, поставляет их вне искушений.

Так Он устрояет и ныне с нами, хотя мы и не сознаем. Посему, если найдет на тебя искушение, веруй, что если бы Господь не знал, что ты можешь победить оное, Он не допустил бы ему и прийти к тебе, как тогда к ученикам.

. Симон же Петр, имея меч, извлек его, и ударил первосвященнического раба, и отсек ему правое ухо. Имя рабу было Малх.

Петр видел, что Господь поверг их на землю; слова Господа «оставьте их, пусть идут» исполнили его смелости, и он подумал, что время уже отмщать, вынимает меч и ударяет раба. Если ты спросишь, зачем меч у того, которому заповедано не иметь «ни сумы, ни двух одежд» (), то знай, что он имел нужду в нем для заклания агнца, нес его при себе и после вечери; или же – что он, опасаясь нападения, еще прежде заготовил меч на этот случай. Если ты недоумеваешь, как тот, которому не велено ударять в ланиту (), готов был совершить убийство, то слушай, что Петр в особенности отмщал не за себя самого, а за Учителя. Притом же они не были еще вполне совершенны. Ибо впоследствии прошу тебя посмотреть на Петра: он крайне страдает и радуется. А теперь, негодуя на несправедливость к Учителю, он покушается на самую голову и, не усекнув ее, по крайней мере отсекает ухо. Иисус прикладывает и исцеляет ухо, и этим чудом снова удерживает безумных иудеев от рвения к убийству. А как чудо над ухом было велико, то евангелист замечает имя раба, чтобы читающие, в случае сомнения, могли разыскать и исследовать, точно ли так это было.

Я прошу тебя заметить, что отсечение правого уха у первосвященникова раба было знаком непослушания их. Ибо ослепление пришло на Израиля, чтобы слышащие не слышали, за нечестие их против Спасителя, которое особенно сильно было в первосвященниках, почему и знак – отнятие уха – был на рабе первосвященника. Восстановление уха указывает на будущее восстановление разумения израильтян, которого они лишились ныне. Ибо Илия придет и приведет их ко Христу, и их, отцов, соединит с нами, сыновьями, о чем пророчествовал и Малахия ().

. Но Иисус сказал Петру: вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?

Господь удерживает Петра и с угрозою говорит: «Вложи меч твой в ножны». В то же время и утешает, говоря: «Неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?» Ибо сим показывает, что страдания зависят не от силы их, но от Его соизволения, и что Он не противник Богу, но исполняет волю Отца даже до смерти. Назвав страдания «чашею», дает знать, что для спасения человеческого приятна и вожделенна.

. Тогда воины и тысяченачальник и служители Иудейские взяли Иисуса и связали Его,

Когда Господь сделал все, что могло укротить их, а они не уразумели, тогда позволил им вести Себя.

. И отвели Его сперва к Анне, ибо он был тесть Каиафе, который был на тот год первосвященником.

Они связывают Его и отводят к Анне, с каким-то торжеством по сему случаю и похвальбою, как будто одержали великую победу.

. Это был Каиафа, который подал совет Иудеям, что лучше одному человеку умереть за народ.

Евангелист напоминает пророчество Каиафы () для того, чтобы показать, что это совершилось для спасения мира, и что истина сия настолько важна, что и самые враги предсказывали об этом. Итак, чтобы ты, услышав об узах, не смутился, он напоминает тебе пророчество, то есть что и узы, и были спасительны, и посему-то Господь терпел их.

. За Иисусом следовали Симон Петр и другой ученик;

Кто был этот другой ученик? Тот самый, который написал об этом, но он скрывает себя по смиренномудрию. Поелику он хочет выставить совершенство, что он последовал за Иисусом, тогда как прочие разбежались: посему он себя скрывает и впереди себя поставляет Петра. «За Иисусом, – говорит, – следовали Симон Петр», потом прибавляет: «и другой ученик».

Итак, по смирению он себя скрывает. И если он упомянул о себе, то упомянул для того, чтобы мы знали, что он обстоятельнее прочих рассказывает о происшествиях во дворе архиерейском, так как он сам был внутри двора.

ученик же сей был знаком первосвященнику и вошел с Иисусом во двор первосвященнический.

Смотри опять, как он отстраняет от себя похвалу. Дабы ты, услышав, что Иоанн пошел с Иисусом, не подумал о нем что-нибудь великое, он говорит, что он «был знаком первосвященнику». «Я, – говорит, – вошел вместе с Ним не потому, будто бы был мужественнее прочих, но потому, что был знаком первосвященнику».

. А Петр стоял вне за дверями.

О Петре объявляет, что он следовал за Иисусом по любви к Нему, а остановился вне двора потому, что не был знаком.

Потом другой ученик, который был знаком первосвященнику, вышел, и сказал придвернице, и ввел Петра.

Что Петр вошел бы, если бы ему было позволено, видно из того, что когда Иоанн вышел и велел привратнице ввести его, Петр тотчас вошел.

Почему же Иоанн сам не ввел его, а велел сделать это женщине? Потому, что крепко держался Христа, следовал за Ним неотступно и не хотел отлучиться от Него.

. Тут раба придверница говорит Петру: и ты не из учеников ли Этого Человека?

Женщина спрашивает Петра без дерзости, без грубости, но очень кротко. Ибо она не сказала «и ты не из учеников ли этого обманщика», но – «Этого Человека», а это, скорее, были слова сожалеющей и проникнутой любовью к человеку. Сказала «и ты не из учеников ли» потому, что Иоанн был внутри двора. Женщина эта говорила так кротко, а он ничего этого не заметил, опустил из внимания и предсказание Христа.

Он сказал: нет.

Так слабо само по себе человеческое естество, когда оно оставлено Богом. Некоторые, напрасно желая угодить Петру, говорят, что Петр отрекся не потому, что боялся, но потому, что постоянно желал быть со Христом и следовать за Ним; а он знал, что если объявить себя учеником Иисуса, то его отлучат от Него, и он не будет иметь возможности следовать за Ним и видеть возлюбленного. Поэтому отрекся, сказав, что он не ученик.

. Между тем рабы и служители, разведя огонь, потому что было холодно, стояли и грелись. Петр также стоял с ними и грелся.

С этою же мыслью он и грелся. Ибо для видимости он делал то же, что и слуги, как один из них, дабы не обличили его по изменению в лице, не выгнали из среды себя, как ученика Христова, и не лишили возможности видеть Его.

. Первосвященник же спросил Иисуса об учениках Его и об учении Его.

Первосвященник спрашивает Иисуса об учениках, может быть, так: «Где они, кто они, с какою целью Он собирал их, и какое у Него намерение?» Он хотел обличить Его, как нововводителя какого-нибудь или возмутителя.

Спрашивает и об учении: в чем оно заключается, не разнится ли от Закона, не противно ли Моисею, дабы и в учении найти повод убить Его, как богопротивника.

. Иисус отвечал ему: Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего.

Что же Господь? Он отвечает на подозрения его. "Я, – говорит, – тайно не говорил ничего». Ты подозреваешь во Мне какого-то мятежника, тайно составляющего какие-то заговоры; а Я тебе говорю, что тайно Я не говорил ничего, то есть ничего возмутительного и, как тебе думается, ничего нового не ввожу, и с хитрым и тайным намерением Я не говорил ничего Своего.

Если мы будем понимать эти слова Господа не в соответствии с подозрением первосвященника, то Он представится говорящим ложь. Ибо Он многое говорил тайно, именно то, что превышало понятия простого народа.

Христос, сказав «тайно не говорил ничего», напоминает пророчество, говорящее: «Не тайно Я говорил, не в темном месте земли» ().

. Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им; вот, они знают, что Я говорил.

«Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших». Это слова не человека надменного, но уверенного в истине своих слов. «Спроси, – говорит, – этих врагов, этих ненавистников, этих служителей, которые связали Меня». Ибо это самое несомненное доказательство истины, когда кто в свидетели своих слов приводит своих врагов. А эти самые служители прежде отзывались так: «Никогда человек не говорил так, как Этот Человек» ().

. Когда Он сказал это, один из служителей, стоявший близко, ударил Иисуса по щеке, сказав: так отвечаешь Ты первосвященнику?

И после такого ответа Ему не удивляются, но наносят удар в ланиту! Что же может быть наглее этого? Но Тот, Кто может все потрясти и уничтожить, не делает ничего такого, но произносит слова, которые могут укротить всякое зверство.

. Иисус отвечал ему: если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?

«Если, – говорит, – ты можешь порицать сказанное Мною, то докажи, что Я сказал худо; если же не можешь, то зачем бьешь Меня?» Или и так. «Если Я сказал худо», то есть если Я учил худо, когда учил в синагогах, то приступи теперь и свидетельствуй об этом худом учении Моем и доставь полные сведения первосвященнику, который теперь спрашивает Меня об учении Моем. Если же Я учил хорошо, и вы, служители, дивились Мне, то за что теперь ты бьешь Меня, Которому прежде ты удивлялся?

Этот служитель ударил Господа для того, чтобы избавиться от великого преступления. Так как Иисус предстоящих призвал в свидетели, говоря: «Вот, они знают, что Я говорил»; то служитель сей, желая отвлечь от себя подозрение, что он был из числа дивившихся Иисусу, и ударил Его.

. Анна послал Его связанного к первосвященнику Каиафе.

Так как не нашли в Нем никакой вины, то отводят Его к Каиафе, быть может, надеясь, что он, как более хитрый, найдет что-нибудь против Иисуса достойное смерти, или уличив Его в ответе, или обличив в каком-нибудь поступке.

. Симон же Петр стоял и грелся. Тут сказали ему: не из учеников ли Его и ты? Он отрекся и сказал: нет.

. Один из рабов первосвященнических, родственник тому, которому Петр отсек ухо, говорит: не я ли видел тебя с Ним в саду?

. Петр опять отрекся; и тотчас запел петух.

А Петр, горячий любитель, одержим такою бесчувственностью, что Учителя повели уже, а он еще не двигается с места и греется, так что его опять спрашивают, и он отрекается, и не только во второй раз, но и в третий.

Для чего это все евангелисты согласно написали о Петре? Не для того, чтобы осудить своего соученика, но чтобы нас научить, сколько худо – не обращаться во всем к Богу, а полагаться на себя.

Нужно удивляться и человеколюбию Владыки. Он связан; Его водят из места в место; однако же, Он не оставил попечения об ученике Своем, но, обращаясь, взглянул на Петра, как замечает другой евангелист (), и этим взглядом упрекнул его в слабости и возбудил в нем раскаяние и слезы.

Что тогда случилось с Петром, то же и ныне испытывают на себе многие из нас, как можно видеть. Сущее в нас Слово Божие связывается и как бы забирается в плен, порабощаемое то скорбью, то удовольствием. Ибо мы тем и другим связываемся и отводимся в плен, или удовольствиями мирскими, или скорбями, забывая Бога. Тогда Слово осуждается, а бессловесие побеждает, и раб ударяет владыку, ибо таково восстание страстей. Ум наш, как бы иной Петр, часто надеется на себя, что не отречется от Слова посему и стоит, и греется. «Стоит», потому что не преклоняется, не смиряется, но одинаково и упорно остается при самоуверенности. «Греется», потому что самоуверенностью болит, от горячности и надмения. Но его обличает «раба», какое-нибудь небольшое и расслабляющее удовольствие, и он тотчас отрекается от Слова, и подчиняется бессловесию. Или его обличает какое-нибудь скорбное искушение, как и тогда Петра обличал «раб» и тогда обнаруживается бессилие его. Но будем молиться, чтобы Иисус, Слово Божие, взглянул на нас и возбудил нас к покаянию и слезам, когда мы выйдем из двора князя мира сего, этого первосвященника, распинающего Господа. Ибо, когда мы выйдем из мира сего, который есть двор князя мира, тогда только воспрянем для искреннего покаяния, как и апостол Павел говорит: «выйдем к Нему за стан, то есть мир сей, нося Его поругание» ().

. От Каиафы повели Иисуса в преторию.

Господа водят по многим судилищам, думая, что они обесславят Его; а истина, напротив, еще более обнаружилась, чрез рассмотрение дела многими судилищами. Ибо Господь вышел из всех их необвиненным, получил силу непререкаемую.

Ведут Его в преторию, потому что сами не имели власти умерщвлять, так как они находились под владычеством римлян. При этом они боялись, чтобы впоследствии не подвергнуться суду и наказанию за то, что умертвили без суда.

Было утро;

«Было утро» говорит для того, чтобы ты знал, что Каиафа допрашивал Господа в полночь, ибо Он отведен был к Каиафе прежде, чем петух пропел. О чем он спрашивал Господа этот евангелист умолчал, а другие сказали. Когда ночь прошла в этих допросах, наутро отводят Его к Пилату.

и они не вошли в преторию, чтобы не оскверниться,

Какое безумие! Когда убивают несправедливо, не думают, что они оскверняются. А войти в судилище считают для себя осквернением.

но чтобы: можно было есть пасху.

Господь совершил ее в первый день опресночный (). Посему мы под Пасхою должны разуметь или весь семидневный праздник, или понимать так, что они на этот раз должны были есть пасху вечером в пятницу, а Он совершил ее одним днем ранее, чтобы заклание Самого Себя соблюсти на пятницу, когда совершалась и ветхозаветная Пасха.

. Пилат вышел к ним и сказал: в чем вы обвиняете Человека Сего?

Пилат поступает несколько справедливее. Он сам выходит. И хотя увидел Господа связанным, однако, не счел этого достаточным для обвинения Христа, но спрашивает, за что Он связан.

. Они сказали ему в ответ: если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе.

А они, не имея ничего сказать, говорят: «Если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе». Видишь ли, как они везде уклоняются от доказательств. Анна спросил, и не нашел ничего, отослал к Каиафе. Этот, посудив несколько, отсылает к Пилату. Потом, Пилат опять спрашивает: «В чем вы обвиняете Человека Сего?» Они и тут ничего не могут сказать.

. Пилат сказал им: возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его.

Поелику же они никакого обвинения не выставляют, он говорит: «Возьмите Его вы». Так как вы присваиваете суд самим себе и хвалитесь, что никогда не поступали бы несправедливо (ибо говорят: «Если бы Он не был злодей, то мы не предали бы Его тебе» ), то возьмите Его сами и судите. Если же вы привели Его ко мне и делу Его придаете вид суда (законную форму), то необходимо высказать, в чем Этот Человек виноват. Итак, судите Его вы, ибо я не могу быть таким судьею; если закон ваш наказывает без вины, то судите сами.

Иудеи сказали ему: нам не позволено предавать смерти никого, –

На это они говорят: «Нам не позволено предавать смерти никого». Говорят это, зная, что римляне осуждают мятежников на распятие. Дабы Господь был распят, и Его была позорнее, и разгласили Его проклятым, для этого они притворно говорят, что им не позволено никого убивать. А как Стефана побивали камнями? Но я сказал, что они говорят так потому, что желают, чтобы Господь был распят. Они как бы так сказали: «Нам не позволено никого умерщвлять на кресте, но нам желательно, чтобы Этот был распят».

. Да сбудется слово Иисусово, которое сказал Он, давая разуметь, какою Он умрет.

«Да сбудется слово Иисусово» о Своей смерти, а именно: или то, что Он будет распят (), или что Он будет умерщвлен не иудеями, а язычниками (). Итак, когда иудеи сказали, что им не позволено убивать, тогда берут Его уже язычники, и по обычаю своему распинают на кресте, и таким образом слово Иисусово сбывается в том и другом отношении, в том, что Он предан язычникам, и в том, что Он распят.

. Тогда Пилат опять вошел в преторию, и призвал Иисуса, и сказал Ему: Ты Царь Иудейский?

Пилат призвал Иисуса наедине. Поелику о Нем было высокое мнение, то он хотел точнее все узнать, вдали от смятения иудейского. Итак, спрашивает Его, царь ли Он? Что говорили все, то он и выставляет на вид.

. Иисус отвечал Ему: от себя ли ты говоришь это, или другие сказали Тебе о Мне?

А Христос его спрашивает, сам ли от себя он говорит это, или от других? Не потому, что не знает, но потому, что желает обнаружить злой умысел иудеев так, чтобы и Пилат обвинил их.

И иначе. Господь спрашивает Пилата, сам ли от себя он спрашивает это, или по внушению других, и тем обличает его в неразумии и несправедливом суде. Он как бы так говорит Пилату: «Если ты говоришь это сам от себя, то укажи признаки Моего восстания; если же тебе донесли другие, то произведи точное исследование».

. Пилат отвечал: разве я Иудей? Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал?

Посему и Пилат правильно отвечает, что Его предатели иудеи, и вину отводит от себя. Пилат не говорит, что он слышал от других, но просто ссылается на мнение народа и говорит: «Предали Тебя мне; что Ты сделал?» Это, кажется, слова как бы огорченного и ожесточенного. «Ибо, – говорит, – что Ты сделал? "

. Иисус отвечал: Царство Мое не от мира сего;

Господь отвечает: и таким ответом совершает два дела: во-первых, возводит Пилата к познанию, что Он не простой человек и не из числа земных существ, но и Сын Божий, во-вторых, уничтожает подозрение в похищении верховной власти. «Царство Мое не от мира сего» : посему не бойся Меня, якобы тирана и мятежника.

если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям;

Здесь же показывает и слабость нашего (земного) царства, ибо оно имеет силу в слугах, а Царство Вышнее сильно само в себе и ни в ком не нуждается. А манихеи в этих словах находят предлог говорить, что мир сей чужд благого Бога. «Ибо, – говорят, – Сын Божий говорит, что Царство Мое не отсюда ». Но, о безумные, вы прежде вникните в это изречение.

но ныне Царство Мое не отсюда.

Он сказал «Царство Мое не от мира сего», и опять – «не отсюда», но не сказал «оно не в мире сем и не здесь». Он царствует в мире сем, промышляет о нем и по Своему хотению всем управляет. Но царство Его «не от мира сего», а свыше и прежде веков и «не отсюда», то есть не от земли состоялось, хотя здесь имеет силу и пребывает, но не отсюда, и не состоит из дольнего, и не падает. Потом, как нужно было бы понимать слова «пришел к своим» (), если бы мир сей не был Ему Свой?

. Пилат сказал Ему: итак Ты Царь? Иисус отвечал: ты говоришь, что Я Царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине;

Когда Пилат спросил Господа, Царь ли Он, Он отвечал: «Я на то родился», то есть чтобы быть Царем. Я имею это по существу и по рождению от Отца. Ибо то самое, что Я родился от Царя, свидетельствует, что Я – Царь. Посему, когда слышишь, что Отец дал Сыну жизнь, и суд, и все прочее (), то слово «дал» понимай вместо «родил» Его, так что Он имеет жизнь, судит, и все это приходит от Отца к Сыну по естеству. «На то Я пришел в мир» сей, чтобы сказать это, и научить, и убедить всех в том, что Я – Царь, Владыка и Господь.

Некоторые в словах «Я на то родился» разумели указание не на предвечное рождение от Отца, а на рождение в последнее время от Девы. Я для того соделался человеком и родился от Марии, чтобы погубить ложь и диавола и доказать, что Божеское естество царствует над всеми. Итак, истина состоит в том, чтобы познавали Меня и чрез это познание спасались. Я для того пришел, чтобы сообщить людям истинное познание о Боге и даровать им спасение.

всякий, кто от истины, слушает гласа Моего.

Желая этим привлечь внимание Пилата и склонить к выслушанию Своих слов, говорит: «Всякий, кто от истины, слушает гласа Моего». Посему и ты, Пилат, если ты чадо истины и любишь ее, послушаешь Моего гласа и поверишь, что Я – Царь, но не такой, каковы цари мира сего, имею власть не приобретенную, а природную, присущую Мне по самому рождению от Бога и Царя. Делает здесь намек и на то, что иудеи не суть от истины, потому что не хотят слушать гласа Его; если же они не от истины, то, без сомнения, вымыслили на Него все ложно, и Он истинно не повинен смерти.

. Пилат сказал Ему: что есть истина?

Этими немногими словами Он так пленил Пилата, что Пилат спросил об истине, что она такое. Ибо она почти исчезла между людьми, и никто не знал ее, а все были уже в неверии.

И, сказав это, опять вышел к Иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в Нем.

Но Поелику этот вопрос требовал особого времени для разрешения, а теперь нужно было избавить Иисуса от неистовства иудеев, то Пилат выходит к ним и говорит: «Я никакой вины не нахожу в Нем», и говорит это разумно.

. Есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху;

Достойно исследования то, по какому поводу возник у иудеев обычай отпускать ради Пасхи одного узника. На это можно, во-первых, сказать то, что учащие «учениям, заповедям человеческим» (), весьма много вводили от своего мудрования, но не соблюдали заповедей Божиих. Так и это ввели без разумного основания, между тем как в прочих случаях оставляли обряды, предписанные законом. Потом, можно сказать, что и в Писании находится похожее законоположение, с которого они могли взять повод ко введению в обычай таких отпусков лиц осужденных. Ибо о невольном убийстве написано: «если кто-нибудь не по вражде и без особенного намерения причинит зло ближнему, бросит сосуд или камень, а упавшая вещь поразит проходящего, и человек этот умрет; то такой убийца – невольный. Рассудит же об этом вся синагога (собрание), и освободят его от смерти, ибо он убил не злонамеренно, но поместят его во град убежища, то есть накажут изгнанием». Отсюда, быть может, как мы догадываемся, взяли они повод и ввели такой обычай, чтобы отпускать одного из осужденных за убийственное намерение. Закон предписывает это дело вести синагоге иудейской, но как иудеи были во власти римлян, то и право отпускать узников они предоставляли начальникам римским, как теперь Пилату.

хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского?

Ибо не сказал «хотя Он погрешил и достоин смерти, но для праздника простите Ему», но сначала объявил Его свободным от всякой вины, а потом уже предлагает им и об отпуске Его. Посему, если Иисус будет отпущен, то им Он не обязан нисколько: ибо они отпустили невинного. Если осудят Его, этим докажется злоба их, потому что осудили невинного.

Смотри: и название «Царя Иудейского» имеет некоторый свой смысл. Пилат этим, очевидно, высказывает то, что Иисус нисколько не виноват, но что они напрасно обвиняют Его, будто Он домогается царства. Ибо того, кто выдает сам себя за царя и восстает против владычества римлян, правитель римский не отпустил бы. Посему, сказав «отпущу Царя Иудейского», Пилат объявляет Иисуса решительно невинным и насмехается над иудеями, говоря как бы так: «На Кого вы клевещете, что Он выдает Себя за царя, Кого вы называете бунтовщиком и мятежником, Того я признаю нужным отпустить, очевидно, потому, что Он не таков».

. Тогда опять закричали все, говоря: не Его, но Варавву. Варавва же был разбойник.

Смотри, в каких размерах выказывается злоба иудеев. Варавву, известного разбойника, выпрашивают на свободу, а Господа предают.